Роско Паунд: Масонство и закон
Натан Роско Паунд родился 27 октября 1870 г. в городе Линкольн, штат Небраска. Его отец Стивен Босуорт Паунд был сыном фермера из Нью-Джерси, потомка первопоселенцев – йоркширских квакеров, переехавших на жительство в Новый Свет. Отец Стивена сочувствовал ему в стремлении сделать карьеру юриста, а не продолжать свое фермерское дело, и поэтому выделил сыну средства на обучение в Нью-Йорке. Став судебным поверенным, Стивен Босуорт начал вести общую практику с известным нью-йоркским юристом и политиком Лайманом Шервудом, постепенно разбогател, открыл частную практику в Висконсине, затем переехал в Небраску, где был избран окружным судьей, и осел окончательно в г. Линкольн, женившись на дочери местного фермера-квакера Лауре Биддлком, которая была директором публичной библиотеки, регентом местной церковной общины и руководительницей небраскинского отделения общественно-благотворительной организации «Дочери Американской революции», объединяющей женщин-прямых потомиц участников Войны за независимость США[1].
Роско был старшим сыном в семье. Его имя означает на кельтском корнуольском наречии «лань». Первое имя, которым он никогда не пользовался в жизни, – дань квакерской традиции. Дед Роско Паунда по матери, Иоав Стаффорд Биддлком, был сыном Сары Рид – правнучки квакерских мучеников Лоуренса и Кассандры Саутуик, которые из-за своих религиозных убеждений вынуждены были сперва бежать из английского Стаффордшира в Салем, Массачусетс, а затем – после заключения в тюрьму, бичевания и обещания продать их детей в рабство на Барбадос – в Шелтер-айленд, Нью-Йорк, где вскоре и умерли в 1660 г. вследствие невыносимых погодных и бытовых условий жизни[2].
Сестра Роско – Луиза Паунд (1872–1958) – была известной американской преподавательницей филологических дисциплин, фольклористом, профессором Университета Небраски и автором ряда прозаических произведений и драматических постановок, первой женщиной, выбранной председателем Американской ассоциации современных языков; кроме того, ее энтузиазм нашел применение в мире большого спорта, она неоднократно побеждала в соревнованиях по теннису, фигурному катанию, лыжам и баскетболу, также она стала первой женщиной, чей портрет появился в Спортивном зале славы Небраски[3]. Младшая сестра Оливия стала учительницей латинского языка в местной школе.
С раннего детства Роско Паунд демонстрировал склонность к естественным наукам и изучению иностранных языков. Впрочем, по всей видимости, избалованный домашним образованием и компанией ученых друзей своих родителей, он не сумел полноценно обучаться в обычной школе, откуда его пришлось забрать на полностью домашнее обучение в 12 лет по причине «неуправляемости»[4]. С легкой душой родители уже в 14 лет устроили его учиться в Университет Небраски, и в 18 лет способный ботаник Паунд закончил курс бакалавриата, а год спустя – магистратуру.
В этом возрасте в сознании Паунда произошел важный перелом и, определенно в тесной связи с обстановкой, в которой ему довелось расти и развиваться, он увлекся правом и принялся усиленно изучать юриспруденцию, сперва самостоятельно, а с 1889 г. – в Гарвардском университете. Впрочем, финансов на это обучение его семье хватило лишь на год, и обычной ученой степени по юриспруденции Паунд так и не получил – только почетные степени в гораздо более зрелом возрасте[5]. Он возвратился в Небраску, не имея формального юридического образования, сдал экзамен на должность судебного поверенного и приступил к юридической практике в окружных судах штата. Одновременно с этим он продолжил исследования как ботаник в университете, где постепенно начал еще и вести семинары на юридическом факультете.
Тогда же, параллельно с преподаванием и обучением в аспирантуре, Паунд принял участие в «ботаническом описании штата Небраска», полевом исследовании, продолжавшемся с 1892 по 1903 гг. Одним из результатов этого масштабного предприятия стало появление на ботанической карте штата вновь открытого лишайника «роскопаундия».
Работая в тесном сотрудничестве с другим ботаником – Фредериком Клементсом – с которым он даже планировал написать совместную докторскую диссертацию «Фитогеография Небраски», Паунд в 1899 г. совершенно оставил карьеру в естественных науках и, передав все наработанные материалы Клементсу, приступил к систематическому изучению права. Его научное наследие в области ботаники осталось представленным одной статьей в журнале «American Naturalist» № 27 за 1893 г., но в ней, вполне возможно, находится ключ к пониманию дальнейших достижений Паунда на ниве юриспруденции.
Его статья называется «Симбиоз и мутуализм» и посвящена описанию явления живой природы, на которое внимание ученых было обращено в полной мере лишь в 1980-е гг., а Паунд стал, таким образом, его первооткрывателем, «предтечей» или, как указывают современные биологи, «визионером».
В наше время в биологической науке мутуализм (от лат. «mutuus» – взаимный) рассматривается как вид симбиоза, явления, при котором различные живые организмы сосуществуют, образуя единую экосистему путем взаимополезного сожительства, когда каждый из организма представляет самим своим существованием необходимое условие существование другого организма. Рассматривая случаи мутуализма и паразитизма на примере целого ряда растений, водорослей, мхов и лишайников, Паунд утверждает, на несколько десятилетий опережая свое время, что даже при условии нанесения каждым из элементов мутуальной экосистемы необходимого для его выживания ущерба другому элементу, в общем и целом, процесс мутуального взаимодействия является положительным фактором для обоих элементов как целостной системы. «Организмам не дано помогать друг другу из милосердия», – пишет Паунд, далее указывая, что наносимый ими друг другу ущерб является лишь своего рода платой за общее успешное выживание в ходе эволюции[6].
Впоследствии он вместе с Клементсом в ходе работы над диссертацией изучал гораздо более обширные и сложные экосистемы, занимаясь систематизацией растительных и микробиологических элементов природы Небраски. Потом он лишь эпизодически возвращался к биологии на протяжении своей долгой и успешной юридической карьеры. Но примечательно, что описанные выше на примере растений идеи нашли отражение в его трудах по социологии права. Ведь действительно, фактически любое явление живой природы может, – а в умелых руках и должно – проецироваться на жизнь общества, где основополагающие принципы во многом остаются неизменными, а меняются лишь обстоятельства и действующие лица.
Рассуждая о социальной философии Карла Краузе, Паунд с готовностью и энтузиазмом применяет и разворачивает метафору цветущего сада: «В сообществе растений в чистом поле природа стремится заставить все формы жизни приспособиться к условиям существования. В саду садовник стремится приспособить условия существования к тем формам жизни, которые он решил здесь культивировать. Точно так же у дикарских нецивилизованных народов люди приспосабливаются, кто как может, к враждебным внешним условиям. С развитием общества и цивилизации люди стали создавать искусственную окружающую среду, приспособленную к их потребностям и способствующую их постепенному прогрессу». В ней, помимо мыслей Краузе, определенно видится и его собственное врожденное отношение к окружающей реальности как к непаханому полю или ждущей своего садовника оранжерее – месту творчества и борьбы с дикой природой сильного и целеустремленного человека-созидателя.
В 1898 г. Паунд стал доктором биологии (PhD), и тогда же его практических и теоретических знаний в области права оказалось достаточно, чтобы он начал читать полноценные курсы на юридическом факультете Университета Небраски, чем и занимался с 1899 по 1907 гг., параллельно работая в апелляционной комиссии Верховного суда Небраски.
Примечательно, что в годы работы в университете Небраски Паунд вместе с другим преподавателем Джорджем Кондрой основал 24 апреля 1903 г. при университете академическое общество «Иннокентиев»[7]. В него должны были приниматься третьекурсники, поставившие себя целью развитие студенческих научных обществ, пропаганду высокой нравственности и здорового образа жизни, а также рекламу самого университета. Состав общества ограничивался тринадцатью людьми (с послевоенных времен туда стали принимать женщин), и для вступления в него Паундом был подробно разработан изысканный «рыцарский» ритуал в духе католического Средневековья. Название ордена происходит от популярной народной легенды о числовом символизме в истории папства: среди Римских Пап встречаются 23 Иоанна, 14 Климентов и т. д. Также в их числе 13 Иннокентиев, чье имя означает в переводе с латыни «невинный». Эмблемой ордена стала алая голова Мефистофеля над скрещенными трезубцами, отмеченная клеймом в виде цифры «13». Герб призван олицетворять зло бренного мира, которому противостоит орден. Общество Невинных существует в Линкольне с отделениями по всей Небраске до сих пор, ежегодно совершая благотворительные автобусные туры по штату.
Этим не ограничивалась внеклассная деятельность энергичного профессора правоведения. На следующий год после получения Паундом докторской степени университет впервые собрал собственную футбольную команду, которая немедленно стала любимым детищем Паунда. Он играл в ней около трех лет, тренировал ее, судил ее матчи, создал футбольный фан-клуб и группу поддержки из болельщиков и чирлидеров, с которыми вместе ездил на все матчи команды, выполняя функции администратора команды и организатора графика соревнований. Отдельно следует упомянуть множество сочиненных Паундом песен, кричалок и девизов, которыми до сих пользуется футбольная команда Университета Небраски-Линкольн «Nebraska Cornhuskers». Сохранив с молодости увлечение спортом, Паунд и после 50 лет спокойно пробегал милю за пять минут и не терял живого и, как обычно, методичного интереса к спортивным событиям. По воспоминаниям современников, на университетских банкетах его не раз специально сажали рядом с приглашенными знаменитостями из мира спорта, потому что никто, кроме декана Паунда, не помнил наизусть результаты всех матчей по бейсболу и футболу за последние несколько лет.
Однако главным делом его жизни было и оставалось правоведение. В 1903 г. он возглавил юридический факультет Университета Небраски, активно публиковался и читал курсы как приглашенный профессор права в университетах Северо-запада и Чикаго. Его резкий взлет на юридический Олимп страны произошел в 1906 г., когда на ежегодной конференции Американской ассоциации адвокатов Роско Паунд выступил с программной речью «Причины общественного недовольства системой отправления правосудия», где указал на недостатки современной ему американской, еще совершенно викторианской, системы судебной практики и изложил свои предварительные соображения относительно возможных путей реформы американских судов и системы правоприменения. Большинство его комментариев были теми теоретическими черновиками, впоследствии превратившимися в стройную систему «социологии права», которую неустанно пропагандировал и разрабатывал Паунд до конца жизни[8].
Главной целью атак Паунда на систему правосудия стали чрезмерная зависимость окружных судов от рамок юрисдикции штатов и округов, мешавших преследованию преступников и отправлению правосудия; пересечение и дублирование функций различных типов судов, что также замедляло судебную процедуру и могло затягивать ее на годы; недостаточное государственное финансирование судов, приводившее к отсутствию в них профессионально образованного и опытного персонала (Паунд хорошо знал это на собственном опыте); ригоризм и консерватизм судебной системы, базировавшейся на сухой букве законов, написанных американскими судьями XVIII века на основе Римского и Франкского права под влиянием английских толкований прецедентного права XVII века, равнодушной к реальной жизни и отношениям между людьми в XX веке.
Получив признание в профессиональной среде и накопив преподавательский опыт, Паунд был в 1911 г. принят в штат юридического факультета Гарвардского университета профессором, и уже в 1916 г. стал его деканом. Это время и этот пост ознаменовали расцвет его карьеры, славы и плодотворной деятельности на ниве правоведения. Успех и слава его упрочились после громкого слушания в Верховном суде США по вопросу о конституционности закона об ограничении и перспективах запрета детского труда в 1917 г., где Паунд играл ключевую роль. Когда Паунд занял место декана, переданная ему предшественником команда состояла из секретарши мисс Мэй Маккарти и факультетского секретаря Ричарда Эймса. К 1928 г. на факультете обучалось ежегодно более 1500 студентов силами 32 преподавателей. Правда, почти втрое нарастив количество студентов, Паунд ужесточил требования к их подготовке, и при нем лишь две трети обучавшихся, по статистике, получали степень бакалавра.
В 1921 г. вместе с крупным теоретиком права Феликсом Франкфуртером Паунд произвел инспекцию, анализ и написал доклад об усовершенствовании системы уголовного производства в Кливленде, на долгие годы ставший «образцом социологической методологии и теоретической базы» для юристов страны. В теоретической части доклада, во-первых, выстраивалась хронологическая таблица различных систем судопроизводства как в указанном регионе, так и в стране в целом, их положительные и отрицательные стороны, а также делался вывод о необходимости применения в реалиях нового века обновленной методологии организации судопроизводства и ведения судебной процедуры. На основе этого доклада Паунд впоследствии развивал свою теорию социологии права, во многом характеризующую американскую юридическую мысль в первой половине XX века[9].
В основе теории Паунда лежала «теория интересов», а именно основанная на популярной в его время «философии прагматизма» (детище философов и обществоведов Уильяма Джеймса, Джона Дьюи и Джорджа Сантаяны) концепция, рассматривающая общество и государство как совокупность интересов – «публичных», «индивидуальных» и «общественных» – многочисленные и разнообразные связи между которыми и формируют общественные отношения, испытывающие острую необходимость регулирования по причине извечной необходимости, преследующей человеческое общество с начала времен, «наращивать блага и сокращать неоправданные траты»[10]. Прагматизм в области социологии отстаивал точку зрения на общество и государство как на область разумного и осознанного консенсуса между интересами отдельных людей, групп и структур, служащего гарантией общественной безопасности и процветания общества. В значительной степени эта концепция базировалась на уже к тому времени полуторавековом авторитете теории общественного договора французских просветителей. Но эта теория была сформирована на основе правовой концепции «естественного права», неотъемлемого врожденного права любой человеческой личности. Новшеством американских социологов права XX века и, в первую очередь, Паунда стало введение в понятие естественного права категории прагматизма, а именно, соотнесения прав личности, группы, общества и государства с внешними условиями времени и места правоприменения[11]. Будучи своего рода Эйнштейном правоведения, Паунд постоянно говорит об относительности правовых норм, пусть не на уровне законодательства, где с середины XIX века господствовало позитивное законотворчество, а на уровне судебной процедуры и прецедентов, формирующих основу правоприменительной практики в англо-саксонском праве[12]. Он пишет: «Путем медленного и болезненного развития обычая на основе опыта с последующим сознательным формулированием правил, специально придуманных для этой цели, люди отбирают из огромной массы возможных запросов те, которые, по их мнению, более всех прочих соответствуют требованиям всеобщей безопасности, потом определяют их, сравнивают с другими признанными ими интересами и изобретают для них средства действия. Этот процесс признания, разграничения и защиты интересов, осуществляемый политическим обществом, называется законотворчеством, а правила и стандарты поведения, а также правила и принципы принятия решений, устанавливаемые таким образом, называются законом». Право, таким образом, рассматривается им как «орудие социальной инженерии», в большей степени средство социального контроля, чем самодовлеющая догма[13].
Разработке этой теории посвящены его работы «Сфера применения и задачи социологической юриспруденции» (1912), «Дух общего права» (1921), «Теория социальных интересов» (1921), она помещена им в исторический контекст и рассмотрена как новый этап становления американской законодательной системы в книгах «Уголовное правосудие в Америке» (1926), «Эра созидания американского законодательства» (1938), «История и системы общего права» (1940).
В духе этой концепции баланса социальных интересов Паунд выполнял свою часть работы, трудясь в рамках программы «нового курса» президента Рузвельта[14], призванной способствовать преодолению последствий Великой депрессии. Это был тот максимум, которого удалось достичь академическому ученому Паунду в приближении к «большой политике», всегда бывшей его тайной мечтой и целью на дальнюю перспективу. Вслед за многими своими предшественниками в сфере американского правосудия он рассматривал политическую карьеру как вполне возможную, что вполне соответствовало его темпераменту. Впрочем, тот же самый темперамент и стал основным препятствием на пути реализации политических планов Паунда.
Вообще политические взгляды Паунда вряд ли можно охарактеризовать однозначно, и это вполне соответствует его разносторонней, вечно кипящей, деятельной и неугомонной натуре. Верный республиканец на протяжении всей жизни, он, тем не менее, постоянно критиковал позицию своей партии по разным вопросам, и это в конечном итоге привело к существенной коррекции партийного курса на Республиканском конгрессе 1946 г. Он вложил огромный труд и всю свою энергию, а также энергию и труд своих университетских воспитанников в «новый курс» политического противника – президента-демократа Ф. Д. Рузвельта – и при этом, конечно, голосовал против него на выборах 1936 г. Десять лет спустя, в том же 1946 году, Паунд, по приглашению правительства Китайской Республики, отправился в Пекин, чтобы осуществить необходимые реформы и полностью реорганизовать систему судопроизводства в стране. Вернувшись год спустя в США для того, чтобы официально уволиться с поста декана юридического факультета Гарварда с титулом почетного профессора, Паунд к 1947 г. оказался в гоминьдановской столице Нанкине в звании советника министерства юстиции в правительстве Чан Кайши. Только в 1949 г. он окончательно возвратился на родину, переполненный гневом и раздражением в адрес правительства своей страны, которое, по его мнению, ничего не делало для поддержки прогрессивного правления китайских националистов и тем самым играло на руку коммунистическому Китаю, победившему в войне на континенте[15]. Естественно, в этом случае он метал полемические молнии в адрес президента-демократа Г. Трумена – и с 1953 г. продолжил их метать по тому же поводу в адрес его преемника, президента-республиканца Д. Эйзенхауэра.
Вероятно, именно этот извечный дух противоречия и политической неопределенности, вызванной доминированием в душе Паунда-юриста собственных принципов над принципами любой групповой идентичности, порожден, вероятно, самый противоречивый и сомнительный эпизод его биографии, могший своими последствиями радикально изменить ход его размеренной биографии академического ученого и политического консультанта. Речь идет о непродолжительном, но оставившем в истории следы «флирте» Паунда с руководством нацистской партии и немецкого государства в 1930-е гг.
Перед историком всегда – при исследовании любого исторического феномена – стоит непростая задача: «отстраниться от последствий», поместить себя и свое сознание в контекст времени и места, попытаться взглянуть на событие, личность, сопутствующие обстоятельства глазами не человека нашего времени, а современника события, не имеющего представления о том, «чем все закончится» и как будет осмыслено то или иное событие последующими поколениями. Одной из самых острых продолжает оставаться в наше время тема нацизма в Европе и всего, что с ним связано: Холокост, Мировая война, концлагеря, идеология ненависти, всемирное торжество общей победы над мировым злом и т. д. Однако ни про что из перечисленного не знали и с большой долей вероятности не могли знать те образованные люди 1920–1930-х гг., которые впоследствии вынуждены были «отмывать» свои биографии от подозрений в связях с нацистами. Здесь не время и не место пространно рассуждать на эту тему, но достаточно будет сказать, что от обвинений в этих связях до конца своей жизни не могли избавиться ни бывший английский король Эдуард VIII, ни писатели Дж. Р. Толкин и П. Г. Вудхаус, ни кутюрье Коко Шанель и Хьюго Босс, ни бизнесмены – создатели брендов «Ikea», «Coca-Cola», «Nestle», «Siemens» и др.
До прихода нацистов к власти в Германии множество общественных мыслителей и деятелей бурлящей Европы 1920-х гг. делали выбор в пользу нацизма при наличии лишь двух общественных движений, ставивших себе целью слом имперского «старого режима» и перекройки цивилизованного мира в современном буржуазно-интеллигентском духе. При этом коммунистическая идеология уже успела провести первые эксперименты в России и Германии, чьи кровавые результаты разнеслись по всему миру, тем самым побуждая интеллектуалов выбирать «прогрессивный», как им виделось, нацизм в качестве идеалистической модели нового справедливого будущего. Не стоит забывать, что словосочетание «новый мировой порядок», в наше время ставшее расхожим мемом в составе популярных конспирологических теорий, впервые было написано в качестве заголовка статьи о счастливых перспективах «нового человека – труженика и воина» в нацистской Германии авторства знаменитой духовидицы и специалиста по оккультным наукам Алисы Бейли в теософском журнале. Оставили после себя благожелательные отзывы о нацизме лидеры профсоюзного движения нескольких стран, руководительницы английского и американского суфражизма, русские эмигранты в разных странах, французские писатели-символисты и многие другие. Что же касается США, то как во время Первой мировой войны, так и в начале Второй мировой войны их позиция первоначально определялась политикой невмешательства и намерением американского Конгресса избежать вовлечения в европейские события, сохранив человеческие, финансовые и военные ресурсы страны для осуществления собственной внешней политики по собственной инициативе. Хорошо известно, что лишь внешние события и враждебные действия в отношении США вынудили их руководство оба раза вступать в мировые войны, все же признав их делом, касающимся их страны.
4 июля 1934 г. Паунд прибыл во Францию вместе с первой женой Люси Миллер, откуда пара планировала совершить небольшой европейский тур. Заранее зная о его программе, германское посольство в лице полномочного посла барона Курта фон Типпельскирха прислало Паунду рекомендательное письмо для пересечения германской границы и облегчения общения с местными властями. После посещения Страстного фестиваля в баварском Оберамергау (Passionspiel) Паунды 12 июля оказались в Мюнхене, где посетили торжественный банкет в свою честь, где присутствовали министр юстиции Ганс Франк (будущий рейхсляйтер, генерал-губернатор оккупированной Польши), декан местного юридического факультета Метцгер (будущий автор нацистского Уголовного кодекса) и вице-президент Академии немецкого права Лютгебрюне (адвокат нацистской партии в деле о «Пивном путче» 1923 г.). Вскоре, уже в театре, на постановке «Парсифаля», в министерской ложе, к ним присоединились государственный советник Йозеф Бюлер (будущий участник Ванзейской конференции, утвердившей для нацистской партии цель «окончательного решения» «еврейского вопроса») и доктор Хруст. На следующий день Паунд читал в местном университете лекцию о новых тенденциях в американском праве[16].
Впоследствии расследование американских спецслужб подтвердило, что Паунд был намеренно выбран нацистами объектом влияния в силу его всем известной германофилии и положения как виднейшего американского и влиятельного международного ученого в области права. Начиная с тех времен, когда он занимался ботаникой, Паунд привык к доминированию немецких специалистов в науке XIX века, как естественной, так и гуманитарной, к немецким философии и литературе, немецким физике и правоведению, причем, философию и правоведение этой страны он отлично знал и часто использовал в качестве предмета противопоставления «нашей англо-саксонской системе», чьи недостатки он неутомимо критиковал большую часть жизни.
Особая же роль в «разработке» Паунда, судя по всему, была отведена юристу и правоведу Антону-Герману Хрусту (1907–1982), обучавшемуся в 1930–1932 гг. на юридическом факультете Гарварда в качестве иностранного студента по обмену. Затем он снова приехал в США в 1934 г., а через пару лет решил переехать в эту страну насовсем. Забегая вперед, следует сказать, что подозрения в работе на германскую разведку привели к его задержанию и изоляции ближе к концу II Мировой войны. По ее окончании Хруст успел поработать в комиссии, готовившей Нюрнбергский трибунал, отсидеть небольшой срок как осужденный тем же трибуналом, после чего в 1946 г. устроился на работу в Университете Нотр-Дам и благополучно проработал там до старости, оставив после себя весомый пласт работ по корпоративному праву[17].
4 августа 1934 г. в англоязычной парижской газете «Paris Herald» вышла статья «На австро-германской границе все спокойно, говорит после поездки декан Паунд». В интервью корреспонденту «Paris Herald» Паунд рассказывает, насколько радостно австрийцы после первой кровавой, но неудачной попытки аншлюса Австрии 25 июля 1934 г. готовятся неизбежно принять новую германскую власть, а также насколько германский народ «устал от внутренних дрязг», как он «искренне радуется покою, признавая Гитлера своим лидером», который наконец «даровал ему свободу от всяких потрясений и вызывающих их движений». По возвращении в Бостон 17 сентября 1934 г. Паунд получает в германском посольстве диплом почетного доктора права Берлинского университета, за чем следует торжественный банкет в «Рице».
Паунда критиковали коллеги, осуждала пресса, и многие использовали выражение «агент вражеской пропаганды». В связи со скандальной церемонией Паунд обменялся письмами с несколькими своими коллегами, где призывал их не верить пропаганде, а лучше узнать у него, «как именно обстоят дела» в Германии. От отрицал гонения на евреев и прочие жестокости режима Третьего Рейха вплоть до начала Второй мировой войны, но не делал публичных заявлений на эту тему, ограничиваясь личной перепиской[18].
Кроме личного прогерманизма и типичного для академического ученого и американца того времени невнимания и недоверия к не-американским источникам информации, Паунд руководствовался в своем поведении интересами одного конкретного человека – доктора Хруста, которого поставил себе целью спасти от преследования американскими властями и дать ему реализоваться как способному правоведу и талантливому политологу. На протяжении всего пер иода заключения Хруста декан Паунд не уставал предпринимать усилия и дергать за все известные ему нити для того, чтобы немецкий ученый вышел на свободу и вошел в штат преподавателей Гарварда. Он в этом не преуспел. Оставим истории право судить Паунда за эти поступки, помня, что он был не один такой и что внешние обстоятельства зачастую слишком настойчиво формируют личность человека, в иных обстоятельствах могущего себя повести абсолютно иначе. Достаточно будет сказать, что описанные выше эпизоды не оказали никакого влияния на последующую биографию Роско Паунда, который остался порывистым и противоречивым, но узко-специализированным кабинетным ученым до старости.
Следует вспомнить, что Китай он также посетил в судьбоносное и непростое время, когда два существовавших государственных образования – гоминьдановский Китай Чан Кайши и коммунистический Китай Мао Цзедуна вступили в июне 1946 г. в фазу военного разрешения конфликта, а покинул его – когда Гоминьдан потерпел поражение, а вместе с ним была похоронена и вся работа Паунда по выстраиванию государственной судебно-правовой системы[19]. В 1949 г. Паунду было уже 79 лет, и более он не предпринимал никаких попыток заняться практической политикой.
После отставки с поста декана юридического факультета в 1937 г. Роско Паунд ни на день не оставлял преподавания в Гарварде и – пользуясь свободой, обеспеченной его профессорским статусом – в других университетах США. Кроме права, он брался читать курсы политологии и социологии, истории новейшего времени и – периодически – других естественных и гуманитарных предметов, от вполне ожидаемой ботаники до, внезапно, поэтики Лукреция[20]. Оставив пост декана, Паунд одним из первых получил звание «неприкрепленного профессора» (roving professor), наделяющее носителя правом вести курсы на разных факультетах университета в зависимости от потребности и их желания. Такое звание лучше отражало бескрайнюю широту его научных интересов и позволяло активнее реализовать весь спектр его инициатив. Паунд довольно свободно владел французским, немецким, итальянским и испанским языками, читал на латинском, греческом, древнееврейском, санскрите и русском. В 76 лет он взялся учить китайский. В изучении языков, как и в карьере юриста, ему помогала отличная память, которую он привык демонстрировать с детства, когда в воскресной школе хвастался умением после одного прочтения пересказать наизусть целую главу из Библии.
До самых последних дней жизни декана Паунда можно было встретить в библиотеке университете или других учебных помещениях – по описаниям современников, человека среднего роста, полного, с ярким румянцем на пухлых щеках и быстрыми поблескивающими глазами под неизменным зеленым пластмассовым «бухгалтерским» козырьком на лбу, вечно с сигарой во рту. Он пережил двух своих жен, и последние годы провел в составлении библиографии своих трудов и дополнении уже изданных работ под непосредственным наблюдением Мэй Маккарти, ставшей ему и наперсницей, и сотрудницей, и хранительницей его наследия[21].