Глава первая
Верность
Верность – вещь распространенная. Ее можно найти в любой части Единого королевства, в любом городе и даже на дороге. Каждый верен чему-то очень важному и значимому, ведь такая верность ничего не стоит, потому что она – пустые слова.
Скажу, возможно, вещь крамольную, но верность утратила свое истинное значение еще в ту пору, когда Шестеро предали асторэ. Да простит меня Храм, которому я всецело предан, и Госпожа, что основала его, но какие бы добрые помыслы ни были у Шестерых, слово они нарушили. Ибо людям свойственно нарушать слово.
Верность же настоящая – товар штучный и встречается куда реже асторэ, которых в наши времена порой даже таувины не находят за всю свою жизнь.
Изгнанник из Храма Мири
Когда Захира да Монтаг в первый раз увидела горы, то едва не заплакала от той безысходности, что охватила ее. Она, дочь Феннефат – Великой пустыни, рожденная в жаркий сезон, среди желтых песков и алых утесов, знавшая о холоде ночи и зное полудня, видевшая зеленые сердца оазисов и розовые волны фламинго, ощущала полное бессилие в этом суровом краю.
Никакого пространства. Никакого горизонта. Узкие долины с бесконечными, ревущими, точно демоны, реками, несущимися со скоростью обезумевшей лошади. Отвесные стены камня, уходящие далеко вверх, теряющиеся в низких, проливающихся дождем облаках. Когда облака расходились, то открывались ослепительные зубья пиков, острых, белых, безучастных ко всем живым.
Ей было страшно задирать голову, видеть вершины, потому что все здесь было слишком другим. Чуждым. Чудовищным. Из мрачных темных сказок кормилицы, повествующих о дремучих еловых лесах и существах, что живут под кронами странных деревьев, так не похожих на финиковые пальмы.
А еще в краю ее будущего неизвестного мужа властвовал холод. Непреходящий, осторожный, незаметный и дикий. Проникающий под теплую одежду так, как убийца пробирается в дом к своей жертве.
Люди тоже были другими. Высокими, широкоплечими, светлоглазыми, часто заросшими бородами. Ценившие мех, шерсть и сталь, а не шелк, хлопок и прекрасный серфо. Молчаливые, хмурые, они встречали и провожали процессию невесты, не издавая ни звука. В Карифе все бы кричали, махали яркими платками, кидали под копыта ее лошади цветы и спелые абрикосы. Здесь же люди были словно камни. Безучастные.
Потом, много времени спустя, она поняла, что ошибалась и подданные Горного герцогства отнюдь не камни, просто всегда насторожены к тем, кого считают чужаками.
Холод людей, ее будущих подданных, холод природы, высасывающий тепло из тела, не привыкшего к такой погоде, холод воды…
Вода…
Вода смущала почти так же, как горы. По сравнению с пустыней ее оказалось необычайно много.
Даже после путешествия через море.
Она лилась бурными реками, прыгая на перекатах, затаскивая в жадную пасть любого, кто оказался неосторожен, чтобы сорваться и упасть в нее. Собиралась зеркалами бездонных озер, отражавших снежные шапки, бледно-карминовые на морозном рассвете и кроваво-алые во время кратковременного пожара заката. Скрывала белым туманом землю, цеплялась им же за верхушки мрачных елей, а затем превращалась в свинцовые тучи, которые порой на дни закрывали лазурь небес.
Вода моросила, лилась, секла, прижимала, вызывала камнепады, сели и оползни. Сочилась из-под густого мха, капала с широких листьев, созревала каждое утро алмазной росой на высокой траве.
Там, наверху, превращалась в белое, в снег. Захира в первый раз увидела его меньше полутора недель назад, проезжая через величественные Драбатские Врата, за которыми начинались настоящие горы.
Вода сползала вниз неповоротливыми ледниками, грязно-серыми, серо-белыми и серо-голубыми, разрезая горы и перекрывая долины.
Падала с гранитных козырьков гремящими потоками, украшая скалы, словно фата украшает невесту. И Захира, глядя на эти потоки, и подумать не могла, что через несколько дней увидит отца всех водопадов, величайший Брюллендефоссен.
А пока она поражалась иному. Тому, что воду здесь никто не ценил, не благодарил за нее Шестерых, не копал глубокие колодцы, молясь, чтобы она появилась на дне, не создавал каменные хранилища, чтобы удержать ее.
И не страдал от жажды, когда влага внезапно исчезала.
Не умирал.
Воду здесь воспринимали как должное. А порой как проклятье, когда она пропитывала одежду, шатры, лошадиные шкуры и превращала землю в грязное месиво.
Чужой край. Чужая страна. Чужая погода, природа, люди, еда, обычаи и правила.
Чужой человек, владетель этого места, с которым девушка должна связать свою кровь, постель, жизнь.
Очень хотелось сбежать, но она была дочерью любящего отца, сестрой мудрого брата и внучкой величайшего правителя Карифа. Ее семья дала слово, и она не собиралась его нарушать, позоря и предков, и потомков. Ибо когда члены правящей семьи совершают недостойные поступки, тень их дел падает на всю семью, омрачая прошлые заслуги и затмевая будущие.
Именно так Захиру учили в Эльвате, и ей не приходило в голову ослушаться. Ее дед, Стилет Пустыни, говорил: «Правитель получает многие блага, но и идет на многие жертвы, ибо такова его дорога в мире Шестерых». А благородная карифка хотела быть достойной внучкой.
Потом, оказавшись в Шаруде, она увидела великий водопад, четыре самых высоких пика этой части мира и… владетеля сурового края. Возможно, странно было ставить воду, горы и человека в один ряд, но каждый из них поражал ее чем-то своим.
Будущий муж казался таким же странным, загадочным, суровым и чуждым, как все, что окружало южанку.
Затем была свадьба, пир на несколько дней, грандиозное празднество, когда к ее ногам бросали нежные эдельвейсы, славя молодоженов.
Она помнила момент, как мальчишка прошел по натянутому тросу над водопадом, повторив то, что сделал некогда Тион.
– У него не выйдет, – сказал ей Дэйт, близкий друг мужа. Тогда еще молодой, без седины в бороде. – Никто не смог пройти по канату над пропастью целую тысячу лет.
Захира смотрела, как циркач бросил бездне вызов, и загадала, что если он преодолеет весь путь, то это знак для нее. Сами Шестеро улыбнутся ей, обещая, что холодная неприветливая страна станет для нее надежным домом, а семья получится счастливой.
На последних шагах канатоходца из-за облаков брызнули солнечные лучи, упали на снежные вершины и отразились от вечных ледников, слепя зрителей.
А потом раздались ликующие крики со всех сторон, на мгновение заглушившие даже рев великого водопада. Ей тоже хотелось кричать вместе со всеми, но положение обязывало проявлять сдержанность, так что Захира ликовала в душе.
Шестеро с ней! Они слышат ее молитвы, и все будет хорошо!
Карифка отправила к канатоходцу личную служанку с кошельком марок и стальной брошью в виде грифа, знаком благосклонности теперь уже герцогини Горного герцогства, и помнила тот день, когда гости со свадьбы разъезжались. Яркое солнце золотило вершины вокруг Шаруда – Зубец Тиона, Гребень Арилы, Нейси и двугорбую Печать Таувинов.
– Золотой день, ваша светлость, – негромко прошептал Тэлмо, первый советник мужа. – Молю Шестерых, чтобы все дни вашей семьи были такими.
Она знала, что так и будет.
И так было.
Трое сыновей. Влияние. Уважение. Муж, который прислушивался к ее ненавязчивому мнению. Крепкий трон. Сильная страна. Будущее.
Все это разрушилось в один миг, когда на свечах вспыхнул синий огонь, и двое ее детей не пережили ту страшную ночь.
Она не сошла с ума лишь благодаря своей воле. И надежде, что принесла Рукавичка. Но и этой надежде не было суждено сбыться, и теперь Захира осталась ни с чем.
Золотые дни прошли, их не вернуть, а счастье (нет, не счастье, призрачная уверенность!) было позаимствовано лишь на краткий срок. То, что она загадала, когда циркач совершил чудо, не исполнилось. Шестеро, от которых она отреклась ради Вэйрэна, отвернулись от нее.
Чего еще было ожидать?
В итоге вся ее жизнь, ее будущее оказались разбиты вдребезги. Разлетелись на тысячи мелких осколков, изранивших душу. Детей больше нет. Муж убит. Государство рассыпалось на глазах, раскололось на мелкие баронства, грызущиеся между собой за веру, пытающиеся выжить в мире синего пламени.
Она не знала, кто виноват.
Ее желание защитить то, что смогло уцелеть? Ее недальновидность и наивность, которой воспользовались шаутты, проникшие в самое сердце страны и сковавшие из нее нечто темное, абсолютно чужое? Тэлмо, который растерял всю свою легендарную мудрость и не увидел опасности? Верный Дэйт, неспособный защитить того, кому дал клятву? Золотые карпы, что не спасли сына, хотя получали жалованье полновесными марками? Слишком многие совершили ошибки.
Но… она винила акробата. Понимала, что это глупо, с таким же успехом можно было упрекать во всех бедах первого встречного, но ничего не могла с собой поделать. Ей требовался хоть кто-то, чтобы проклинать его, и для этого как нельзя лучше годился циркач, имени которого она не помнила, чей облик давно поблек так, что Захира не узнала бы его, если бы встретила. Но очень хотела встретить и убить. За то, чего он не сделал: чтобы хоть как-то выместить свое бессилие и отчаяние. Потому что герцогиня связала с ним столько надежд, которые спустя годы совершенно не оправдались.
Женщина, думая обо всем этом, стояла в тонком шерстяном платье возле распахнутого окна, не обращая внимания на холод, тянущийся с улицы. Он сочился с ледника, вползал в быстро остывающую комнату, где не разожгли очаг, и мертвенный синий свет десятка свечей, которые с уходом солнца разгорались все ярче, делал обстановку еще более неуютной.
С Гребня Арилы уже сошел алый отблеск, ледники стали темно-фиолетовыми и собирались посереть, встречая ночь. Она в горах была такой же внезапной, как в пустыне. Лишь это объединяло Горное герцогство и Кариф.
Сумерки когтями цеплялись за острые пики, а вот внизу, под герцогским замком, в долине, сизый свет померк, сменившись кромешным мраком, который распустился сапфирами городских огней Шаруда. Сотнями маленьких, морозных, мертвых синих глаз неведомых хищников.
Еще несколько месяцев назад Захиру пробирал ужас от этого зрелища. Город, ставший родным, превратился в зловещего чужака. Синее пламя, сперва внушавшее ей спокойствие, теперь вызывало лишь ненависть в пустой душе.
Ненависть к той стороне, что смотрела на нее из городских кварталов.
«Их все больше с каждым днем, – подумала герцогиня, сжав кулаки. – Ночами они горят в каждом городе Западных долин, на фермах в самых дальних ущельях, в сторожевых башнях на перевалах и в баронских замках».
Вместе с холодом начала ночи в окно проникали и звуки: рокот водопада, сейчас казавшийся нечетким, размытым и приглушенным, словно его укрыли большой подушкой, и… стук молотков.
Строительные молотки теперь стучали безостановочно. Водяные пилы, способные резать камень, визгливо подпевали им. В светлое время суток снизу, из города, по одной из двух дорог, ведущих к замку, волы и лошади-тяжеловозы тянули на укрепленных подводах массивные блоки, вырубленные из тел гор. По приказу молодого герцога каменщики, архитекторы, кровельщики, строители, приглашенные (а также согнанные) со всей страны, восстанавливали башни Калав-им-тарк, разрушенные после боя Тиона с шауттами.
Она наблюдала за строительством неделя за неделей, видя, как выправляются оплавленные стены, скрываются трещины, вырубаются деревья, растущие между кладкой и на балконах. Как тянутся шпили к звездам, становясь все выше и выше. Она слышала разговоры, люди радуются, восторгаются этой хищной красотой. Каждая башня словно сложена из сотен черных лезвий, переплетенных между собой. Горы вновь увидели облик старины, который помнил Вэйрэн, а теперь вернула Рукавичка.
Захира не испытывала никакого восхищения. Лишь страх, и потому не могла смотреть на бывший оплот шауттов долго, отводила глаза, ощущая, как холодеет у нее где-то в груди, как пот течет между лопатками и мурашки бегут по рукам.
О, сколько бы она дала, чтобы их разрушили вновь! Жаль, что Тион, спасая сестер, не довел дело до конца.
Так она смотрела пару часов, не шевелясь. В ее покои несколько раз заходили. Сперва стражники, затем служанка, интересовавшаяся, нужно ли что-то госпоже. Не дождавшись ответа, женщина из новых нанятых принесла на подносе ужин и ушла.
Но ужин давно уже остыл, а Захира не была голодна.
Наступила ночь.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли две ее фрейлины: Иорнада и Мэгг. Похожие друг на друга как сестры – статные, сероглазые и крепкие. Типичные уроженки Горного герцогства.
Вопреки правилам двора, диктующим жене владетеля брать в услужение девушек первых кровей, Захира сразу после свадьбы ввела свои порядки, и муж (в отличие от Тэлмо) не стал возражать.
Большинство фрейлин приехали вместе с ней из Карифа, она хорошо их знала, многих с самого детства, по Женскому Углу. Она могла им доверять, с ними было комфортно, удобно, привычно, и лишь несколько дам из Шаруда удостоились чести встать подле. Муж советовал бросить кость псам, чтобы у тех не появилось повода рычать, и она сделала это.
После почти все те, кто числился в ее свите, погибли, когда пришли шаутты. Иорнада и Мэгг – из немногих, кто выжил. Она приблизила их к себе, когда стала герцогиней, опять нарушив устои и приняв под свое покровительство девушек из столь худосочных и жалких родов, что выглядело это насмешкой над другими, в первую очередь над кузеном его светлости, вечным претендентом на Львиный трон, который пытался ввести в Шаруд одну из дочерей.
Шпионить, без сомнения.
Герцогиня предпочла взять вместо одной богатой двух бедных. Из семей тех баронов, что спят под одной крышей с овцами, носят на плечах дедовскую кольчугу и не гнушаются, несмотря на благородную кровь, браться за плуг вместе с простым людом.
Когда Тэлмо спросил, почему она предпочла их, то Захира ответила первому советнику старой поговоркой Горного герцогства: «Чертополох сильнее большинства роз».
Иорнада и Мэгг были этим самым чертополохом – диким, колючим, неприхотливым. Душой горных скалистых пустошей.
Захира помнила, как они пришли к ней, чуть напуганные и ошеломленные приглашением герцогини. В своих лучших, ужасно бедных груботканых платьях, с серебряными, спешно начищенными браслетами, поясами и серьгами, украшенными мелкой бирюзой. Сокровища женщин их родов, переходящие от бабок к внучкам со времен, когда люди перестали думать о выживании после Катаклизма.
– Многие из тех уважаемых юных женщин, кто сейчас ждет моей милости внизу, хотели бы оказаться на вашем месте, – сказала им Захира. – Богаче вас. Именитее. Влиятельнее и опытнее.
– Но они там, а мы здесь, ваша светлость. – Мэгг и в то время была достаточно дерзка, даже если боялась.
– Это может закончиться так же, как и началось, – с легким смешком ответила герцогиня, передавая первенца на руки няньке. – Я способна дать вам многое, Мэгг да Макланд и Иорнада да Нат. Весь вопрос, что такого можете предложить мне вы?
– Верность, моя госпожа, – мгновенно, без колебаний произнесла Иорнада красивым чувственным голосом, и Мэгг поспешно кивнула, а затем посмотрела в темные глаза карифки и кивнула еще раз. Так, чтобы стало понятно: она знает, что обещает и отдает. – Клянусь в этом кровью всех моих предков. Мы, может, и небогаты, но никто не назовет нас лжецами. Да Наты и да Макланды ведут свой род от Думгала Пьющего, что возглавил авангард войска Тиона в битве у Колесовых вод. Там, где сейчас от великих гор остались лишь крошки. Сам Войс отмечал его доблесть и его верность слову. Пусть мы теперь бедны, но слово потомков Думгала так же крепко, как и прежде. Ведь это единственное, что мы смогли сохранить и чем мы гордимся. Вы получите нашу верность до конца дней этого мира.
Ей понравилась цена, которую горянки готовы были заплатить. В конце концов, верность довольно редкий товар, особенно если он не подделка.
И, как смогла убедиться Захира спустя годы, товар оказался качественным.
Они служили, она платила им, вытаскивая обедневшие роды из грязи. Медленно и незаметно. Помогла их братьям, обеспечила достойную старость отцам и матерям, нашла выгодные браки для фрейлин, ставших баронессами.
Их жизнь шла хорошо, пока они, как и Захира, не потеряли все. Дети, чуть старше Эрего, сгинули где-то в Скалзе со многими из тех, кто выехал туда из Шаруда. Мужья погибли вместе с ее мужем.
– Готово, ваша светлость. – Иорнада затягивала завязки на лифе платья. – Мальчики каменеют, стоит лишь показать им грудь. Мэгг справилась легко.
Мэгг тщательно вытерла окровавленные руки о дорогую штору, а после рук – клинок длинного узкого кинжала, который, как знала Захира, фрейлине подарил супруг на свадьбу по обычаям Западных долин.
Думая об этом, герцогиня коснулась широкого кольца на большом пальце левой руки. То, что оно все еще с ней, дарило ей уверенность в выборе. Свободе, которая всегда рядом, стоит лишь захотеть.
– Тогда не будем мешкать.
Захира, подхватив теплый серый плащ, направилась к двери. Две ее фрейлины, накинув на плечи точно такие же плащи, лежавшие на низкой табуреточке, пристроились позади. Наконец-то спустя почти три месяца она покинула свои комнаты… свою тюрьму, если быть более точной в формулировках.
Зал с камином, в котором плясало ненавистное синее пламя, пах смертью.
Двое ее нынешних сторожей в одеждах с вышитым знаком Вэйрэна – водоворотом – лежали на каменных плитах. Один уже не дышал, его куртка и штаны медленно пропитывались темной кровью, другой изо всех сил цеплялся за жизнь, пытаясь липкими скользкими пальцами зажать не такую уж и большую рану на шее.
Он то всхлипывал, то булькал и, заметив движение, скосил глаза в сторону герцогини. Она знала его. Один из тех мальчишек, кто некогда сторожил ее покой, как и другие молодые дворяне, пытаясь заслужить милость владетеля и внимание да Монтагов.
Вновь Захира подумала, как быстро все изменилось. Страж превратился в тюремщика благодаря новой вере, что сводила людей с ума или делала из них чудовищ.
Она хладнокровно прошла мимо, зная, что жить ему осталось не больше нескольких минут. Что же. Нет смысла терять время на глупцов.
Лишь посмотрела на невозмутимую Мэгг. С этой стороны она ее не знала. Насмешница, острая на язык, оказалась остра не только словами. А ведь до самого последнего момента герцогиня не верила, что у фрейлины получится задуманное.
– Ловко, – оценила она.
– Отец держал свиней, моя госпожа. И я видела, как можно убить хряка так, чтобы он не разворотил своей тушей весь хлев. И делала это каждый год, пока вы не приняли нас. Людей можно убить точно так же. Просто надо знать, куда втыкать кинжал.
За последние месяцы замок сильно опустел. Многие стражники, слуги и благородные покинули его. Многие уже на той стороне. Или служат ей. Так что трех женщин встречали лишь гулкие безлюдные коридоры. А если они слышали шаги патрулей, то отступали в смежные комнаты.
Старались идти тихо и быстро, понимая, что вскоре тела воинов обнаружат. Герцогиня с досадой подумала: следовало втащить мертвецов в покои, но теперь уже поздно возвращаться назад. Да и крови на полу слишком много, чтобы легко избавиться от нее.
Не время сейчас беспокоиться о людях, когда, судя по пламени, где-то рядом рыскают совершенно иные существа. Заговорщицы рассчитывали лишь на удачу, и пока она им сопутствовала.
Прошли жилые помещения, спустились в крыло слуг. Здесь, в маленьком темном закутке, им пришлось стоять, крепко прижавшись друг к другу, считая тяжелые шаги трех стражников… прошедших мимо.
Те обсуждали войну, что все больше распространяется по Фихшейзу, и победы молодого герцога. А еще то, что они здесь, а не вместе с другими, на полях сражений. Ибо весенняя кампания выходит уж больно жаркой, несмотря на всю помощь Темного Наездника.
В кухне, печи которой еще не успели остыть, они встретили его. Эту тварь, слугу Вэйрэна, солдата Рукавички, частичку армии асторэ, великого герцога Эрего да Монтага.
Высоченная нескладная фигура отделилась от стены, завешанной сковородками всех форм и размеров, встала, перекрыв им путь. От нее веяло угрозой, в ней не было ничего человеческого, и Захира не могла понять, как все эти обожатели мятежного асторэ, некогда бросившего вызов Шестерым и проигравшего, не видят, что это такое.
Не добро. Отнюдь не добро.
Впрочем, поведение людей, ослепленных ложной верой, не вписывается в обычную логику. Они верят, что шаутты, стекающиеся в Шаруд, столь испуганы силой Рукавички, что готовы служить ей. Что они беспрекословно выполняют приказы той, что общается с Самим, и покарают всех врагов молодого герцога.
Когда это случилось? Когда демон, вызывавший ужас, вдруг стал считаться верным союзником?
Верным! Союзником!
– Я Захира да Монтаг, – сказала она ровным голосом, удивляясь самой себе, потому что сухой язык, казалось, приклеился к нёбу. – Мать Эрего да Монтага, твоего господина. Иду по своим делам, до которых тебе нет никакого дела. Прочь с моей дороги.
Оно наклонилось к ней, приблизив странно-уродливое лицо к ее лицу. Несколько мгновений изучало женщину, затем отодвинулось и осторожно, словно шагая по яичной скорлупе, вернулось назад к стене, растворившись в густых ночных тенях.
Когда женщины покинули кухню, Иорнада пробормотала:
– Говорила же. Они глупее людей.
Лестница вниз, замковые склады, лестница, караулка, в которой счастливо похрапывали двое неопрятных солдат (Дэйт за такое спустил бы с них шкуру), снова лестница. Череда тяжелых деревянных дверей, окованных сталью, с мощными круглыми кольцами-ручками, на которых выступила влага. Здесь факелы горели через каждые сто шагов, и их свет радовал глаза, ибо он был обычным.
Земным. Родным.
Они пошли свободнее, понимая, что шауттов поблизости нет. Захира уже не знала этот путь через подземелье, поскольку не в ее привычках было ходить так далеко от жилых частей замка, но Иорнада вела их с уверенностью человека, бывавшего здесь не раз и не два.
Коридор закончился низкой дверью. Фрейлина потянула за кольцо. Заперто. Она нахмурилась, озадаченная, и осторожно постучала. Выждала и постучала еще раз.
Нет ответа.
Мэгг прикусила губу, обернулась, глядя назад, в длинный, едва освещаемый коридор.
Нервничала. И не она одна.
Захира начала медленно считать про себя, думая о том, что неужели после стольких недель ожидания, после тщательного планирования, после того риска, которому подвергались фрейлины ради нее, все было зря? И человек, обещавший держать калитку открытой, подвел?
Какие варианты у нее есть? С бесцеремонным видом пройти через центральный вход, в конюшни, надеясь, что солдаты все еще робеют перед ней, матерью своего нового господина, который приказал заточить ее в башню? Что никто не осмелится остановить? Что там, на центральном крыльце, где над воротами висит дымчатый силуэт шаутта, он не схватит ее?
Замок противно заскрипел, так неожиданно громко, что все вздрогнули, и герцогине показалось, будто где-то вдалеке, там, где они проходили, шевельнулись и снова замерли тени. Но факелы не изменили цвет.
Просто разыгравшееся воображение, и только.
В детстве она слышала множество сказок о шауттах, представляла, как сталкивается с ними и побеждает каждого, словно легендарная Катрин Золотая Искра, лучший образец для подражания благородной девушке из Карифа. В реальности же… в реальности победить демона, если ты не таувин, почти невозможно.
Люди слишком жалкие существа, абсолютно неспособные выстоять против выходцев той стороны. Олово, дуб, козья кровь… Ты можешь его ранить, но он успеет оторвать тебе руки прежде, чем ощутит хотя бы малейший дискомфорт.
Захира боялась их. И ненавидела. Так же сильно, как и Вэйрэна. Его силу. Рукавичку. И… то, чем стал ее сын.
Его она тоже боялась и ненавидела ничуть не меньше.
Дверь мягко распахнулась, и человек, оказавшийся за ней, невзрачный толстячок в тусклом платье дворового слуги, поклонился.
– Ваша светлость. Леди. Простите за задержку. Все оказалось сложнее, чем я думал. Перед выходом сегодня стоят гвардейцы. Они едва меня не поймали. О нет! – Он отчаянно замахал пухлыми руками, когда Мэгг протянула ему расшитый жемчугом кошель, и сказал уже более твердо и решительно, перестав сутулиться, выпрямляясь: – Нет. Я помогаю не ради денег. Я верю в Шестерых, а не в эту мерзость. И служу да Монтагам.
Захира не знала того, кто согласился помочь. Никогда не видела раньше, а может, просто не замечала. Благородные отвернулись от нее. Гвардия в отсутствие Дэйта предала. А этот безымянный человечек, испуганный, но не лишенный чести – нет. Она стянула со среднего пальца тонкую золотую полоску, украшенную четырьмя некрупными бриллиантами, вложила слуге в руку. А когда он начал протестовать, ожгла его таким взглядом, что мужчина замолчал.
– Не оскорбляй свою герцогиню, добрый человек, – сказала ему Иорнада. – Это не плата, а знак благодарности.
Больше он не спорил, лишь шепнул в спины уходящим:
– Да хранят вас Шестеро.
Мэгг остановилась, повернулась к нему, обронив на прощанье:
– Уходи сегодня же. Сейчас. Завтра уже будет поздно.
Из подвала, через замаскированную дверь, они спустились еще ниже, в сердце каменного утеса, на котором уже тысячу лет встречал рассветы и провожал закаты герцогский замок.
Маленькие круглые фонари в руках беглянок выхватывали из мрака фрагменты извилистого узкого комплекса пещер, пробитого водой и совершенно не облагороженного человеком. Острые грани стен, дышащих холодом, мелкое серое крошево под ногами, ярко-зеленые «волосы» мха, свисающие с потолка, и… воду.
Она капала отовсюду, казалось, сами скалы плакали, провожая владелицу этих земель.
Захира использовала секрет, хранящийся в семье да Монтаг многие поколения на случай бегства. Путь, которым никто из правителей или их родственников ни разу не воспользовался. И вот она первая и… последняя.
Карифка вновь поймала себя на мысли: зачем она бежит? Куда? Ради чего, если все потеряно?
Ну… хотя бы потому, что ей сохранили жизнь. Значит, у Рукавички есть на нее планы, и надо сделать все, чтобы эта слепая сука осталась ни с чем.
Не далее чем в ста метрах от них ревел водопад. За каменной стеной, но все равно прекрасно слышимый, словно они стояли прямо над ним.
Мэгг поскользнулась, больно ударилась, до мяса разодрав ладонь левой руки, но удержала фонарь, не дав стеклу разбиться, а маслу вытечь и загореться. Шипя, затянула рану снятым с шеи шарфом.
– Простите мою неловкость, госпожа.
– Прощаю. Но надеюсь, что ты не разобьешь голову. Твоя голова мне еще потребуется.
И они отправились дальше все с той же осторожностью. Лестницей из семи десятков ступеней, где следовало идти друг за другом и молиться Шестерым, чтобы не упасть. Ибо падать было далеко и долго.
Они вышли под звездное небо через узкую щель в утесе, надежно прикрытую со стороны дороги кустарником. Тут же погасили два из трех фонарей, а в последнем фитиль прикрутили так, что огонек едва выживал.
– Сюда. – Мэгг отодвинула колючие ветки пораненной рукой, обернутой тканью.
Шаруд теперь был ближе к ним, мерцая синими огнями. Голодный, хищный, затаившийся мертвый зверь. Замок находился выше, сейчас скрываясь за отрогом. На фоне звезд был виден лишь граненый фрагмент шпиля правой башни Калав-им-тарка.
Ветер стих, как часто бывало в эти часы, холод, несмотря на весну, проникал сквозь одежду, а Захира прислушивалась, не раздастся ли сверху, со стороны замка, сигнал тревоги.
Но нет. Все тихо.
Темная фигура, появившаяся на границе зрения герцогини, заставила ту вздрогнуть, прежде чем она узнала Тарика по манере двигаться. Третий из нанятых мужем золотых карпов, ее земляк и телохранитель, поклонился, прижимая руку к сердцу, произнес на родном языке:
– Госпожа да Монтаг. Рад видеть вас в добром здравии после стольких дней.
Она тоже была рада его видеть. Мирко и Алессио мертвы, как и большинство из тех, кто оказался в Скалзе. Тарик же выжил, находясь подле нее, вернувшейся в Шаруд, пока муж отвоевывал перевалы у фихшейзцев. Чуть позже карифец уехал по ее поручению с письмом к герцогу да Монтагу, и дальнейшие события разлучили их.
Вернуться в замок золотой карп больше не смог. Да Захире это было и не нужно. К этому моменту у нее уже появились охранники иного рода, наблюдавшие за тем, чтобы вдова герцога не сбежала из-под опеки, не мешала сыну править, прославлять Вэйрэна и бороться с теми, кто упорствовал в своей вере в Шестерых.
– Мой друг, – сказала она ему на том же языке. – Ты не представляешь, как я счастлива, что мы встретились. Я до последнего часа боялась, что ты не придешь.
– Я дал клятву служить вашему мужу.
– Не сомневаюсь в твоей верности, Тарик. Я боялась лишь обстоятельств, что могли остановить даже тебя.
Золотой карп коснулся двумя пальцами рукоятки тяжелого кривого меча:
– Видят Шестеро, они пытались, но эти… обстоятельства в прошлом. Теперь мы поскачем, госпожа. На юг, через Еловый кряж.
– Так не будем мешкать.
Животные ждали недалеко от края ребристого обрыва, внизу лентой серебрилась река – Белая Гнедая, дочь Брюллендефоссена. Захира остановилась, сказав негромко:
– Лошадей всего две. Им будет тяжело везти четверых.
– Поэтому мы и не едем, ваша светлость, – сказала Мэгг после недолгого колебания. – Четверо всадников заметнее двух.
– Вы знали. – Захира едва сдерживала гнев.
Им хватило ума опустить глаза.
– Четверо заметнее. Да. Но и двое не ночная бабочка, которая пролетит неслышно. Так что перестаньте и скажите правду.
– Дело в том, ваша светлость, что мы не смогли договориться.
Захира была неприятно удивлена.
– Ты же говорила, что все устроено. Что нас пропустят через бастион Капель на Эшанданский тракт.
– Да, – признала Мэгг. – Все так и было до последнего дня. Но вчера они повысили цену за проход каждого человека, и хватило лишь на двоих.
Герцогиня хотела возмутиться. Хватило денег на двоих! Она отдала почти все, что было. Все драгоценности, кроме тех, что оставались на руках. Сотню марок! Ее фрейлины внесли не меньшую плату, отдав имеющееся, и этого безумного состояния хватает только на нее и Тарика?!
Ее страна скатилась в пропасть, а тысячи некогда нормальных людей сошли с ума. От страха, жадности, религиозного рвения, желания причинить кому-то боль. Незыблемые законы Горного герцогства стерлись, а то и вовсе исчезли. Теперь многие и судьи, и палачи, и… преступники.
Она ощутила полное бессилие. Абсолютное. А вместе с бессилием в ней начала пробуждаться ярость, так свойственная ее предкам.
– Вы не вернетесь назад! С вас, тех, кому, в отличие от меня, оставили свободу, спросят за мой побег. И вы знаете, как спросят.
– Знаем, ваша светлость, – спокойно ответила Иорнада. – Но что это меняет? Вы должны покинуть Шаруд, добраться до Эшандана, родового города вашего мужа. Верные люди еще контролируют эту долину, старые замки не взяты. Там надежное убежище. Мы сделали то, что должно.