Стихи разных лет
Он просто любил свою Родину
Он просто любил свою землю
И гордился своей Родиной,
Написал не одну песню,
Но его называли юродивый.
Он, конечно, думал о будущем,
Грезил Русь великой державою,
Но пока незавидное судьбище,
И чего не коснись – всё ржавое.
Половина уже разворована,
Половина покрыта плесенью,
А народ будто зачарованный,
Снова слушает лживые песенки.
Своё счастье мерим стаканами,
И глаза у всех словно зашорены,
И сидит сволота окаянная,
Переписывает историю.
Превращаемся в быдло голимое,
Из народа, блин, победителя,
И в глазах безразличье застылое,
Перевернулись в гробах родители.
А он ходит, чудо лохматое,
Говорит о былом величии,
Шевельнёт в груди что-то зажатое,
Обожжёт догоревшей спичкою.
И слова его вроде сбываются,
Как когда-то давно пророчества,
Храмы новые поднимаются,
И иконы в них мироточатся.
И бегут из России Поганые
За моря-океаны дальние,
И Родина-мать поднимается,
На колени когда-то поставленная.
А он верит в то, что рассказывает,
Донести до любого хочется,
Только люди всё улыбаются
И не верят в его пророчества….
А он просто любил свою Землю,
И гордился своей Родиной,
Посвящал ей свои песни,
Хотя не за что было, вроде бы....
Закон природы
Закон природы столь суров,
Не стоит забывать о главном:
Ведь если извести волков -
Наступит царствие баранов…
Незваным гостем
Я незванным гостем
снова приду сюда,
Сквозь пространства и годы,
забытые города,
Извалял свою память
в серой дорожной пыли,
А мечту мою
волны и ветер с гранита смели.
Как смеялся бродяга,
почувствовав ветер щекой,
Этот ветер, что волю несёт
и зовёт за собой.
Паутиной опутали волны
ноги мои,
Ночь накидкой на плечи легла:
"Ты можешь, лети!"
И останется город внизу
под моею ногой,
Ночь шепнула на ухо:
"Бери этот город, он твой!"
Я войду в него,
я растворюсь в блеске огней,
И мне станет немножко грустней
и немного теплей.
И незванный гость,
допивая стакан вина,
Докурив сигарету,
чувствуя тяжесть сна.
Я незван,
а незваным нет места
на этом пиру,
Гордость скажет: " Пойдём"
и уйду я в ночную пору’.
Каждый имеет право на Осень
Каждый имеет право на осень,
Жизнь – всего лишь золочёная клетка.
Чёрное, белое, серое, пёстрое.
Судьба – это рельсы, а ты вагонетка.
И не свернуть, всё надолго расписано,
Крошево мыслей в оконных осколках.
Мысли пропали, куда-то повылезли,
Тихий «Рамштайн» сквозит в перепонках.
Рвётся мечта оголёнными нервами,
Льются дождём осенние слёзы.
Были вторыми, а будем ли первыми?
Осень пройдёт, наступят морозы.
Зашевелятся мурашки подкожные,
Замёрзнет дорога, ведущая в завтра.
Скажут потом, что мы отмороженные
Дети дождя и непонятой правды.
Тихо наступим на горло сомнениям,
Громко споём гимны беспечности,
И передадим через поколения
Знак два нуля как знак бесконечности.
Мне жить осталось несколько минут… – Н. Гумилёву
Мне жить осталось несколько минут,
И курит "Беломор" расстрельная команда,
России перекошенное завтра,
Столыпинских вагонов перестук.
Мои глаза не верят пустоте,
Резвится вороньё в навозной куче,
Ты тащишь тяжкий крест по горной круче,
А кто-то пробегает налегке
Безумная дорога в никуда,
Бог встретит наши души на рассвете,
Осталось пять затяжек сигареты,
А дальше просто будет пустота.
А после будет новая заря,
Возьмут винтовки в руки наши дети.
И старый Мир взорвётся на рассвете,
А новый Мир родится без тебя.
И засмеются снова небеса,
И обагрятся кровью чьи-то руки,
Из пепелищ родятся наши внуки,
Чтоб снова жечь чужие города.
Так завершится смертью полный круг,
Пронзая сердце раскалённой спицей,
Душа взметнётся ввысь прозрачной птицей,
А над крестом всплакнёт твой старый друг.
У нас дожди
У нас тоже дожди и холодно,
По сердцу ударит – больно,
Лежит по ногами золото,
И хочется крикнуть: «Довольно!»
И хочется верить в сказку,
И жить, будто в наваждении,
Носить весёлую маску,
И не бояться сомнений.
И не бояться осени,
Думать о чём-то большем,
Бегать по лужам босыми,
Любовь собирать пригоршнями.
Верить во что-то хочется,
Быть молодым и гордым,
Но каждый день одиночества,
Приносит тоску с заботами.
А душа рвётся просто в небо,
А небо туманом болотится,
Ведь серое – чёрное с белым,
Но летать всё равно хочется.
Обелиски
Их имена не внесут в обелиски
Они же за правду шли воевать.
В канцелярии бога приготовлены списки
Кому завтра: жить, а кому умирать.
Пахнет озоном степь перед боем,
Отчётливо видно шапки вершин.
Вчера ещё пили и "жгли" в эшелоне.
Сегодня ты перед жизнью один.
И горько, и больно, и хочется плакать,
И злость в твою душу вползает змеёй.
Он был твоим другом, погиб на закате,
И тело его ты засыпал землёй.
Но бой продолжается, требует совесть,
Ты видишь, ребята примкнули штыки.
Хотелось романа, написана повесть,
И жизни минуты считают часы.
Опять в «штыковую», ёкнуло сердце,
Ощерился рот в грозном крике "ура".
Немного свободы, бескрайняя вечность,
И на обелиске лишь имена.
Война
Страшное месиво
из водки и песен,
Горечь взрывов,
на стёртых губах.
Смесь улыбок,
и злобных взглядов,
Ртов, раскрытых,
в крике «Ура!»
Чёрный ворон,
над выжженным полем,
Над мясорубкой войны,
здесь похоронено
самое лучшее:
Письма домой, из дома и сны.
Страшное месиво
зим, лет и вёсен,
Стёрлись из памятей
наших мечты,
А кто не дошёл,
тот место нашёл
В братской могиле
родной стороны.
Сапоги месили
и грязь, и глину,
И чернозём, и болотную тину.
Жрали траву
лагерей и тюрем,
Баланду солдат,
деревенскую тюрю.
Сны приходили,
и уходили
Всё об одном,
что кого-то убили.
Так зачем же вы
в сны пустили -
Вечные взрывы
кровь и могилы.
Шествуя дальше,
по грязному месиву
Смерть летела,
служа свою мессу,
И раздавались,
с твердыни небесной
Песни ушедших,
умерших песни.
Блокадный блюз
Стоял рояль
в центре блокадного города,
Цвела сирень,
но пахло почему-то порохом.
Раздавались взрывы
и давили на перепонки.
И птицы не пели,
если пели, то совсем не громко.
А рояль стоял,
таращась разбитой крышкой,
Улыбаясь клавишами,
как будто негр зубами.
Хозяин его -
был убит вчера под Москвою,
А хозяйка лежит
с помертвевшими губами.
Рассечён осколками
и из дыр рояля
Торчат во все стороны струны,
звучавшие раньше гордо.
И хотя здесь весна,
но на нём никто не играет.
Лишь близкие взрывы
уродуют карту города.
Мимо шёл старик -
музыкант с футляром под мышкой.
В этом чёрном футляре
лежала старая скрипка.
Он увидел рояль,
подошёл и погладил клавиши,
А они отозвались болью
и радостным скрипом.
Пробежали пальцы
по белым и чёрным накладкам
И запели струны,
предчувствуя новые беды.
Так родился блюз,
вскормленный блокадным городом,
Наевшись мякины
вперемешку с чёрным хлебом.
Зазвучали ноты,
сливаясь в безликую музыку.
Этот блюз зазвучал
по-весеннему очень громко.
И… ощерились улицы
чёрными провалами окон,
Громко стукнулась о камни мостовой
пустая котомка.
Он хотел отдать
последнюю честь солдатам,
Которые держат город
в не привыкших к оружию пальцах.
И понёс по улицам
ветер мелодию эту,
Станет она
вечным как он скитальцем.
И рождались слова
неуверенные, не в рифму,
И сплетались с пылью,
и копотью близких взрывов.
Вдруг присел старик на асфальт
и схватился за сердце,
Посмотрел на небо,
и улыбнулся криво.
И повисла в воздухе
чёрной печалью нота.
Эту песню и музыку
разве теперь забудешь.
Отзвук этого блюза
до сих пор жив на этих улицах.
Иногда его слышат
ныне живущие люди.
Прошлое
Мы тогда ещё пили портвейн
33-й и три топора,
Мы считали количества дней,
Забывая, что было вчера,
Мы кому-то писали стихи,
Мы наивно встречали рассвет
И мы думали, кончатся дни,
А прошло уже тысяча лет.
Это тысяча лет без любви,
Это тысяча лет без тепла.
Мы как прежде взрываем мосты,
Чтоб согреться мы жжём города.
Это сто километров дождя,
Это метры ранимой души,
И кусочки прожитого дня,
И осколки вчерашней беды.
И чего-то как будто бы нет,
И тепло от чужого костра.
Руку жжёт лишь на поезд билет,
И ты мысленно скажешь: «Пора».
Вспомнить нечего: холод, гранит,
И мечты, как сгоревший музей,
А душа с непривычки болит,
Вспоминая вчерашних друзей….
А мы тогда ещё пили портвейн
33-й и три топора.
Мы считали количества дней,
Забывая, что было вчера.
Мы кому-то писали стихи,
Мы наивно встречали рассвет,
И мы думали, кончатся дни,
А прошло уже тысяча лет.
Станция Ноль
Я на крови взрощён и неправдою вскормлен,
Я стою на ветру, как будто из камня высечен.
Как скала посреди бушующего моря
Я стою посреди людского всеобщего горя.
И мне наплевать, что где-то шумит стихия.
Пусть руки в крови, лишь бы на сердце лёгкость.
Люди считают, что мы такие плохие.
Станция Ноль, дальше застрял поезд.
А за окном всеобщие перемены:
Бушует народ, меняет кривду на правду.
Не защитят от него железные стены.
Станция Ноль, но поедет ли поезд завтра.
Кто-то кричит: «Нас осталось не так уж много!»
Сходят с ума и мечтают о чём-то невинно.
Молчит машинист, а в глазах его боли столько.
Станция Ноль, стоп-кран, а там будет видно.
Завтра рассвет кровью окрасит стены,
Ветер ворвётся, в танце завьётся беспечном.
Скоро начнётся новая, сильная смена.
Станция Ноль…, за ней начинается вечность.
Нам пока по семнадцать
Нам пока по семнадцать и мы не знаем, что делать,
Пропиваем время в кабаках и барах,
И мы забываем, что кто-то нам не пара,
Но на этот вечер и они нам становятся парой.
Нам пока по семнадцать и мы не знаем закона,
Водка съела нас, испохабила наши души.
Мы сами забыли, где запретная зона,
И звуки вокзалов вливаются в наши души.
Нам пока по семнадцать и для нас открыты все двери.
Мы ищем любовь , не зная, что будет дальше,
И мы забываем, и часто несём потери,
Когда слышим сквозь сон: «Не пей больше мальчик…»
Нам пока по семнадцать, но мы не знаем, что делать,
Мы забыли имена, от которых дрожали стены.
Мы не читаем слова, как читали их наши деды,
И в драку вступаем со следами кровавой пены.
Мы стали глупее
Мега, Икеа, Белая Дача.
Мы стали глупее, немного богаче,
Метро, Ашаны, трусы от Версаче,
Мы думаем меньше и мыслим иначе.
Понятие Родина – слёзы от злости,
Мечта-Кока-кола – афрокавказские гости,
Москву – Сабянину и чиновникам прочим,
Немного таджикам и иностранным рабочим.
Стихи пишут только по предоплате,
Художник ведь сыт – он сидит на зарплате,
В картинах любовь – голимое порно,
И лишь в Голливуде искусство бесспорно.
Безжалостна старость, уродлива гордость,
Медали дают не за подвиг – за подлость,
Любовь, добродетель – всё давно на помойке,
И вместо истории лужковские стройки…
Пьяная
В свете пламени, в дыме творчества,
Одиночество, одиночество,
А Луна с небес тихо волчится,
Любить хочется, думать хочется.
Только тёмная муть стаканная,
Да вечно холодная пицца,
Гитара, подруга пьяная,
Да воля, которая снится.
Да вера, которой хочется,
Без веры не жизнь, а пьянка.
С вечера выдаёшь пророчества,
Что сбываются спозаранку.
Не курю, да и в общем не хочется,
В банке старый «бычок» от «Явы».
Закричать бы сейчас что есть мочи,
Опять подумают все, что пьяный.
Но не пьяный я , нет, не пьяный,
Но и не эталон я трезвости.
Ненавижу, хроник скандальных,
И в стихах не люблю помпезности,
Но и жить не хочу я тихо,
Тихо-тихо, как мышь под плинтусом.
То по темечку ёбнет обухом,
Обернётся то плюсом, то минусом.
Поведёт то тропой многошпаловой,
То болотом, то тёмным лесом,
То мечтой, то бедой кандаловой,
Ввысь поднимет, расплющит прессом.
Прёшься-то напролом, но прямо,
То за всеми бежишь вдогонку…
В общем, что говорить, друг мой пьяный,
Наливай и мне… самогонку.
Свет в окошке, тёмные улицы,
С неба дождик-паскуда курвится,
И иду я немного пьяный,
Только плечи слегка сутулятся.
Называйте меня Че Гевара…
Когда беден народ,
Но жируют дельцы,
Продавая страну по-дешёвке.
Льют нам в уши елей
Чинуши – "отцы",
Люди стали друг другу как волки.
Когда судьи не знают слово "Закон",
Прокуроры "крышуют" рулетки,
Полицейскому словом-синонимом "Вор",
Оберёт до последней монетки.
Когда патриотов сажают в тюрьму,
Вор-министр гуляет свободным,
А герой ветеран берёт в руки кайло,
Чтобы внук не остался голодным.
Вроде новая власть,
Только старая масть
Грязно – чёрной воронию стаей.
Горько смотрит народ,
Кровью плачет народ,
Кулаки от бессилья сжимая.
Когда дёрнется нерв,
Когда кончится страх,
Мир замрёт в ожиданье пожара.
Я проснулся не тем,
И всё будет не так,
Называйте меня Че Гевара.
Тараканы не летают
Тараканы не летают,
Нету крыл у тараканов,
Вот один расправил крылья,
После третьего стакана.
И вспорхнул в вершину небу,
Чтоб дотронуться до солнца…
Дихлофос с земли поднялся,
И откинул он копытца.
Ожидание дороги
Ожиданье дороги -
страшнее самой дороги,
Когда куришь одну за одной
и топчешь ноги.
Когда хочется пить -
облизнёшь пересохшие губы,
Попытаешься вспомнить, что было
и то, что будет.
Ты войдёшь в суету вокзала ,
как клинок входит в тело.
Тебе это не надоест
и не надоело.
Отсчитаешь вагон,
втолкнёшь тяжёлую ношу,
Предъявишь билет, улыбнёшься,
посмотришь в окошко.
И всю ночь в том купе,
где несёт перегаром и потом,
И, "нажравшись", сосед
анекдот "порет" за анекдотом,
И в прокуренном тесном купе
вдруг становится душно.
Молодая попутчица скажет несмело:
"Как скушно".
Ты закроешь глаза,
ты бывал в переплётах и хуже:
На далёких платформах,
меняя солнце на стужу.
Ты закроешь глаза и представишь,
что хочется спать.
И вот тебе на всё
и на всех наплевать.
-–
Ожиданье дороги -
страшнее самой дороги,
Когда куришь одну за одной
и топчешь ноги.
Когда хочется пить -
облизнёшь пересохшие губы,
Попытаешься вспомнить ,что было
и то, что будет.
Солдаты – моему деду
Мы собрались после войны
Нас мало осталось тех бывших ребят,
Что в грозном 41-м,
Получили звание « солдат»
С одного двора уходили,
По повесткам из военкомата,
И лежат теперь в разных местах
Молодые ещё ребята.
Уходили такие разные
Молодые, весёлые, смелые,
Умирали в боях под танками -
Зелёными, недозрелыми,
Всех сравняла война, всех смерила,
И одела в шинели серые,
Испытали всё, всё измерили,
И вернулись седыми и зрелыми.
Матери, провожая их,
Целовали в бритые головы,
И ложились под пули они,
Кто в жару, а кто в холод злой.
И девчонки в 17 лет,
Постарели намного их ждавши,
С матерями над похоронками
Все слёзы до капли выплакав.
Нас мало вернулось с той страшной войны,
Седеют рано виски солдата,
Так давайте же выпьем за тех,
Кто не вернулся с войны , ребята.
Всех сравняла война, всех смерила,
И одела в шинели серые,
Испытали всё, всё измерили,
И вернулись седыми и зрелыми.
Дайте мне ещё пожить немного
Не держи ты меня здесь просто,
Я пойду на Небо как прохожий,
Я всю жизнь туда мостил мостик,
Только жаль, что мало так прожил.
Так задумано наверно было
Жизнь свою прожить, чтоб без остатка,
Пока тело моё не остыло,
Поиграю я со смертью в прятки.
Дайте мне ещё пожить немного,
Да понянчить, воспитать внуков,
А потом пойду я вверх к Богу,
Двести лет ведь жить такая скука.
А пока, дай боже, мне силы,
Не растрачивать себя понапрасну,
Просто дай пожить ещё в мире,
Где любовь есть и живые краски.
Не берите бродягу с собою
Не берите
бродягу с собою,
Он ведь повенчан
со своею любовью,
А любовь его -
синее небо,
Дальние дали,
где ещё не был.
Тёплые реки,
зелёные травы,
Шелест дождя
и высокие ели,
Где же, бродяга,
ты ещё не был?
Жаркое солнце,
стужа, метели.
Не куда деться
бродяге сегодня,
Воля ушла,
улетела за солнце,
Дрогнуло сердце,
мозги просветлели,
Что ж тут не петься,
когда все запели.
Там, где
идут дожди.
Там, где
не смолкли песни.
Ты
меня подожди,
Ведь жизнь не прошла,
и жить интересно.
Нас покупают, нас продают…
Нас покупают, нас продают,
Нас разменяют на сотни валют,
Нам остаётся только терпеть,
Жить, ненавидеть и умереть.
Нас покупают, нас продают,
Исподтишка нас режут и бьют,
Нас разрывают на сотни частей,
Для торжества чьих-то лживых идей.
Поставить точку
Моя печаль – безумное творенье,
Моя любовь – мелькание ваших лиц,
И может быть, прочтя стихотворенье,
Слезинка тёплая слетит с твоих ресниц.
Моя остаточная, жёсткая суровость,
И мой ненужный, чёрный не покой -
Всё бы отдал за эту только новость,
Чтоб ты сказала: «Я пойду с тобой»…
Меня ж всё так же гложет бытовуха,
Я стал ленивым для своих дорог.
И слова матерного не коснётся слуха,
И кабака не преступлю порог.
Тоскую по вчерашним зимним вьюгам,
И по друзьям, что выбрали свой путь.
Они ушли… и может даже к югу,
А я остался лямку здесь тянуть.
А старость подбирается всё ближе,
Как странно, мне всего лишь четвертной,
А по ночам я слышу голос: «Тише»,
Не правда ли, совсем не тот покой.
И мне бы уж давно поставить точку,
Прилечь в сугроб и просто так уснуть.
И я бы сделал так, да только дочка…
Простит ли вот она когда-нибудь.
Гусарская рулетка
Окончилась игра с названием Жизнь,
И не на что мне больше смотреть.
Остался лишь короткой жизни миг,
Последней ставкой будет моя смерть.
Вина глоток и звонкий вскрик гитары,
Её последний, упоительный аккорд,
И вот взбираюсь по ступенькам славы,
Не зная, что иду на эшафот.
Последний поцелуй возлюбленной красотки,
Последние объятья, море слёз,
Не надо…, ненавижу больше водку,
Хотя на слёзы я сегодня Крёз.
Курок взведён, последние сомненья,
Уйдут со мною, канут в пустоту.
Услышу только ангельское пенье,
Как волки ночью воют в темноту.
Вот прошло 10 лет…
Вот прошло 10 лет, ты стоишь как в начале:
У истока судьбы, у притока печали,
И боишься сказать, 10 лет мы молчали,
А качели судьбы нас безумно качали.
Шаг вперёд – ты герой, шаг назад – ты предатель,
Был вчера сатаной, а сегодня создатель.
Так уводят мечты в бесполезные дали,
Мы сходили с ума, а потом умирали.
От сумы до тюрьмы и обратно до гроба,
Как в плохое кино ты приходишь на пробы,
Забываешь друзей и пытаешься верить,
А в итоге, опять… ты открыл не те двери.