С благодарностью всем тем, кто уговорил меня написать этот роман и терпеливо ждал, когда я его закончу: старым друзьям Александру Сидоровичу и Андрею Черткову и любимой жене Елене Первушиной.
Автор также хотел бы сказать отдельное «спасибо» первым читателям романа, которые помогли исправить неизбежные ошибки: Александру Железнякову и Михаилу Коркину.
ПРОЛОГ
1 сентября 1983 года, остров Сахалин, СССР
Для подполковника Геннадия Осиповича это было самое обычное дежурство – еще одно в длинной череде дневных и ночных дежурств пилота-перехватчика, несущего службу на самом краю огромной державы. Наверное, только одно отличало это дежурство от многих прочих – сегодня с утра Осипович не вернется, как обычно, в свою офицерскую квартиру и не завалится спать до вечера, а сразу поедет в школу – классная руководительница дочери-восьмиклассницы попросила выступить на Уроке Мира и нужно было подготовиться в спокойной обстановке, чтобы никто не отвлекал, не мешал… Предстать перед школьниками с красными глазами и помятым лицом Геннадий Николаевич не опасался – под утро всегда можно ухватить пару-тройку часов и преотлично выспаться.
Итак, вечером тридцать первого августа подполковник Осипович занял свое старое продавленное кресло в домике дежурных пилотов авиабазы «Сокол» и, поскольку из присутствующих офицеров он был старшим по званию и занимаемой должности, то принял на себя обязанности «ответственного за выпуск», о чем и было доложено на КП полка. Взяв тетрадь в клеточку и шариковую ручку, Геннадий Николаевич решил набросать тезисы, чтобы не сбиться во время выступления и не ляпнуть чего-нибудь лишнего – совсем не предназначенного для детских ушей.
Покусывая ручку, он задумался, а о чем вообще можно и нужно рассказывать детям на таком занятии, как Урок Мира. В голову лезли только лекции о международном положении, с которыми периодически выступал замполит. Если судить о происходящем по официальным сообщениям ТАСС, то внешне этот год и это лето выглядели куда спокойнее, чем, например, лето прошлого года. Год назад Великобритания и Аргентина сцепились друг с другом в войне за Фолклендские острова, и аргентинская хунта позорно сдалась на милость «железной леди» Маргарет Тэтчер – замполит называет это «империалистической войной за колониальные владения». Израиль вторгся в Ливан, и за две недели евреи наголову разгромили хваленые воинские формирования Организации Освобождения Палестины. При этом изрядно потрепали и части сирийской регулярной армии – оказалось, наши союзники на Ближнем Востоке совершенно не умеют драться. Эта война, вылившаяся в продолжительную блокаду Бейрута и в кровавую резню в лагерях палестинских беженцев, всё же закончилась и не переросла в более масштабный конфликт, который, кто знает, в свою очередь мог бы привести и к Третьей мировой войне… К счастью, ничего подобного не случилось, и в текущем году международная напряженность вроде бы пошла на убыль. Вот и Саманта Смит с визитом приехала, и переговоры о сокращении наступательных вооружений ведутся… А с другой стороны, многое еще остается на том же уровне, что и год назад. Рейган объявил программу СОИ и в очередной раз призвал к «крестовому походу» против коммунизма и «империи зла». Не видно конца-края ирано-иракской войне. И в Афганистан мы, похоже, влезли надолго…
Всё это можно рассказать детям, но добавит ли хоть что-нибудь сухое повествование о международном положении к тому, что они уже знают? Ведь живут-то они не в глухой деревне, затерянной на просторах Советского Союза, а на самом краю, там, где кипит невидимая битва нескончаемой войны – Великой Войны Нервов.
Казалось, что в последнее время «война нервов» достигла своего пика. Разведчики «RC-135», «SR-71» и противолодочные самолеты типа «Orion» постоянно крутились возле границ, а в апреле звено палубных истребителей «F-14» снялось с авианосца «Энтерпрайз» и, нарушив советское воздушное пространство, пятнадцать минут совершало облет острова Зеленый, едва не спровоцировав боевое столкновение. Потом этот инцидент расследовала специальная комиссия Министерства обороны, и выводы ее были неутешительны: дальневосточные части не готовы к отражению внезапной агрессии. Осипович (да и многие другие офицеры) мог бы поспорить с таким заключением, однако нет худа без добра – после того унизительного случая командование приняло давно назревавшее решение: обновить парк истребителей-перехватчиков, заменив устаревшие машины на более современные.
Разумеется, информация об инциденте, о комиссии и решениях, принятых в Министерстве обороны, была засекречена, но разве можно что-либо утаить в военном городке, где все, без исключения, связаны или узами дружбы, или родственными отношениями? Здесь даже самые малые дети в курсе того, когда последний раз американский самолет-разведчик подходил к границе, и кто из офицеров летал на его перехват, – они живут «войной нервов», привыкли к ней и вряд ли им будут интересны патетические слова об угрозе американского империализма, о необходимости защищать рубежи, о гонке вооружений и разрядке…
Подполковник пожевал кончик шариковой ручки и огляделся вокруг. В комнате летчиков, кроме него, находились офицеры дежурной пары: лейтенант Астахов и старший лейтенант Николаев. Первый сидел на койке и, поминутно заглядывая в прошлогодний выпуск журнала «Наука и жизнь», пытался собрать кубик Рубика – в журнале был изложен алгоритм, позволяющий, как утверждалось, заметно сократить время решения этой головоломки, однако лейтенанту он пока не давался. Второй офицер сидел за письменным столом и крутил ручку старого радиоприемника, надеясь поймать какой-нибудь развлекательный канал, – наконец что-то такое удалось нащупать, и из динамика полились такты популярного в этом году шлягера группы «Земляне»: «…И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома – зеленая, зеленая трава…»
– Слушайте, мужики, – сказал Осипович, дождавшись, когда «Земляне» закончат петь, – чего вы мне посоветуете?
– В смысле? – уточнил Астахов, вертя в руках свой кубик.
– Завтра Урок Мира в нашей школе – что посоветуете рассказать?
Лейтенанты переглянулись.
– Э-э… расскажите о сложном международном положении, товарищ подполковник, – предложил Николаев.
– Что я могу рассказать о международном положении? Общие слова…
– А вы не говорите общих слов. Возьмите какой-нибудь пример из жизни.
– Тогда какой?
– Ну я не знаю…
– Я знаю, – поднял руку Астахов. – Помните, весной активно писали о программе СОИ? Вот, Геннадий Николаевич, вы и расскажите о ней. Мол, программа «звездных войн», предложенная президентом Рейганом, – это зловредная попытка американского милитаризма поставить космос на службу военно-промышленному комплексу. А мы в ответ развиваем мирную космонавтику, исследовательскую…
По всему, песня «Землян» о траве у дома произвела на Астахова неизгладимое впечатление, изменив направление его мыслей.
– Тема интересная, – подумав, согласился Осипович. – С этой стороны программу Стратегической оборонной инициативы я как-то и не рассматривал.
– А с какой ее можно рассматривать? – удивился лейтенант.
– Да блеф всё это, чепуха. Любому ясно, что Рейган бредит. Чтобы такую систему развернуть, лет двадцать нужно, а за это время у нас что-нибудь новенькое появится. Вспомните, на чем в пятидесятые летали, и на чем мы теперь летаем…
– Во-во, – поддержал старшего по званию Николаев. – Думаю, адекватный ответ у нас уже готов.
– Серьезно? – Астахов отложил кубик и привстал с койки. – Откуда такие сведения?
– Летние учения прошлого года. Говорят, там не только баллистические ракеты запускали, но и кое-что посерьезнее, – Николаев понизил голос. – Какие-то боевые космические аппараты. Понятно вам? У американцев еще только собираются, а у нас уже есть!
– Заливаешь! – уверенно сказал лейтенант. – У нас космонавтика мирная!
– Мирная, – согласился Николаев. – Но наш бронепоезд стоит на запасном пути!
– Даже если это и правда, – вмешался Осипович, – ты поосторожней с оценками. Всё-таки наша космонавтика прежде всего преследует мирные цели. Когда-нибудь мы полетим на Луну, на Венеру, на Марс… Но если понадобится, конечно, то будем и в космосе воевать.
– Идеальная тема для выступления на уроке, – подытожил Николаев.
– В самом деле, – удивившись, сказал подполковник и потянулся к своей тетради.
Больше у него затруднений не возникало. И к полуночи, с перерывом на ужин, он закончил тезисы. Перечитал, удовлетворенно кивнул, спрятал тетрадку и осмотрелся вокруг. Астахов оставил кубик с журналом и посапывал на койке. Николаев ушел в столовую – пообщаться с официантками. В общем никаких неожиданностей не предвиделось, ночь обещала быть спокойной, и подполковник, полистав старые «Крокодилы» и посмеявшись над забавными карикатурами, притомился и задремал прямо в кресле.
В половине пятого утра Осипович проснулся – словно его кто-то толкнул. Койку теперь занимал Николаев, а Астахов клевал носом за столом. Подполковник сладко потянулся всем телом так, что хрустнули косточки, и выбрался из кресла.
– Пойду – подышу воздухом, – сказал он Астахову.
Тот ничего не ответил, осоловело глядя перед собой, – час стоял такой, что даже закаленные офицеры не выдерживали, отдаваясь искусам Морфея. И тут грянул громкий резкий звонок. Лейтенант протянул руку, снял трубку, послушал, ответил вяло:
– Принял.
Потом повернулся к Осиповичу:
– Товарищ подполковник, вам – готовность номер один.
В самом факте объявления «готовности номер один», когда дежурный летчик должен спешно занять место в своем истребителе, не было ничего необычного. При той напряженной обстановке, которая складывалась вокруг Курил, подобный приказ мог поступить в любую минуту и действительно время от времени поступал. Осипович удивился другому: логичнее было бы послать на «рулежку» одного из лейтенантов дежурного звена, а не старшего офицера, принявшего на себя обязанности «ответственного за выпуск». Тем не менее споры и сомнения в данной ситуации совершенно неуместны, и подполковник быстро пошел к своему шкафчику, а через десять минут уже бежал к истребителю «Су-15» с бортовым номером «805», стоявшему на дежурной площадке. Там уже возились техники, и взревывал двигатель аэродромного «пускача». Подполковник кивнул им и взобрался по стремянке в кабину. Пристегнулся к креслу, проверил показания приборов. Потом, включив радио, связался с КП полка. Там распоряжался подполковник Герасименко, замещавший комполка Александра Балезина на время его отпуска. Объяснять Герасименко ничего Осиповичу не стал, а только подтвердил свой прежний приказ – оставаться в истребителе в готовности номер один.
Время шло. Минута истекала за минутой, а новых указаний с командного пункта не поступало. Другой бы на его месте занервничал, но Осипович умел ждать и всегда был готов к тому, что вылет отменят без объяснения причин. Вот и сейчас он спокойно смотрел на работу техников, и озадачился только, когда они принялись готовить к вылету еще один истребитель. Для провокаций со стороны американцев было рановато – потенциальный противник предпочитал солнце и ясную погоду.
Наконец в пять тридцать шесть утра Герасименко дал команду на взлет. Осипович подтвердил, что понял, и на малом газу поехал в начало взлетно-посадочной полосы. Поставив машину на тормоза, Осипович поднял тягу двигателя до максимального значения, потом отпустил тормоз, позволил истребителю набрать разбег и потянул рукоятку управления самолетом на себя. «Су-15» легко отделился от полосы, земля осталась внизу, а Осипович убрал шасси и вновь вышел на связь с командным пунктом. Доложился по форме, и тут инициативу перехватил офицер наведения, сидящий с боевым расчетом у локатора:
– Восемьсот пятый, это Депутат. Вижу вас на экране…
Получив первое целеуказание, Осипович направил истребитель в сторону Охотского моря, на высоте восьми с половиной километров. Поднявшись над облаками, подполковник больше не сомневался: это учения, приближенные к боевым, у границы крутится наш собственный военно-транспортный самолет, экипаж которого получил конкретное задание: изображая противника, уйти от противодействия сил ПВО. Выполнят – благодарность им, ПВО по шапке. Не выполнят – наоборот, им по шапке, ПВО благодарность. Потому и послали именно его, Осиповича, а не молодого Астахова – молодежь недостаточно опытна, повадок и хитроумных приемчиков ветеранов, играющих за «условного противника», не знает, а значит, находится в заведомо проигрышном положении.
Однако Осипович поспешил с выводами. Через восемь минут полета офицер наведения внезапно объявил:
– Впереди – цель! Самолет-нарушителъ режима полета. Идет встречным курсом.
Далее посыпались сухие данные: азимут-удаление-высота, азимут-удаление-высота, азимут-удаление-высота…
На переднюю полусферу цели перехватчик Осиповича почему-то наводить не стали, пришлось полковнику совершить разворот в воздухе и лечь на догонный курс.
В шесть часов три минуты по местному времени поступила команда:
– Восемьсот пятый, здесь Депутат, готовность радиолокатора!
– Докладывает восемьсот пятый: есть готовность радиолокатора.
Это уже серьезно. Не всякий раз во время учебных вылетов приходится задействовать бортовые системы радиолокационного наведения – чаще обходятся без них.
Наконец Осипович увидел цель – впереди на фоне светлеющего неба нарисовалась двухсантиметровая черта, на которой подмаргивали огоньки – бортовые мигалки. Очень похоже на гражданский лайнер. Что ж, нарушитель – это всегда нарушитель. Помнится, в апреле 1978 года «Боинг» южнокорейской авиакомпании KAL, летевший в Париж, отклонился от курса и над Кольским полуостровом был вполне обоснованно обстрелян нашими перехватчиками. Получил повреждения и сел на покрытое льдом озеро. Мораль этой истории такова: нечего от трасс отклоняться и изображать идиота, потому как прием этот старый и хорошо всем известный – прикрываясь пассажирами, провести «вскрытие» чужой системы ПВО, узнать, на каких частотах работают станции, насколько оперативно действуют службы, как быстро поднимутся в воздух истребители… Сволочи, конечно, но что с них, капиталистов, взять?..
Осипович испытал даже некоторый азарт. Опытные инструкторы, старые летчики годами передавали ему свои знания и умения, и ведь для того только, чтобы сегодня нарушитель не смог безнаказанно войти в воздушное пространство Советского Союза и так же безнаказанно уйти, выполнив свою шпионскую миссию. Кто-то скажет: разве это может быть смыслом жизни? Но мы ответим: может – потому что на западе раскинулась огромная страна, там миллионы людей со своими смыслами, и мы обязаны сделать всё, чтобы они жили в покое и мире, чтобы им не приходилось чем-то жертвовать и чем-то поступаться, лишь бы не услышать вой вражеских бомбардировщиков над головой…
Скорость самолета-нарушителя была под тысячу километров в час. У «Су-15» больше. Пришлось уравнивать. Закончив эту несложную процедуру на расстоянии в тринадцать километров от нарушителя, Осипович доложил на КП:
– Цель – в захвате. Иду за ней. Что делать?
И тут вдруг офицер наведения задал совершенно идиотский вопрос:
– Депутат запрашивает. Цель наблюдаете или нет?
– Наблюдаю.
– Наблюдаете? Сообщите курс и высоту цели.
Подполковник мысленно чертыхнулся. Похоже, офицер наведения потерял цель и теперь пытается исправить положение за счет перехватчика.
Новый вопрос:
– Восемьсот пятый, вы можете определить тип самолета?
– Не совсем, – признался Осипович, – но он летит с мигалками.
Полет продолжается. На земле явно пребывают в замешательстве и не могут принять единственно возможное решение. Но подполковнику уже всё ясно, и он готов выполнить любой приказ.
– Восемьсот пятый, ненадолго включите свои огни, – распорядился Депутат. – Заставьте его сесть на нашу полосу.
– Понял. Выполняю.
Осипович сблизился до восьми километров и включил свои опознавательные огни. Но нарушитель никак не отреагировал на сигналы.
– Депутат, они не реагируют.
– Восемьсот пятый, дайте предупредительные очереди.
– Есть!
Это просто. Подойти еще ближе и выпустить очередь из пушки ГШ-23Л. Так Осипович и сделал, практически опустошив зарядную коробку, рассчитанную на 250 снарядов. Ноль реакции.
Хотя нет – реакция с небольшой задержкой, но последовала. Нарушитель начал заметно сбрасывать скорость – до четырехсот километров в час. Тоже маневр знакомый: более массивный самолет играет на «сваливание» противника в штопор, зная, что для истребителей типа «Су-15» четыреста – нижний предел скорости. Пришлось Осиповичу проскочить вперед.
Внизу уже была земля Сахалина, и наконец поступил долгожданный приказ:
– Восемьсот пятый, цель нарушила государственную границу. Цель уничтожить!
– Не могу, – нервно отозвался подполковник. – Я впереди нарушителя.
– Восемьсот пятый, прибавьте скорость.
– Прибавляю скорость.
Офицер наведения явно запутался в ситуации, но всё пишется на ленту, и, если не выполнить даже нелепый приказ, потом на разборе пилоту вставят фитиль…
– Восемьсот пятый, вы сказали, цель увеличила скорость? – спохватился офицер.
– Снизила! – сердито отвечал Осипович.
– Восемьсот пятый, открыть огонь по цели! – повторил КП.
– Раньше надо было думать! – огрызнулся подполковник в совершеннейшей ярости. – У меня срыв захвата! Я же впереди цели!
– Вас понял. По возможности занять огневую позицию.
Осипович начал снижать тягу двигателя, лихорадочно соображая. Снарядов в коробке практически не осталось, ракеты навести не успею – таранить его прикажете?
Пока он думал, истребитель «провалился» на два километра и разом отстал от нарушителя. Осиповича осенило: он задрал нос «Су» и поводил им из стороны в сторону. «Умные» головки ракет средней дальности «Р-98» захватили цель, в подтверждение чему на приборной доске зажглись две лампочки «ЗГ».
Подполковник еще раз взглянул на нарушителя. Уже совсем рассвело, и с удаления в пять километров был хорошо виден огромный самолет, очертаниями чем-то напоминающий «Ту-16». Осипович знал силуэты практически всех летательных аппаратов разведывательного и военного назначения, но этого нарушителя в его списке не имелось – похоже, это все-таки был гражданский лайнер. Но почему тогда он вторгся в воздушное пространство СССР? Почему не отвечал на сигналы и играл на «сваливание»?..
Подполковник не колебался, и рука его не дрогнула. Одна за другой ракеты сошли с пилонов.
– Пуск произвел, – сообщил Осипович в эфир, потом после паузы добавил: – Цель уничтожена. Выхожу из атаки…
Было 6 часов 26 минут по местному времени.
8 сентября 1983 года, остров Сахалин, СССР
Через неделю на базу «Сокол» прибыла комиссия во главе с маршалом авиации Петром Семеновичем Кирсановым. Командир полка Александр Балезин, прервавший ради такого случая свой отпуск, вызвал подполковника Осиповича в штаб.
– Собирайся, Геннадий, – сказал он, – полетишь в Москву. Будет пресс-конференция…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СПАСИТЕ «КОЛУМБИЮ»!
16 января 2003 года, мыс Канаверал, США
Подготовка к запуску шаттла «Колумбия» шла полным ходом, приближаясь к завершающей стадии, когда руководитель пресс-службы Центра имени Кеннеди вызвал Дэйва Адамски к себе и поручил ему «ответственное задание», а именно: опекать русского журналиста, представителя газеты «Московские новости», пишущего серию очерков об американской космической программе. Работа – всегда работа, Дэйв пригладил непослушную шевелюру и отправился в досмотровую комнату, где томились в ожидании назначенных сопровождающих представители СМИ.
Всего лишь полтора года назад столь «внимательное» отношение к прессе было трудно себе представить, но после террористических актов 11 сентября никакие меры по обеспечению безопасности не казались чрезмерными. И если американские журналисты отделались всего лишь заполнением подробной анкеты, то иностранцев обязали присылать заявку за десять суток до старта, проходить процедуру личного досмотра и перемещаться по Центру исключительно в сопровождении сотрудника пресс-службы.
Входя в помещение, Адамски рассчитывал увидеть своего давнего приятеля – Сергея Деревяшкина, но вместо него навстречу двинулся совершенно незнакомый человек – плотный, среднего роста, с суровыми чертами лица, в новеньком костюме от кутюр. На груди незнакомца красовался бэдж с надписью: «Igor Marinin, Moscow News, To Be Escorted Only». Впрочем, Дэйв не растерялся, улыбнулся новичку, протянул руку:
– Здравствуйте, – сказал по-русски. – Добрый день. Как поживаете?
– Всё отлично, – отозвался Маринин, потом изобразил веселое удивление: – Вы говорите по-русски?
– Немного, – подтвердил Адамски. – Мои предки – русские. Адамовы. Уехали в Америку из Харбина. В годы революции. Я совершенствую свое знание русского языка.
– Замечательно, – сказал Маринин. – Очень хорошо.
Они всё-таки перешли на английский, и Адамски поинтересовался:
– А где господин Деревяшкин?
– О, он заболел и попросился в отпуск. Теперь вашу замечательную космическую программу буду освещать я.
– Понимаю, – кивнул Дэйв. – А позвольте спросить, насколько хорошо вы разбираетесь в космических технологиях и конкретно в проекте «Спейс Шаттл»?
– Достаточно хорошо, – заверил Маринин. – Однако, если вас не затруднит, расскажите мне о шаттлах так, будто бы перед вами дилетант. Вам приходилось читать лекции дилетантам? Туристам? Правительственным чиновникам?
– Да, разумеется.
– Вот и я хотел бы услышать такую же обзорную лекцию, какую вы обычно читаете туристам и конгрессменам…
Адамски пожал плечами:
– Как будет угодно.
«Наверное, этот шпион меня проверяет», – подумал он.
В том, что Игорь Маринин на самом деле является офицером русской разведки, Дэйв не сомневался ни минуты: гражданских лиц, по его мнению, сюда из Москвы не присылали. Даже милейший человек Сергей Деревяшкин был офицером и шпионом, а что уж говорить об остальных… Не стоило бы пускать этих деятелей на Мыс, но мы же все-таки живем в открытом обществе, да и русские нынче – наши союзники по борьбе с всемирным терроризмом…
– Куда мы направляемся? – спросил Маринин, шагая рядом и искоса поглядывая на своего сопровождающего.
– Пожалуй, с этого и стоит начать, – сказал Адамски. – Сейчас мы находимся в Visitor Complex – в зоне для посетителей Космического Центра имени президента Джона Фицджеральда Кеннеди. Помимо зоны для посетителей, Центр Кеннеди включает в себя десятки сооружений по обслуживанию космических кораблей и космодром. Кстати, второе название космодрома – Восточный испытательный полигон. Отсюда стартовали все типы ракет: от модификаций немецких «Фау» до «Сатурнов», доставивших астронавтов на Луну. Сейчас мы с вами сядем в автобус и поедем к стартовому комплексу номер тридцать девять, откуда взлетали «Сатурны». Сегодня этот комплекс переоборудован для запусков космического корабля многоразового использования «Спейс шаттл». Там же расположена специальная площадка для представителей средств массовой информации.
– А это неопасно?
– Никакой опасности нет. Шаттлы взлетают на восток, в сторону океана. А площадка находится к западу от комплекса. Кроме того, мы можем сесть на Большой Трибуне – она хорошо защищена.
«Странный какой шпион, – подумал Адамски о подопечном, – боится старта… А зачем тогда согласился на свою шпионскую работу?»
– Итак, продолжим, – сказал Дэйв вслух. – Космодром Кеннеди позволяет осуществлять запуски космических аппаратов на орбиты с наклонением от двадцати восьми градусов до пятидесяти четырех без маневра на активном участке траектории. С маневром возможны пуски на приполярные орбиты. Что такое наклонение орбиты и маневр на активном участке траектории, вы, надеюсь, знаете?
– Разумеется, – Маринин кивнул.
– Хорошо. Теперь я немного расскажу о системе «Спейс Шаттл». Первая рабочая группа по проекту была сформирована еще в 1969 году. Однако официальной датой начала работ по проекту считается 5 января 1972 года, когда президент Никсон утвердил эту программу НАСА. Конструктивно «Спейс Шаттл» состоит из двух спасаемых твердотопливных ускорителей, и орбитального корабля с тремя маршевыми кислородно-водородными двигателями и подвесным топливным баком. При этом топливный бак является единственным одноразовым элементом системы – всё остальное мы спасаем. Программой полетов предусматривается двадцатикратное использование твердотопливных ускорителей, стократное – орбитального корабля, а кислородно-водородные двигатели рассчитаны на пятьдесят пять полетов. Всего было построено пять шаттлов: «Колумбия», «Челленджер», «Дискавери», «Атлантис» и «Индевор».
– А я еще слышал про «Энтерпрайз»…
– «Энтерпрайз» только похож на шаттл. Это был атмосферный аналог, на котором отрабатывались элементы конструкции, полет в атмосфере и приземление. Сегодня мы будем присутствовать при запуске старейшего из шаттлов, известного под названием «Колумбия». Именно этот корабль совершил 12 апреля 1981 года самый первый полет на орбиту…
– Ага, понимаю, в День космонавтики. А называется ваш шаттл так в честь великого мореплавателя Колумба, открывшего Америку?
Дэйв, приостановившись, взглянул на подопечного: издевается или действительно не знает? Тот выглядел невозмутимым. Ладно, допустим, что не знает.
– Нет, старейший шаттл назван в честь первого американского корабля, совершившего кругосветное плавание. «Колумбия» будет выполнять автономный исследовательский полет по программе миссии STS-107, запланированной еще пять лет назад. Это будет двадцать восьмой полет этого корабля. Впрочем, подробности вы можете услышать на брифинге.
– Я с радостью воспользуюсь вашим советом, – пообещал вежливый Маринин. – Но мне интересна и ваша лекция. Вдруг вы скажете что-нибудь такое, о чем забудут сказать на брифинге. Какую-нибудь важную деталь, которая украсит мой первый очерк…
«Надеется, что я выболтаю какой-нибудь секрет, – неприязненно подумал Адамски. – Зря надеется. Сотрудники пресс-службы отродясь никаких секретов не знали…»
Корреспондент «Московских новостей» и его сопровождающий подошли к автобусному терминалу. Охранник проверил ручных сканером их бэджи и уступил дорогу, пропуская в автобус. Не прошло и пятнадцати минут, как эти двое уже поднимались на Большую Трибуну, откуда открывался отличный вид на стартовый комплекс LC-39A, на котором была установлена «Колумбия».
– Как вы понимаете, – продолжил свою лекцию Дэйв Адамски, – в Центре имени Кеннеди любой объект имеет свою историю. Большая Трибуна тоже имеет историю. В пятидесятые доступ на мыс Канаверал и остров Меррит был закрыт. Поэтому репортеры и журналисты наблюдали за секретными запусками с пляжей Коко-Бич. Впервые пресса была допущена на мыс перед запуском сателлита «Авангард». Но, как вы знаете, сенсации не получилось – ракета рухнула на старте. Тем не менее прецедент состоялся, и руководство полигона стало допускать представителей СМИ на мыс, чтобы они могли освещать запуски в своих изданиях. Поскольку ракетами в те годы распоряжались только военные, на СМИ были наложены некоторые ограничения в распространении информации о запусках. Нельзя было писать об экспериментальных ракетах военного назначения. Нельзя было писать об отсрочках в процессе подготовки ракет. Сами ракеты и стартовые сооружения накрывались кожухами, чтобы журналисты до последнего момента не могли увидеть их форму, а значит, определить общую компоновку… Проще стало после основания НАСА – это произошло осенью 1958 года. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космоса является гражданской организацией и всегда считало своим долгом находиться в контакте с представителями СМИ. Уже программа «Меркурий», все ее нюансы подробно освещались в печати, на радио и на телевидении. Потом была программа «Джемини» – связи между Управлением и средствами массовой информации еще более окрепли. Количество аккредитованных журналистов росло день ото дня, и администрация Центра Кеннеди решила построить Большую Трибуну для СМИ в непосредственной близости от стартового комплекса тридцать девять. Первоначально здесь могли разместиться не более трехсот пятидесяти журналистов. Но оказалось, что этого недостаточно, – Трибуна неоднократно перестраивалась, обросла вспомогательными сооружениями: телестудиями, кабинками радиокомментаторов, корреспондентскими пунктами… В истории Большой Трибуны есть свои рекорды. При запуске «Аполлона-11» аккредитацию попросили три с половиной тысячи человек – фактически журналисты сидели на коленях друг у друга, такая была давка. Однако абсолютный рекорд поставил запуск шаттла «Дискавери» в сентябре 1988 года – с просьбой об аккредитации в НАСА обратились более пяти тысяч журналистов.
– А что такого замечательного было в запуске «Дискавери»? – невинно поинтересовался Маринин.
И снова Дэйв не понял, насколько же компетентен его подопечный. Не знает или изображает незнание?
– Это был первый старт американского космического корабля после двухлетнего перерыва, вызванного гибелью шаттла «Челленджер».
– Понимаю… И чем вы объясняете такую… э-э-э… активность журналистской братии?
Адамски объяснял такую «активность» однозначно: втайне каждый из корреспондентов надеялся, что и «Дискавери» взорвется – так же, как взорвался «Челленджер». Все они, журналисты, на одно лицо: их прежде всего интересуют взрывы и пожары, а нормальная работа на Земле и в космосе им скучна. Но так говорить было нельзя, а потому Дэйв увел беседу в сторону:
– Слава богу, все наши проблемы позади, и теперь запуски проходят штатно…
Тут Адамски прервал свою лекцию, чтобы предоставить московскому журналисту возможность послушать короткое сообщение официального комментатора Центра Кеннеди, передаваемое через громкоговорители, установленные над Большой Трибуной:
– Дамы и господа! Члены экипажа корабля «Колумбия» заняли свои места в кабине: Рик Хазбанд, Уильям МакКул, Дэвид Браун и Калпана Чаула – на верхней полетной палубе, а Илан Рамон, Майкл Андерсон и Лорел Кларк – на средней палубе. До старта осталось восемьдесят шесть минут. Отсчет времени продолжается…
– Больше часа осталось, – подытожил Маринин.
– Да, – подтвердил Адамски. – И за это время команда обеспечения запуска должна успеть проверить все системы корабля. Стартовое окно при запуске «Колумбии» больше, чем обычно, но всё равно следует поторопиться – если они не уложатся в отведенный срок, запуск придется перенести, а всю процедуру подготовки и заправки повторить.
– Больше, чем обычно? – переспросил Маринин. – А что значит обычно?
– В настоящее время шаттлы обслуживают Международную космическую станцию, а окно выхода на рабочую орбиту станции составляет десять минут.