– Здравствуйте, отец.
– Здравствуй, дочь моя, заходи, – послышался голос по ту сторону решётки.
Лютеция слегка приподняла для удобства юбки и аккуратно преклонила худые колени на жёсткую деревянную скамейку. Она собралась с мыслями и, немного погодя, возведя блаженное лицо к невидимому небу и сложа нежные руки, будто в молитве, начала своё рассказ:
– Отец, в своей жизни я совершила немало постыдных деяний, а потому начну издалека. Родилась я шестнадцатого августа в коммуне Локоротондо, и душа моя до двенадцати лет была белой, словно стены соборов моей малой, горячо любимой родины. Как только исполнилось мне двенадцать, скончался от чахотки дорогой мой отец, оставив меня круглой сиротой и лишь поцеловав меня под конец украдкой. Оказавшись одна-одинёшенька посреди столь грубого мира, начала я свою карьеру воровки. Многое я взяла у честных людей, о чём по прошествии десяти лет отчаянно жалею.
Однажды одна полная женщина, которую, как я позже узнала, звали синьора Пелагатти, застала меня за тем, как я стаскивала с её пальца золотое колечко. Ранее подобные трюки я проделывала с лихвой, но в тот раз почему-то помедлила, и синьора резким движением схватила меня за тонкую ручку и притянула к себе. «Эй ты, мелкая шавка, что это удумала?! Бесстыдница! Совсем нищие страх потеряли!» – кричала она, но, как разглядела меня поближе, с чего-то смягчилась и предложила мне у неё поработать, дабы более и совесть свою не осквернять, и кошельки чужие не умалять. Я с радостью доверилась этой женщине, но привела она меня в ещё худшие места, в каких не под стать кормиться даже люмпену, но, будучи отчаявшейся, я улыбнулась и поспешила разузнать подробнее о предстоящей работе. Синьора очень детально меня рассмотрела и сказала, чтобы я не волновалась, а там уж дела пойдут, как по маслу. Она ушла, оставив меня в полном неведении. Вскоре в мою комнатушка впорхнула синьорина, не многим старше меня. Мы разговорились и быстро стали подружками. Спустя часик новая приятельница меня покинула, и я снова осталась куковать.