© А. Д. Осипова, перевод, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022
Издательство АЗБУКА®
* * *
Глава 1
– Пошла прочь! – рявкнул Гилас.
Валявшаяся в грязи кабаниха бросила на него сердитый взгляд, но даже не подумала встать. Вместе со своими детенышами она наслаждалась отдыхом на берегу ручья и не собиралась уходить из-за какого-то тощего мальчишки, которого, видите ли, одолела жажда.
Холодный восточный ветер пронесся по горному склону, раскачивая чертополох и задувая в прорехи на тунике Гиласа. Мальчик едва не падал от усталости; ноги стерты в кровь, а бурдюк с водой опустел еще вчера вечером. Надо как-то подобраться к источнику.
Гилас прицелился из рогатки. Камешек звонко шлепнулся о кабаний огузок. Зверюга даже не вздрогнула. Гилас протяжно вздохнул. И что теперь?
Вдруг кабаниха торопливо поднялась, дернула хвостом и кинулась наутек. Поросята следом. Паренек присел на корточки и укрылся за терновым кустом. Чего испугалась кабаниха?
В этот момент ветер стих, будто его и не было. От зловещей, напряженной тишины у Гиласа волоски на загривке встали дыбом. Вдруг откуда ни возьмись появился лев. Сбежав по склону, замер в двух шагах от того места, где прятался Гилас. Мальчик затаил дыхание. Зверь так близко, что до Гиласа доносится теплый терпкий запах его шкуры. Слышно даже, как оседает пыль, поднятая могучими лапами. Рыжевато-коричневая грива едва заметно колышется.
Гилас молча молился. Только бы лев его пощадил!
Между тем хищник повернул массивную голову и уставился на мальчика. Золотистые глаза ярче Солнца. Заглядывает в душу Гиласа и видит его насквозь: так же пловец видит камешек на дне сквозь прозрачную воду. Гилас понял: животное чего-то от него хочет. Мальчик должен что-то сделать, но что? Загадка.
Лев вскинул голову, принюхался – и снова устремился вниз. Одним прыжком перемахнул через валуны, беззвучно приземлился и исчез среди зарослей. Остался только терпкий запах и следы огромных лап.
Ветер задул с новой силой, швыряя пыль в глаза. Гилас встал. У него до сих пор дрожали колени.
Львиные следы у ручья наполнились водой. Гилас опустился на берег возле отпечатка размером с его голову. Всем известно: попьешь из следа льва – сил прибавится. Гилас наклонился, отхлебнул. Вдруг получил мощный удар в спину и растянулся на земле. Чей-то голос произнес:
– Сила – это хорошо, но удача лучше.
– Куда нас везут? – ныл мальчишка рядом с Гиласом.
Все молчали. Да и что говорить, если не знаешь ответа?
На палубе корабля яблоку негде упасть. По обоим бортам к веслам привязаны рабы, с одной стороны десять и с другой столько же. Они сидят съежившись, а мимо прохаживаются восемь жирных надсмотрщиков, и у каждого хлыст с медным наконечником.
Волны подбрасывают корабль так, что доски скрипят. Пленники жмутся друг к другу. В тесноте не развернуться. Запястья саднит, ошейник из сыромятной кожи натирает шею, голову напекло. Два дня назад один из работорговцев остриг Гиласа коротко – волос почти не оставил.
– Откуда? – рявкнул работорговец, отобрал у мальчика все добро и умело, недрогнувшей рукой связал Гиласа.
– Сдается мне, мальчишка в бегах, – заметил второй работорговец и полез Гиласу в рот, проверяя зубы. – Эту породу сразу видно.
– Значит, ты у нас беглый? А с ухом что? В ваших краях так воров метят?
Тот ответил мрачным молчанием.
Мальчик попросил одного пастуха отрезать ему мочку уха. За это Гилас отдал последний кусочек золотого браслета, подаренного Пиррой. По разрезу на мочке узнают Чужаков. Ходить с этой приметой опасно.
– По глазам вижу – вопрос понял, – сказал тот, что пониже ростом. – Стало быть, акиец. Откуда родом? Из Аркадии? Из Мессении? Из Ликонии?
– Какая разница? – проворчал второй. – Главное, что парень крепкий. В пауки сгодится.
«Как это – в пауки?» – пронеслось в голове у Гиласа.
Кто эти люди? Одеты в туники из грубой шерсти и плащи из промасленной овчины. На Воронов не похожи – скорее на крестьян. Но что, если они служат Воронам? Тогда работорговцы ни в коем случае не должны узнать, кто он.
Волна швырнула брызги мальчику в лицо, выводя из раздумий. Паренек рядом застонал, а потом его вырвало Гиласу на колени.
– Вот спасибо, – буркнул тот.
Мальчишка вяло огрызнулся в ответ.
Стараясь не обращать внимания на запах рвоты, Гилас снова уставился на Море. Судно с низкой осадкой. Если мимо поплывут дельфины, он их сразу заметит. Но пока не видел ни одного. Гилас вспомнил Духа: дельфина, с которым подружился прошлым летом. Но Духу лучше в стае. С родными он счастлив и свободен. Остается утешаться этими мыслями.
А что делается на далеком острове Кефтиу? Может, Пирре удалось-таки сбежать? Девчонка – дочь Верховной жрицы. Живет в роскоши, но как-то заявила, что не задумываясь отдала бы все богатства в обмен на свободу. Тогда Гилас решил, что у Пирры с головой не в порядке. Но теперь понял, о чем она говорила.
В опасной близости от низкого борта воду разрезал плавник. Акула взглянула на мальчика неподвижными черными глазами и ушла на глубину.
«Так вот почему тут нет дельфинов!» – понял Гилас. Море кишмя кишит хищниками.
– Уже седьмая. А ведь недавно отплыли, – произнес мужчина, сидевший по другую сторону от мальчика, которого укачало.
Нос у говорившего сломанный, вправлен криво. Карие глаза смотрят настороженно. Должно быть, много бед повидали.
– Почему акулы к нам привязались? – проныл мальчишка.
Мужчина пожал плечами:
– Если раб умирает, тело бросают за борт. Легкая добыча.
Щелкнул хлыст. Жирный надсмотрщик ударил мужчину по щеке.
– Не разговаривать! – рявкнул толстяк.
Кровь стекает рабу на бороду. Выражение лица осталось прежним, но что-то в его взгляде говорит: с удовольствием выпустил бы кишки из этого волосатого брюха.
Судя по Солнцу, корабль с рассвета держит курс на юго-восток – а значит, уплывает все дальше от Акии. У Гиласа зла на себя не хватает. Один раз зазевался – и все труды насмарку!
«Прости, Исси», – мысленно обратился он к сестре.
Знакомое чувство вины давит на совесть тяжелым камнем. У Гиласа сохранилось всего одно воспоминание о матери, и в нем она просит сына позаботиться о сестренке. Единственная просьба, и ту не выполнил!
Когда на Гиласа и Исси напали Вороны, мальчик увел их от сестры. Но потом Исси пропала. Гилас даже не знал, поняла ли она, что брат нарочно отвлекал черных воинов. Или думает, он спасал свою шкуру, а ее бросил?
С тех пор прошел год. Узнать удалось только одно: возможно, Исси в Мессении, западной части Акии. Прошлым летом Гилас сел на корабль, но судно сначала плавало с острова на остров, потом встало на якорь на севере, в Македонии. Слишком далеко…
Восемь месяцев Гилас брел через эту чужую, незнакомую землю. Крестьяне глядели на него как на врага, собаки злющие… Всю дорогу прятался и от тех и от других. Не с кем было даже словом перемолвиться. А с Исси не соскучишься: характер – огонь, с утра до вечера рот не закрывается… Но образ сестренки со временем поблек. Теперь даже лицо припомнить трудно. Это пугает Гиласа больше всего.
Должно быть, мальчик задремал. Разбудил его обеспокоенный ропот пленников – впереди земля.
В алом сиянии заката Гилас разглядел громадную черную гору, высоко вздымавшуюся над Морем и окутанную облаками. Верхушка почему-то плоская, будто какое-то божество снесло пик в припадке ярости. Внизу раскинулась гавань. Песок угольно-черный, по сторонам – изогнутые горные отроги. Бухта похожа на хищную пасть. Вот корабль проплыл между двух «челюстей». Кричат морские птицы, откуда-то доносится стук молотов. Даже пахнет здесь странно – как будто тухлыми яйцами.
Выгнув шею и уставившись на западный отрог, Гилас заметил на гребне дымящиеся костры. С противоположной стороны на крутом горном склоне возвышается массивная каменная стена, сплошь утыканная факелами – ни дать ни взять всевидящие очи. Наверное, крепость здешнего вождя. Из такого орлиного гнезда весь остров видно как на ладони. Здесь не спрячешься.
– Что это за место? – прохныкал все тот же мальчишка.
Лицо у мужчины с перебитым носом загорелое, но при виде берега он побелел как полотно.
– Талакрея. Нас отправят в шахты.
– Что такое шахты? – спросил Гилас.
Мужчина повернулся к нему, но тут надсмотрщик схватил мальчика за ворот и рывком поставил на ноги.
– Еще узнаешь. Тебе там до конца своих дней вкалывать.
Глава 2
– Что такое шахты? – снова спросил Гилас у мужчины с перебитым носом.
На этот раз он старался говорить потише.
Надсмотрщики беспощадно гнали пленников вперед. Вот они оказались на перекрестке. Две тропы ведут к горным отрогам-«челюстям», третья – вглубь острова, а четвертая обрывается у красно-рыжего холма, похожего на муравейник. Только вместо муравьев по склонам снуют полуголые рабы. Мужчины дробят ярко-зеленую руду, женщины и девочки промывают породу в стоках, маленькие мальчики перебирают камни. И все это под бдительным оком надсмотрщиков. А сверху рабы то входят, то выходят через зияющие в склоне дыры. Ни дать ни взять мухи, кружащие над раной.
– В шахтах добывают медь для бронзы, – пояснил мужчина с перебитым носом. – Сначала роют, пока не натыкаются на зеленую руду. Вырубают ее, дробят и жгут, чтобы медь вытекла наружу. А потом ее соединяют с оловом.
Мужчина кивнул на дымовую завесу над горным кряжем:
– Вот. Видишь печи? Кузнецы делают бронзу из меди и олова.
Гиласу стало не по себе. Он вырос в Ликонии. Тамошние крестьяне даже ячменное поле не вспахивают, пока не попросят прощения у Земли. А ведь от пахоты Ей никакого вреда: шрамы-борозды сходят быстро. А этот несчастный истерзанный холм изрубили сверху донизу. Такие раны не заживают.
Наконец пленников развязали. Надсмотрщик прошелся вдоль строя, разглядывая и оценивая каждого раба.
– Молотобоец, – буркнул он, и мужчину с перебитым носом увели. – Носильщик. Забойщик.
А когда дошел до Гиласа, даже раздумывать не стал.
– Паук.
Мальчишка постарше мотнул головой, давая понять, чтобы Гилас шел за ним. Вдвоем они полезли по красному щебню, усеянному осколками блестящего черного камня. Гилас сразу узнал обсидиан. Из него Вороны мастерят наконечники для стрел: прошлым летом Гилас вытаскивал такой из раны на плече. Мальчик сделал вид, будто споткнулся, схватил осколок обсидиана и спрятал в кулаке.
Когда спустились к пологой впадине в нижней части склона, провожатый велел Гиласу ждать других пауков и исчез из виду. Похоже, в этой вырубленной в горной породе мелкой пещере кто-то ночует. На плотно утрамбованной земле лежат четыре горки тряпья. Гилас бессильно опустился на одну из них. Он так вымотался, что даже не посмотрел, куда садится. Гилас не помнил, когда в последний раз ел или пил. От бесконечного стука молотов разболелась голова. Вдобавок только что сделанную татуировку щипало и дергало. Когда дошли по мелководью до берега, какой-то мужчина схватил Гиласа за предплечье и стал тыкать кожу костяной иглой. Потом натер места уколов какой-то пастой с запахом сажи. Получился грязно-черный зигзаг, похожий на гору с двумя пиками. Знак хозяина.
Солнце село; под сводом впадины пролегли длинные тени. Молоты больше не стучали. Только один никак не сдавался. Звук доносился от печей.
Тут подошли четверо мальчишек и уставились на Гиласа с таким презрением, будто ему самое место в навозной куче, а не среди них. Все с ног до головы в красной пыли, тощие руки и ноги сплошь покрыты странными зеленоватыми шрамами. Из одежды на них только пропитавшиеся потом повязки: одна на голове, одна на бедрах и по одной на коленях.
Самый высокий на вид года на два старше Гиласа. Нос крючком, густые черные брови срослись на переносице. С ремешка на шее свисает что-то похожее на засохший палец. Видно, этот мальчишка тут главный: на Гиласа смотрит с вызовом.
Младшему лет семь, не больше. Ноги кривые, глаза косят. Он то и дело поглядывает на старшего, будто ищет одобрения.
У третьего волосы черные. На лице застыла высокомерная гримаса. Чем-то смахивает на египтянина, которого Гилас видел прошлым летом. Видно, тоже из тех краев.
Четвертый – тощий как скелет. Кажется, ключицы вот-вот проткнут кожу. Взгляд у парня затравленный. То и дело вздрагивает и опасливо косится через плечо.
Египтянин шагнул к Гиласу.
– А ну вали отсюда, – прорычал он. – Это мое место.
Но Гилас понимал: уступит сейчас – о него и дальше будут вытирать ноги.
– Было твое, стало мое, – произнес Гилас и разжал кулак, показывая египтянину осколок обсидиана.
Тот замер в нерешительности. Остальные ждали, что будет дальше. Наконец мальчишка сердито фыркнул, сгреб в охапку свое тряпье и перенес на другое место.
Семилетний малыш и пугливый паренек повернулись к вожаку. Тот харкнул. Слюна была красной. Потом уселся на корточки и стал снимать с головы повязку.
Гилас даже зажмурился от облегчения. Сейчас к нему цепляться не станут, но рано или поздно опять прицепятся.
– Сколько лет? – отрывисто поинтересовался главный.
Гилас приоткрыл один глаз:
– Тринадцать.
– Откуда?
– Издалека.
– Как звать?
Гилас на секунду задумался:
– Блоха.
Так его прозвал один моряк с затонувшего корабля. А настоящее имя этим ребятам знать ни к чему.
– А тебя?
– Зан.
Кивнул на младшего мальчика:
– Мышь.
Потом на египтянина:
– Жук.
И наконец на тощего:
– Слюнявый.
Тот нервно рассмеялся. Рот у мальчишки и впрямь слюнявый. Видно, оттого, что все зубы переломаны.
– Чего он такой пугливый? – спросил Гилас у Зана.
Вожак пожал плечами:
– Будешь пугливым. Позавчера бедолагу чуть ловец не сцапал.
– Какой еще ловец?
Другие мальчишки уставились на Гиласа во все глаза. Зан ухмыльнулся:
– Ты чего, с луны свалился?
– Так что за ловец? – невозмутимо уточнил Гилас.
– Ловцами называют злых духов, – сказал Мышь и вцепился в амулет. Гилас пригляделся: судя по шерсти, какой-то мелкий зверек. Должно быть, раздавленный мышонок.
– Ловцы прячутся на дне шурфа и подкрадываются к жертве в кромешной темноте. Да еще могут прикинуться любым из нас. Прямо сейчас тут может быть ловец, а мы ни сном ни духом.
– Как же его узнать, если он может прикинуться кем угодно? – спросил Гилас.
– Э-э…
Мышь растерянно нахмурился.
Египтянин Жук указал пальцем на впадинку под носом.
– У ловцов тут бугорок. Верная примета. Но так они тебе и позволят себя разглядывать.
– Ловцы – каменные духи, – испуганно прошептал Слюнявый. – Они бесплотные, как тени, и просачиваются через стены туннелей.
Гилас задумчиво помолчал. Потом спросил:
– А почему вас называют пауками?
Зан фыркнул:
– Скоро сам узнаешь.
После этого никто из мальчишек внимания на Гиласа не обращал. Все четверо стали разматывать повязки вокруг голов и колен, а потом разложили сушиться.
На Гиласа напала такая тоска по дому, что хоть волком вой. Как же он скучает по сестренке и Брыcю – так звали его пса. Брыся убили Вороны. А еще Гиласу не хватает дельфина, которому мальчик дал кличку Дух, и Пирры. Сейчас Гилас бы даже Теламону обрадовался. Они с сыном вождя были добрыми друзьями, пока не оказалось, что Теламон – один из Воронов. Гилас теряет всех, кто ему дорог. Вечно он остается один. Надоело – ну сколько можно?
«Плевать», – сердито подумал Гилас. Дело прежде всего: надо отсюда выбираться.
– Про побег даже не думай, – буркнул Зан, будто прочитав мысли Гиласа.
– Я у тебя совета не спрашивал, – огрызнулся тот.
– Все равно поймают. А потом накажут всех. Если нам из-за тебя влетит – пожалеешь.
Гилас окинул Зана оценивающим взглядом:
– А сам-то не пытался убежать?
– Куда? – снова пожал плечами Зан. – Местные беглых не укрывают – боятся. В Море полным-полно акул. А в глуби острова пропадешь: кипящие ключи, львы-людоеды… Даже если каким-то чудом уцелеешь, люди Креона все равно схватят.
– Кто такой Креон?
Зан кивнул в сторону грозно возвышавшейся над ними крепости.
– Хозяин. Креону тут принадлежит все – остров, шахты, мы.
– У меня хозяев нет, – огрызнулся Гилас.
Мальчишки захохотали так, что едва не лопнули.
В этот момент раздался пронзительный звук свистка. Все четверо вылезли из пещерки, Гилас следом. Что и говорить, сигнал к ужину сейчас очень кстати.
Целые толпы рабов дрались за еду. Пауки схватили корзину и ведро из сыромятной кожи, а Гиласу пришлось хорошенько поработать локтями, чтобы отхлебнуть пару глотков воды с уксусным привкусом и зачерпнуть пригоршню какой-то серой горькой кашицы. Похоже, приготовили из толченых желудей и зерна.
Не успел Гилас облизать с пальцев остатки, как послышался топот ног и грохот колес.
– Становись в строй! – окликнул его Зан.
Над западной дорогой вздымалась красная пыль. Страх пронесся по склону, будто порыв ветра по ячменному полю. Тут и там рабы склоняли головы и плотно прижимали руки к бокам. Надсмотрщики будто невзначай поигрывали рукояткой хлыста на поясе и утирали с лица пот.
Первыми из-за поворота вынеслись охотничьи собаки. Рыжие, лохматые, ошейники утыканы бронзовыми шипами. Глаза у псов красные, взгляд застывший. Сразу видно – их бьют и морят голодом, чтобы превратить в зверей-убийц.
Следом за собаками показался отряд воинов. Все как один смотрятся устрашающе: одеты в нагрудники и юбки из черной сыромятной кожи, вооружены тяжелыми копьями и остро наточенными бронзовыми кинжалами. Несмотря на жару, за плечами, будто паруса, развеваются черные плащи. Лица серы от сажи. У Гиласа чуть ноги не подкосились. Ему ли не знать, что это за воины? Между ними на колеснице, запряженной двумя вороными конями, едет вождь.
Пока отряд с грохотом поднимался в крепость, Гилас успел разглядеть глаза с тяжелыми веками и торчавшую вперед жесткую черную бороду. Что-то в лице этого человека показалось знакомым. У Гиласа по коже побежали мурашки.
– Опусти голову, – прошипел Зан и ткнул Гиласа локтем в ребра.
Тот в ужасе перевел взгляд с вождя на татуировку у себя на предплечье.
– Нет, это не Гора, – прошептал он. – Это ворон.
– Ясное дело! Что же еще? – вполголоса ответил Зан. – Креон – сын Короноса. Ворон – это он.
Гилас будто в пропасть рухнул.
Теперь он раб в шахтах Воронов.
Узнают, что мальчик здесь, – вмиг прикончат.
Глава 3
Гилас вздрогнул и проснулся. Солнце еще не встало, но остальные уже готовились выходить. Его будить не стали. Если новенького побьют, какое им дело?
Торопливо отрезав несколько полосок ткани от туники, Гилас обвязал их вокруг головы и колен, как другие мальчишки. Потом смастерил набедренную повязку и убрал осколок обсидиана в складку на поясе.
Тут Жук сказал, что надо взять еще одну тряпку.
– Спустимся в яму – помочись на нее и обвяжи вокруг носа и рта, а то пыли наглотаешься.
– Спасибо, – кивнул Гилас.
Оказалось, «яма» – это две шахты, прорытые в склоне холма. Одна пошире – есть где вытянуть руку. Сверху перекинуто бревно, к которому привязана веревка. Должно быть, это что-то вроде шкива. Вторая шахта ýже. Перед ней выстроилась очередь из мужчин. Один за другим рабы спускаются на глубину. Многие в зеленоватых шрамах, а кое у кого не хватает пальцев на руках и ногах. Глаза у всех красные, на лицах застыло тупое отчаяние.
– Кто такие? – спросил Гилас у Жука.
– Молотобойцы, – вполголоса ответил египтянин. – От этих лучше держаться подальше.
Пока стояли в очереди, Гилас разглядывал воинов, охранявших шахты. Над головой угрожающе возвышалась крепость Креона. Гилас попытался себя ободрить. Вороны ведь думают, его в живых нет: утонул в Море еще прошлым летом. Но бодрости что-то не прибавилось. Тут Гилас заметил, что рабов вокруг намного больше, чем надсмотрщиков и стражников, и спросил Зана, почему невольники не поднимут бунт.
Зан только глаза закатил.
– В яме девять уровней, понял? Строптивых отправляют на самый нижний.
– И что с того?
Зан не ответил. Бросил щепотку песка через плечо и плюнул три раза.
– Это чтобы ловцов отпугнуть, – прошептал Мышь, сжимая свой амулет. Слюнявый нервно теребил костлявые ключицы и обливался потом. Жук бормотал египетское заклинание.
Гилас спросил Мышь про амулет, и младший мальчик объяснил:
– Подземные полевки умные. Заранее чуют, когда будет обвал, и убегают. У Зана тоже есть амулет – палец молотобойца.
– Заткнись, Мышь! – рявкнул Зан.
Тут стоявший впереди молотобоец обернулся и заметил Гиласа. Да это же мужчина с перебитым носом!
– Ты ликонианец, – понизив голос, произнес он.
У Гиласа сердце ухнуло в пятки.
– Даже не спорь. У тебя выговор тамошний. Говорят, прошлой весной у Воронов в Ликонии были какие-то неприятности. Убивали Чужаков, но одного так и не поймали.
– Мало ли что люди врут, – буркнул Гилас и отвернулся от других пауков: те сверлили его пристальными, любопытными взглядами.
– А на этот раз правду говорят, – прошептал мужчина. – Я из Мессении. Там тоже на Чужаков охотились, но несколько человек улизнули. Не знаешь, с чего вдруг Вороны ополчились на Чужаков?
Мессения… Туда пошла Исси.
– Значит, кто-то спасся? – понизил голос мальчик. – А девочка лет десяти среди них была?
Надсмотрщик прикрикнул на мужчину, чтобы не задерживал очередь. Тот странно посмотрел на Гиласа и скрылся в шахте.
– Кто такие Чужаки? – небрежно спросил Зан.
– Те, кто родился не в деревне, – ответил Гилас.
– Так ты у нас, стало быть, особенный? – фыркнул Зан.
– Я не Чужак, – соврал Гилас.
Остальные подходили к горе мешков из сыромятной кожи и брали себе по одному. Зан кинул мешок Гиласу. Повторяя за старшим мальчиком, Гилас закинул ношу на спину и продел руки в лямки. Потом перебросил через плечо щепотку пыли, поплевал три раза, попросил Повелительницу Зверей защитить и уберечь. Но здесь, в Акии, казалось, что Богиня где-то далеко-далеко. Наверное, не услышала.
Мышь полез первым, за ним Зан, Слюнявый и Жук. Лицо у египтянина почти такое же испуганное, как у Слюнявого.
– Смотри береги голову, – посоветовал Жук Гиласу, – и дыши ртом.
– Почему?
– Сам поймешь.
Гилас с трудом лезет вниз по склизкой веревочной лестнице. Руки и ноги то и дело соскальзывают. В шахте воняет, как от навозной кучи. Так вот зачем Жук велел дышать ртом!
Пятьдесят ступенек… Сто… Гиласу еще лезть и лезть, а он уже сбился со счета.
Вот мальчик очутился в туннеле с таким низким сводом, что не выпрямиться. Кругом темно, от стен эхом отражается его хриплое дыхание. Бревно, подпирающее свод, поскрипывает. Опора совсем хлипкая, а сверху давит Гора. Тут и там на вырубленных в камне карнизах светят и чадят глиняные лампы. Тени подпрыгивают и дергаются. Гилас вспомнил про ловцов. Надо догонять остальных.
Гилас пробирался на ощупь по запутанному лабиринту коридоров. Земля под ногами все круче шла под уклон. От вони слезились глаза. Гилас понюхал ладонь и едва сдержал тошноту. Тут повсюду нечистоты сотен человек, не меньше.
Через стены до Гиласа доносилась приглушенная речь. Вот он узнал голос Зана. Видно, туннель на полпути поворачивает в обратную сторону.
– Помогать ему не надо, – внушал остальным Зан. – В шахте каждый сам за себя.
Чем ниже спускались, тем жарче становилось. Скоро Гилас весь взмок. Издалека донесся стук молотов. Зан сказал, что в шахте девять уровней. Должно быть, вся Гора изрыта такими вот норами. Гилас постарался не думать, как к этому безобразию относится Сотрясатель Земли: бог, топотом ног сокрушающий горы.
Вдруг шум стал оглушительным, невыносимым. Гилас оказался в просторной сумрачной пещере. Из-за клубов пыли нечем дышать, но тут и там в темноте светятся лампы. В стенах вырезано что-то вроде полок, на которых лежат на спине обнаженные мужчины и молотят по прожилкам зеленой руды отбойными молотками и кирками. Мальчики и девочки лет пяти, не старше, бегают между ними, стараясь не попадаться под руку, и складывают куски руды горкой. Гиласа от этой картины замутило. Молотобойцы вырубают из плоти Земли зеленую кровь. Он внутри огромной раны.
Пауки обмотали рты и носы мокрыми тряпками и принялись набивать мешки зеленой рудой. Гилас не отставал. Когда все заполнили рюкзаки до отказа, Зан повел мальчишек в другой туннель. Лямки врезались Гиласу в плечи. Тащить на себе камень – все равно что волочь труп.
После бесконечного подъема наконец очутились в главной шахте. Двое мужчин забрали у Гиласа ношу, перевязали горловину веревкой и подняли груз. Мешок вдруг дернулся, как живой, и через несколько секунд содержимое посыпалось вниз, едва не задев Гиласа.
– Чей мешок? – рявкнул разъяренный носильщик.
И заметил Гиласа.
– Вот балбес! Прохудившийся мешок схватил!
– Смотри, что берешь, – ухмыльнулся Зан.
Гилас стиснул зубы. Зан нарочно подсунул ему плохой мешок. «Понятно, – подумал Гилас. – Этот так просто не успокоится. Надо что-то делать».
Когда вернулись в пещеру и снова стали набивать камнем рюкзаки, Гилас старался держаться к Зану поближе. И в главную шахту тоже шел рядом с ним. На полпути Зан вдруг начал ощупывать грудь, потом принялся лихорадочно озираться, глядя себе под ноги. Когда дошли до шахты, бедолага трясся с головы до ног.
– Случайно, не это потерял? – тихо спросил Гилас и протянул Зану сморщенный палец. Потом приблизился вплотную к вожаку.
– Я никому не скажу, и ты не говори, – прошипел Гилас. – Я на твое место не покушаюсь, верховодить не хочу, но больше со мной не связывайся, понял?
Зан медленно кивнул.
После еще двух изматывающих ходок надсмотрщик наконец объявил перерыв. Должно быть, Зан предупредил остальных, что с Гиласом ссориться не надо. Мальчишки подвинулись, освобождая ему место, угостили уксусом и подгорелой лепешкой. Зан и Жук ели с мрачной отрешенностью, ни на что не отвлекаясь, а Мышь бросал в щели крошки для полевок. Слюнявый к еде не притронулся – только глядел в темноту и вздрагивал.
Гилас тихонько спросил у Зана, какая опасность от ловцов.
– Бывает, шепчут тебе на ухо и ходят следом как тень, пока с ума не сведут. А могут залезть тебе в глотку и остановить сердце.
Гилас нервно сглотнул:
– Где они живут? Прямо в камне?
– В камне, в туннелях… Духи везде проходят.
– Тихо! – шикнул рассерженный Жук.
На поверхности он был почти приветлив, здесь же стал молчаливым и подавленным.
Зан внимательно поглядел на Гиласа:
– Раньше под землей бывал?
– Один раз, – ответил Гилас. – Во время землетрясения.
Вожак присвистнул:
– Как же ты выбрался?
– Шел, шел и вышел.
Зан рассмеялся.
Гилас спросил, бывают ли землетрясения на Талакрее. Зан покачал головой:
– Обвалы случаются. Иногда дым из Горы идет, но больше ничего.
– Дым?! Из Горы?!
– В недрах живет Богиня. Дым – это Ее дыхание, а в трещинах прячутся духи огня. Почуешь жар, увидишь острые кристаллы – знай, наткнулся на их жилище.
Гилас задумался.
– Эта Богиня часто гневается?
– Не знаю. Она, вообще-то, не злая – только дым из Горы пускает, и все.
Тут подошел надсмотрщик и велел притащить руду с восьмого уровня. Всех пауков пробила дрожь.
– Только не на глубину, – простонал Слюнявый.
Жук зажмурился и застонал. Даже Зан оробел.
– Ладно, пошли, – буркнул он. – Всем держаться вместе.
С Заном во главе они спустились по лабиринту туннелей на пятый уровень… на шестой… на седьмой.
Жара усиливалась, дышать становилось все труднее. Гилас обогнул кучку листьев, на которой лежала пушистая тушка какого-то зверька. Должно быть, подношение для ловцов.
Тут снизу повеяло зловонием. Под ногами что-то скрипнуло. Гилас стоял на бревенчатом мосту, перекинутом над огромной пещерой. Далеко внизу разглядел огни ламп и трудившихся рабов. Вдруг один из них поднял голову. Мужчина с перебитым носом!
– Блоха, не отставай! – прикрикнул Зан.
Гилас почти бегом пересек мост.
– Это…
– Да, девятый уровень, – подтвердил Зан.
– Там нет лестницы. Как же они вылезают?
– А никак. На девятый отправляют насовсем – раз уж попал на самое дно, будешь там вкалывать, пока не сдохнешь.
Зан свернул за угол, и его голос стих.
Гиласа передернуло. На всю жизнь оказаться погребенным в этой каменной тюрьме… Никогда больше не увидеть дневного света…
Внезапно пустой мешок зацепился за камень. Гилас стал его отцеплять, ударился головой, наконец справился и бросился догонять остальных.
– Зан! Подождите меня!
Нет ответа. Видно, свернул не туда.
Вернувшись обратно, Гилас услышал стук. Молоты! Мальчик пошел на звуки и едва не полетел вниз: туннель резко шел под уклон. Нет, здесь они не проходили. Потом зашел в подземный коридор с вогнутыми стенами. Опять незнакомое место. Но стук молотов приближается, а где молоты – там и люди. Гилас протиснулся в узкий проем и очутился в пещере с низким сводом. Теперь он слышит только один молот: тук, тук, тук. Помещение освещает лишь подрагивающий огонек каменной лампы, стоящей на карнизе. Людей не видно, но звук все ближе и ближе. Тук, тук.
Гилас шагнул вперед. Звук прекратился.
– Кто здесь? – спросил мальчик.
Лампа погасла. В пещере стояла звенящая тишина, и все же Гилас ощущал в темноте чье-то присутствие.
Потом почувствовал холодное влажное дыхание. Казалось, оно облепило лицо, как мокрая глина. Гилас кинулся наутек. Мешок за что-то зацепился. Гилас рванул его. Кто-то потянул ношу к себе. Высвободив ее, мальчик снова побежал, но налетел на стену. Казалось, камень под его ладонью двигался, будто живая плоть. Пальцы нащупали что-то похожее на рот, а над ним – бугорок. Гилас вскрикнул и отпрянул.
Темнота такая густая, что кажется, ее можно потрогать руками. Гилас понятия не имел, куда шел. Вдруг его дыхание зазвучало по-другому: он вышел обратно в туннель. Каким-то чудом добрался до проема с вогнутыми стенами и боком протиснулся внутрь. В щиколотку вцепилась рука. Вырываясь, Гилас стал лягаться и попал по холодной землистой плоти. В панике удвоил усилия. Пальцы сползли со щиколотки. Гилас ужом ввинтился в проем. За спиной раздавалось хриплое пыхтение. Похоже, преследователь был раздосадован, что упустил добычу.
Всхлипывая от страха, Гилас бросился прочь. В темноте эхом разнесся холодный смех.
Ловцы живут в каменных туннелях… Подкрадываются в кромешной темноте.
– Блоха! – раздался далеко впереди голос Зана.
Кто-то врезался в Гиласа.
– Пусти! – взвизгнул Слюнявый.
– Ты не в ту сторону идешь, – пропыхтел Гилас.
Слюнявый вцепился ему в глотку.
– Пусти!
Парень оказался на удивление силен. Гилас попытался разжать пальцы Слюнявого, потом нащупал глаза и надавил на них большими пальцами. Слюнявый взвыл и скрылся в темноте.
– Блоха! – позвал Зан.
Его голос прозвучал совсем близко.
– Ну и где тебя носило?
К тому времени, как Гилас и Зан присоединились к остальным, Слюнявый тоже вернулся. Гилас ухватил его за плечи и припер к стене.
– Ты чего на меня накинулся? – рявкнул Гилас. – Я тебе ничего не сделал!
– Д-думал, на ловца н-нарвался, – с трудом выговорил Слюнявый.
– Эй, Блоха, отвяжись от него! – велел Зан.
Гилас повернулся к нему: