За месяц до первой мировой войны в Лейпциге открылась всемирная выставка книгопечатного искусства… Сначала я попал в мрачную пещеру, где люди каменного века при свете факелов вырубали на скале сцену охоты на бизона – вернее, рассказ об охоте на него, – и мне хотелось снять шляпу: передо мною первые писатели нашей планеты. Весело кружилась бумажная мельница средневековья, все детали в ней (и даже гвозди) собраны из дерева; примитивная машина безжалостно рвала и перемешивала кучу нищенского тряпья, а по ее лотку стекала плотная высокосортная бумага – гораздо лучше той, на которой я сейчас пищу вам… Читатель, надеюсь, уже догадался, что я гуляю по Лейпцигской выставке 1914 года с путеводителем в руках – на то они и существуют, чтобы выставки не умирали в памяти человечества. Ага, вот и русский отдел! Я нашел здесь именно то, что искал. В числе ценнейших уникумов упомянуты и издания Рузаевской типографии.
Теперь закроем каталог и оставим Лейпциг!
Чтобы ощутить привкус эпохи, сразу же пересядем в карету князя Ивана Михайловича Долгорукого, поэта и мемуариста, известного в свете под прозвищем Балкон, который при Екатерине II был пензенским губернатором… Колеса кареты ерзали в колеях проселочных дорог, жена губернатора изнывала от непомерной духоты.
– Ох, как пить хочется… мне бы бокал лимонатису!
Иван Михайлович, завидев мужиков, открывал окошко:
– Эй, люди, чьи это владения?
– Барина нашего – Николая Еремеевича Струйского…
Всюду пасущиеся стада, церкви на косогорах, возделанные пашни, босоногие дети на околицах… И наступил полдень.
– Эй, скажите, чья это деревня? – спрашивал Долгорукий.
– Барина нашего – господина Струйского…
Жара пошла на убыль, жена вздремнула на пышных диванах кареты, а губернатор все окликал встречных:
– Эй, чей там лес темнеет вдали?
– Барина нашего – Николая Еремеевича Струйского…
Будто в сказке, весь день проезжали они через владения рузаевского «курфюршества», и лишь под вечер усталые кони всхрапнули у переезда через реку; на другом берегу, за укрытием крепостного вала, высились белые дворцы и службы, золотом горели купола храмов, какое-то знамя реяло на башне господского дома… Это была Рузаевка – имение Струйского, находившееся в Инсарском уезде Пензенской губернии. И сейчас мало кто знает, что здесь во второй половине XVIII столетия находилась лучшая в мире типография, – потому-то рузаевские издания и попали на международную выставку печатного дела в Лейпциге. Здесь, в Рузаевке, проживал бездарный бард России, умудрявшийся отбивать поклоны и Вольтеру и Екатерине II, за что профессор Ключевский назвал его «отвратительным цветом русско-французской цивилизации XVIII века».
- Дорогой Ричарда Ченслера
- «Пляска смерти» Гольбейна
- Закрытие русской «лавочки»
- Последние из Ягеллонов
- История одного скелета
- Под золотым дождем
- Аввакум в пещи огненной
- «Вечный мир» Яна Собеского
- «Железная башка» после Полтавы
- Книга о скудости и богатстве
- «Императрикс» – слово звериное
- Дуб Морица Саксонского
- Первый университет
- Славное имя – «Берегиня»
- Повесть о печальном бессмертии
- Ярославские страдания
- Маланьина свадьба
- «Цыц и перецыц»
- Прибыль купца Долгополова
- Последний франк короля
- Солдат Василий Михайлов
- Потопи меня или будь проклят!
- Трудолюбивый и рачительный муж
- Калиостро – друг бедных
- Ржевский самородок
- Мешая дело с бездельем
- Первый листригон Балаклавы
- Шедевры села Рузаевки
- Из пантеона славы
- Старые гусиные перья
- Досуги любителя муз
- Бесплатный могильщик
- Есиповский театр
- Резановский мавзолей
- Жизнь генерала-рыцаря
- Коринна в России
- Воин, метеору подобный
- Конная артиллерия марш-марш!
- Как сдавались столицы
- Секретная миссия Нарбонна
- «Мир во что бы то ни стало»
- Судьба баловня судьбы
- Каламбур Николаевич
- Нептун с Березины
- Вечная «карманная» слава
- Деньги тоже стреляют
- Кровь, слезы и лавры
- Восемнадцать штыковых ран
- Граф Попо – гражданин Очер