Редактор Мария Нефёдова
Фотограф Сергей Данилов
Фотограф Артем Патрикеев
© Артем Юрьевич Патрикеев, 2019
© Сергей Данилов, фотографии, 2019
© Артем Патрикеев, фотографии, 2019
ISBN 978-5-4493-9102-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мистикус
Сборник мистических рассказов
Пусть не затянет вас ни одна из данных реальностей.
Посвящается моей маме – Патрикеевой Ирине Юрьевне, самой лучшей маме в любом из миров.
Проблемный дом
Темные, набухшие от дождя тучи не предвещали ничего хорошего. Идти оставалось всего ничего, но все равно стоило поторопиться. В холодном и покинутом доме вряд ли можно было быстро просохнуть и согреться. Единственным удачным моментом была возможность не тащиться через всю деревню со всеми этими лающими собаками, подозрительными взглядами и облезлыми домами, а пройти по колейной дороге в обход деревни.
Нужный мне дом находился на самой окраине. Когда-то давным-давно – даже не представляю, насколько давно – он был баней, потому и поставили его в некотором отдалении от деревни. Однако дедушка полностью перестроил баню, превратив её в приличный деревенский дом.
Последний раз я был тут еще в детстве: не любил никогда деревню и всю эту деревенскую жизнь, поэтому и дедушку видел очень редко, а дом и того реже. Когда дедушка умер, оказалось, что я был указан в завещании как наследник. Дедушку я, сколько себя помню, всегда любил и уважал – может быть, именно поэтому дом достался мне. А может быть, дедушке было совершенно все равно, кому его оставлять: дачников-неудачников (как говаривала мама) среди нас не было.
Меня не очень-то обрадовало сообщение о том, что деревенский дом теперь мой, но к последней воле своего деда я решил отнестись с максимальным почтением.
С неба полетели первые крупные капли, когда я остановился перед деревянной калиткой дедушкиного – точнее, теперь уже своего – дома. Его опоясывал невысокий забор, который доходил мне только до плеча. Закрытые тяжелыми деревянными ставнями окна выглядели неприветливо и даже несколько страшновато.
Сам дом оказался не таким уж и большим, как представлялось мне в детстве. Два жилых этажа и чердак – что еще нужно одинокому человеку?
Однако разглядывать деревянное строение времени не было: капли падали все чаще, и моя одежда становилась все более влажной. Подцепив крючок, удерживающий калитку, я проскочил внутрь двора, быстрым шагом дошел до крыльца, и, как только я спрятался под надежной крышей, хлынул дождь. Он шел стеной, полностью закрывая весь обзор. Теперь даже калитку, да что калитку – землю в метре от крыльца я не мог разглядеть.
Зябко поежившись, я открыл дубовую тяжеленную дверь (и как только петли выдерживали?). Шагнув внутрь, приостановился, но тут же сама дверь подтолкнула меня внутрь, плотно закрывшись за мной. И сразу же шум, доносившийся снаружи, стал каким-то далеким и приятным. Прямо как в детстве, когда я сидел у дедушки на коленях и помогал прикреплять грузики к леске, а на улице шел дождь.
Далекие детские воспоминания настраивали на благодушный лад.
Несмотря на мои опасения, дом изнутри оказался сухим, чистым и очень даже опрятным (если такое слово к дому вообще применимо). Дед не зря его любил.
И почему только я никогда не стремился сюда? Может, потому что в деревне у меня никогда не было друзей, а может, были еще какие-то причины. Трудно сказать. Но теперь я был здесь и был в сомнениях: нравится мне тут или нет?
Привычных деревенских сеней в доме не было, так что прямо с крыльца я попал на утепленную веранду. Здесь находилась кухня, обеденный стол и лестница на второй этаж.
Электрическая четырехконфорочная плита робко пряталась в углу. Сомневаюсь, что её часто использовали, особенно в холодное время года: обычная русская печка пользовалась у деда гораздо большим уважением.
Следующая дверь (тоже деревянная, но гораздо более легкая, чем входная) вела в жилое помещение – большую комнату, приличную часть которой занимала огромная печь, широкая кровать, столик, кресло-качалка и несколько стульев. Из большой комнаты можно было перейти в маленькую, что я и сделал.
– Мог бы и ботинки снять.
Непонятный шепот остановил мою занесенную ногу прямо над самым порогом.
– Что? – Я огляделся, но никого не увидел. – Здесь кто-то есть?
Только шуршание дождя за окном было ответом. Я решил, что мне показалось или внутренний голос сыграл со мной злую шутку. Однако, обернувшись, я заметил, что уже заметно наследил, причем не только на полу, но и на пушистом ковре, вольготно расположившемся на гладких темных досках и прикрывавшем собой основную часть комнаты.
– Непорядок, – сказал я вслух и вернулся на веранду.
Там я снял мощные солдатские берцы и надел стоявшие тут же стоптанные тапочки. Мне они были несколько великоваты, но что поделаешь – о сменной обуви я не подумал.
Маленькая комната была без изысков: стол, две кровати, стоявшие углом, да стул. Кровати были большие, так что места в самой комнате оставалось совсем немного – только развернуться да вещи на стул повесить. Это была гостевая. Однако к деду довольно редко приезжали, так что комната чаще всего пустовала.
Не найдя здесь ничего интересного, я вернулся к печке, ее надо было затопить. Уличную одежду я пока не снимал, и чувствовалось, что не стоило этого делать, пока температура не поднимется хотя бы градусов на десять.
Немного дров лежало за печкой, но даже для одной закладки этого было явно маловато. Предстояло идти в сарай.
Ага, легко сказать! Дождь немного поутих, но лить не перестал. А до сарая придется бежать метров двадцать, не меньше (я никогда не отличался хорошим глазомером, однако всё очень любил измерять в метрах).
Странно было, что дедушка не позаботился о полной закладке дров. Насколько я знал, печка всегда должна была быть готова к тому, чтобы пламя заполыхало в ней с одной спички. Дед любил говаривать: «Если огонь не загорается с одной спички, значит, что-то сделано не так».
Но обычно мы сами не выбираем, когда умирать. Может быть, дед просто не успел принести дрова? Такой мыслью я попытался успокоить себя. И умер он летом, так что вряд ли умудрился сжечь всё, что оставалось.
Я заглянул в печь: золы было предостаточно. В этом случае получалось, что печь кто-то топил – то ли дед перед смертью (что весьма сомнительно), то ли кто-то еще.
Насколько я знал, дед с соседями ладил, но довольно поверхностно, так что посиделок в этом доме практически никогда не было. Да и не слышал я, чтобы кого-то просили за домом присматривать в отсутствие хозяев.
Вопросы возникали один за другим, а ответов пока не было.
Я зябко поежился. Вопросы вопросами, а топить печь надо, если я не хочу ночью совсем околеть.
На выходе прямо у двери я обнаружил огромный военный плащ. Странно: когда я сюда входил, ничего похожего не заметил. Хотя полной уверенности в этом у меня не было… Пожав плечами, я накинул плащ на плечи. Он оказался для меня длинноватым и волочился по полу.
«Ах да, ботинки!» – хлопнул я себя по лбу. Они несколько улучшили дело, но не намного. «Ладно, делать нечего», – решил я и осмотрелся в поисках какой-нибудь емкости: в руках-то много дров не унесешь. Порыскав глазами и заглянув под стол, я обнаружил там новую железную переносную дровницу. Помнится, это был подарок деду несколько лет назад от нашей семьи. Похоже, что он ею ни разу так и не воспользовался.
Добежав до сарая, я рывком распахнул дверь и заскочил внутрь. Слегка переведя дух и оглядевшись в полумраке, я смог рассмотреть садовый и рабочий инвентарь. Здесь были вилы, лопаты, топоры, тачка, да много чего еще. Насколько мне удалось разглядеть в неверном свете, все вещи находились на своих местах. Что-то висело, что-то лежало, но везде чувствовалась аккуратная рука деда. Однако дров тут не оказалось.
«Тьфу ты! Они же хранятся слева от сарая под навесом!» Как же я давно здесь не был… все позабыл. Снова выскочив под дождь, я забежал за сарай. Дрова уютно примостились снаружи к его левой стене и были надежно закрыты навесом от непогоды, однако для человека, который их брал, тот являлся дополнительным неприятным моментом: струи воды стекали прямо на капюшон – благо, водонепроницаемый.
Дрова, хоть и колотые, оказались очень большими. Теперь мне стало понятно, почему дед так и не воспользовался подаренной дровницей: такие поленья в ней попросту не помещались. А по две-три штуки можно было и так таскать, в руках.
Забросив дровницу в сарай, я принялся перетаскивать поленья в дом. Больше четырех-пяти штук за один раз у меня унести никак не получалось. И дело даже не в моих способностях, а в том объеме, что занимали поленья в моих руках. Определив для себя десять пробежек, я принялся выполнять задуманное.
Вскоре (а может и не вскоре – время как-то перестало играть для меня хоть какое-то значение) я принялся за первую закладку. Как я ни старался, как ни вспоминал всё, чему меня когда-то учил дед, с первой спички разжечь печь у меня не получилось. Да и со второй тоже… И с третьей… Пришлось вытаскивать дровины и перезакладывать все по-новому. На этот раз все удалось. Хоть и не с первой спички, но огонь загорелся, доставив мне массу положительных эмоций.
Я всегда любил огонь – смотреть, как играют его язычки, весело перескакивая с полешка на полешку, но для начала, чтобы печь полностью прогрелась, надо было подождать. С сожалением я закрыл заслонку, давая огню разбираться с дровами без моего надзора, а заодно спасая ковер от возможных искр.
Дождь продолжал барабанить в окна, а в комнате стало совсем темно, так что я решился наконец включить свет. Честно говоря, я опасался того, что вся проводка давно уже вышла из строя. Однако нет: лампочка, спрятанная под вязаным зеленым абажуром, сразу вспыхнула ярким ровным светом. Зеленоватые отблески на стенах приятно ласкали взор.
Я сел за стол. Пока дом прогревался, надо было разобраться с вещами и постелью.
Веселое потрескивание дров скрашивало черноту ночи и одиночество. Однако о каком одиночестве может идти речь, когда так приятно просто смотреть на огонь?
Это была уже вторая закладка – первая благополучно прогорела, заметно прогрев старый дом. Где-то стали поскрипывать доски. Изредка создавалось ощущение, что между бревнами древнего сруба кто-то ворочается. Но, ясное дело, выгоняющее влагу тепло могло чудеса творить!
Я блаженно потянулся. Сосиска с макаронами и сок практически утолили внезапно накативший голод. Хорошо, что я додумался взять с собой кое-какую еду, а то у деда припасов нигде не наблюдалось. Надо будет завтра в подвале посмотреть – авось, там хоть чего-нибудь да завалялось…
Эх, вот так и сидел бы, вытянув ноги к огню и наслаждаясь его игрой. Он создавал двойственное впечатление: с одной стороны, давал энергию, а с другой навевал сон. Однако ложиться было рановато. Точнее, мне непривычно было даже думать о том, чтобы ложиться спать полдесятого, поэтому я продолжал сидеть и глядеть на огонь, языки которого еще бодрились и никак не хотели сдаваться, несмотря на то, что дрова истаивали все больше и больше.
Постель я уже разобрал. Чистая, свежая простыня пахла какими-то травами, а пододеяльник явно был близко знаком с дубовыми листьями.
«Странно, – рассуждал я, – дедушка умер у самого дома. Он тут жил, но почему постель лежит чистая, постиранная, явно не использованная?»
Более полугода назад деда нашли прислонившимся спиной к дому возле двери. Люди сразу и не заметили бы, что случилось несчастье, однако к деду заглянул по какой-то надобности сосед… Врачи говорили, что виновато сердце…
Стрелка наручных часов неумолимо приближалась к половине двенадцатого. Глаза нещадно слипались – сказывалась долгая и трудная дорога.
Перед сном я вышел на крыльцо и посмотрел на затянутое тучами небо. Во многих деревенских домах, что я мог разглядеть отсюда, свет уже был погашен, а ведь там точно жили люди. Сильно отличается жизненный уклад в деревне и городе. Дома я бы сейчас только сел за компьютер, а тут уже собирался спать. Славно зевнув, я зашел внутрь и запер дверь на щеколду. В принципе, в деревне бояться было некого, но от городских привычек никуда не денешься.
Выключив свет, я ощупью добрался до кровати. Несмотря на то, что в доме было очень даже тепло, постель встретила меня свежестью и прохладой. Ставни я так и не удосужился открыть. Была луна снаружи или нет – для меня совсем не актуально. В самом доме царила полнейшая чернота.
Приятный запах трав уносил мои мысли далеко-далеко, куда-то в безбрежный зеленый живой океан. Где-то вдалеке часы бумкнули двенадцать часов ночи.
Вокруг были сплошные листья. Ничего другого и не разглядеть – листья, листья, листья, нет даже ни одной веточки. И на чем они только держались? Я пробирался через них, как через вязкую зеленую массу. Сопротивление все нарастало и нарастало, мне становилось тяжело, руки и ноги работали с огромным трудом. Листья начинали на меня давить. В какой-то момент создалось ощущение, что они просто набросились на меня. Они залепляли мне уши, нос, рот, я не мог ни крикнуть, ни вздохнуть.
Сколько человек может пробыть без воздуха? Минуту-полторы – во сне, может быть, и подольше, но всему приходит конец. Воздух в легких закончился, и я начал задыхаться. Жажда жизни включила резервы организма, снова появились силы. В попытке освободиться я начал крутиться, рвать и метать, разбрасывая кучу листвы, ставшую неожиданно легкой и податливой, в разные стороны. Я чувствовал, что освобождаюсь…
И тут я проснулся. За печкой что-то зашуршало, и оттуда с сильным грохотом вывалилось полено – одно из тех, что я притащил сегодня. Я сел и протер глаза. Через приоткрытую ставню светила луна, и я смог разглядеть валяющееся полено. Часы на стене пробили час ночи. Ничего не понимая, я оглядывался по сторонам, затем не выдержал и включил свет.
«Что за дела? Я помню, что ставни не открывал, да и никаких часов на стене не было! То ли это я стал лунатиком и сам все это натворил… Хотя часы… может, я их выкопал где-то тут случайно, пока лунатил?» Версия выглядела малоправдоподобной. Однако входная дверь все так же была закрыта на задвижку, а ставни можно было открыть только изнутри.
Ничего не понимая, я лег снова. На этот раз свет решил не выключать. Вокруг царили тишина и покой. Даже дождь, кажется, прекратился. Хотя нет, тишина была не абсолютная, слышалось тиканье настенных часов. Как же они могли там оказаться? Даже если бы я их туда повесил, то как сумел бы их завести?
Я уставился на потолок. Гладкий, полированный, обитый фанерой с приятными рисунками, созданными самим деревом, он успокаивал. Что было весьма полезно, учитывая странные вещи, которые мне привиделись. Однако теперь сон никак не шел.
Через некоторое время я снова сел на кровати и осмотрелся. Только сейчас, случайно бросив взгляд на грудь, я заметил на ней красные отпечатки ладоней. Как обычно, сначала я постарался все объяснить логически: «Видимо, я спал на животе, подложив под грудь руки». Однако прошло довольно много времени, все следы от сна должны были пройти. Кроме того, когда я попробовал приложить свои ладони к отпечаткам, сразу понял: отпечатки раза в два меньше по размеру. Ну не могли же мои руки уменьшиться вдвое!
Я прошелся по комнате, заглянул за печку, положил выпавшее полено, поглазел по сторонам и снова сел на кровать. Ничего необычного. Часы бумкнули два часа ночи.
«Надо все же попробовать поспать. Утро вечера, как говорится, мудренее». Я выключил свет и лег. Через некоторое время, прислушиваясь к тишине, я начал дремать, а затем и совсем уснул. Что мне снилось на этот раз, я не помню.
Утро началось с петушиного крика. Сначала один, потом другой, затем третий. Кошмар! Да как тут в деревне вообще спят? Это я кукареканье хорошо слышу, а уж те, кто рядом находятся, и подавно. Хотя ко всему можно привыкнуть: мы, городские, привыкаем к движению транспорта под окнами, а деревенские наверняка уже давно привыкли к петушиным крикам.
Вскоре новые звуки, ворвавшиеся в мою дремоту, дали мне понять, что я ошибаюсь. Никто к петушиным крикам тут не привыкал – для всех они как будильник работали. Вот и теперь местные жители уже выгоняли коров на дорогу, где их должен был собирать в стадо пастух. Теперь коровье мычание и блеяние коз разнообразило мой сон.
Я как-то не думал, что на пастбище стадо проходит недалеко от дедушкиного дома. В общем, сон как-то не получился. Провалявшись в кровати еще часик, я не выдержал и встал. Было всего восемь часов утра. Кошмар! В деревню я поехал не только для того, чтобы проверить дом и участок, но и отдохнуть, а как тут отдохнешь при таком раскладе?
Печка была еще теплая. Я слегка разогрел на ней тушенку и вареную картошку, привезенные с собой. Получилось очень даже вкусно. Странно, конечно, но нормальная русская печь просто чудеса творит с едой. Помню, еще в детстве, когда дед угощал меня кашей из печи, я просто не мог оторваться от такой вкуснятины! В то время как дома я кашу на дух не переносил.
Быстро одевшись, я выбрался наружу. Уличный рукомойник оказался полным. Там-то я и помыл посуду, однако в дом воду еще надо было принести. Но первым делом я решил осмотреть теперь уже свои владения.
Вчерашняя мрачная атмосфера рассеялась. Вокруг, если можно так выразиться, бушевала осень. Деревья в дедушкином саду играли различными красками, мягкий ковер из опавших листьев приятно пружинил под ногами. Что тоже было весьма удивительно, учитывая, какой сильный дождь шел вчера (я-то думал, что сейчас начну проваливаться в грязь по пояс). Я медленно шел, вспоминая детство и свои впечатления.
Сколько тут было соток? Я никак не мог припомнить: десять?.. Пятнадцать? А, неважно – главное, что места было очень много. Дом и сарай занимали не такую уж и большую территорию, как могло сначала показаться. Еще здесь был колодец, рукомойник, уличный верстак да две компостные кучи. Все остальное пространство, кроме дорожек, конечно, занимали различные растения. Тут были кусты крыжовника, различные сорта смородины, грядки с клубникой и земляникой, картошка (куда же без нее).
Картошкой был засажен довольно большой участок земли. «Надо будет проверить пару кустиков: есть там клубни, или все в ботву ушло». Вокруг также росло много деревьев. К сожалению, все виды я идентифицировать не мог, разве что с яблоками никаких вопросов не возникало, потому что они еще держались на ветках, тяжело свисая почти до земли.
В общем, все было приятно, ухожено и цивилизованно. Единственное, что настораживало: почему все свободные места не заросли каким-нибудь бурьяном? Ведь за участком полгода никто не ухаживал! В растительной жизни я разбирался не очень хорошо, поэтому, задав себе вопрос, решил, что причины мне неведомы, и не стал больше заморачиваться.
Недалеко от наших владений протекала река. Как ее там? Пехорка, кажется, – стал вспоминать я. В этом не было ничего удивительного: когда-то наш дом был баней, поэтому совершенно естественно, что он находился недалеко от реки. Иначе люди не натаскались бы тогда воды!
До речки я дошел, чтобы посмотреть на нее поближе, но был слегка разочарован. В детстве она казалась мне раза в четыре шире. Сейчас же она выглядела очень большим ручьем. А ведь это после сильного дождя!
Исследовать сам дом я решил попозже. Надо было наведаться в деревню. Во-первых, людям показаться (лучше это было сделать самому, чтобы никто не подумал, что в доме на отшибе поселился чужак), а во-вторых, надо было еще продуктами закупиться. Что я с собой мог привезти? Батон хлеба, несколько домашних заготовок в виде жареных котлет и вареных сосисок да немного макарон и картошки. На этом долго не протянешь, а здесь я рассчитывал побыть минимум недельку.
Дорога в магазин пролегала через центральную улицу. Так что мне пришлось выдержать немало внимательных взглядов, прежде чем я оказался в магазине.
Снаружи тот выглядел как новенький: белый, явно недавно покрашенный, железом обитая дверь. Однако внутри все оказалось не так прилично. Обшарпанные стены, всё какое-то потертое, но чистое. За магазином явно следили, хотя денег на нормальный ремонт, судя по всему, не хватало.
У кассы стояло всего три человека. Как только я вошел, разговор, который вела сухая маленькая старушка с пышнотелой продавщицей, сразу заглох. Все молча уставились на меня. Я поначалу даже опешил и остановился в дверях, собираясь с мыслями, но затем сумел поздороваться и подойти к прилавку. Посетители нехотя ответили на мое приветствие, и только одна продавщица слегка повеселела, увидев меня.
– Ты чей таких будешь? – спросила она, рассчитываясь тем временем с предыдущим покупателем.
– Вообще-то свой, – улыбнулся я и рассказал про деда.
В деревне не принято ничего скрывать, как я понимал, поэтому выложил все без утайки: что дед мой помер, поэтому теперь я хозяин дома и участка, и что приехал я пожить здесь немного, осмотреться.
После моего объяснения взгляды деревенских жителей немного подобрели, а сами они расслабились.
– Хорошим человеком был твой дед, – сказал крепкий мужичок с красным пакетом в руках и пожал мне руку. – Жаль… да, очень жаль…
Непонятно, кого он жалел – то ли меня, то ли деда, но я не стал уточнять.
– Дед-то хороший был, – неожиданно скрипучим голосом сказала старушка, принимая пакет из рук продавщицы. – Однако дом его плох, ой как плох.
– Ну не скажи, Петровна, – не согласился мужичок. – Нормальный дом, как у всех.
– А ты там бывал у него?
– Бывал!
– И часто?
– Ну, так, как принято в гостях. По ночам не сидел, конечно.
– Вот то-то и оно. В том доме всякая чертовщина может случиться. – Старушка повернулась ко мне: – Еще давеча на прошлой неделе печка в твоем доме дымила, не ты ли наведывался?
– Нет. – Я удивленно пожал плечами.
– Вот то-то и оно, – повторила она. – И чужаков здесь никто не видел. Кто бы это мог быть?
– Чур меня, – перекрестился мужик (а женщина, стоявшая за ним, три раза сплюнула через левое плечо). – Может, дед неупокоенный ходит?
От таких слов как-то сразу повеяло холодком. А может, виновата была девочка, вбежавшая в магазин и забывшая плотно прикрыть за собой дверь.
– Что ты ерунду болтаешь? – возмутилась бабка. – Дед уже на небесах давно с Богом чай пьет. Это в доме какая-то нечисть поселилась. – Она снова повернулась ко мне: – Помяни мое слово: тот, кто в доме том живет, еще себя покажет.
– Так что же теперь делать? – спросил я не своим голосом.
– Тебе решать, – уклончиво ответила бабулька. – Дед твой смог ужиться – может, и ты сумеешь. Он был умный мужик, наверняка не зря именно на тебя дом записал.
Она расплатилась, кивнула всем, посмотрела пристально мне в глаза и вышла, оставив меня в полном недоумении.
Вскоре разговоры снова вошли в свое привычное русло. Я не слушал, о чем разговаривали продавщица и мужик, да мне как-то теперь все равно стало. Неужели с домом и вправду что-то не так?
– Что будете брать? – осведомилась продавщица, выведя меня из задумчивости.
Я быстро стал шарить глазами по прилавку и полкам, судорожно вспоминая, зачем же сюда пришел. Видя мое замешательство, женщина улыбнулась и сказала:
– Не переживай так. Петровна – она себе на уме. А так, может, домовой в твоем доме поселился: поставь ему молочка на ночь с хлебом, авось и задобришь его.
Следуя ее совету, я прикупил и молока, о котором вначале даже не думал. Основательно нагрузившись продуктами, я отправился в обратный путь.
Дома все было по-прежнему. Оставив продукты на веранде, я зашел в комнату. На стене мирно тикали появившиеся ночью часы, а в печке уютно потрескивало несколько поленьев. Я остолбенел.
Вот теперь мне было абсолютно ясно, что здесь творилось что-то неладное. Я дрова в печку не клал и не поджигал их. Тихо взяв в руки кочергу, маленькими шагами, постоянно держа себя наготове, я начал перемещаться по комнате.
Дойдя до часов, я решил проверить, как же их повесили, но, как ни старался, снять их со стены никак не получалось: они будто вросли в стену. Подивившись, я продолжил изучать обстановку.
Я заглянул в каждую щель, потрогал каждое бревнышко на предмет потайного хода, но ничего подозрительного не нашел. Оставался еще чердак и подвал. Начать я все же решил с подвала, чтобы, если этот некто сидел там, не мог выбраться из дома, пока я лазил на чердаке.
Однако, включив свет в подвале и хорошенько его осмотрев, не сходя с маленькой лесенки, ведущей вниз, я решил дальше не лезть. «А вдруг этот кто-то спустится и захлопнет меня в подвале – что потом делать? До деревенских еще попробуй докричаться!»
В принципе, подвал хорошо просматривался и отсюда. Я увидел множество банок с разносолами, вермишелью и макаронами, с крупами (дед так спасал продукты от крыс и мышей), пару дубовых веников для бани и больше ничего и никого подозрительного. Хотя… интересно, зачем дед хранил тут эти веники? Разве в подвале они не испортятся? Но долго раздумывать я не стал и отправился по скрипучей лестнице на самый верх.
Чердак представлял из себя склад какого-то стройматериала. Рубероид, доски, стекловата. То ли это все осталось после ремонта крыши, то ли лежало тут про запас. Но слой пыли, лежащей повсюду, говорил о том, что тут явно очень давно никто не бывал.
В полном недоумении я спустился вниз. «Но кто же тогда? Может, деревенские шутят? Дверь-то на замок я, так же, как и дед, не закрывал, да и не было тут замка отродясь. Нечего у деда брать – вот он и не боялся, а может, доверял всем. Точно сказать не могу. Мне вроде как бояться тоже некого, да и нечего, но как понимать все происходящее?»
Я сел на кресло-качалку и посмотрел на огонь. Приятно, душевно, но… непонятно.
Раз печка и так была разогрета (я вообще-то собирался воспользоваться электрической плитой), то я использовал ее для приготовления обеда. Пока варился суп, я принес пару ведер воды, а затем прогулялся к картошке и выкопал пару кустов. Клубней оказалось довольно много, с каждого практически по ведру собрал. А сколько кустов еще оставалось? И не сосчитать! С этим надо было что-то делать. Не оставлять же пропадать такое богатство!
Хорошенько перекусив, я прилег почитать книгу, однако посторонние мысли, совершенно не собиравшиеся покидать мою голову, не давали сосредоточиться. Помучившись минут десять и поняв, что при таком раскладе мне не осилить и страницы, я отложил книгу и пошел осматривать маленькую комнату.
Крышка одной из кроватей поднималась, и в этой нише я нашел старенький телевизор. Во какие дела! Не помню, когда это дед им обзавелся, но это и неважно было. И я решил попробовать его настроить.
К телевизору прилагалась небольшая комнатная антенна, так что попытаться стоило. Покрутившись туда-сюда, я наконец сумел поймать три центральных канала. Показывали очередные убийства и преступления – какими же далекими и незначительными они казались отсюда!
Мне надоело пялиться в экран, и я пошел прогуляться к реке. Солнце стремительно катилось за горизонт, погружая все вокруг в темноту, так что времени на любование местной природой у меня было немного. Постояв и посмотрев на плывущие по течению листья, я пошел к дому. День подошел к концу.
Странно: вроде бы ничего не делал – и куда только весь день девался? Посмотрев на звезды, которые светящимся ковром заполнили все небо, я отправился в дом. Тщательно закрыв дверь, присел на кровать и включил телевизор. Меня хватило всего на полчаса, после чего глаза стали сами слипаться.
– Э, нет, не будем уподобляться тем, кто спит под работающий телевизор, – сказал я вслух и разобрал постель.
Уже раздевшись и взявшись за одеяло, я замер. «Что там мне говорила продавщица? Молока с хлебом?» Немного подумав, я махнул рукой и встал. «Что я делаю, что делаю!.. На дворе двадцать первый век, а я молоко домовому ставлю!» Несмотря на такие мысли, от своего намерения я не отказался. Вскоре миска молока с кусочком хлеба стояла неподалеку от печки, а я мирно лежал в мягкой теплой постельке.
Разбудил меня неожиданный грохот. Затем что-то стало хлестать меня по лицу. Я отбивался, как мог, закрывал лицо руками, но справиться с нападавшим долгое время никак не получалось. Попытался встать, но неведомая сила бросила меня обратно на кровать.
Казалось, что избиению не будет конца. Напоследок, теряя последние силы, я услышал: «Этот дом мой!» И все прекратилось.
В изнеможении я лежал на кровати и никак не мог отдышаться. Затем провалился в какой-то бестолковый неприятный сон. Утром, с петухами, я встал полностью разбитый.
«Что же это было?» Голова трещала и плохо соображала. В печке опять горел огонь. Приподнявшись, я почувствовал, как с меня что-то посыпалось. Это были дубовые листья. С трудом встав с кровати, я, пошатываясь, добрел до маленького настольного зеркальца и посмотрелся в него.
«Кошмар!» – только и смог я ужаснуться, глядя на свое лицо. Оно опухло, было красным, все в кровоподтеках, синяках и царапинах. «Хорошо хоть глаза уцелели», – решил я и пошел умываться.
Холодная вода слегка привела меня в чувство и остудила голову. Стало намного легче. Вернувшись в комнату, я чуть не наступил на перевернутую миску с разлитым молоком. Кусок хлеба вообще лежал почти на другом конце комнаты. Молоко практически все или просочилось сквозь щели в подвал, или испарилось. Подняв миску и осмотрев ее со всех сторон, я отнес ее на веранду – потом помою.
Вернувшись, я собрал все дубовые листья и сжег их в печке, после чего приготовил яичницу и с аппетитом умял ее за обе щеки. Теперь можно было снова почувствовать себя человеком.
Ночное нападение переходило всякие границы. Кто мог претендовать на этот дом? Кому я мешал? Неужели домовому? А может, это все же люди постарались? Так как знакомых в деревне у меня не было, я решил обратиться к продавщице – она вроде бы отнеслась ко мне доброжелательно. Но ходить с таким лицом по всей деревне… А что было делать? Ждать, пока все следы ночной борьбы исчезнут с лица, было нельзя: следующую ночь я мог и не пережить.
В магазине пришлось немного подождать, прежде чем продавщица освободилась и магазин опустел. Допросами с пристрастием я никогда не занимался, поэтому начинать разговор было сложновато. Но мысль о том, что сейчас могут прийти еще покупатели, подстегнула. Мы обменялись приветствиями, и я сразу перешел к сути дела.
– Кто-нибудь был заинтересован в получении дедушкиного дома?
– Зачем? – искренне удивилась продавщица. – Что-то вы сегодня плохо выглядите.
– Да с колючими кустами возился, поцарапался нечаянно, – попытался отговориться я несколько неуклюже. – Просто мне показалось, что кто-то хочет меня выселить и завладеть домом.