Пейзаж, нарисованный чаем

Вместо предисловияЭтой книге не повезло так, как повезло, например, Джойсу. Фанаты Джойса соорудили гигантские схемы романа (того же Улисса , писал о нем здесь), снабдили каждую фамилию комментарием, в результате чего книга выросла на треть, но любой читатель, зашедший «с улицы», сразу же понимал, перед ним что-то великое, просто он тупой, и не до конца может понять это самое «великое». Но говорить о Джойсе как хулить Бога, находясь в храме – паства этого не простит.У Павича нет такой паствы. Схемы произведений Павича никто не составлял, скромные комментарии к отдельным фамилиям написал переводчик, и никакого устойчивого «ядра», объясняющего всем, почему именно это произведение Павича вершина его творчества, не образовалось. Поэтому любой «захожанин» в церковь Постмодернизма в литературе им. Милорада Павича просто не понимает, что попал на мессу, таинство. Недоуменно пожав плечами он выходит, не увидев, что перед ним совершилось чудо.ФормаВ строгом соответствии с постмодернистскими заветами содержание произведения вторично, а форма первична. Кстати, больше всего удивляет именно эта претензия – «история не увлекла». А история Улисса вас увлекла? А история Гессе ? История здесь просто «ткань», из которой автор плетёт совершенно невероятные узоры – узоры пересечения форм и смыслов, играя с читателем не по сюжетному канону, а по канону формы, когда важнее не то, какие события произошли, а как они вошли в текст, как они резонируют с другими частями текста.Суть этого произведения не в сюжете, а в том, как разные части этого произведения согласуются между собой (в этом и есть смысл кроссворда, не написать 100 слов, а найти пересечения, и на основе одних слов вывести другие). Павич визионер и экспериментатор именно с самой тканью повествования, в то время как сюжет мог быть абсолютно любой – хоть путешествие собачки, хоть зарисовки рабочего коллектива. Главная красота этой книги – в точках вхождения и точках выхода, как разные куски казалось бы несвязанного текста переплетаются друг с другом.ЗеркалоКнига состоит из двух частей, и, представьте себе, что это одна часть. Просто часть закончилась, и автор поставил после неё зеркало, перпендикулярно столу, и первая часть отразившись, стала второй. Но если первая часть из мира людей, человеческая, простая и понятная (линейное повествование, ясный и даже примитивный сюжет, логика, поведение и пр.) то вторая часть «дьявольская». Она находится во вражеском и странном мире зеркала, там все изменено. Сюжет напоминает сатанинскую пародию на первую часть – если в первой части главный герой ищет прошлое, т.е. своего отца, то во второй части главный герой ищет будущее; из архитектора в первой части герой превращается в убийцу, производителя химического оружия; и даже столкновение с пожилым монахом в первой части оборачивается общением с сатаной во второй.Переход в «мир зеркала» второй части сделан настолько явственно, что странно, почему на это люди не обращают внимания. Черт бы с ним с сюжетом – но люди с пропавшим голосом становятся певицами, правши становятся левшами (и наоборот), а прошлое становится будущим. Даже главный герой поменял имя, став из Атанаса Свилара Афанасием Фёдоровичем Разиным. Вопрос, если у главного героя иное имя, иной отец, он говорит на другом языке, занимается другим делом, живет в другой стране, встречается с женщиной, с которой не встречался первый герой – один ли это герой? Автор отвечает да, но мы то понимаем, что это и есть его тёмный двойник из зазеркалья.Поразительно, но единицы читателей поняли эту историю с «зазеркальем». Первую часть, «линейное повествование» из реального мира они хвалят, а вторую часть, темную, с рваными повествованием, где герои только темные пародии на самих себя – начинают ругать. Хотя, казалось бы, автор чётко разбросал все подсказки, и даже две части свёл воедино, разделив их разными книгами, да и в самом повествовании второй части проскальзывает регулярно общение с читателем «в зеркале», пресловутое разрушение четвертой стены в литературе.КроссвордВторая часть, конечно, представляет собой намного больший интерес, чем первая – всегда интересно посмотреть, что там происходит в аду. И автор четко даёт понять – чего там не будет, так это линейности повествования. Автор предлагает вступить с ним в игру, наподобии кроссворда. Изощренная перекличка с первой частью «идиоритмиков» и «кенобитов» меняет саму структуру повествования части второй. Нам предлагается не одна история, а несколько историй. Все они крутятся вокруг главного героя, «сменившего имя», вернее, его брата из дьявольского зазеркалья, но пересекаются очень условно, и в единое полотно не связываются.Пересечения этих историй есть другая плоскость этого романа. Этим обусловлено и два подхода, которые предлагает автор, – либо мы можем читать каждую историю отдельно (вертикальное чтение, более сложное, придется побегать по книге). Мы поймем логику каждого сюжета, но потеряем пересечения этого сюжета с другими сюжетами. В противовес ему стандартное «горизонтальное» чтение – фактически, читать по порядку. Мы постоянно будем натыкаться на пересечения в разных сюжетных линиях, правда, самих сюжетных линий видеть не будем.Вероятнее всего, главная ошибка читателей – начинать читать этот роман «горизонтально», т.е. исповедуя тот же подход, что и при чтении первой части. Напоминаю, это «зазеркальный» текст с кардинально иной природой, пусть и находящийся с первым текстом под одной обложкой. На мой взгляд, правильно читать это сначала по вертикали, а потом по горизонтали. Зная сюжет, «горизонтальное» прочтение будет открывать вам дополнительные точки пересечения. Ведь, по факту, вертикальный текст дает объяснение началу только в конце, и пересечение главного героя и дьявола в сюжетной плоскости фактически ничтожно, тогда как оно определяет всю логику оставшихся частей книги.Плюс ко всему, Павич разбросал по всему тексту некие «точки соприкосновения», языковые ловушки, когда разные герои в разном контексте, не связанные друг с другом сюжетно, начинают или говорить одинаковыми пословицами, либо рассказывать похожие притчи (разумеется, в горизонтальном тексте сначала притча будет упомянута, и только потом рассказана – не расслабляйтесь).«– Подделка под золото золотом не станет, подделка под призрак призраком обратится.» – встретится нас несколько раз, каждый раз в разном контексте, но каждый раз намекая на события «зазеркального» мира, проникновение «мира живых», которые для мертвых все-равно что мертвые, в «мир мертвых», который для них свой мир, т.е. живой.Признаюсь, кое-где намеки Павича прям излишне толстые, но даже их недостаточно для того, чтоб массовый читатель их понял. История Плакиды – абсолютно же все понятно, охотник заснул, глядя на чудовище, а проснувшись увидел вместо чудовища себя, читающее, как и он, заклинание, покоряющее чудовище охотнику. Загадка – кто же теперь из них чудовище? «Призрак превращался в Плакиду, негромко читая молитву, побуждающую зверя покориться охотнику.» – вроде бы, очень толстая игра, но, похоже, недостаточно толстая.ЯзыкСущность зазеркалья кардинально отличается от сущности реальности. То, что в первой части было лишь метафорами, во второй части начинает превращаться в реальность, и наоборот. Автор мастерски использует потенциал народного фольклора, его фактуру, исторические аллюзии, чтоб продемонстрировать эту особенность текста, нигде явно её не обозначив. Язык Павича как одно из самых прекрасных, так и одно из самых пугающих читателей явлений его текста. Все эти истории про красавцев с одним усом, если воспринимать их буквально, вызывают скорее недоумение у неподготовленного читателя – объяснять же, что это метафора человеку, который не догадался сам, что это метафора – дело заведомо неблагодарное.Не надо искать в книгах Павича «созерцание пупа» как действие, ищите в этом красоту морской волны, на которой вы покачиваетесь. Например, история о четырнадцатом апостоле, который учился у Христа не жизни, но смерти – прекрасная логика для зазеркалья. Кстати, в книге гигантское количество религиозных аллюзий – будь у Павича пиар такой же, как у Джойса, все бы это давно разобрали и систематизировали. Но что поделать – судя по всему литературоведение Павичем толком и не занимается, зачем оно вообще нужно, когда есть Джойс столетней давности, не правда ли?Вместо послесловияЭто великое произведение, вероятно, вершина творчества Милорада Павича. Я бы поставил эту книгу гораздо выше, чем Улисса Джойса. К сожалению, никакой рекламы этой книги нет, и вдумчивого читателя она не особо находит – массы стараются её читать просто как обычную книжку, не понимая, что перед ними именно образец искусства формы, а не сюжета, искусства плетение кружев из слов, но не самих слов, вершина игры автора с читателем, но не игры читателя с автором. Блестящая книга, но рекомендую её далеко не всем – только подготовленным читателям. Если вы не готовы вникать в суть этого текста, серьезно его анализировать, останавливаться, размышлять, а потом перечитать вторую книгу еще раз (забавно, да – первую книгу надо прочитать один раз, а вторую книгу – два), уже в другой логике (я, опять же, советую сначала вертикально, потом горизонтально) – даже не беритесь. Получите фрустрацию и недоумение – ничего больше. Если же вам нравится думать, что разорванная на части душа никогда не будет одинока – милости просим.Павич, чёртов гений, будь ты проклят в зазеркалье и благословляю тебя в нашем мире!

Говорят, что свет в доме нельзя тушить ровно в полночь. Это нужно сделать чуть раньше или чуть позже. Так и с рассказом. Его нельзя заканчивать там, где того ждет читатель, а – чуть раньше или чуть позже. Предчувствие – это металл, из которого можно выковать монету.Даже не знаю, как так получилось, но факт остается фактом: любимый и проверенный временем автор в этот раз не попал со мной в одну волну. И я честно не понимаю, в чем дело. Есть мой любимый фирменный язык Павича, от которого во мне просыпается подремывающий в основное время филолог и получает массу удовольствия, едва ли не выписывая все подряд в цитаты. Есть его легкоузнаваемый оригинальный стиль. Есть, так пришедшиеся мне по душе в предыдущих книгах, игры с языком, когда роман становится больше чем просто линейным текстом. В общем, все есть, а магии нет(( И как итог этого, читать мне, каюсь, местами было откровенно скучно. Сначала я грешила на излишек религиозной тематики, к которой я не испытываю большого интереса, а потому вся эта эпопея с путешествием главного героя к Святой Горе меня не заинтриговала от слова «совсем». Но этому посвящена только треть романа, дальше же история переключается совсем на другое, гораздо более увлекательное, но… Но интереснее мне не стало. Хотя, казалось бы, все составляющие для этого есть: любовь, измены, ревность, преступления, трагедии, необычные женщины и их удивительные судьбы. Вполне допускаю, что книга попала ко мне в руки не в то время, так что, может, когда-нибудь я еще вернусь к ней и попробую проникнуться и формой, и содержанием, но пока так, оценку слегка вытянула за былые заслуги, меньше четверки ему просто рука не поднялась поставить…

Читатель находит в книгах то, чего не может найти в ином месте, а не то, что писатель внес в роман.Читать Павича – истинное наслаждение для любителей причудливой, нелинейной прозы, непохожей ни на что другое. И я весьма благодарна smereka за знакомство с этим чудесным автором, состоявшееся в рамках моего флэшмоба-2011. Читать его приходится медленно, дозированно, так как слишком многое нужно «переварить», как-то уложить в сознании… Вот уж прав автор – здесь можно отыскать много такого, чего не найдёшь в других книгах! Единственно – причудливо-аномальное поведение вещей и явлений природы несколько напомнило прозу Маркеса, только замешанную не на латиноамериканской, а на сербской реальности. Павич очень точно говорит о своём произведении – роман-крссворд. Как настоящий хороший кроссворд, он вмещает немалый смысл в небольшой объём, петляет, перескакивает с вопроса на вопрос, возвращается по своим следам, заставляет думать и вспоминать, искать дополнительные источники, догадываться о верном решении посредством пересечения смысловых линий, радоваться новым открытиям – порой настолько лежавшим на поверхности, что даже досадно, как раньше не догадался… В романе бессмысленно цепляться за сюжет – он здесь совсем не опора, а скорее некая общая тематика этого кроссворда, не более. Павич потрясающе пользуется возможностями слова; не припомню, чтоб в последнее время мне приходилось встречать столь объёмный, сочный, многогранный, меткий и точный стиль и язык изложения. Перефразируя автора, можно сказать, что для столь красивой прозы уже даже не столь важна красота самой излагаемой истории! Вполне достаточно его восхитительных метафор и сравнений, начав цитировать которые, трудно остановиться:Полузакрытые глаза музыканта были похожи на треснувший грецкий орехВ свои шестнадцать лет он тянулся так, точно черпал из тарелки дни и ночи вместо похлебки.с прозрачными глазами, напоминающими медузу, проглотившую рыбуБольшой желтый зуб, торчавший посредине подобно рогу, рассекал на две части каждое слово, вырывавшееся у него изо рта, однако потом, снаружи, эти части отыскивали друг друга и спешили соединиться, пусть как попалоЕсть у него очень неожиданные любимые образы, – как, например, образ человеческих волос, наполняющий текст в самых разнообразных вариациях. Это бороды, концы которых держат в зубах плывущие воины, распущенные волосы девушки, застрявшие в дверце машины, стрижка во дворе монастыря при помощи надетого на голову горшка, длинные волосы, попавшие в чарку с вином, разрезанная и скреплённая прядью волос печать, кончик косы в зубах у любимой женщины, продажа волос из-за нищеты… Причудливые кусочки мозаики, щедро рассыпанные по страницам загадочного и прекрасного романа. И напоследок – о личных, восхитивших меня «открытиях». Вот вам известно, что означает имя Атоса? Почему цвет глаз называется карим? Отчего Дмитрий Солунский зовётся именно так? Каким поразительным способом лисы в природе избавляются от блох? Хотите узнать? Читайте роман Павича.