Параллельные кривые

Глава 1. Загад не бывает богат

Ночь бела, словно кости предков. Если бы сценарист Арсений Загадов описывал свою бессонницу подобными словами, куда бы его это завело? Он был против поэтической вычурности. Рождественское полнолуние тревожило его иначе. Лунного света хватало, чтобы, не включая лампу и не открывая штор, пройти на кухню и сварить кофе. Полчетвёртого. В голове ни шороха. Самое время писать «потоком сознания», без удушающей самокритики. Сеня глотнул кофейку и заклацал старой клавиатурой:

«Сцена 1. Собака размышляет

Погожий летний день. Ухоженный белый кирпичный домик. Вокруг лес, других домов поблизости нет. Аккуратно пострижены лужайка, сад и дорожки к пруду и колодцу. Огромный огород зарос высокой травой, посредине – небольшой обработанный участок с грядками морковки и пр. Поодаль старая баня с отвалившейся дверью, на которую упало сухое дерево. Сарай не в лучшем виде – дверь на одной петле, худая крыша из щепы, оборванный рубероид; возле стен сарая – старые покрышки, канистры из-под машинного масла, заржавевший садовый инструмент. На крыльце в тенёчке лежит некрупная рыжая собака. Перед собакой – толстый дохлый крот, тряпка, еловая шишка, сухие листья, пёрышко. Она созерцает всё это. Собачья физиономия отражает процесс решения непростой задачи. Поднимается, смотрит на всё с разных позиций, берёт пёрышко, перемещает. Двигает другие предметы. Дохлого крота отодвигает от пёрышка. Ложится, кладёт лапы на пёрышко, вздыхает.

Сцена 2. Собака вспоминает

Пёрышко превращается в женщину лет сорока, легко идущую по одноэтажной улице маленького городка. Она изящна, движения очень тонкие, плавные, мягкие. Волосы лёгкие, с проседью. Маленькие руки. Узкие красные джинсы, заправленные в грубые армейские ботинки на толстой подошве, синяя майка, рюкзак за спиной. Под мышкой – большой прямоугольник упакованной картины. Она – летящее по ветру невесомое перо. Ей приходится «утяжеляться», чтобы не унесло.

Навстречу женщине движутся мальчик с собакой. Мальчик вялый, усталый, как маленький старичок. Собака любопытна, всё обнюхивает.

Мальчик (ноет, обращаясь к собаке): Несчастье ты моё, пойдём!

Женщина: почему несчастье? Что она такого сделала?

Мальчик: таскается со мной повсюду…подарили на день рожденья…не знаю, что с ней делать…

Женщина: да ты что? Неужели всюду с тобой? Вот это да, какая у тебя правильная собака, настоящий компаньон!

Собака слушает женщину очень внимательно и с явным удовольствием. Женщина идёт дальше. Собака замирает на месте, смотрит поочерёдно на удаляющиеся спины мальчика и женщины. Бежит за женщиной

Женщина – собаке (мягко, тепло): вон твой хозяин, беги, догоняй!

Улыбается, оглядывается с надеждой, мельком, идёт дальше.

Щенок убегает, но через некоторое время догоняет женщину, тычется носом в ногу, смотрит вопросительно

Женщина: ну, дорогая…я иду далеко…

Женщина шагает, щенок не отстаёт. Солнце палит, бьёт в лицо. Картина на голове вместо навеса от солнца. Собака прячется в тень женщины. Женщина опускает картину, чтобы создать больше тени для собаки. Останавливается у ручья, где собака пьёт и недолго лежит. Они проходят по обочине идущей через лес дороги 10-12 км до деревни, ни одна машина не останавливается, чтобы их подвезти. Но женщина и не «голосует». Из проезжающих машин смотрят с улыбкой. В деревне им попадается старик на велосипеде.

Женщина здоровается, старик смотрит на собаку.

Женщина: вот, увязалась за мной, идёт от самого города…

Старик: ну так радоваться надо! Собака, она хозяйку чует!

В деревне они сворачивают на грунтовую дорогу и идут через лес, мимо озера. Наконец взгляду собаки открывается дом посреди леса. Она пулей мчится вперёд. Хозяйка открывает дверь, а собака тем временем в восторге носится по лужайке, по саду, вокруг пруда.

Скрип открывающейся двери возвращает собаку в настоящий момент.

Хозяйка выходит на крыльцо с едой для собаки. Берёт метлу, совок, убирает крота. Остальные собачьи игрушки отодвигает с дороги в сторонку, ближе к собачьей подстилке на крыльце. Собака благодарно смотрит, принимает действие хозяйки, уписывает еду.

Хозяйка говорит по телефону.

– Не сможешь?.. А когда?.. Да, я поняла.

Отключает трубку:

– Тряпка.

Собака разглядывает лежащие перед ней предметы, рычит, берёт тряпку, рвёт её и выбрасывает с крыльца.

Хозяйка плачет и смеётся, гладит собаку».

Сценарист Загадов мечтательно покрутил ус и потянулся скрюченным интеллектуальной жизнью телом. Он походил сейчас на старого, не особо закормленного кота, перед голодным взором которого замаячила кринка сметаны. Сеня думал, как пристроить начатый сценарий. Думалось ему плохо, как это всегда бывало, когда мыслительный процесс совершал вынужденную посадку на земную твердь с меркантильной целью.

– Ладно, загад не бывает богат, – вслух резюмировал гений пера. И, почесав лысеющий лоб, добавил:

– А кто бывает? Вот ведь…загад… Загадов… может, псевдоним взять? Думай-ибн-Богатей, например.

Вместо этого Сеня взял бумажник и пересчитал рубли. В кармашке для мелочи тоже. Капустина говорит, мужик с таким кошельком – позорище. Мелочный. Загадов действительно был экономен до крайности. Зато никогда не брал в долг – ему нравилось ощущение свободы, которое парадоксально образовывалось из жесточайшего самоограничения. «Вот и без этого вполне можно обойтись», – с удовольствием думал Сеня, урезая очередную статью обмена с миром. К сорока годам в разряд необязательного баловства прибавились и женщины, которых он умело удерживал в своей копилке эстетических феноменов, допуская только на страницы рукописей, но никогда – в интимную зону. Амуры занимали его не больше, чем любимого Шерлока Холмса, но в популярности он сильно отставал от гения сыска.

К великому сожалению, сценарист не мог обходиться совсем без еды, а потому помыслил завтрак. Помыслив, отредактировал картину, заменив желаемое на одобряемое и отправился в магазин. Было закрыто. Сеня глянул на командирские часы, подаренные Олегом Воеводой перед последней командировкой. Семь восемнадцать. Откроют в девять. Ругнувшись, он вернулся домой и проспал до обеда, когда два деспота, мочевой пузырь и желудок, разбудили его и погнали совершать примитивные действия, направленные на сохранение жизнеспособности.

Тем временем женщина в красных джинсах и армейских ботинках растерянно топтала рыхлый снег возле витрины магазина сантехники, и в ней зрело намерение купить не подходящий для лесного дома унитаз. Она не знала, что её двойник уже существует в альтернативной реальности, состряпанной голодным Сеней Загадовым, где ей полагался благоустроенный дом с солнечными батареями, артезианской скважиной и сауной в подвале, а пешком она ходила исключительно ради удовольствия. Как под гипнозом, она выбрала бирюзовый унитаз с бачком, хотя бдительность стонала во сне и жалобно вскрикивала. Дома она внимательно осмотрела туалет с проржавевшим дачным унитазом и чуть не заплакала. То, что она приобрела, категорически сюда не годилось. А, главное, она не могла понять, почему на неё накатило такое помрачение рассудка, что она позарилась на ненужное. Три тысячи восемьсот рублей…на эти деньги в деревне можно прожить три месяца. От досады она села прямо на бирюзовый фаянс, выгодно подчеркнувший искупительный красный цвет штанов.

Было ли что искупать гражданке Алле Дмитриевне Перец 1971 года рождения, постоянно проживающей по адресу деревня Мятная, дом 22? Ведь очевидная нелепость происшествия отсылала сознание прямиком к Божьей каре. С точки зрения увлекательности Сениного сценария, было. Сеня фантазировал отвязно, и уже наделил свой персонаж, далёким прототипом которого невольно стала Алла, изломанной судьбой.

Тяжёлые ботинки и красные джинсы на лёгкой барышне купили его с первого взгляда, и маховик воображения уже молотил вовсю. Она выделялась из общей массы наивной независимостью подростка. Такой человек или никогда не был взрослым или уже нажил преимущество игнорировать некоторые негласные правила. Загадова несло по ухабам дедуктивного метода, пока он шёл в районную библиотеку на творческий вечер писателя Карпенко.

Местные так не одеваются. Даже молодёжь. Солдатские ботинки – муж погиб в Чечне, например, она тоскует…это как память о нём. Красные штаны – уже пора найти любовника, только вот берцы мешают, как тень отца Гамлета. Кто у нас любовник? Возможно, эта женщина – жертва по жизни, Красная шапочка – находит роковых соблазнителей, которым не нужна? Или молодых раздолбаев? Загадов остановился было на лётчике, но выбрал рафинированного депутата с маникюром. Такой на стадии ухаживания за Честным Подростком будет показывать гражданское рвение, как «за державу обидно». Потом ему становится за карьеру страшно. Потому что он сам от себя скрывал, зачем идёт в депутаты, и такой уровень честности, который она предложит, он не вынесет. Понятно, он на ней не женится…

– Доброго здоровья, Арсений Егорович! – его рассуждения прервало зычное приветствие дородной библиотекарши. – Проходите в актовый зал.

По периметру зала за школьными столами уже чинно восседали постоянные посетители творческих вечеров – в основном продвинутые пенсионеры. Писатель Карпенко, целомудренно сложив руки в позе первоклассника, сидел в окружении букетов за отдельным столом и умильно озирал присутствующих. Его румяные щёчки покоились на белом мягком воротничке густо-зелёной трикотажной кофты. Сеню передёрнуло. Его эстетическое чувство терпело неудобства. Он был приверженец классики в одежде и хорошего вкуса в целом, а Карпенко искренне не любил. Он даже фамилию его путал, произнося «Карпук», поскольку этот вариант более точно выражал состояние неловкости, которое Загадов испытывал, читая стихи и прозу Карпенко. Пропустить же мероприятие не считал возможным из политических и стратегических соображений: в маленьком городке легко можно прослыть заносчивым и высокомерным невежей, если игнорировать презентации местных знаменитостей. Мало ли, может, самому придётся сидеть на месте Карпука… тьфу… Карпенко. Он поздоровался и сел ближе к выходу. Высидев одобряемое этикетом время, когда оратор завершил очередной глубокомысленный пассаж, повторяемый без изменений каждую встречу с публикой, Арсений извинился и вышел.

И столкнулся с Аллой. Точнее, толкнул её дверью. Загадов поспешно извинился и не смог противиться желанию последовать за героиней своего сценария.

– Раз уж я Вас ушиб, давайте знакомиться, – протянул руку, – Арсений Загадов, сценарист.

Алла окинула его рассеянным взглядом.

– Кроме нас с Вами об этом кто-то знает?

Организм Арсения выдал бурную вегетативную реакцию. Нервно гоготнув, он спросил:

– Можно, я использую вашу реплику в сценарии?

– Дарю.

– А Вы не хотите узнать, о чём этот сценарий? – Загадов на самом деле хотел впечатлений о ней. Его героиня вырисовывалась плоско, нужны были детали и подробности, выдумывать которые было глупо, когда можно подслушать, подглядеть и спросить. И он уже опутывал Аллу клеммами своего любопытства, но задал вопрос, загубивший диалог на корню – не хотите ли…

– Боюсь, что нет. Извините.

– Это Вы меня извините за назойливость. Я видел вас на дороге с картиной и собачонкой. Но без корзины и картонки. Вы не местная, так ведь?

– Простите, я не расположена к интервью. Всего доброго.

Из актового зала выглянула рассерженная библиотекарша и, беззвучно шевеля губами, изобразила изгоняющий жест.

Алла поспешила в компьютерный зал. Загадов немного помялся и вошёл следом.

Он позволил Алле сесть первой, и занял свободное место, с которого было удобно за ней наблюдать. Она просматривала электронную почту, а он пытался угадать, от кого. Вот она досадливо поджимает губы. «Похоже, уведомление из налоговой», – думает Сеня. Вот гордо вскидывает брови. Смеётся. «Приглашение на свидание. Не пойдёт».

Алле было не до свиданий. Она снова не получила ответ от потенциального работодателя, а смеялась над письмом двоюродной сестры. Таня сообщала: «Сегодня я два раза чуть пожар не устроила. Сначала нечаянно повернула настольную лампу, и расплавилась какая-то приблуда к компу, воняло пластиком. А теперь вот турку с водой поставила на огонь… турка с конфорки навернулась, и ручка почти сгорела. А пахнет ужасно. Сразу вспомнился тот случай, когда дядя Юра пришёл подшофе и повесил шляпу на лампочку в коридоре. Шляпа тлела, а мы понять не могли, откуда запах». Алла любила эти письма и все ответы начинала неизменным «Это хорошо!», потому что Таня была склонна к панике. Ещё Таня была склонна к воспоминаниям, в которых всегда имелся намёк на неблагородное происхождение. Но Алла эти намёки делила на восемнадцать и давала ответ философического свойства. Сейчас она писала: «Это хорошо, что ты у нас бдительная и вовремя заметила неладное, – писала она сестре. Моя бдительность, похоже, подустала. Я хожу по Зашорам в красных штанах, привлекая щенков и любителей необременительного секса. В непосредственной близости от монастыря. Тьфу. Такое чувство, что все возможные работодатели в этом городе знают про мои революционно-провокационные штаны, хотя никогда меня не видели. На резюме один ответ: вакансий уже нет. Подозрительно им, что человек бросает жизнь в большом городе и едет в деревню. Это характеризует профессионала не с лучшей стороны. Нет, они так не пишут, конечно. Подразумевают. Откуда я это знаю? Из общения с некоторыми вживую. Я умею слушать интонации. С другой стороны, сестричка, ещё неизвестно, в чём состоит Божий промысел относительно моего трудоустройства. Может быть, следует повернуться лицом к тому, что есть и не искать работы в казённых учреждениях, устроенных по тоталитарному принципу. А есть у меня земля, с которой я пока не умею грамотно управляться. Но неизбежно научусь. На то и кризис середины жизни. Хорошего тебе дня, дорогая. Обнимаю».

Покончив с почтой, Алла заплатила за пользование интернетом и вышла. Арсений метнулся за ней. Мягко прошелестев тяжёлыми ботинками один лестничный пролёт, она обернулась, и Арсений на секунду завис. Он как раз думал, как ей удаётся бесшумно ходить в такой обуви.

– Ладно, идёмте пить кофе. Вы вроде не похожи на искателя приключений. Заплатите за чашку горечи, – спокойно и чуть снисходительно произнесла Алла.

– Интересная у Вас речь. Хорошо, заплачу, – Сенина скупость уступила дорогу интересу. Он знал, что хорошая история – как хорошая обувь, свою цену всегда оправдывает. – Но вы ошиблись, я тот ещё поисковик. Приключения – моя страсть…

– Правда? Мне показалось, страсть – это не про Вас, – перебила она.

– Говорю же, Вы ошибаетесь. Сценарист всегда ищет приключение. Он должен смотреть на человека и понимать, какое у того главное событие жизни – тихо помереть на своём диване во сне или убить дракона. Это действительно меня увлекает – собирать истории…

Алла тихо рассмеялась:

– Чужие жизни увлекают Ваш интеллект и будят фантазию. Вы смотрите на море, но не купаетесь.

– Что Вы имеете в виду?

– Вы жмот и не тратите душевных сил, страстно вовлекаясь в события. Складываете в голове сюжеты, двигаете фигурки в песочнице, облизывая своего петушка на палочке. Но никого не греете и лакомством не делитесь. Вы эгоцентричное дитя, и от меня тоже ждёте безвозмездный леденец. Но не получите. Они вошли в сумрачное кафе.

– Вон там свободно. Возьмите «Американо» без сахара и сухое печенье, я присяду.

Арсений безропотно отправился к барной стойке. Алла смутила его. Просто клюнула в темечко. В точку. Зачем так? Зачем она ведёт себя так, будто живёт последние два часа в этом мире? Ему стало страшно, и он даже не вспомнил, как с удовольствием приписал ей невыносимый уровень честности, ещё не будучи знакомым – по первому впечатлению.

Алла тем временем наблюдала, как незрелый мужчина лет сорока выбирает самый дешёвый десерт, и кофейная горечь зашевелилась в её душе. Он вернулся, она взяла инициативу в свои руки и узнала много интересных подробностей о городе, монастыре, некоторых знакомых и о бывших владельцах её дома. А он так и забыл спросить, как её зовут.

Сеня спал тревожно. Ему снилась Алла, гадающая на кофейной гуще, сидя напротив него за столом. Она задумчиво крутила чашку и улыбалась, что-то понимая про него. Он спрашивал, что она видит, но Алла только кривила рот в ухмылке. Арсений посмотрел на свои руки – они были крохотными, детскими. Сжимая обеими ручками петушка на палочке, он закричал: «Не смотри на меня так! Не смотри на меня снисходительно!». Он проснулся с противным чувством утраты и стал собираться на прогулку – куда глаза глядят.

Алла же не ложилась вовсе. К ночи поднялась метель, и кровля содрогалась от порывов ветра. Она любила стихию, но боялась разрушений – чинить крышу не входило в её планы, это лишние эмоциональные и финансовые траты. И вдруг Алла поняла, почему привлекает скупердяев: она жалеет ресурсов сама для себя. То есть, в глубине души считает, что щедрости не заслуживает. Так просто, так очевидно… С другой стороны, пока нет стабильного дохода, быть экономной – совершенно адекватное поведение.

В печной трубе скулили голоса, а деревянный потолок скрипел так, будто все бывшие жильцы ходили под крышей. Она не стала бороться с бессонницей, которой, видимо, было что сказать. Алла помолилась, взяла бумагу, карандаш и начала рисовать. Тревогу, которая лишала сна, она всегда могла превратить в конкретные образы, а их уже можно было взять под контроль, изменив по своему усмотрению.

Работа эта принесла свои плоды, и часов в пять Алла всё же уснула. Разбудил её возмущённый крик вороны. Алла посмотрела на часы – без двадцати одиннадцать.

– Кааак, кааак? – ворчливо передразнила она ворону, – а вот так. Сперва дурью маемся всю ночь, потом спим до обеда.

Она спустила ноги с кровати, натянула лежащие рядом толстые шерстяные носки, потом сунула ноги в плоские дерматиновые тапки и, запахнувшись в тёплую кофту, спустилась из спальни по крутой лестнице в кухню. Халатов она не признавала (было в них что-то расхлябанное), а она знала, что с её характером и наследственностью нужно сознательно противостоять хаосу. С этой целью она установила ежеутренний распорядок. Зимой поддерживать Утренний ритуал было легче, потому что следовало топить печи. Хочешь – не хочешь, а от холода проснёшься и побежишь вприпрыжку делать всё, что нужно. Алла умылась холодной кипячёной водой, наложила крем вокруг глаз, причесалась, включила электрочайник и взяла старый нож, стёршийся до половины и больше похожий на серп. Этим инструментом она щипала лучину от высушенного полена. Получалась тоненькая соломка, которая моментально вспыхивала, и дрова в печи занимались от одной спички. Затопив две печи и заварив кофе в чашке, Алла прочла «Отче наш», молитву Богородице, обратилась к Архангелам и Святой Троице. Потом попросила Сергия Радонежского укрепить её дух и научить тому, что нужно. Она знала только две молитвы, в остальном же следовала спонтанному побуждению и обращалась с наивной искренней речью к плохо понятым символам. Она обещала себе, что как-нибудь обязательно до конца разберётся, кто есть кто, а пока ей просто отчаянно нужна вера, что все они рядом и на них можно опереться. Позавтракав, она перевернула чашку с кофейной гущей на блюдце и стала записывать сны в большую фиолетовую тетрадь с морской звездой на обложке. Закончив записи и поразмыслив над ними, стала рассматривать узор, образованный кофейными потёками на ленинградском фарфоре. Лес, дорога, мужчина в ушанке. «Незваные гости», – подумала Алла и быстро сменила пижаму на джинсы и свитер. Подмела пол от дровяного мусора, прибрала со стола, помыла посуду, залила в мультиварку тесто с яблоками. И раздался стук в дверь.

– Еле до Вас добрался, тропинку почти замело. А если вдруг что случится, как скорая проедет или полиция? – Сеня почти вопил с воспитательскими интонациями, выпучив глаза.

– Не орите на меня, здесь вам не тут. Разувайтесь, ставьте обувь вон туда, к печи. Куртку на крючок там же, всё тёплое будет. Ничего со мной не случится. Я уверена, всё будет хорошо. Здесь ходят только лисы, кабаны и косули. Если с крыши упаду – съедят, никому никаких хлопот. Сеня возмущённо хмыкнул. Потом извиняющимся тоном попытался объяснить причину визита:

– Я забыл спросить, как Вас зовут. Кстати, а собака-то Ваша где? Будка пуста.

– Алла. Ушла собака. Как пришла, так и ушла.

– А как пришла?

– Я направлялась домой как-то в мае, ещё школьники учились. И вот один такой…

– …шёл с собакой навстречу и был очень ею недоволен?

– Откуда Вы знаете?

– Я увидел вас тогда с собакой и придумал историю. Вот послушайте…

Алла ошеломлённо выслушала Арсения, который точь-в-точь описал первый день их отношений с Пулей.

– Вы не выдумали историю, вы её ясно увидели. А вот с придумыванием Вам надо быть аккуратнее, Вы можете изменить человеческую жизнь в неизвестном направлении. Вы – маг.

– С чего Вы взяли?

– Не знаю. Хотите чаю, кофе? У меня шарлотка с яблоками готова.

– Хочу. А Вы в печи готовите?

– Нет, хотя теоретически, наверное, испечь что-то в ней можно. Я как-то запекала рыбу и куриные ножки. Получилось изумительно. А вот с тестом не рискую. Это эстонская печь, у моих предков были другие.

Они прошли из кухни в столовую, придвинули стол к печной лежанке и удобно сели на прогретую керамику. Сеня потянулся за кофейником.

– О, какие интересные у Вас часы,– заметила Алла.

– Командирские. Друг подарил на память. Пропал в командировке. Может быть жив, в плену…

– Вряд ли. Есть фото?

– Да, – Арсений нашёл файл в телефоне. – Вот, как раз в день отъезда снял.

Алла внимательно смотрела на фотографию в течение нескольких минут.

– Нет его в живых. К сожалению, нет, – и, упредив вопрос, продолжила:

– Это довольно легко понять по фото, жив человек или нет. Живой откликается пульсом во лбу, а мёртвый как облако, твоё внимание куда-то проваливается, в какую-то чёрную яму и тело не реагирует… Вот, сами можете сравнить, возьмите это фото. Этот человек жив.

Арсений стал разглядывать попеременно фото на экране и то, что дала Алла. Через некоторое время озадаченно произнёс:

– Не вижу разницы. Правда. Тишина. Наверное, я бездарь. Ничего не чувствую.

– Ну-ка дайте, – Алла взяла фотографию мужчины, присмотрелась и горестно вскрикнула. Схватила телефон и стала набирать номер.

– Алло, алло…девушка, почему у Вас этот телефон? Где Стрела? Когда? Два часа назад?!!

Загадов не вмешивался, когда она уронила потускневшее и разом обвисшее лицо в ладони и беззвучно затряслась. Он встал и зачем-то начал убирать посуду. Вдруг вспомнил слова Олега, что нельзя оставлять человека один на один с бедой. Только что каждый из них потерял друга. Надо объединиться и что-то делать.

– Я побуду с Вами, – неожиданно для себя самого сказал Загадов.

Она помотала головой:

– Уходите. Мне надо побыть одной. Голос её имел над ним какую-то удивительную власть. Он послушно оделся и вышел на улицу. Осмотрел двор, так детально соответствующий его фантазии. Ему стало не по себе, и он вернулся. Взял с вешалки у печки её пуховик и подал:

– У Вас вон и дров в доме нет. Пойдёмте за дровами.

– Я в другой одежде хожу за дровами.

– Ну и где она?

Алла встала, машинально надела куртку, и они вышли на улицу. Молча грузили дрова на санки, молча катили до сеней, молча выкладывали в оцинкованный угол.

– А-а-а, – вдруг завыла Алла, уронив поленья, – в цинковом гробу, в цинковом… Куда я смотрела, я же всегда чувствовала его пульс, я же дыханье его рядом чувствовала!!! Как я упустила???

– Ты не Бог. Что бы ты сделала? Часть своей жизни отдала? – Арсений вдруг перешёл на «ты», присев рядом с ней.

– Отдала бы, отдала!!! – Она бессильно села на пол и рыдала громко, отчаянно, как ребёнок, который понял, что не всесилен. Арсений обнял её и подождал, пока пройдёт приступ плача.

– Пойдём, отдадим им… отдадим молитву, – впервые Загадов не думал о том, как эта сцена может красиво смотреться на экране.

Он проснулся от тишины. Не было слышно ветра, молчал холодильник. Лежанка под ним ещё была тёплой. Он выходил из сна неспешно, повернувшись на бок и уставившись в окно, за которым в утренних сумерках неслышно валились крупные хлопья снега. Как уютно в этом доме! Так бы и остался тут, и не искал никаких приключений…

Арсений поднялся и, стараясь не греметь, принёс из сеней поленьев. Затопил в кухне печь и поставил на огонь чайник. Почему-то не хотелось включать электрический, когда так мирно гудит печка. Вскоре с верхнего этажа бесшумно спустилась хозяйка дома. Горе не изменило её походки. Часто люди после трагических событий начинают шаркать ногами, как старики. Она была мобилизована, только лицо окаменело.

– Арсений, я должна полететь на похороны. Поживите у меня, пожалуйста, дня три. Вы вроде не курите, печь топить умеете. Да и соседей не хочу вовлекать, если честно. Вода в колодце, картошка в подвале. Ключ у меня один, не потеряйте. Здесь Вам никто не помешает писать. Если вернётся Пуля, разогрейте ей кашу, найдёте в холодильнике.

– Хорошо, – почти не раздумывая, ответил он, – я только провожу Вас до автовокзала. Да и кое-какие вещи нужно взять.

– Автобусы не будут ходить все каникулы, я закажу такси от перекрёстка.

Она прочла молитву так, будто его здесь не было, после чего они позавтракали, она оделась теплее обычного, проверила ещё раз, что положила паспорт, банковскую карту и билеты на самолёт, купленные через интернет. Кинула рюкзак на плечо. Он отнял её ношу, закрыл дверь, сунул ключ в карман рюкзака, и они пошагали через лес на главную дорогу. Через пять минут запиликал телефон.

– Наверное, такси, – Алла взяла рюкзак, расстегнула карман, сунула руку, и вместе с телефоном вытащила ключ. Укоризненно глядя на Арсения, протянула ему артефакт на верёвочке.

– Упс, – виновато произнёс Загадов и положил ключ в карман.

Посадив Аллу в микроавтобус до Санкт-Петербурга, он отправился домой, кинул в сумку командировочный набор, кое-какие продукты, ноутбук. Потом подумал, что Алле не очень-то удобно будет стирать постельное бельё, таская воду из колодца. Добавил к багажу пару простыней, наволочку и пошёл обратно на автовокзал. У пирожковой на площади к нему пристал местный дурачок. Улыбаясь во всю ширину беззубого рта, он протяжно приветствовал Арсения:

– Доообвый дееень. Я – Пееетя.

Сеня ответил приветствием и сделал то, чего обычно себе не позволял – достал из кармана кошелёк, расстегнул кармашек для мелочи и отдал Пете часть заработанного. Вместе с кошельком он извлёк из кармана ключ от чужого дома. Прощально сверкнув бочком, ключик плюхнулся в серую снежную кашу на нечищеной мостовой. Загадов не догадался. Даже не вспомнил, что ключ был там, где теперь его нет. Зато догадался Петя. Всё так же широко улыбаясь, он сгрёб плохо гнущейся пятернёй Сенину потерю и поспешил за ним в здание автостанции.

– Мустина, мустина, ты клуть потеял.

Арсений поблагодарил Петю и положил его находку на всякий случай во внутренний нагрудный карман, вместе с паспортом. И тут только вспомнил, что автобусы в сторону Мятной не будут ходить до 12 января. Почесав свой выдающийся лоб, Сеня посчитал в уме, скольким батонам хлеба равняется одна поездка на такси. И пошёл пешком, но недолго радовался свежему воздуху на Рижской – ноги промокли. Пришлось отчаянно молиться о попутке. Загадову повезло – его бесплатно подбросили до того самого перекрёстка, откуда они с Аллой уезжали утром. В машине его мокрые ноги отогрелись, и в лес он углублялся почти бодро. И так же бодро навстречу ему двигался пограничный наряд.

– Здравствуйте. Лейтенант Муромцев. Предъявите документы, пожалуйста.

Сеня полез за паспортом во внутренний карман. Ключ, весело чиркнув красную корочку, отскочил в снег, чистый, вполне глубокий и неутоптанный.

– Вот же беда, Алла меня прибьёт, у неё один-единственный ключ, – чуть не заплакал Сеня. Это было уже не смешно. Три раза ключ пытался ускользнуть. По-че-му? Раскапывая снег, Арсений не на шутку испугался. Что за знак? Что за намёк?

– Стойте, вы так не найдёте. Искать ключи под снегом бесполезно. Если у вас нет металлоискателя, – лейтенант уже набрал номер, – Санёк, хутор Приграничный знаешь? Да, тут Перец теперь живёт. Да баба, фамилия такая. Не, не питерская, откуда-то с севера. Бери свою пикалку, дуй сюда. Мы на дороге ближе к озеру. Звук мотора раздался, по Сениным ощущениям, незамедлительно. Санёк на снегоходе с каким-то прицепным корытом появился внезапно, будто ангел из параллельного мира. Пограничники стали утюжить металлоискателем снег в районе падения ключа. Сеня размышлял о знаках судьбы. Вдруг металлоискатель запищал, а потом ещё и ещё, всё настойчивей, и этот звук указывал на что-то более солидное, чем ключ от Аллочкиного дома. Ребята быстро достали ключ, но земля продолжала мучить чуткий прибор.

– Не, не мина, – вслух рассуждал Санёк. Тут лес возили, ходили – давно бы взорвалось. Сейчас и не выкопаешь – земля мёрзлая, техники нужной нет.

– Найдём, – уверенно произнёс лейтенант Муромцев. Сеня подумал, что не зря этот парнишка попал в пограничники – больно любопытный и настойчивый. Загадов пошёл на хутор, разгрузил сумку, но не мог себе позволить оставаться в стороне от интриги и вернулся на раскопки, прихватив лопату и ломик.

– Я подумал, может, помощь нужна?

– Может, – хором ответили мужики, уже гревшие землю костерком.

Вскоре звякнул металл и показался облупившийся бок крашеного голубой краской сейфа. На боку его красовалась надпись «Инв.№ 0000214». «В принципе, я не против клада, – подумал Сеня, – но какой-то он вопиющий». Санёк потянул ручку:

– Закрыто…

– Нее, примёрзло. Лёд сковырять, и откроется…может быть, – предположил лейтенант Муромцев. Так и оказалось. Ещё оказалось, что в сейфе мирно сидит человеческий скелет, положив грудную клетку на колени. Сеня вскрикнул и перекрестился:

– Господи, кого это так? За что? – в голове его пронеслась история пропавшей девушки, которая исчезла в этих местах десять лет назад.

– Да никого, – успокоил его лейтенант, – он пластмассовый. Настоящий бы лежал кучкой, а этот вон, – он приподнял руку экспоната, – целенький, всё на лесочках и шурупчиках. Похоже, школьный экспонат. Только что он тут делает, в сейфе и возле озера? Сеня согласился, что более нелепую находку сложно себе представить.

В глубине души он всё же надеялся на клад. Йорика усадили в прицепные санки, живописно привалив к сейфу, и, предвкушая реакцию сельчан, с хохотом повезли в сторону государственной границы. А Загадов направился на хутор.

Вечерняя сырость поползла в дом, и Арсений затопил печи. Усевшись на тёплой лежанке и вытянув ноги на табурет, он принялся исследовать прошедший день на предмет пищи для сценария. Три раза сегодня он пытался потерять ключ, и это не давало ему покоя. Неужели он сопротивлялся возможности пожить в этом доме несколько дней? Чем же ему это угрожает? Вроде бы, ничем. Три раза ему настойчиво этот ключ возвращали. М-да…неспроста это. И скелет. Ну, просто идеальный финал дня! Фальшивые кости в железном ящике, который то ли на помойку выкинули, то ли украли, не ведая содержимого сейфа. Вполне могли стащить при ликвидации училища. Под эту лавочку, говорят, много чего спёрли. Прекрасное было учебное заведение с мастерскими, столовой, общежитием. Вся деревня тут работала, обучали нужным профессиям. Оказалось, нерентабельно. Рентабельней разорить. Котельную, которая отапливала не только учебные корпуса, но и все близлежащие дома, закрыли, как только ПТУ было ликвидировано. Людям настоятельно рекомендовали путём сбора добровольных подписей установить в квартирах электрическое отопление. И теперь бывшие сотрудники системообразующего предприятия платят по три тысячи из невеликих пенсий только за электричество и клянут районную власть, которая не чистит даже дороги возле их домов, поскольку они «принадлежат Пскову». Некрасиво. Всё, что некрасиво, Загадова расстраивало.