Жизнь инвалида в России
Затерялась где-то на Урале деревня Роща в которой я родился, а впрочем кто потерял эту деревню не известно. В данной книге речь пойдёт о моей жизни до болезни и жизни в новом для меня статусе инвалида России.
Жизнь это большая картина или произведение, которое рисуешь или пишешь всю свою жизнь и кажется, что каждый её день достоин, пусть не романа, то рассказа точно.
Вся эта книга состоит из коротких набросков моей жизни и из писем, которые у меня сохранились с 2014 года во все инстанции России, включая Президента страны Путина Владимира Владимировича.
Обращался и к Верховному Комиссару ООН по правам человека, защищая свои права инвалида.
В книге собрано большинство ответов на все письма и обращения, также приведена истории судебных тяжб, вплоть до Верховного и Конституционного суда России, в которые я был, втянут равнодушием государственных чиновников.
В жизни спасает, только семья и близкие люди, а ещё огонёк веры. Верить надо обязательно, иначе не выжить.
Целью написания книги явилось желание, познакомить читателей с моей жизнью и опытом переписки. Показать свою точку зрения и как пишутся в наше время письма и обращения, в отстаивание своих законных прав и какие ответы на них приходят от чиновников, которых в России большая армия и численность данной армии неуклонно растёт. Как бегут все слова в круге не понимания.
Сколько не кричи в России, ни кто тебя не услышит, зови ни кто не придёт. Но если твёрдый лоб, то можно попытаться пробить стену не понимания и равнодушия.
Письма и документы, представленные в книге без исправлений. С писем и ответов, убран только мой почтовый и электронный адрес, а также номер телефона. Кто пожелает со мной связаться, наверное, это можно будет сделать через издателя.
По воспоминаниям моей мамы, родился я крупным ребёнком. Мама, почти месяц, лежала на сохранении в Шамарском роддоме, а на День Победы отпросилась у врача домой в деревню. Приехала в кузове на открытой машине, в родной Роще меня и родила накануне праздника.
История болезни
Это случилось, после того как колхозная корова ушла из стада в лес. Найдя в лесу корову, и одев ей на рога верёвку, я стал выводить ее из леса, а она потащила меня назад в лес и если бы не пень на пути, то ещё бы долго таскала меня по кочкам. Привязав её к дереву, пошёл за напарником и с ним мы уже благополучно вернули беглянку в стадо. Через неделю после этого случая заболела спина, народные средства не помогли, пришлось идти в больницу. Из нашей деревни меня направили в Шамары, так и началась история болезни.
В Шамарах ставили блокады от остеохондроза, которые практически не помогали, поэтому после двух недель лечения был направлен в район.
В районе невропатолог добавил лечение и отправил назад в Шамары. Добравшись из больницы, до памятника солдату, стал ждать попутку и думать о дальнейшей своей судьбе. Поразмыслив и решив, что в Шамарах мне больше делать не чего, а как остаться в районной больнице. Вот тут мне пригодились актерские способности. Рядом с памятником, находилась редакция районной газеты, и мне пришлось разыграть сильный приступ боли. Из окна редакции увидали, как парень, стоящий у памятника валится как сноп на землю, ко мне выбежали люди, помогли подняться и вызвали скорую, так я оказался в районной больнице.
Простите меня добрые люди, что пришлось играть на Вашей доброте и доверии.
В районной больнице начали лечить по новым назначениям, даже для снятия боли капали новокаин в вену, через несколько дней отказали ноги и я стал передвигаться по стенке.
Врачи
Вся наша жизнь связана с врачами, а когда ты заболеваешь, она полностью от них зависит. Есть выражение: " У каждого врача, есть свой погост", очевидно в этом есть доля правды, только величина этого погоста разная и зависит от риска хорошего врача или ошибки специалиста, которого и врачом называть не хочется.
В один из дней, находясь на лечении, в районной больнице и передвигался по стенке из туалета, меня увидел дежурный хирург.
– Ты, что пьян? Немедленно на выписку!..
– Трезвый, просто ноги не слушаются.
– Сестра! – позвал врач. – Немедленно этого больного в кровать и следите, чтобы не вставал. Завтра разберемся…
После всех разборок, меня стали готовить в город.
– Пункцию надо будет завтра взять, – сказал невролог.
После ухода врача, вечером подошла дежурная медсестра и сказала: "Не давай ему делать пункцию, не умеет. Он одному пацану до тебя сделал, так пришлось потом вертолет из города вызывать".
– Ну, что готов, – сказал на утро врач.
– К чему?
– К пункции.
– Себе делай, я тебе не мышь подопытная.
– Ну вот что, отправляйте его в город, я вообще в отпуске.
– А я Вас не вызывал…
Днём с поста позвонил в Рощинскую больницу и попросил, чтобы передали маме, что нужно не много денег и чтобы кто-то приехал ко мне.
На следующий день к вечеру приехал брат Владимир и рассказал, что только сегодня утром, фельдшер, случайно встретила мать на дороге, сказала: " Олег звонил, на выпивку, наверное, денег просит. Так ты не отправляй не чего их повожать. В больнице лечиться надо, а не водку хлестать".
После этого разговора мать бегала в правление колхоза просила транспорт, автобус то ушёл. Председатель заявил, что машин нет. Хорошо, что приезжал, какай-то начальник с района, он меня взял с собой, после совещания.
Утром мы с братом поехали в город на поезде, до вокзала нас отвезли на скорой. Уже с поезда, видя мое состояние, была вызвана городская скорая, чтобы нас встретили по прибытию на перроне, по прибытию поезд поставили на первый путь.
Почему врачи не отправили меня в город на специализированной машине и не вызвали ее из центра, осталось загадкой. На городской скорой меня привезли в хирургию 40-й городской больницы, а оттуда направили в неврологическое отделение, сказав, что я не их больной.
И снова врачи, которым хочется поклониться до земли и даже полностью назвать их имена это профессор, доктор медицинских наук Анна Саватьевна Иванова и заместитель заведующего неврологическим отделением Штаркман Татьяна Абрамовна.
Татьяна Абрамовна, была дежурным врачом, когда я поступил в отделение неврологии, посмотрев мои документы, сказала:
– Да, здесь туберкулез позвоночника стоит, какой же он наш больной.
– Хирурги сказали, что не похоже на туберкулез, – ответила сестра в приёмном отделении.
– Хорошо, везите его в процедурный, возьмём пункцию, а там посмотрим, что делать дальше.
– А Вы пункцию умеете делать, – услышав знакомый медицинский термин, спросил я.
– Не один десяток лет делаю, никто не жаловался. А что, ты мне не доверяешь?
– Вам доверяю.
– Ну, спасибо тебе.
Меня на каталке повезли по этажу, после того как я перебрался на стол, врач попросила согнуть ноги.
– Сейчас будет, не большой укол, – предупредил меня врач. – В ликворе явно кровь, так что наш больной, оформляйте его в отделение.
Так я попал в неврологическое отделение 40-й больницы города Свердловска, так начиналась, не смотря на месяц уже проведенный в больницах, длинная история моей болезни.
Диагноз – не приговор.
К концу следующей недели, меня повезли в диагностический центр Уралмаша, там не давно, был приобретён новый томограф. Час проведенный, на томографе ничего не дал, врачам так и не удалось найти причину моей болезни.
Через три дня, после этого обследования, в палату зашла Татьяна Абрамовна, а с ней пожилая, седая женщина о которых можно было сказать "божий одуванчик". Но с первых минут общения было понятно, что это врач с большой буквы. Анна Саватьевна, а это была она, работала в то время в госпитале и была приглашена своей бывшей ученицей на консультацию.
– Ну, что молодой человек посмотрим. На живот сможешь повернуться?
– Постараюсь…
– Ты уж постарайся, не нам же тебя ворочать.
Она простукала меня своим молоточком, проверила иголкой. – Очевидно опухоль в поясничном отделе, а МРТ не показал, потому что на это место кладут пластину для защиты "потомства".
– Нужно ЦП?
– Да, придётся тебе моих учеников из отпуска вызывать…
Только спустя год от Татьяны Абрамовны узнал, что ей пришлось вызывать врачей из отпуска. Рентгенолог был у родителей в Перми, а хирург отдыхал с семьей на юге.
К концу недели в палату пришёл врач в темных очках, а с ним были четыре студента.
– Так из за кого меня вызвали из отпуска? – спросил врач и не дождавшись ответа, добавил – Ну, что готов, тогда поехали.
В кабинете, нас еще ожидали студенты, врач им что-то объяснил. Студенты меня ловко перетащили с каталки на рентгеновский стол, вокруг которого было установлено несколько аппаратов, потом подошёл ко мне врач.
– Сейчас будет укол и надо будет потерпеть.
После того как в область затылка, был поставлен укол, меня быстро привязали к столу, все ушли, аппараты защелкали, зашли студенты сменили кассеты и снова…
В это время у меня стала нарастать боль. Мне казалось, что голова лопнула, как воздушный шарик, а дальше следом за ней все органы. Очнулся только в палате. Медсестра сказала, что удалось сделать 19 снимков, завтра мне скажут результат.
После завтрака пришли Татьяна Абрамовна с Анной Саватьевной.
– Олег, нам удалось найти причину твоей болезни, это опухоль, – сказала Татьяна Абрамовна.
– Если согласишься на операцию, то есть шанс встать на ноги, пусть не большой, но он есть.
– А что мне еще остаётся. Я согласен…, потом спросил, – Анна Саватьевна, а как это современная техника не могла показать, а Вы сразу поставили точный диагноз?
– А во время войны, вся надежда была на наш молоточек, вот он нам и подсказывал.
Снова взяли пункцию и стали готовить к операции. Перед операцией медсестра предложила мне помыться в ванной и даже принесла, какой-то гель из дома. На следующий день рано утром пришли студенты, меня переложили на каталку и повезли по коридорам больницы.
– Вы что делаете, почему вперёд ногами?
спросила Татьяна Абрамовна у студентов.
– Главное не как везут на операцию, а как оттуда вывезут, – ответил я.
– Он еще и шутит. Это прекрасно, когда хорошее настроение.
В операционной мне поставили под ключицу катетер, на лицо положили маску…
Очнулся с трубкой во рту, в палате…
Попытался что-то сказать, но не получилось.
– Проснулся хорошо, сейчас уберем трубку и позовем врача, – сказала медсестра.
После осмотра врача, я спросил у медсестры.
– Долго я спал?
– Почти трое суток…
– А операция?
– Операция шла восемнадцать часов, но всё прошло хорошо.
Пошли дни, недели в больнице и бесконечная череда капельниц, уколов, пункций. Из одной палаты меня переводили в другую. Почти через месяц после операции врач разрешил мне вставать на ноги и передвигаться с ходунками. Проходя по коридору увидел весы, встал и увидел пятьдесят семь. "Хорошо однако убыл с девяносто кило."– подумал я. Ещё через пару недель, Татьяна Абрамовна после очередной пункции сказала.
– Во время операции было удалено почти двадцать нервных узлов, но больше было нельзя, иначе ты бы не поднялся. Часть опухоли осталось, и мы тебя завтра переводим в онкологию.
Уже потом случайно узнал, почему Татьяна Абрамовна меня так опекала, с длинными волосами я напоминал её сына, а пока моя история болезни продолжилась уже в онкологии города Свердловска.
Онкология
В онкологии было назначено облучение, которое проходило в специальной комнате за толстыми железными дверями. У меня осталось две опухоли величиной со спичечную головку, сначала назначили по два Грея на каждую точку, затем дозу снизили до одного Грея, а всего за курс была получена доза в тридцать четыре Грея.
Всё лечение проходило тяжело, сначала завтрак, потом облучение, а потом до обеда в обнимку с унитазом, как после продолжительной пьянки, казалось что даже желудок захотел выйти наружу.
Болезнь ни кого не жалеет, она не знает не возраста, не социального положения в больничной палате мы все равны и только шанс выйти из неё здоровым у всех разный. В палате на восемь человек, лежало двое детей двенадцати, может четырнадцати лет, трое парней моего возраста и трое мужчин, которые мне уже казались глубокими стариками. Познакомившись с одним из мужчин, случайно узнал, что недавно ему исполнилось сорок пять лет, что он уже пятый раз лежит в этой больнице на химии.
Моя история болезни продолжалась более полугода, ранней весной она началась в Шамарах и только глубокой осенью наконец закончилась в онкологии Екатеринбурга, впереди предстояла дорога домой и долгие месяцы реабилитации.
Наконец дома
На улице уже лежал первый снег, когда я наконец вернулся домой из больницы. Оказалось, всё что раньше делал, почти шутя сейчас давалось для меня с трудом. Четыре раза в день приходилось кипятить резиновые катетеры, чтобы выводить мочу, а вечером кипятить шприцы, и ставить себе обезболивающее.
Братьев не было дома, а помощник для матери я был ни какой, только помогал готовить еду, а дрова и вода легли на её плечи, а ещё уход за коровой. Придя домой, после работы, мать снова бралась за работу, не зная отдыха.
Во время вывозки сена у нашего дома свернули столб, мы остались без света. Чтобы стерилизовать шприцы и катетеры приходилось затоплять печь, на просьбы матери о свете никто не реагировал. Три дня без света, надо было что-то делать.
– Знаешь что, – сказал я матери, – иди ты за врачом Галиной Валентиновной, скажи, что у меня какой-то приступ, а я постараюсь проявить свои актерские способности. Ты только сама не волнуйся. Примерно через полчаса, пришла Галина Валентиновна, она во тьме встала в коровью лепёшку и поэтому была, мягко говоря, не очень довольна.
– Что Вы без света сидите?
– Да, у нас его четвертый день нет, колхоз сено вывозил и скирдой свернул столб.
– А что ни кому не скажите?
– Говорили, а что толку, – ответила мать.
– Так, что с тобой? – обратилась ко мне врач.
– Плохо, – простонал я. Актерские способности не пригодились, мне действительно было плохо. – Спина болит и отдаёт в ноги, а ещё мочевой пузырь начал болеть.
– Сейчас сделаю уколы от боли. А с мочевым, что делаешь?
– Вывожу сам мочу, а катетер надо кипятить.
– Хорошо, я его стерилизую у себя и принесу.
Врач сделав мне уколы, ушла домой и примерно через час принесла мне мой катетер.
– Моя помощь нужна? – спросила она.
– Нет, я сам вывожу.
– Как боль?
– Немного отпустила, большое спасибо.
Врач ушла, а мать подошла ко мне.
– Ты меня так напугал.
– Да, не ожидал я, что боль действительно придёт. Но нет худа без добра…
– Это ты к чему?
– У Галины Валентиновны муж-то кто? – спросил я мать и сам ответил на свой вопрос. – Председатель колхоза, посмотрим завтра, как нам свет не сделают.
Действительно я оказался прав, сапожки запачканные коровьей лепёшкой и беганье с катетером для председателя не прошли даром, утром трактор привёз новый столб и мужики его быстро поменяли. Спустя полтора часа в доме уже горел свет.
Первый МСЭК
Спустя два месяца, после возвращения домой, меня начали готовить на группу. Почти через день приходилось мотаться на автобусе в район, пока оформлял посыльный лист. Через пару недель поехал на комиссию в Первоуральск.
В первый день, только приняли документы. Пришлось ночевать в комнате отдыха, которую в то время за умеренную плату сдавали на вокзале. На вокзале была одна комната на четыре человека в которой стояли кровати и тумбочки, а рядом был туалет. Мне повезло, что в неё до меня уже поселился мужчина, потому что займи её первой женщина и моя ночь прошла бы на сиденье в зале ожидания. Утром я снова поехал на комиссию и был назначен на двенадцать часов. На комиссии попросили раздеться до трусов.
– Это что у тебя за вата в трусах? – спросили меня на комиссии. – Моча бежит или что?
– С мочой у меня задержки, вывожу катетером, а это от жидкого стула и слизи, которая выходит.
– Живёшь в деревне?
– Да, в своем доме.
– Отопление, вода?…
– Печное, а вода из колонки…
– Сам носишь?…
– Нет, после операции всю работу делает мать.
– Хорошо, подожди в коридоре.
Ещё примерно через час, меня пригласила девушка, которая принимала документы. Она отдала мне розовую справку и сказала: "Вторая группа на год, справку надо показать в райсобесе по месту жительства для назначения пенсии".
Так я стал инвалидом, ещё в больнице врачи говорили о том, что мне назначат группу инвалидности и очевидно пожизненно, но мне дали на год.
Телевизор
В стране Горбачёв всё вещал и вещал о перестройке и «совремённом» моменте. Нам становилось в деревне жить всё хуже и хуже. В магазинах уже ничего не осталось, всё было по талонам и продукты, и товары.
На продукты и товары первой необходимости талоны выдавали в начале месяца, а на товары длительного пользования нужно было записаться в очередь и ждать.
Дома в конце декабря, как назло сломался старый телевизор Кварц и поэтому мы остались без связи с внешним миром, а у меня большую часть времени стало нечем занять. Узнав в магазине Райпо, что очереди на телевизоры не существует.
– Какие телевизоры, ты что? Да сейчас лампочки, носки, мыло привозят собакам на драку, а верхней одежды и обуви практически нет. Из электроники привозили электроплитки и электроутюги, которые на лотерею отдали и всё.
Была в то время и лотерея, которая периодически проводилась в колхозном клубе. Желавшим участвовать давали номерки, которые складывали в коробку, затем назывался товар и доставался номер. Нам действительно достался талон на утюг с паром, а из белья талон на десять пар ползунков, малышей у нас не было и мы этот талон отдали соседке. Заветный талон, выпавший в лотерею, давал право, купить товар в магазине. Делать было нечего, поехал на следующий день в район, добывать себе телевизор.
Сначала к Председателю райпо, получив отказ, решил идти выше к районной власти. Председателя исполкома не было на месте, зато Председатель райсовета был на месте.
– Можно, – спросил я разрешения войти в кабинет.
– Приём в другой день, – ответил мне хозяин кабинета.
– Я из Рощи.
– Ну и что?
– Инвалид. Как Вы себе представляете, сегодня вернусь домой, а завтра снова семьдесят километров на автобусе. После очередной поездки я уже попаду в больницу.
– Хорошо, что тебе от меня нужно?
– Присесть можно?
– Да, садись…
– Мне нужен телевизор, – сказал я, усевшись на стул.
– Я не выпускаю и не продаю товары.
– Я знаю, но руководите распределением.
– У меня нет телевизоров!
– В кабинете у Вас стоит, отдайте его. На работе нужно работать, а не телевизор смотреть.
– Да, пошёл ты из моего кабинета, мне надо идти.
– Я пойду сейчас прямо в редакцию газеты или поеду в область! Что я должен делать в деревне?
– Я милицию вызову.
– А вызывай, что предъявишь захват власти с целью получения телевизора?
– Хорошо, постараемся найти тебе телевизор.
– Точно?
– Точно.
– А сколько ждать, скоро Новый год.
– На этой недели, постараюсь решить твой вопрос, – он записал мой адрес в блокнот.
К концу недели в магазин был привезён телевизор, ко мне прибежала техничка из магазина.
– Там тебе телевизор с товаром пришел, – сказала она, – а Председатель совета хочет его родственнику отдать. Продавец говорила ему, что на коробке с телевизором указан твой адрес и имя, что ей звонили с правления райпо, а он не слушает. Беги в сельсовет иначе телевизора тебе не видать.
Быстро собравшись и насколько это было возможно в моём состоянии, пытаясь хоть как-то ускориться, пошёл в сельсовет. Зайдя в кабинет предсовета, я буквально рухнул на стул.
– Я уже отдал телевизор, – сказал предсовета.
– Как отдал мой телевизор?
– Кто тебе сказал, что он твой? Да у меня ветераны войны в очереди стоят, а тут какой-то парень претворяется инвалидом.
– Может, это ты претворяешься председателем и про твоих ветеранов нам всё известно!
– Вон из моего кабинета! – заорал на меня предсовета.
– Ну, кабинет этот не твой, а государственный, как тебя сюда посадили так и выпрут!
– Вон!…
– А то ты секретаршу на помощь позовёшь! Чем орать и гробить моё здоровье, если тебе своего не жаль, звони в райсовет Владимиру Васильевичу.
– Ты откуда его знаешь?
– Знаем и в кабинете у него были…
Председатель снял трубку, набрал номер.
– Здравствуйте, Владимир Васильевич из Рощи Вас беспокоят, – заискивающе сказал он. – К нам в магазин поступил телевизор, мы решили его отдать ветерану труда…
На другом конце провода его резко остановили и выслушав ответ, предсовета осторожно положил трубку.
Дрожащей рукой он подал мне талон, на котором было указано: "Телевизор Рекорд – одна штука".
Вечером этого же дня брат Владимир, который в то время приехал с заработков домой и устроился на работу в колхоз, с матерью привезли на санках телевизор. В магазине продавец почти дословно рассказала им весь мой разговор с предсовета.
– И в кого только ты такой уродился, так себя вести? – спросила меня мать.
– А им кто позволил, так себя вести? – ответил я вопросом на её вопрос.
Жалоба
Зима с метелями и морозами, а также бесконечными дровами с их заготовкой и тасканием домой уступала потихоньку весне. Позади осталась и ежедневная самокатетеризация и уколы, боли сначала стали тупыми и потихоньку совсем стихли, пришло онемение. Ноги начали слушаться, хотя иногда и подводили, особенно левая нога, которая стала заметнее тоньше правой. Но залёживаться я не хотел и по мере своих сил пытался делать домашнюю работу.
На улице с приходом весны пришли и весенние хлопоты в огороде, мать копала землю под картошку и мелочь, я стоя в меже на четвереньках помогал ей убирать сорняки.
Однажды утром к нам пришла фельдшер и сказала, что меня вызывает в район заведующий поликлиникой, который сейчас исполняет обязанности главврача, по какому вопросу она не уточнила и ушла.
Что же делать нечего, вечером я собрался в дорогу, а утром автобус меня уже вёз в район.
Придя в поликлинику, я занял очередь и стал ждать приёма, очередь практически не двигалась, заведующий вёл ещё приём за невропатолога. Я стал беспокоиться о том, что опоздаю на единственный автобус, но после обеда неожиданно вызвали меня в кабинет.
– Здравствуйте, – сказал я, войдя в кабинет.
– Здравствуйте, проходите и садитесь, – ответил мне врач, когда я сел он продолжил. – Нарушаем, значит режим, в огороде работаем, будем Вас снимать с группы.
– А кто это Вам сказал?
– На Вас жалоба с Рощи, вот здесь заведующая Рощинским ФАПОМ пишет, что Вы будучи на второй группе инвалидности, целыми днями работаете в огороде.
Повторяется история моей матери, когда её сняли после инфаркта с третьей группы, за то что она сидела с соседским ребёнком, а будь что будет подумал я и выпалил.
– А снимайте, только вот тогда напишу, жалобу на Вас в Минздрав и пусть нас там рассудят. Я у Вас на диспансерном учёте состою, а Вы у меня не одного разу не были. Ваша фельдшерица может, ко мне приходила ставить уколы или по четыре раза выводить в день мочу. Если я здесь сижу перед Вами и пришёл на своих ногах, а не загнулся в своей деревне, то только благодаря мне и моей матери. Что Вы, врачи, сделали для моей реабилитации? Да Вы даже не знаете, как дверь у меня в избу открывается. Снимайте меня с группы, посмотрю затем, не снимут ли Вас.
– Успокойтесь, никто Вас снимать с группы не будет, и в Рощу я позвоню, – ответил мне врач, которого не хочу называть по имени и отчеству, хотя память моя не хочет их стирать.
В деревне у автобуса меня ждала фельдшер, которая приходила вызывать меня в район.
– Может Олежа, тебе укол поставить?
– Какой я тебе Олежа, себе поставь свой укол, да не промажь прямо в поганый свой язык.
На улице на нас оглядывались и перешёптывались жители деревни, которые приехали со мной в автобусе и ещё долго по деревне ходили сплетни и разговоры.
Дома матери сказал.
– Хотели, как и тебя с группы снять, да не на того нарвались. Вот такого ты меня мать родила, а спуску им не дам."