… Изольда долго не догадывалась о своем изгойстве. Что принадлежит она сразу к трем нетитульным, не пользующимся доверием народам. К нелюбимым. Она без особых мук поступила в консерваторию, куда только за очень большие деньги брали армян, ее выручила немецкая фамилия. Изольда вообще многие годы не задумывалась о своей национальности. Кто она? Еврейка, армянка, немка? В Баку, пожалуй, лучше всего было числиться еврейкой, но мудрый дедушка Марк, который все мог, он даже квартиру получил на Гаджибекова, прямо напротив Дома правительства, предусмотрительно записал ее русской.
Дедушкину мудрость Изольда оценила только много позже, когда вышла замуж за армянина. Впрочем, тоже оценила не сразу, до поры Гарик лишь жаловался, что должен работать не на себя, а писать диссертацию для босса-азербайджанца, коренного. Но вначале Изольда не придавала этому значения и смеялась, потому что это и называлось дружбой народов. Она не подозревала, чем со временем обернется эта дружба…
… Игорь познакомился с Изольдой совершенно случайно. Он работал врачом в хозрасчетной поликлинике на Арбате и, так повернулась судьба, к нему зашла на консультацию мама Изольды, Виктория Марковна. Это была умная, красивая и любезная женщина, человек искусства, которая, прощаясь, оставила телефон и пригласила Игоря приезжать в Баку. «Мой зять с дочкой покажут вам город. У нас очень много интересного», – пообещала она. Скорее всего, что была чисто формальная любезность, еще до Карабаха, но года через три Игорь в самом деле оказался в Баку. Он приехал по кооперативным делам, в столице Азербайджана у него работал агент, плюс он хотел привести на консультации московских профессоров, он практически ничего не знал об Изольде. Даже имя. А может, знал имя? Помнил? Сейчас это уже никакого значения не имело. Как бы там ни было, он приехал и позвонил…
… Произошло это через год с лишним после Сумгаита. Стояла благоухающая весна, город в свежей зелени, сирень, цветы, мандарины в огромных сетках на каждом углу, на приморском бульваре старики играли в шахматы и в нарды. Игорь позвонил и Виктория Марковна, чуть замявшись, сообщила: «У нас очень большое несчастье. Убили зятя. За то, что армянин. В те же дни, что происходили погромы в Сумгаите. Только это случилось здесь, в Баку». Игорь растерялся, ему стало неловко, он выразил соболезнование и хотел положить трубку, но Виктория Марковна настояла: «Здесь такая гнетущая атмосфера, обязательно заходите, мы будем очень рады свежему человеку», – и ему пришлось зайти.
Это было в восемьдесят девятом весной – тогда он впервые увидел Изольду. Она играла Шопена и Листа. И, так случилось, любовь – будто вспышка, его обдало жаром… До того он не верил в любовь. Верил в секс, в дружбу, в наваждение, в преданность, в долг, в привычку, во что угодно… Но вот, стрела Амура… Она была очень красива, Изольда… Каштановые, чуть рыжеватые волосы, дань Германии – светлые глаза. Высокая, стройная, изящные руки с тонкими пальцами, сексуальная, притягательная… Марлен Дитрих Востока… Игорь почувствовал, как заиграли в нем гормоны… Весна…
… Они поднимались на Девичью башню, бродили по старому городу, осматривали дворец Ширваншахов, но Игорь не мог оторвать от нее глаз… Это было сильнее его, сильнее разума… Изольда… Необыкновенные теплые нити протянулись между ними. В тот момент он не думал об опасности. Ни о чем не думал, только о ней… Он забыл, что женат и пригласил Изольду в Москву. И, наверное, сбил с толку. Потому что она действительно приехала…
… Нет, он совсем не чувствовал историю, не предвидел будущее. Не знал – да, еще совсем не догадывался – на что способны люди. Не хотел знать. Генетическая память изменила ему. А между тем все многочисленные родственники Изольды были очень сильно напуганы и все, как один, собирались уезжать. Вот только куда? Немецкие родственники стремились в Германию, еврейские – в Израиль, армянские подумывали об Армении, а кто-то мечтал об Америке. Изольда предпочитала Германию, она очень боялась из-за дочки, Гелочки, та ведь больше, чем наполовину, армянка и – черненькая, смугленькая, в отца. Но он, Игорь, сбил ее с толку. Любовь в самый неподходящий момент, во время чумы, когда прежняя жизнь неумолимо рушилась. Когда люди зверели прямо на глазах. Когда все прежнее распадалось…
Из-за воспоминаний Игорь на миг отключился. Длилось это миллисекунду или чуть больше, он тут же пришёл в себя и подумал, что Манану не следует расспрашивать…
38
… Да, Манану не следовало слишком расспрашивать. Её можно было спугнуть. Мананина история открылась уже после обмена, когда квартира была переоформлена на покупательницу, Розу Наильевну, жену нефтяника из Тюмени, уехавшего на заработки в Алжир. Она ещё не переехала, но стала появляться в новой квартире, и ей тут же всё выложила соседка, которая и в старой хрущёвке жила рядом. Эта женщина знала всю историю женитьбы Сергея. Его семья – обычная московская семья алкоголиков, отец умер от палёного спирта, мать быстро спилась, гуляла и не работала, сам Сергей пристрастился к выпивке ещё в школе. Он был добрый парень, приветливый, учился кое-как, но любил читать книжки. После школы Сергей болтался без дела, иногда, если перепадала работа, подрабатывал; вот только пьяный он становился неуправляемым. Так вот, пьяный, он угнал автомобиль и тут же врезался в столб. Иномарку Сергей помял очень прилично и даже не попытался убежать, заснул прямо в угнанной машине. Хозяин, а это оказался Мананин двоюродный брат, справедливо потребовал компенсацию. Но Сергею не на что было даже опохмелиться. Добрый Зураб, вместо того, чтобы бить Сергея или безнадёжно судиться, стал покупать Сергею водку и давать деньги, только заставил за это жениться на Манане и зарегистрировать её с дочкой, а за ней и Мананиных родителей в своей двухкомнатной квартире в хрущевке.
Мананин отец, профессор, в прошлой жизни он заведовал лабораторией в Сухумском физтехе[81]. Его выгнали с работы за то, что грузин и теперь в Москве он работал на рынке в администрации. Через некоторое время появился новый муж Мананы Виталий, с Украины – и его Сергею тоже пришлось зарегистрировать. С Виталием Сергею очень даже повезло. У того имелась своя фирма в подмосковных Люберцах, где клеили картонные ящики. Он пристроил Сергея к себе на работу и каждый день возил в своем автомобиле.
Старую хрущёвку, между тем, снесли и большое семейство – настоящий теремок – переехало в новый дом. Теперь самое время настало разъезжаться. Манане с родственниками получалась трёшка, но в доме похуже, Сергею с матерью однушка. Но мать Сергея умерла прежде, чем Игорь успел подписать с ней договор.
Поскольку красавец-дом оказался не сдан, то есть существовал в природе, в нём жили и платили коммунальные платежи, но в нужных бумагах он не числился, приватизировать квартиру оказалось невозможно. Оставался один вариант – на деньги Розы Наильевны и на её имя купить две квартиры – для Мананы с семьёй и для Сергея, а потом обменять в «Мосжилсервисе», что Игорь за несколько месяцев и сделал. В результате Манана с Виталием оказались в трёшке в девятиэтажном доме вместе с родителями, Сергей – в разбитой однушке на Севастопольском проспекте, которую Игорь купил для него у чёрного маклера Николая (тот год назад приобрёл эту квартиру на имя сестры у барышников, которые вывезли бывшего жильца-алкоголика умирать в Петушки), а семейство нефтяников из Тюмени – в новом красивом доме. Все были очень довольны.
Игорь, пока занимался расселением, подбирал и оформлял квартиру для Сергея, регистрировал его по новому адресу и снимал с учёта по старому, проникся к парню симпатией. Тот был безропотный, сразу согласился на первую попавшуюся квартиру, и абсолютно не приспособленный к жизни; его было очень жалко. Сергей и пил-то, возможно, не от физической потребности, а просто оттого, что ничего другого не знал и не умел в жизни. У него не хватало воли бороться за место под солнцем, никакой профессии, он не умел работать и не знал, где искать работу. К тому же и никому он не был нужен. Ясно было, что Сергей пропадёт. Как только разъедутся, Виталий не станет возить его на работу в свой цех. И тут же найдутся охотники, которые станут спаивать Сергея, чтобы отнять квартиру. Сергею даже нечем оказалось оплатить телефон. Он был похож на бабочку, а бабочки летают только до осени.
Жалея Сергея, Игорь в то же время подумывал, не стоит ли переселить того в Подмосковье – ему всё равно где жить, но, главное, в Москве Сергею в любом случае не удержаться. Игорь хоть оставил бы дурачку часть денег. Другие ведь просто выбросят его на улицу. Но вместе с тем не слишком хотелось этим заниматься. Игорь никогда раньше не работал в Подмосковье, да и неудобно было сразу начинать разговор. Он решил отложить это дело на осень. К тому же у Сергея, как только тот переселился в однушку, обнаружились родственники с Украины, он сдал квартиру каким-то охламонам и уехал на лето куда-то в Донецкую область.
39
Почти параллельно к концу года, проведённого (очень часто он с сожалением думал: «потерянного») в сонном «Москва-Эстейт», Игорь завершил выгодную частную сделку, которой, конечно, не стал делиться с полумёртвой фирмой. Эта сделка и привела его в «Инвестторгбанк», где он встретил Ирину Шотаевну Барзани.
Во время отдыха в Турции появилось время подумать. Варианты практически отсутствовали. Из царства сна необходимо было бежать как можно скорее. Все сделки Игорь закончил, ничто больше не связывало его с фирмой, нельзя было потерять ещё год. Оставалась Ирина Шотаевна. И, следовательно, «Инвестком». Или запасной вариант, Александра. Вернее, её молодой и нахальный заведующий. И опять-таки «Инвестком». Только на Соколе.
Игорь давно знал Александру. Некоторое время она работала у Владимира Павловича Пивоварова, у того была даже не фирмочка, а так, пиратская группка. Даже офис он снимал неофициально. На Игоря Полтавского Владимир Павлович вышел через диспетчера Валентину Ивановну. Пивоваров пытался заниматься неприватками и жаждал узнать секрет оформления. Но Игорь секрет не открыл, наоборот, убедил, что у Пивоварова при малом количестве сделок выйдут слишком большие накладные расходы – пусть лучше водит клиентов на оформление к нему в «Жилкомплекс». В ответ Пивоваров предлагал объединиться, звал переехать на Южную, но на первых же совместных переговорах начал наезжать на клиента, а потом выговаривал за то, что Игорь искал компромисс – сразу стало ясно, что от подобного ломовика желательно держаться подальше.
Получив отпор, Владимир Павлович почти перестал появляться, а вместо себя стал посылать Александру. С ней у Игоря наблюдался полный контакт, они сделали вместе две или три сделки, пока по вине Пивоварова не случился прокол.
К тому времени Игорь со своими агентами переехал из «Жилкомплекса», организовав филиал на «Красных воротах», и готовился открыть свою фирму. Так вот, вскоре Владимир Павлович привёз на оформление сразу двоих: продавца-детдомовца, не достигшего двадцати трёх лет[82], и несколько странную покупательницу. Детдомовец, как оказалось, запуганный Пивоваровым, к тому же психически неустойчивый, клялся, что хочет продать комнату и переехать в Тверь. Владимир Павлович, что у него всё схвачено, опека непременно даст согласие, а странная покупательница не только оплатила оформление, но ещё и вручила Пивоварову аванс в размере двух тысяч долларов без всяких расписок.
Одним словом, в офисе всё выглядело прекрасно, но стоило только разойтись…
Пивоваров запил на целый месяц, вместо него в опеку пришлось идти Александре, там с ней и разговаривать не стали, а детдомовец тотчас передумал продавать комнату и обратился в милицию. Пока Пивоваров пьянствовал, Александра, и раньше хлебавшая с ним лиха, решила покинуть тонущий корабль. Игорь пригласил её к себе, она обещала, пару раз появилась в офисе и исчезла. Как оказалось, ушла в «Инвестком».
События, между тем, продолжали свой бессмысленный ход. Покупательница, вместо того, чтобы приехать за деньгами на оформление, которые отдала Игорю и расторгнуть договор, наняла то ли коллекторскую фирму, то ли бандитов. Они звонили, грозились, требовали деньги, но по ошибке поехали в «Жилкомплекс» к Алексею, директору. Он и вернул по просьбе Игоря деньги, взятые за оформление. Коллекторы, к большой радости Игоря, отвязались. Лишь звонили несколько раз, разыскивали Пивоварова, но он словно провалился сквозь землю. Зато вместо коллекторов пришёл немолодой, чрезвычайно разговорчивый убэповец[83] в штатском, предъявил удостоверение и начал записывать показания, а заодно ругал риэлторов, «Жилкомплекс», странную покупательницу, которая пряталась от милиции, «Инвестком», залоговые аукционы, всеобщую коррупцию, суды и странные российские порядки, которые мешают бороться с преступностью. Игорь попросил купить для убэповца водку и организовать ужин. Выпив, тот принялся рассуждать:
– Ну, какой-то хернёй вы тут занимаетесь, мелочёвкой. Какого хрена вам сдался этот дебил – детдомовец? Ваш Пивоваров – ещё один дебил… Люди делают настоящие деньги, по-крупному, а мы тут ковыряемся в вашем дерьме…
А ведь что делают, сволочи, – убэповец забылся и перескочил на другое, – продали человеку палёную квартиру, потом сами же вернули её через суд, ну там целая цепь, не придерёшься, а иск к ним подать нельзя. Купил-то он вроде у «Инвесткома», а по бумагам – нет. У какого-то «Жерминаля». Доверенность из Ростова, учредитель, он же директор, бомж. Доверенное лицо вроде бывший агент, но тоже никаких документов. Теперь безработный. А договор с «Инвесткомом» то ли утерян, то ли изъяли в компании. Сплошная, получается, липа. Знаем, кто мошенники, вот они, сидят перед нами, а получается – состава преступления никакого. Известно: вор должен сидеть в тюрьме. Ан нет… Дела-то разваливаются. А ещё говорят: «обвинительный уклон»… Доработать бы до пенсии… и баста. Тоже мне, химию развели с какими-то дебилами…
Игорь не очень понял, что хотел рассказать странный убэповец. До него дошло, как до жирафа: только через много лет он вспомнил убэповца, когда увидел подобную схему. И снова задействован был «Инвестком»…
Между тем, странный убэповец ушёл, дело на время заглохло, пока не появился вышедший из запоя Пивоваров. К Игорю он не приходил, послал за документами Асуану Кужугетовну, заменившую в этом деле Александру. «Асуана, – пояснила она, – это имя от Асуанской плотины. Отец был строитель, ездил на заработки в Египет». Вдвоём они, то есть Пивоваров и Асуана, принялись снова гоняться за детдомовцем и прятаться от коллекторов, вместо того, чтобы просто вернуть деньги. Игорь так и не узнал, чем вся эта история закончилась, его больше не беспокоили…
… Так случилось, что чуть ли не в тот самый день, когда Игорь повстречался с Ириной Шотаевной, позвонила Александра.
– Игорь Григорьевич, – быстро перешла она к делу, – вы ещё работаете в Тверской области?
– Нет, давно не работаю. А что?
– Асуане надо выселить из Москвы алкашей. Очень неплохая квартирка…
– Нет, эти дома не годятся. И доверенности давно просрочены. А ты по-прежнему в «Инвесткоме»?
– Да. А что? – Александра слегка насторожилась.
– Выкупаете у Кужугетовны, что ли?
– Не только у неё, – похвалилась Александра, – у меня отличный заведующий. Если хотите, я с ним поговорю насчёт вас.
– Как его фамилия?
– Морозов.
– Лев Сергеевич, лет тридцати пяти?
– Вы его знаете? – вопросом на вопрос отвечала Александра.
– Да так… очень шапочное знакомство…
… Игорь с Морозовым пересёкся не так давно, в «Москва-эстейт». За год прошла ещё одна сделка: Игорь продавал квартиру на улице Подбельского. Продать квартиру пара пустяков, но сверху выстроилась длинная, ветвистая цепочка. В ней и оказался от «Инвесткома» этот самый Морозов. Он так ломал комедию перед своими клиентами, запуганными донельзя бюджетниками, так делал вид, что защищает их интересы, так упирался, так расписывал маски-шоу и риэлторов-убийц, развёл такой популизм – стало ясно, что Морозов взял очень хорошие деньги и теперь доказывал, что не зря. В конце концов все закончилось громким скандалом. Непосредственно Игоря и его клиента скандал не касался, он сидел молча, вмешаться пришлось лишь в самом конце, перед закладкой денег, когда стараниями Морозова сделка оказалась на грани развала. В этот момент Морозов начал понимать, что зашёл в своей игре слишком далеко и перегнул палку, теперь ему нужно было, не теряя лица, пойти на попятный, так что дело к всеобщему удовлетворению решилось миром. И сделка, и отношения были сохранены, но у Игоря оставалась к Морозову стойкая антипатия. Игорь не любил, когда риэлторы устраивали дешёвые шоу перед клиентами, набивая цену.
– Интересно, – сказала Александра.
– Можно сказать, что не знаю, – уточнил Игорь.
На самом деле сказать так было нельзя. Игорь насквозь видел этого Морозова – дрянной человек, прохиндей.
– Так вы подумайте, – настойчиво посоветовала Александра. У неё, вероятно, было поручение от Морозова. Едва ли насчёт Игоря, вряд ли тот мог знать, что Александра знакома с Полтавским. Скорее, Морозову просто нужны были хорошие риэлторы.
– Хорошо, я подумаю, – пообещал Игорь.
Но, по размышлении, думать особенно было не о чем. Ирина Шотаевна подходила много больше по возрасту и, главное, Игорь не чувствовал к ней той скрытой неприязни, которую испытывал к наглому выскочке Морозову. К тому же филиал, где работала Барзани, находился в самом центре, на Новом Арбате. Это было удобнее. Единственный чёткий критерий. Он и определил окончательный выбор…
40
В самом конце августа Игорь позвонил Барзани. Начинался новый сезон, нужно было отыгрываться за два прошедших ленивых года. С Барзани – это сразу отметил Игорь, едва пообщавшись на Арбате, – явно можно было работать. Оказалось, что в Перовском отделении то ли с умыслом, то ли, скорее, в силу царившего там беспорядка от Игоря скрыли не только инвестиционные сделки, их-то ещё нужно было найти, но и дежурства в центральном офисе на Щербаковской. В отделения, а их у «Инвесткома» имелось около тридцати, клиенты звонили слабо, чаще всего, с разными глупыми вопросами. Реклама в корпорации была устроена так, что лучшие заявки поступали в центральный офис. Талоны на дежурства распределяли по отделениям, в отделениях – по отделам, в отделах распределяли среди лучших, или самых близких к заведующему. Отдел Барзани, как один из передовых в «Инвесткоме», плюс её близкие отношения с заведующим филиалом, получал талонов несколько больше, чем другие. Игорю, как опытному риэлтору, Ирина Шотаевна пообещала талон на дежурство в первый же месяц.
– Но главное, – напутствовала Барзани, – инвестиционные сделки. На дежурства надейтесь, но всё равно ищите.
В тот же день Барзани повела Игоря познакомиться к Разбойскому. Из двух братьев-лекторов Арбатским отделением заведовал младший, Иона, у которого задница была слегка меньше. Кроме Разбойского, в кабинете сидели ещё двое, Прошкин и Бельский (фамилии Игорь узнал позже), один коротко постриженный под ёжика, другой – с бритой головой. В тот момент, когда Барзани с Игорем вошли, все трое громко смеялись. Игорь успел разглядеть, что один из приятелей Разбойского держал в руках журнал с голыми девочками. Разбойский слегка кивнул, и Прошкин с Бельским, оборвав смех, вышли из кабинета.
Кабинет оказался довольно тесненький, не по выдающимся габаритам хозяина, но зато оригинальный. В шкафу, на шкафу и на столе среди папок и бумаг стояли спортивные кубки разной величины и висели вымпелы, – Игорь сумел прочесть надпись на одном из них: «И. И. Разбойскому от Льва Яшина». Кроме вымпелов и кубков на столе стояла странная скульптура из папье-маше, напоминавшая фаллос, увенчанная сверху футбольным мячом; в дальнем углу висели в рамках несколько фотографий полураздетых мужчин и женщин в фривольных позах, одна из них сильно напоминала Бориса Моисеева с серьгой в ухе, на другой в спортивных трусах, с выпирающим животом запечатлён был сам хозяин кабинета, но больше всего Игоря удивила висевшая на стене рваная грелка, под которой на листе ватмана было выведено: «Разбойский порвёт, как Тузик грелку». Судя по оформлению кабинета, в Разбойском причудливо сочетались природное или выработанное бесстыдство, болезненные склонности и неординарное чувство юмора. Он протянул Игорю короткую жирную руку с толстыми, унизанными перстнями, пальцами. Рука была влажная, пожатие слабое, как у гея.
– Вы человек опытный, Ирина Шотаевна рассказывала мне про «Жилкомплекс». Надеюсь, вам у нас понравится, – произнёс Разбойский, изображая улыбку. – У нас совсем другие перспективы, чем в хилом «Жилкомплексе». Имейте в виду, у Ирины Шотаевны лучший отдел в «Инвесткоме», а «Инвестком» – лучшая фирма в России.
На этом официальная часть была закончена. Игорь хотел подняться, но Разбойский неожиданно спросил:
– Как вы относитесь к Достоевскому?
Игорь с удивлением посмотрел на заведующего. – «Все начальники в “Инвесткоме” – люди со странностями?»
– Достоевский – великий русский писатель, – осторожно сказал Игорь.
– Великий-то великий, – усмехнулся Разбойский, – а ведь врёт. Родион Раскольников убил старуху-процентщицу. Верю. А вот в раскаяние его – не верю. Полная чушь.
– Болезненный, экзальтированный человек, – подсказал Игорь.
– Разве что. Современный человек, нормальный, не боится совершить убийство. Да, теоретически совершенно не боится. Ему наплевать. Он боится только наказания за убийство. Вот и вся совесть. Совесть – это страх наказания. Освободив человека от страха наказания, вы освободите его от совести.
– Это у кого как, – возразил Игорь, – у многих есть внутреннее табу. Сознательное или даже на подсознательном уровне. Чтобы убить, нужно перешагнуть через табу. Иначе было бы слишком страшно жить.
– Да, нужно перешагнуть, – согласился Разбойский. – Наполеон перешагнул. И вы, если нужно, перешагнёте… Борьба за существование… Почти каждый может…
Игорь промолчал. Не нашёлся, что ответить. Этот странный разговор показался ему неуместным. У каждого в душе есть свои бездны, но зачем же их выворачивать? Тем более перед малознакомыми людьми.
– Я могу идти? – спросил он.
– Да, – вяло сказал Разбойский.
Игорь направился к двери.
– А вы, Ирина Шотаевна, задержитесь на минутку, у меня к вам приятный тет-а-тет, – игривым баритоном произнёс Разбойский. Игорь вспомнил про Шейлока.
Через несколько минут, когда Барзани вышла из кабинета, Игорь заметил у неё в руках пачку долларов. Она пыталась их прикрыть, но спрятать деньги было некуда. Едва Барзани прикрыла дверь кабинета как эти двое, Прошкин и Бельский, ожидавшие в коридоре, вернулись к Разбойскому.
– У Ионы Исаевича бывают заскоки, – сообщила Барзани, – любит пофилософствовать, не обращайте внимания.
– Кто эти двое? – полюбопытствовал Игорь, когда они вернулись в отдел, пока Барзани поспешно открывала сумочку и прятала её в сейф.
– Приятели Ионы Исаевича. Он с ними работал ещё до «Инвесткома».
– Лысый, который с блестящей головой, Бельский, бывший майор милиции, ты с ними не шути, – вмешался в разговор сидевший рядом лысоватый крупноголовый риэлтор с широким, скуластым, некрасивым лицом.
– Да ладно, Дима, – попыталась приструнить Барзани.
– А что, какие секреты? – зарокотал Дима. Игорю показалось, что он слегка пьян. – Как они шили для мёртвых тапочки, а Бельский их прикрывал?
41
В отделе у Барзани всё было иначе, чем в Перово. Там Игорь за два месяца почти ни с кем не познакомился. Люди приходили, уходили, разговаривали, что-то делали, но при этом в воздухе висело ощущение полного разброда и спячки, работал лишь один Гейдар. Здесь же, не то чтобы был спаянный коллектив, – через короткое время Игорь увидел, что многие терпеть не могут друг друга, постоянно доходило до стычек, – но и невооружённым глазом было видно, что люди заняты делом, делают деньги, каждый в соответствии со своими способностями. Игорь относительно скоро стал различать лица. Не все. Бо́льшая часть риэлторов – здесь они назывались экспертами – появлялась на фирме редко, только на собрания, дежурства, или когда у них проходили сделки. Но были и такие, кто целыми днями торчали на фирме, как бы образуя ядро.
Вот Михаил Волосевич, «демагог», или «златоуст», как назвал его про себя Игорь, прожжённый циник, хитрец, необыкновенно общительный, исключительно умелый в обращении с людьми, – этот целыми днями сидел на телефоне, разглагольствуя с невидимыми, неизвестно откуда появившимися клиентами. Он любил показать, что всё знает и умеет, хотя на самом деле было совсем не так, врал, иногда при этом выразительно делая знаки, какие, мол, лохи сидят по ту сторону провода, шутил до одурения – разговоры его выглядели искусственными и наигранными. Игорю казалось удивительным, почему это не чувствуют собеседники Михаила, однако у того не было отбоя от клиентов. Волосевич легко, весело и ловко собирал с них деньги.
В недавнем прошлом Михаил работал чиновником, подвизался на очень хлебном месте в префектуре, в отделе, занимающемся оформлением земли для инвесторов, но погорел и, говорили, едва откупился. Сам он рассказывал по-иному. Что сменился начальник (прежний действительно погорел) и стал расставлять своих людей на ключевые должности.
В отдел к Ирине Шотаевне Волосевич пришёл стажёром чуть больше года назад. Он и ещё несколько человек последовали за своей наставницей Элеонорой Ивановной из другого отделения. Но, в отличие от остальных, Михаил быстро адаптировался и вырос до старшего эксперта, обогнав Элеонору Ивановну. Между тем, старший эксперт отличался от простого тем, что приносил «Инвесткому» общий доход больше шестидесяти тысяч долларов за год. Выше старшего считался только главный, приносивший доход свыше семидесяти пяти тысяч. За это у главного повышался личный процент. Но главных экспертов было всего несколько человек на весь «Инвестком».
Элеонора Ивановна, бывшая наставница Волосевича, представляла собой полную противоположность своему недавнему ученику. Женщина прямая и открытая, кандидат наук, вынужденно ставшая риэлтором из-за того, что в институте, где она работала, два года не платили зарплату – сотрудников выживали, чтобы сдать помещения. В околопенсионном возрасте Элеонора Ивановна всё ещё гордилась, что лет в двадцать врезала по морде слишком нахальному ухажёру, комсомольскому вожаку. В отличие от более молодых коллег, Элеонора Ивановна не дурила клиентов, принципиально не делала инвестиционные сделки, по завершении сделок не отбирала у клиентов документы, а потому, хотя сделок у неё было много, в передовиках она не числилась и к тому же находилась в состоянии перманентного вялотекущего конфликта с Разбойским. Элеонора Ивановна постоянно возмущалась его неразборчивостью, криминалом, его приятелями Прошкиным и Бельским, трудовыми договорами в одном экземпляре, но больше всего – из-за этого она несколько лет спустя и ушла из «Инвесткома» – позднейшим изобретением инвесткомовских юристов: подписывая трудовой договор, эксперты одновременно должны были написать и приложить к нему заявление об увольнении по собственному желанию с открытой датой.
Другая ученица Элеоноры Ивановны Лариса – в девяностые она с мужем вынуждены были переехать в Москву из Риги, где оказались негражданами и потеряли работу из-за незнания языка, – была, скорее всего, очень средним риэлтором (о её сделках Игорь ничего не знал), зато у Ларисы были очень красивые, длинные ноги, крайне сексапильная фигура и груди, как сказал Михаил Волосевич, «словно бокалы с шампанским».
Как-то, идя на работу от станции метро Арбатская, Игорь увидел перед собой женщину – походка её была лёгкой и плавной, она плыла в толпе Афродитой, мелькая изящными, хотя и чуть крупными ногами в стоптанных туфлях без задников. Такая заключалась гармония, такая притягательность и сексуальность в её походке и в ней самой, что Игорь едва не сошёл с ума от нахлынувшего желания – он шёл сзади, наслаждаясь её созерцанием, вожделея и в то же время боясь догнать. Да, именно так должна была выглядеть богиня. Между тем, богиня повернула ко входу у магазина «Восточные товары» у первой высотки на Новом Арбате. В ту же дверь нужно было входить и Игорю. Тут только он догнал её и заглянул сбоку: это оказалась Лариса. Игорь смутился от неожиданности, они поздоровались и вместе поднялись в лифте на шестнадцатый этаж. В тот день Игорь с огромным трудом рассеял её чары, ее невероятное притяжение, но усилием воли строго-настрого запретил себе пытаться завести с Ларисой роман – он твёрдо знал: романы не следует заводить на работе. Такие романы самые опасные и до добра никогда не доводят. К тому же, он был теперь ученый. С тех пор как несколько лет тому назад Изольда уехала в Германию, так и не дождавшись, пока он на что-то решится, Игорь поклялся себе больше не встревать в авантюры. Лучше заочно любить Изольду. А потому, порой с трудом превозмогая вожделение, Игорь так никогда и никак не выказал Ларисе свои чувства.
Напротив, в отличие от Игоря, Михаил Волосевич отчего-то любил поиздеваться над Ларисой, чуть ли не доводил её до слёз, делая разные мелкие пакости: то неожиданно щипал, проходя мимо, то подкладывал булавку или прятал туфли (как-то Игорю показалось, что Михаил, как кот, обнюхивает Ларисины туфли) – для сорокалетнего мужчины такое поведение выглядело странным, и Игорь не мог найти никакого другого объяснения, кроме того, что Михаил когда-то пытался ухаживать за Ларисой, но получил отпор и теперь мелко мстил. Или поведение его являлось каким-то очень странным извращением. Сам Игорь, как истинный джентльмен, неизменно в случае таких конфликтов старался защитить Ларису, из-за чего не раз сталкивался с Волосевичем.
Но, пожалуй, самым колоритным человеком в отделе был Димон, как он сам себя называл. Широколицый, скуластый, лысоватый, с большой головой и глубоко посаженными глазами, Димон по профессии был музыкантом, в свое время выступал по ресторанам и начал регулярно пить, отчего ему и пришлось податься в риэлторы. В отделе Димон с присущим ему нахальством захватил самый большой и удобный стол рядом с Ириной Шотаевной, развесил над ним фотографии группы «Лесоповал» и Михаила Танича – то ли он когда-то играл в этой группе, то ли был с кем-то из артистов знаком – и огромную собственную фотографию в обнимку с Разбойским (кто-то из остряков назвал её «Два толстяка»). Фотография была ненастоящая, смонтированная, но Димон очень гордился близостью к начальству. Он не скрывал, что и сам хочет стать начальством, – в отсутствие Барзани всегда пересаживался в её кресло, утверждая, что является её заместителем. Димон был груб, любил сквернословить, без стеснения перехватывал чужие дежурства и нередко расхаживал по отделению, распевая: