Действующие лица
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч Т в е р д ы н и н, старик, 62 года.
А н д р е й И в а н о в и ч Т в е р д ы н и н, 26 лет.
Племянники его:
С и м а, 19 лет;
О л я, 18 лет.
К л а в д и я А н т о н о в н а Т в е р д ы н и н а, мать их, 50 лет.
П ё т р П е т р о в и ч Б е р е з и н, молодой человек, жених Оли.
С о ф ь я Г р и г о р ь е в н а П е р о в а, красивая девушка из бедной чиновничьей семьи, невеста Андрея Ивановича, 22 года.
А н н а В а с и л ь е в н а А н д р о н о в а, экономка Твердыниных, бывшая няня Оли и Симы, полная стареющая женщина лет 40, недурна собой.
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч Р а з у м о в с к и й, адвокат.
П а р а н ь к а, кухарка, краснощёкая глупая девка.
Жильцы дома Твердыниных:
С о й к и н, портной;
Я ш к а – р ы ж и й;
С т а р у х а.
Дворник, жильцы, народ.
Действие первое
Большая, но очень низкая и мрачная комната в квартире Твердыниных. Три двери: прямо, справа и слева. В глубине сцены длинный обеденный стол. У задней стены буфет, тёмный, массивный. На переднем плане широкий старинный диван и два кресла. С левой стороны письменный стол, заваленный бумагами. Комната служит и столовой, и гостиной, и кабинетом. Общий вид беспорядочный, неуютный. Роскошная мягкая мебель и простые табуретки. Бронзовая люстра, а на письменном столе кухонная лампа без абажура. На левой стене две громадные картины в золотых рамах, в углу лубочные листки с изображением ада, смертных грехов и т. д.
Сима полулёжа на диване читает книгу. Маленькая дверь слева со скрипом отворяется, и робко просовывается голова Сойкина.
С о й к и н. Прокопий Романович дома-с?
С и м а. Дома, а что тебе?
С о й к и н. Деньги за квартиру принёс.
С и м а (быстро встаёт). Зачем же Прокопий Романович, это и я могу.
С о й к и н (входит в комнату). Не забранили бы Прокопий Романович. (Держит в руках квартирную книжку и деньги.)
С и м а. Вот вздор. Приложу штемпель «получено сполна», вот и всё. Мы теперь одинаковые хозяева.
С о й к и н (нерешительно). Я знаю-с… Да как бы не вышло чего… Покойный дедушка…
С и м а (перебивает). Теперь у нас всё по-новому. Мы все хозяева. (Берёт деньги.) Сколько? (Считает.)
С о й к и н. Десять рублей… а уж два-то рублика повремените-с, сделайте милость… (Кланяется.)
С и м а. Что за вздор! Конечно, можно. (Идёт к столу, достаёт штемпель и невольно оглядывается на правую дверь.) Значит, по первое мая десять рублей. (Пишет.) Два рубля пойдёт на май… Так?
С о й к и н. Так точно-с… на май. (Вздыхает.) Дорожает жизнь, дорожает… Что дальше будет – Богу одному известно. Было времечко-с, мясо по пятачку брали – теперь приступа нет… И овощи, и рыба… Чем питаться рабочему человеку?.. Одному Господу Богу известно-с…
С и м а (отдаёт книжку). И так и написал: десять рублей получил, а два рубля отсрочил до пятнадцатого мая.
Входит Анна Васильевна и останавливается в дверях. Сима не видит её.
С о й к и н. Покорно благодарим-с… (Берёт книжку и кланяется.) Дай вам Господи… А если Прокопий Романович… так вы уж…
С и м а. Перестань, пожалуйста! Я же сказал…
С о й к и н. Благодарим-с… покорно благодарим-с. (Уходит.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Так-так! Новый хозяин объявился! (Смеётся.) Постой, задаст тебе Прокопий Романович на орехи.
С и м а. Плевать я на него хотел.
А н н а В а с и л ь е в н а. На словах-то куды востёр – на деле какой будешь?
С и м а. Ну, это вас не касается. (Хочет идти.)
А н н а В а с и л ь е в н а (меняя тон). Уходишь?
С и м а. Если Андрей спросит, скажите, что я ушёл по делу.
А н н а В а с и л ь е в н а. Ты погоди уходить-то. Деньги цапнул – сейчас и со двора вон. Раньше не делал так. Поласковее был.
С и м а. Всё вы вздор говорите. (Хочет идти.)
А н н а В а с и л ь е в н а (подходит к нему). Симочка… (берёт его за руку) глупый мальчик… Разве дома… нехорошо тебе?.. Чем ходить да искать-то…
С и м а (отдёргивает руку). Всегда вы с глупостями. (Идёт к двери.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Я видела, как ты деньги у Сойкина брал, – попомни!
С и м а (из-за двери, смеётся). Ваше счастье!
А н н а В а с и л ь е в н а (ему вслед). Посмотрим!.. Как бы не пришлось раскаиваться, Симочка…
Из правой двери входит Андрей Иванович.
А н д р е й И в а н о в и ч. Где Сима?
А н н а В а с и л ь е в н а. На бульвар побежал.
А н д р е й И в а н о в и ч. Я сейчас его голос слышал.
А н н а В а с и л ь е в н а. Был да убежал… Андрей Иванович, я должна вам сказать. Живу я у вас как родная. Оленьку и Симочку вынянчила… Смотреть надо за ним. Ни за что пропадёт. Жалко мне его. Потому он как сын мне. Клавдия Антоновна, сами знаете, женщина тихая, ей с ним не справиться.
А н д р е й И в а н о в и ч (рассеянно). А что? Разве случилось что-нибудь?
А н н а В а с и л ь е в н а. Бегает мальчишка без призору. Долго ли до греха?
А н д р е й И в а н о в и ч. Ну он же не маленький… Куда он ушёл, Аннушка? Я же просил сегодня никого никуда не уходить.
А н н а В а с и л ь е в н а. На руку он нечист – вот что…
А н д р е й И в а н о в и ч (удивлённо). Что ты, Господь с тобой!
А н н а В а с и л ь е в н а. Верно говорю. Сама видела.
А н д р е й И в а н о в и ч. Будет тебе.
А н н а В а с и л ь е в н а. Сама видела. Сойкин деньги за квартиру приносил. Он их в карман – да вот и побежал на бульвар
А н д р е й И в а н о в и ч. Что ж тут такого? Он такой же хозяин, как и мы. Глупости всё это.
А н н а В а с и л ь е в н а (вспыхивая). Всё у вас глупости! Распустите всех, потом спохватитесь, да поздно. Дедушка бы ваш прижал его.
А н д р е й И в а н о в и ч. Ты не сердись, Аннушка. Мне и так не по себе.
А н н а В а с и л ь е в н а. Разве опять что?
А н д р е й И в а н о в и ч. Нет… А так… сердце не на месте. Дальше невозможно так жить. Ад какой-то, хуже, чем при дедушке. Трёх недель со смерти его не прошло – и ни одного дня без скандала.
А н н а В а с и л ь е в н а. Обживётесь. Вот потолкуете сегодня, обсудите всё, и обойдётся.
А н д р е й И в а н о в и ч. Не верю я… Дядюшка не уступит, он хуже деда. С дедом говорить можно было, а с дядюшкой я не умею. Сима ушёл. Адвоката позвал я – тоже не едет… Боюсь я сегодняшнего дня, Аннушка… ведь это последняя надежда. Не удастся – значит, двадцать пять лет в таком аду жить.
А н н а В а с и л ь е в н а. Робки вы очень, Андрей Иванович, всё ещё покойного дедушку боитесь. Думаете, что всё, как при нём: в семь часов спать ложиться, чай на заварку получать да чёрствый хлеб есть.
А н д р е й И в а н о в и ч. Робок – это верно. Да главное – ссор не люблю. Всё по-хорошему хочу. Чтобы все довольны были. На какие угодно уступки пойду, лишь бы скандалов не было.
А н н а В а с и л ь е в н а. А оно хуже так-то выходит.
А н д р е й И в а н о в и ч. Как же быть… Вот и не знаешь… хочешь получше бы…
Звонок.
Верно, Николай Николаевич приехал.
Анна Васильевна идёт в прихожую отпирать дверь. Входит Адвокат, Анна Васильевна проходит в боковую дверь.
Ну, слава Богу, что приехали… Господи, как же я рад! Вот хорошо-то… (Здоровается.) Садитесь, Николай Николаевич…
А д в о к а т. К вашим услугам, Андрей Иванович. Всегда рад помочь, чем могу, всегда рад. (Садятся.)
А н д р е й И в а н о в и ч. Измучились мы с дядей, сил никаких нет… Я решил, Николай Николаевич, сегодня поговорить с ним окончательно. Маленький такой семейный совет сделаем… А вас попрошу побыть с нами… как лицо официальное. В случае чего чтобы нам всё по форме, по-хорошему сделать.
А д в о к а т. Дай Бог, Андрей Иванович, конечно… Но, говоря откровенно, обнадёживать вас не могу. Прокопия Романовича знаю давно. Дела ваши тоже хорошо известны мне. И, взвешивая, так сказать, все обстоятельства дела, со стороны юридической и общечеловеческой, полагаю, что благоприятного исхода ожидать трудно. Скажу более: невозможно, Андрей Иванович.
А н д р е й И в а н о в и ч (упавшим голосом). Я и сам думаю так, Николай Николаевич, – да что же делать-то?.. научите ради Христа?..
А д в о к а т. Юридически дело решить – как я уж и докладывал вам сейчас же по прочтении завещания – невозможно. В завещании говорится ясно: ни делить имущество, ни продавать, ни брать капиталов из банка в течение двадцати пяти лет наследники не имеют права. Вы можете пользоваться исключительно только процентами и доходами, причём делить их должны с общего согласия. С юридической стороны, таким образом, вопрос ясен и безнадёжен. Остаётся сторона нравственная. Да. При известном согласии можно было бы урегулировать материальные взаимоотношения и, не нарушая законных норм, так сказать, создать допустимые обходы закона. Но, повторяю, при наличности полного согласия наследников. Между тем, я имею основания предполагать, что Прокопию Романовичу прекрасно известно положение вещей и что он не захочет расставаться с ролью хозяина. Дай Бог, конечно, дай Бог, я рад, всегда рад помочь. Но когда нет почвы для обхода – перед буквой закона я бессилен.
А н д р е й И в а н о в и ч. Я и сам так думаю, Николай Николаевич… Да надо же делать что-нибудь? Ведь жизнь наша хуже нищенства… Каждый хочет урвать себе. Дядя ловит квартирантов и отбирает у них деньги. Всех подозревает, оскорбляет, мучает. Я из сил выбился, Николай Николаевич, – погубит нас это проклятое наследство!
А д в о к а т. Да, дедушка ваш и при жизни был крут. А после смерти оказался ещё хуже.
А н д р е й И в а н о в и ч. При дедушке гораздо было лучше. Мы жили впроголодь, но определённой жизнью. А теперь и не знаю, как жить, как себя держать?.. Мы все измучились… Я так не люблю ссор, брани, неудовольствий… На всё готов… Мне много не надо… Лишь бы хорошо было всем.
А д в о к а т. Прокопия Романовича я понимаю: это скряга и самодур в одно и то же время. Но кто является для меня, так сказать, психологической загадкой – это покойный дедушка ваш в момент духовного завещания.
А н д р е й И в а н о в и ч. А я дедушку понимаю… Ведь вы же знаете, как он в молодости жил. Первый дом его был – губернаторов принимал. Праздники на всю губернию устраивал. А потом к старости ходил по базару – рухлядь собирал. Дядюшка, ему сейчас шестьдесят два года, на глазах его превратился в такого же скрягу. Мой отец умер молодым – и неизвестно ещё, что бы из него вышло. Дед часто говорил: через двадцать пять лет все вы будете такими, как я… Вот потому он и написал своё завещанье. Боялся, что в молодости мы размотаем его миллионы. Ну, а когда состаримся, так же, как и он, начнём собирать по улице гвозди… (Прислушивается. Слышен кашель. Вздрагивает, меняется в лице.) Дядя идёт… Пойдёмте пока ко мне… Если он увидит нас вместе… тогда всё пропало…
Быстро уводит его в левую дверь. Входит Прокопий Романович. Одет не то в халат, не то в поношенное пальто, в руках толстые конторские книги, у пояса связка ключей. Сзади его идёт Анна Васильевна.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (идёт к столу). Книги все будут храниться здесь… а ключи будут у меня… (Кашляет.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Так-то лучше, Прокопий Романович, так-то лучше…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Никому верить нельзя… все воры… каждый шалопай тащит…
А н н а В а с и л ь е в н а. Как тащут-то. Ох как тащут!
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (запирает книги). А ты, Васильевна, поглядывай за ними… Я тебя поблагодарю… довольна будешь… Нечего тебе им служить-то…
А н н а В а с и л ь е в н а. Я и так, Прокопий Романович, как родная о вас болею. Добро не моё – а жалко, коли на ветер бросают-то.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Разве заметила что, Васильевна… (кашляет) говори… есть, что ли?..
А н н а В а с и л ь е в н а. Да уж и не знаю, как сказать-то, Прокопий Романович. Боюсь, поверите ли, не рассердитесь ли?..
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (весь настораживаясь). Говори, Васильевна, говори…
А н н а В а с и л ь е в н а (шёпотом). Симка за квартиру с Сойкина деньги получил.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. С Сойкина? Сколько?
А н н а В а с и л ь е в н а. Десять рублей… Я Андрею Романовичу сказывала: что, говорит, за важность – мы все хозяева.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (сжимая ключи). Я хозяин!.. Я старший!..
А н н а В а с и л ь е в н а. Уж что говорить, Прокопий Романович, кто ж и хозяин-то, как не вы… Вы Симку-то к рукам бы прибрали, нечего ему тут по бульварам шляться. Пусть бы дома сидел. Дело бы ему какое ни на есть нашли.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (пристально смотрит на неё). Чтобы дома, хочешь?
А н н а В а с и л ь е в н а. Избалуется… Я как мать, Прокопий Романович…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (наклоняется к ней). По-твоему сделаю… Заставлю… (Кашляет.) Слышь ты… А мы с тобой заодно будем. Ты за ними смотри. Глаз не спускай… Понимаешь, Васильевна?.. Согласна, что ли?..
А н н а В а с и л ь е в н а. Да я всегда, во всём, кажется, Прокопий Романович…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (перебивает строго). Не разводи! Слышь ты: прямо говори!.. Не перед кем ломаться-то. Симку заставлю… поняла?.. А ты мне служить будешь… Согласна, что ли?
А н н а В а с и л ь е в н а. Коли так, согласна.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (грозно). Смотри, Васильевна, двум господам не служат… Коль замечу что… хоть старик, а своими руками тебя… своими руками… (Кашляет.)
А н н а В а с и л ь е в н а. Что вы, что вы, Прокопий Романович, нечто я не понимаю?.. Вот и сейчас могу вам сказать… (тихо) Адвоката позвали.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (настораживаясь). Адвоката, говоришь?
А н н а В а с и л ь е в н а. Да. Андрей Иванович на совет его позвал.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Кольку, что ли?
А н н а В а с и л ь е в н а. Его.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (усмехаясь). Меня стращать, значит.
А н н а В а с и л ь е в н а. Андрей Иванович говорит: «Мы заодно будем с вами действовать». А Колька: «Я всегда рад».
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Где слышала-то?
А н н а В а с и л ь е в н а. Пришёл уж. Наверх увели. Сказывать не велели.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (смеётся). Так-с… так-с… Ты мне Сойкина приготовь, чтобы всегда под руками был, – может, понадобится… (Садится в кресло. Пауза.) А теперь пойди к Андрюшке и скажи: Прокопий, мол, Романович готов поговорить с семьёй.
А н н а В а с и л ь е в н а. Слушаюсь, Прокопий Романович.
Анна Васильевна уходит в правую дверь. Левая дверь отворяется, показывается Клавдия Антоновна. Увидав Прокопия Романовича, хочет уйти.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Ты куда, Антоновна?.. Иди, иди, не прячься…
Клавдия Антоновна нерешительно входит в комнату.
К л а в д и я А н т о н о в н а. Я Олиньку ищу… верно, наверху…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Садись, Антоновна, садись… И её сейчас позовут. Семейный совет будет. Меня судить хотят. (Клавдия Антоновна молчит и не садится.) Ты что же стоишь? Садись.
К л а в д и я А н т о н о в н а. Я лучше пойду, Прокопий Романович.
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч. Как же без тебя совет-то? Ты мать – без матери какой же совет?.. Вот и они идут все.
Клавдия Антоновна покорно садится. Входят Андрей Иванович, Оля и Пётр Петрович. Оля садится около матери, Андрей Иванович и Пётр Петрович – ближе к Прокопию Романовичу.
А н д р е й И в а н о в и ч (очень смущённо). Минутку подождать придётся, Прокопий Романович… Я просил… Николая Николаевича на всякий случай… Может, справка понадобится… законы… и всё…
П р о к о п и й Р о м а н о в и ч (показывает на Петра Петровича пальцем). Этот тоже совещаться?
А н д р е й И в а н о в и ч. Ведь ты же знаешь, дядя… Пётр Петрович свой человек…