Место, которое зовется домом

Lizzie Page

A PLACE TO CALL HOME

Copyright © Lizzie Page, 2022

International Rights Management: Susanna Lea Associates

and The Van Lear Agency

Перевод с английского Ирины Тогоевой

© Тогоева И., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Моему дорогому и любимому первенцу,

что живет по ту сторону земного шара

Она на них с глухим отчаяньем смотрела

И так сказала (я клянусь!):

«Ведь я не за себя боюсь,

За вас, ребятки, голова моя болела».

Джейн Тейлор, «Бедность»

Журнал «Как правильно вести домашнеехозяйство»,

август 1949 г.

Тест недели:

КАК ВЫ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ СЕБЕ ИДЕАЛЬНЫЙ ДОМ?

Вам повезло: ваши ответы по большей части из группы «D».

Такие ответы, как у вас, встречаются нечасто: счастье для вас вовсе не связано с жизнью во дворце, замке или роскошной вилле на берегу моря. Вы будете счастливы и в хижине, и даже в и́глу! Ибо для вас «дом» – это тесный круг тех, кого вы любите. Кое-кто, наверное, скажет: раз так, то и «доставить вам удовольствие ничего не стоит», однако мы скажем иначе: «Домом для вас является то место, где поселилась ваша душа».

Глава первая

Сентябрь 1949 г.

Саффолк

В среду утром, как раз когда Клара собралась идти на рынок (Рита прямо-таки мечтала о редиске), к дому подъехал черный «Форд Англия» с мисс Бриджес за рулем. Она неуклюже выбралась из автомобиля, и Клара была поражена ее внешним видом: эта строгая чиновница, занимавшаяся детскими учреждениями и – параллельно – кладбищами и всегда выглядевшая безупречно, в данный момент пребывала в полнейшем беспорядке, словно ее спиной протащили сквозь зеленую изгородь. Даже темно-синяя шляпка-таблетка была надета набекрень, а блузка и вовсе вылезла из юбки.

– Мы все едем и едем – с семи утра! – провозгласила мисс Бриджес с таким видом, словно ее заставили добираться сюда из другого полушария. Затем, сокрушенно покачав головой, посмотрела на Клару и прошептала: – С этими детьми хлопот у вас будет полон рот!

– Я так рада, что вы все-таки их привезли, мисс Бриджес! Лучше поздно, чем никогда! – бодро откликнулась Клара. Трое новеньких должны были прибыть в Шиллинг-Грейндж еще в минувшее воскресенье, а потому накануне, в субботу, Клара украсила дом яркими баннерами и флажками «Юнион Джек», и в итоге стало казаться, будто здесь снова решили отпраздновать День Победы. Четырнадцатилетнюю Морин, самую старшую из девочек, упросили испечь ее «фирменное» рассыпчатое печенье с ревенем. Клара перед зеркалом отрепетировала приветственную речь, начинавшуюся словами: «Здравствуйте, дети, я – ваша воспитательница… – Далее следовал кивок и ласковая улыбка. – Я постараюсь, чтобы вам жилось здесь как можно лучше». Ей очень хотелось быть в этот момент похожей на тех экранных героинь, которых она так часто видела, посещая с детьми киноклуб, – то есть выглядеть благоразумной, надежной, второй Джуди Гарланд.

Она заранее устроила в девчачьей спальне дополнительную постель, а в комнате мальчиков поставила раскладушку. Одну из девочек она собиралась положить на ту кровать, где раньше спала Терри – ничего, пока сойдет. Рита, десятилетняя пианистка Грейнджа, даже предложила посадить на подушку новенькой девочки свою любимую древнюю мышку Молли, связанную из шерсти; мышка на этот раз выглядела вполне чистой, но Клара, повинуясь внезапному порыву, решила все-таки выйти из бюджета и купила для новичков трех связанных вручную медвежат – в конце концов, многие дети приезжают в детский дом с пустыми руками.

Утром в воскресенье Клара заплела девочкам косы, мальчикам пригладила волосы «Бриль-кремом», а двенадцатилетнего Алекса, маленького домашнего мудреца, заставила хорошенько вымыть не только оттопыренные уши, но и за ушами. Крошка Пег, которой было всего восемь, нарисовала веселых свинок, хвостики которых завивались, как телефонный провод, и эти рисунки Клара тоже развесила по стенам. После чего в ожидании приезда новичков заставила всех детей смирно сидеть в гостиной, даже тринадцатилетних светловолосых близнецов Билли и Барри, которые просто ненавидели сидеть спокойно и могли ненадолго притихнуть разве что во время еды – впрочем, во время еды соблюдать спокойствие им было как-то особенно трудно.

Однако новые дети так и не прибыли. Ни в воскресенье, ни в последующие дни.

Каждый день Клара звонила в Совет графства, в отдел, занимавшийся детскими учреждениями (она очень любила пользоваться телефоном, который был недавно установлен у них в гостиной, и «солидным» голосом произносить в трубку: «05500, 434909 Лавенхэм»), но в ответ слышала лишь: «Не сегодня, мисс Ньютон».

Рассыпчатое печенье с ревенем было съедено без остатка. Края приветственных плакатов и флажков обтрепались, свинок с веселыми хвостиками сняли со стен, и дети перестали каждые пять минут спрашивать: «Ну что, еще не приехали?»

И вот сегодня, когда все дети были в школе, а Клара собралась на рынок, да и других дел у нее хватало, новеньких наконец-то привезли.

– Почему же вы так задержались? – одними губами спросила Клара.

– Не спрашивай… – Лицо мисс Бриджес было устрашающе красным, и она непрерывно обмахивала себя обеими руками. А потому Клара решила пока не сообщать ей, что на чулке у нее еще и здоровенная «дорожка». Заглянув в машину, она увидела на заднем сиденье двух девочек и, чуть отступив, быстро спросила:

– Только две девочки?

Мисс Бриджес только поджала губы. Она, похоже, была то ли чем-то напугана, то ли рассержена.

– А мальчик где же?

– Планы переменились, – кратко ответила мисс Бриджес, стараясь не смотреть Кларе в глаза и делая вид, что поправляет прическу.

– Переменились? Но по-че-му-у?

Мисс Бриджес еще немного помолчала, пытаясь отдышаться.

– Видите ли, в Совете не были уверены, что вы сумеете с ним справиться… Его отправили в другой детский дом, более крупный.

– Ах, вот как… – Удар был болезненный. Отвернувшись от мисс Бриджес, Клара более внимательно рассмотрела девчушек на заднем сиденье, а потом бодро пригласила:

– Ну, что ж, народ, приехали! Вылезайте!

Девочка, которая сползла с кожаного сиденья, выглядела какой-то распаренной и явно чувствовала себя неловко. Ее кудрявые волосы были собраны лентой в горошек, завязанной пышным бантом, носик-кнопка буквально тонул в пухлых округлых щеках, и в целом казалось, что больше всего ей хочется сунуть нос в большую банку со сладостями и спрятать там свое лицо. Клара сразу поняла, что вся одежда, которую она для этой девочки отложила, будет ей мала; видимо, придется пока походить в старых одежках Морин. На вид ей лет четырнадцать, думала Клара, хотя вряд ли такое возможно, ведь ей, судя по всему, предстоит учиться в местной начальной школе.

– Это уже тридцатое место, куда меня перевозят, – задиристым тоном сообщила толстушка, выпрыгивая из машины. В руках она крепко сжимала маленькую сумку, на которой было нацарапано странное имя «Ви».

Ивлин?

– Тридцатое? – шепотом переспросила Клара, и мисс Бриджес, роясь в багажнике, сердито ответила:

– Неправда! Всего лишь девятое.

Девять, конечно, лучше, чем тридцать, но все равно это ужасно много! Бедняжке наверняка кажется, что новых мест было и впрямь тридцать.

– Ну, добро пожаловать в новый дом! – провозгласила Клара. – Он называется Шиллинг-Грейндж, а я его заведующая, мисс Ньютон.

Девочка смерила ее взглядом и спросила:

– Мне вещи-то распаковывать стоит?

Вторая девочка и вовсе отказалась выйти из машины; так и сидела, сложив на груди руки и скрестив ноги.

– Ничего, я посижу с ней немного, – с улыбкой сказала Клара и попросила: – Мисс Бриджес, вы не могли бы проводить Ивлин в дом? Пусть она познакомится со Стеллой.

Мисс Бриджес восприняла ее просьбу с явным облегчением, хотя Кларе было и не совсем ясно, что ее больше привлекает – возможность повидать кошку или убраться подальше отсюда.

Вторая девочка оказалась очень худенькой, с резкими, суровыми чертами лица; у нее были темно-каштановые волосы, прямые, как струя воды из колонки, а кожа имела какой-то странный желтовато-зеленый оттенок, и под глазами были такие темные круги, словно их нарисовали карандашом для нанесения теней. Она забавлялась с обрывком струны, туго наматывая ее на большой палец, так что кончик пальца становился ярко-красным, почти того же цвета, что и кожаное сиденье автомобиля.

– Я отсюда не выйду, – сразу предупредила она Клару. – Что бы вы там ни говорили.

– Ну и ладно, – улыбнулась Клара. Она предвидела подобное сопротивление, и ей даже понравилось, что девчушка явно с характером. – Не возражаешь, если я тут с тобой посижу? – Она чувствовала, что всякие приветственные речи насчет того, что «это ваш дом» и «здесь вам ничто не угрожает», в данном случае совершенно излишни, но все же не сомневалась, что сумеет завоевать расположение маленькой упрямицы.

«Поставьте себя на их место» – вот лучший руководящий принцип для воспитательницы детского дома. И Клара, обретя второй шанс стать настоящей заведующей Шиллинг-Грейнджа, упускать его отнюдь не собиралась. В этом году, как она надеялась, расцветут все ее возможности – и старые, и новые. Есть, конечно, воспитательницы, которым судьбы детей безразличны, и они просто отбывают номер, пока не выйдут замуж или на пенсию. Но к ней, Кларе, это никакого отношения не имело. Больше не имело.

А для подобного случая у нее было припасено «тайное оружие» – лимонный шербет, почти прозрачные желтенькие ломтики с белой полоской сахарной пудры и чуть-чуть кисленькие на вкус. Сейчас шербет уже стало легче купить, чем раньше, но он по-прежнему оставался редкостью и не мог не вызвать восторга.

Клара протянула девочке раскрытый пакетик.

– Ты шербет любишь?

И та, вынужденная признаться, что любит, насупившись и как бы неохотно вытянула из пакетика один ломтик. Клара тоже взяла кусочек, сунула в рот и подумала: как все-таки трудно сердиться на всех вокруг, когда у тебя полон рот лимонного шербета!

О ветровое стекло бились последние летние мухи. Девочка вздохнула. Клара заметила, что мисс Бриджес оставила на переднем сиденье картонную папку с документами, бросив сверху водительские перчатки.

– Может, ты для начала скажешь, как тебя зовут? – предложила девочке Клара.

Та быстро глянула на папку с «детскими делами» и от ответа уклонилась, сказав:

– Там ведь все есть, не так ли?

Если бы Клара была одна, она бы наверняка достала папку и порылась в ней, но в данной ситуации она предпочла просто подождать. Девочка тем временем все сильней затягивала на пальце струну, и стянутый ею кончик все сильней наливался алой кровью, он, казалось, буквально светился в полутьме, и Клара спокойно заметила, глядя на это:

– Еще чуть туже затянешь, и твой большой палец, скорее всего, придется ампутировать.

И про себя решила, что пора воспользоваться иной стратегией.

Она принялась рассказывать девочке, что с ней случилось в минувшем месяце. Теперь она была уже вполне способна говорить об этом без негодования. Она объяснила, что в какой-то момент Совет графства выразил недовольство ее работой и предложил ей покинуть детский дом, после чего ей пришлось предстать перед настоящим судом – «трибуналом, как они это называют», – и в итоге «трибунал решил, что на роль заведующей детским домом я вполне подхожу и могу остаться».

Девочка удивленно приподняла бровь. Ее все-таки заинтересовал рассказ Клары.

– Знаешь, – продолжала Клара, – а все потому, что мы все вместе сумели отлично выстроить защиту. Мне очень помогли и дети, и Ай… – Нет, об Айворе даже не упоминай! – …и один наш сосед. В общем, когда мне разрешили остаться, я просто прыгала от счастья. И теперь твердо намерена сделать для своих детей, для вас, все, что в моих силах. – Клара улыбнулась. – Я очень люблю Шиллинг-Грейндж, хотя, если честно, сперва мне здесь совсем не понравилось.

Действительно, сейчас, в солнечном свете, старый дом выглядел весьма привлекательно, несмотря на осевшие и осыпающиеся углы; он вообще с первого взгляда всегда производил удачное впечатление.

Интересно, о чем сейчас думает эта девочка?

– Дом, конечно, старый, изношенный, и полы в нем неровные, и радиаторы текут, зато внутри он очень уютный. – Клара немного помолчала, проверяя, слушает ли ее девочка; та внимательно слушала, посасывая конфету. – А в наш сад ты просто влюбишься. И учти: у нас никого не секут и даже не шлепают – никаких таких наказаний мы не применяем. Я вообще предпочитаю переговоры. Как говорит Черчилль, лучше болтать, чем воевать.

Клара вспомнила, как Билли, более откровенный, чем его брат-близнец, однажды поведал ей, какие жестокости царили в Грейндже во времена «царствования» здесь ее предшественницы, ужасной сестры Юнис: все двери запирались на замок, имели место регулярные порки, трапезы проходили в абсолютном безмолвии, в ходу были и публичные унижения, и тюремные заключения – в темном и сыром чулане без обеда. А еще сестра Юнис кормила их такой едой, от которой многих тошнило. У Клары просто сердце разрывалось, когда она слушала рассказ Билли. Как это ужасно, что дети-сироты, были вынуждены терпеть такое!

– И вообще я не верю, что за плохое поведение нужно непременно наказывать. Зато верю, что хорошее поведение заслуживает награды. – «И ведь такой подход вполне работает», – подумала Клара, но тут заметила, что девочка стягивает струной еще и второй палец и, похоже, больше ее не слушает, однако…

– Я предпочитаю со всеми вами быть честной. И всегда, насколько смогу, поддержу любое ваше увлечение – от фортепиано до комиксов. – Клара немного подумала. – Я и сама, оказавшись здесь, кое-чему научилась – например, любить поэзию. Больше всего мне нравятся стихи Джейн Тейлор. Она, между прочим, родом из Лавенхэма! Ты, конечно, знаешь песенку «Крошка звездочка, сияй»?

Струна на пальцах девочки, похоже, начала понемногу раскручиваться. Сама же девочка, подняв на Клару глаза, презрительно заявила:

– Можете сколько угодно сопливых историй рассказывать, мне все равно.

Клара почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, болезненно застучала в висках. «Интересно, чем там занимается мисс Бриджес?» – сердито подумала она. Развлекает вторую девочку, играя с кошкой? Это, конечно, прекрасно, когда у ребенка «есть характер», вот только другим, бесхарактерным, детям вечно приходится ждать, когда ты освободишься, и в итоге они не получают того внимания, какого заслуживают. Еще, правда, неизвестно, насколько это справедливо по отношению к Ивлин… Господи, до чего же холодно в этой машине! Клара выскочила из дома, не надев ни пальто, ни шляпу – она никак не ожидала, что ей придется задержаться на улице…

– И дети у нас добрые. – Она помолчала, думая: «А вдруг эта девочка сочтет, что “добрые” значит “тупые”? Но все же прибавила: – И веселые. Ты скоро с ними познакомишься.

Она понимала, что получается у нее куда хуже, чем было задумано, когда она про себя репетировала, что скажет новым воспитанникам. И она завершила свою речь так:

– В общем, ты уже здесь, и, что бы ни случилось, здесь ты в безопасности.

Девочка все-таки раскрутила свою струну и бережно, как драгоценность, положила ее на колени. А потом заявила:

– Я хочу домой.

Ну что ж, уже большое достижение.

– Так, может, ты мне расскажешь о своем доме? – От бесконечных неестественных улыбок у Клары просто рот сводило.

Поколебавшись, девочка неуверенно начала:

– После церкви мы обычно устраивались у камина и ели тосты с маслом, а папа напевал ирландскую песенку «Мой старик – мусорщик»…

Клара кивнула: продолжай.

– А потом он рассказывал нам всякие истории о старых добрых временах, когда служил в RAF^[1], и мы смеялись, пока живот не заболит… – Она вдруг умолкла и презрительно взглянула на Клару.

– Это правда? – спросила Клара.

И девчонка расхохоталась. Приятным ее смех назвать было никак нельзя; скорее уж это было похоже на треск пулемета из какого-нибудь военного фильма – тра-та-та-та!

– Ха! Конечно, неправда! Если б это было правдой, на кой черт мне были бы нужны вы вместе с вашей старой развалюхой и вашими замечательными детьми?

– Вот тут ты права! – И Клара, изогнувшись, рывком отворила дверцу со стороны этой противной девчонки и слегка ее подтолкнула. Однако та, вместо того чтобы спокойно вылезти из автомобиля, неожиданно и каким-то странным образом оттуда выпала и шлепнулась на тротуар, ударившись лицом и ладошками, а потом, испуганно вздернув голову, издала пронзительный вопль и зарыдала.

* * *

Через полчаса она – выяснилось, что ее зовут Джойс, – уже лежала под пледом на диване в гостиной и рыдать, по крайней мере, перестала, но, когда Клара попыталась погладить ее по голове, сразу дала понять, что никаких таких «нежностей» терпеть не намерена. А Клару она даже просто поблизости от себя видеть не желала. Так что в дом девчонку доставила мисс Бриджес – то есть наполовину отнесла, наполовину отволокла, – а потом, сочувственно поджимая губы, смазала целебной мазью ее ободранные ладошки. Кларе же всего лишь позволили принести из автомобиля драгоценный обрывок струны.

Самой любимой комнатой Клары в Грейндже была, пожалуй, именно гостиная. Когда Клара впервые здесь появилась, этой комнатой практически не пользовались, зато теперь она стала обжитой и уютной, и Клара заслуженно гордилась и мраморным камином, и купленными на рынке в лавке старьевщика картинами с изображением ветряных мельниц и бурных ручьев, и лампой под абажуром с экзотическими кисточками, и шторами от Айвора, и пледами для холодных зимних вечеров, тоже подаренными Айвором. Ноги Джойс нелепо торчали над подлокотником дивана, но как только Клара попыталась хотя бы обувь с нее снять – на одном башмаке был какой-то странный и довольно высокий каблук, – девчонка взвыла.

– Я же ничего плохого тебе не сделала, – возмутилась Клара. – Я просто хотела, чтобы тебе было удобнее.

– Никогда больше ко мне не прикасайтесь!

И все это время вторая девочка, Ивлин, в полном одиночестве играла, сидя на ковре, и казалось, будто она хочет, чтобы все здесь напрочь позабыли о ее существовании.

На кухне мисс Бриджес готовила чай.

– Вы могли бы предупредить меня, что у Джойс проблемы с ногами! – Кларе казалось, что если бы ей удалось заставить мисс Бриджес хотя бы отчасти испытать то же, что сейчас испытывала она сама, она бы не чувствовала себя настолько виноватой. Ведь говорят же, что разделенная с кем-то вина – это вина наполовину.

– Это все есть в ее деле, – и мисс Бриджес указала на толстую папку, которую Клара уже видела в машине.

– Но мне лучше было бы знать об этом заранее.

Мисс Бриджес явно обиделась.

– Заранее мне никаких документов не выдали.

– Так, может, хотя бы в будущем меня станут предупреждать о подобных вещах? – сказала Клара, помня, как после судилища, которое тогда устроил над ней Совет, ей даже любезно предложили впредь делиться своими идеями насчет усовершенствования работы детских домов. И подобная идея, например, вполне могла бы возглавить такой список.

– Я думаю, Клара, вы и с этой девочкой найдете общий язык.

– А если не найду?

Ведь нельзя же, как на рынке, вернуть ребенка обратно – точно не понравившуюся лошадь в прежнее стойло?

Мисс Бриджес сказала, что недавно слушала по радио одну передачу, она называется «Радости усыновления», и вел ее «этот очаровательный Дональд Бёртон», и он так проникновенно говорил, что на следующий день у них в Совете телефоны детского департамента звонили не умолкая. Всем хотелось усыновить какого-нибудь симпатичного умненького ребенка. А сотрудники недоумевали, с чего это вдруг возникла такая волна заинтересованности.

– И что, кто-то из звонивших действительно стал оформлять документы? – поинтересовалась Клара, но мисс Бриджес в ответ только плечами пожала. И тогда Клара все же решилась спросить: – Я все-таки не понимаю, почему к нам не прислали мальчика?

Хотя, может, и слава богу? Трое трудных детей – это, пожалуй, было бы слишком.

– Ясное дело, что вы не понимаете, – пробормотала мисс Бриджес, стараясь не смотреть на Клару, – но так уж вышло…

Кларе показалось, что мисс Бриджес как бы пятится от нее, уходит от разговора. А ведь она всегда относилась к ней с таким сочувствием (если бы не мисс Бриджес, то в прошлом году Клара просто не знала бы, как ей жить дальше). Клара уже хотела что-то прибавить, но тут мисс Бриджес объявила, что она вообще больше Шиллинг-Грейнджем не занимается и все свои обязанности передаст мисс Купер, своей коллеге по детскому департаменту. И пояснила, что долгое время несла двойную нагрузку, занимаясь не только детскими учреждениями, но и кладбищами, и проблемы последних теперь отнимают у нее столько времени, что от Шиллинг-Грейнджа ей пришлось отказаться. Хотя, сказала она, это был не совсем ее выбор и она готова по-прежнему помогать Кларе, только теперь уже не как сотрудник Совета, наделенный официальными полномочиями, а чисто по-дружески, то есть всегда готова в трудную минуту подставить плечо, в которое заодно можно и выплакаться. Это известие – и еще то, что нового мальчика ей, похоже, не доверили, – стало для Клары тяжким ударом. У нее было такое ощущение, словно ее понизили в должности.

Она спросила, что по этому поводу думает мисс Бриджес, и та горячо отвергла все подобные предположения и твердо заявила:

– Я, например, о вас очень высокого мнения! И потом, вам ведь, по-моему, мисс Купер нравится, не так ли?

Мисс Купер жила в Колчестере, с кем-то напополам снимая там дом. И Кларе порой казалось, что мисс Купер живет именно так, как и ей самой когда-то хотелось жить – если бы война не сбила ее с пути. Мисс Купер всегда ходила на танцы. Иногда такие вечера растягивались на всю ночь, и это означало, что на следующий день она, сидя за рабочим столом, будет без конца пить воду из чашки, а с потенциальными усыновителями будет беседовать раздраженным тоном, точно больная медведица. Это правда, Кларе она действительно нравилась, но все же была далеко не такой уютной, как мисс Бриджес, которая всегда умела по-матерински утешить Клару. Хотя сегодня все было иначе. Мисс Бриджес даже чаю выпила всего одну чашку, после чего со скрежетом отодвинула стул и встала из-за стола, а ведь обычно она выпивала по крайней мере чашки две-три. Неужели теперь все действительно настолько переменилось?

– Ну, мне пора.

– У вас что-то случилось? – Нет, перемены и впрямь были налицо.

Мисс Бриджес лишь одарила ее улыбкой ярмарочной «тетушки Салли»^[2].

– Нет, просто деловые встречи.

– По поводу чего?

Мисс Бриджес тут же поджала губы. И Кларе тоже пришлось прикусить язык. Неужели ей теперь и поговорить с мисс Бриджес больше нельзя?

Мисс Бриджес надела пальто и водительские перчатки и лишь после этого соизволила ответить, буркнув:

– Просто ищем разные способы, чтобы сэкономить деньги. Все как обычно.

Деньги, деньги, деньги. Деньги – вот вечная ложка дегтя в бочке меда. Каждый раз, когда кажется, что уже все, ты уже выжат до последней капли, они возвращаются и выжимают из тебя еще немного.

– И с кем вы теперь эти способы ищете?

Мисс Бриджес явно не хотелось продолжать разговор на эту тему.

– С мистером Хортоном…

Мистер Хортон был инспектором детских учреждений. Клара и припомнить не могла, чтобы мисс Бриджес когда-либо раньше с ним сотрудничала, зато хорошо помнила, как часто и с каким удовольствием мисс Бриджес на него жаловалась. Уже одного того, утверждала она, что он любит играть в шары и живет вместе с мамой, достаточно, чтобы заподозрить в нем военного преступника.

– О, как вам не повезло! – улыбнулась Клара, надеясь, что они смогут вновь объединиться хотя бы на почве неприязненного отношения к мистеру Хортону. Но мисс Бриджес не откликнулась, лишь еще сильней покраснела, и Клара решила спросить: – Надеюсь, он не станет заставлять вас играть в шары?

Мисс Бриджес вздрогнула, словно ее укололи булавкой для шляп, и несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, точно золотая рыбка, и лишь потом строго заметила:

– Клара… вам не следует говорить в таком тоне об уважаемом чиновнике довольно высокого ранга.

И это говорит та женщина, которая всего месяц назад запросто могла напялить себе на голову стеганый чехол для чайника и спеть на мотив солдатской песенки^[3] «долог путь до мистера Соммерсби»? (Именно мистер Соммерсби в настоящее время возглавлял детский департамент!) И ведь это было совсем недавно, на вечеринке по тому случаю, что Кларе разрешили остаться в Грейндже!

Сейчас же мисс Бриджес, прижимая к груди папку с документами, решительно заявила:

– Не провожайте, я знаю, где выход.

Остаток утра тянулся ужасно медленно, как это бывает только по воскресеньям. С каким-то неловким чувством Клара оставила новых девочек в гостиной, а сама занялась неотложными домашними делами, но никак не могла перестать думать о том, как сильно мисс Бриджес переменила свое отношение к ней. А ведь она всегда была так к ней добра, всегда старалась ее подбодрить. И часто повторяла, что теперь «они – команда и смогут вдвоем противостоять хоть целому миру». Но теперь Кларе казалось, что мисс Бриджес перешла в другую команду.

Ну, хорошо, решила она, может, мисс Бриджес была попросту чем-то расстроена? Или ей неприятно говорить о том, что она больше не является главным куратором Грейнджа в Совете? Вполне возможно, что резкость ее тона и была связана именно с этим обстоятельством.

Вернувшись в гостиную, Клара застала новеньких в прежних позах: Ивлин, скрестив ноги, сидела на ковре и забавлялась с картами, а Джойс лежала, укрытая одеялом, и с мрачным видом смотрела куда-то в пустоту. Пожалуй, даже натурщицы в мастерской художника не смогли бы оставаться в одном положении так долго. С одной стороны, это, наверное, было даже неплохо, но Клара все же сочла подобную неподвижность весьма странной. Тишину в гостиной нарушал лишь шелест карт, тасуемых Ивлин.

Первой где-то в начале четвертого вернулась домой Морин. Она вихрем пронеслась мимо Клары и, прыгая через две ступеньки, взлетела наверх, поздоровавшись на бегу. Примерно две недели назад Морин начала работать в юридической конторе «Робинсон, Брауни и Уайт», разместившейся всего в сотне ярдов от Грейнджа в роскошном особняке с греческими колоннами, сводчатыми потолками и портретами короля Георга в каждой комнате. Морин стала для троих солиситоров незаменимой помощницей, и они называли ее своей «девочкой Пятницей», хотя секретарские обязанности она исполняла не только по пятницам, но и во все остальные дни недели после школы с четырех до шести.

Свою работу Морин обожала; особенно она любила день выплаты жалованья. Кларе всегда раньше казалось, что Морин в итоге станет кем-то вроде домашней прислуги – она хоть и ненавидела любую работу иглой, зато была талантливой кулинаркой с развитой интуицией и невероятным запасом всевозможных идей и рецептов, во всяком случае, готовила она всегда намного лучше Клары. Однако в последнее время Морин все чаще заговаривала о поступлении в колледж и своем желании стать профессиональным секретарем. Пока что в конторе «Робинсон, Брауни и Уайт» она занималась разборкой папок с документами; их следовало для начала хотя бы расположить в алфавитном порядке. (Одному богу известно, почему до сих пор все это хранилось в таком виде!) Клара, чтобы облегчить ей эту задачу, написала алфавит на клочке бумаги, и Морин всегда держала эту бумажонку в кармане, потому что часто путалась в тех папках, где названия начинались с букв Л, М, Н, О, П.

Моментально переодевшись и сменив школьную форму на симпатичное платьице с ремешком, которое когда-то носила сама Клара – о, миллиард лет назад! – еще работая в лондонском офисе, Морин снова метнулась к дверям. Она в последнее время своей активностью вообще напоминала ураган.

– А ты не хочешь поздороваться с новенькими… – окликнула ее Клара, но Морин даже не обернулась, сделав вид, что не слышит.

Вскоре домой вернулись Пег и Рита. Рита первым делом строго спросила: «А вы мне редиску купили?» – и посмотрела сердито, когда Клара призналась, что нет, не купила. После чего настроение у Риты, похоже, окончательно испортилось – с ней такое часто бывало. Она вообще была девочкой, у которой стакан всегда наполовину пуст. Клара решила отвлечь ее от мрачных мыслей и весело сказала:

– Между прочим, эти новые девочки – твои ровесницы, Рита! Я уверена, что вы отлично поладите.

Но, увидев отчетливо написанное на лице Риты недоверие, подумала: «Как глупо считать, что люди одного возраста способны запросто поладить. Вот ей, Кларе, двадцать семь, столько же и миссис Гаррард, хозяйке местного цветочного магазина, однако отношения у них с самого начала сложились весьма прохладные. Тогда как Джуди, ее дорогая любимая подруга, самый близкий человек на свете, была на целых пять лет ее старше.

– Ну, по крайней мере, хотя бы познакомьтесь друг с другом для начала! – Клара подавила печальный вздох и снова улыбнулась онемевшими от бесконечных улыбок губами.

Девочки настороженно рассматривали друг друга. Потом Джойс, Ивлин и Рита все же пробормотали какие-то слова приветствия, а Пег просто покружила рядом, так широко улыбаясь, словно губы ей свело судорогой.

– Что это с ней такое? – спросила Джойс.

– Пег не говорит, – кратко пояснила Клара. На самом деле однажды Пег произнесла одно слово – КО-О-ВЫ – зато в самый нужный момент; впрочем, это не помогло раскупорить ее речевые навыки, как надеялась Клара, и она вновь вернулась к прежнему безмолвному существованию. Пег была найденышем и всю свою коротенькую жизнь провела в домах призрения. Самым драгоценным своим сокровищем она считала морскую раковину, вместе с которой ее, совсем еще младенцем, оставили на пороге какой-то церкви в Линкольншире.

– Почему?

– Потому… – Клара не договорила, и часть ее ответа словно повисла в воздухе. Обычно было достаточно слов: «Потому что я так сказала», но в данном случае этого, похоже, было маловато, и она прибавила: – Не говорит, и все.

– Но почему?

Клара молча отступила в кухню, где у нее имелся фруктовый кекс с изюмом и цукатами, который она приберегала для подобного случая. Она очень надеялась, что сейчас с помощью угощения сумеет остановить эти бесконечные «почему».

Чуть позже, когда Клара уже убирала остатки кекса в оловянную банку с крышкой, на кухню через заднюю дверь ворвались Билли и Барри и тут же схватили по ломтю.

– Пожалуйста, сядьте и поешьте как следует, – строго велела им Клара.

– Да мы уже уходим, нас на крикетном поле ждут.

– На следующей неделе большая игра, разве мы не говорили?

Билли и Барри пользовались покровительством со стороны школьного протестантского священника-энтузиаста, и для Клары это было большим облегчением. Хотя они по-прежнему без конца бродили по окрестным полям, и пока что, слава богу, ни один фермер еще не вышел поохотиться на них с ружьем. Они также постоянно участвовали во всех ярмарочных состязаниях типа «достань со столба пряник» и при этом не раздражали соседей, которым в иных случаях явно хотелось задать им хорошую трепку. К недостаткам их спортивных достижений относилось то, что ели они, как ломовые лошади, и поставляли Кларе такое количество вещей для стирки, что у нее просто рук не хватало.