Женщина на корабле

 
Мой зимний сон, мой сон до слёз хороший,
Я от тебя судьбой унесена.
Так суждено! Не надо мне ни ноши
В пути, ни сна.
Что новый край? Везде борьба со скукой,
Всё тот же смех и блёстки тех же звезд.
И там, как здесь, мне будет сладкой мукой
Твой тихий жест.
 

Марина Цветаева

Глава первая

Март 200_ года. Где-то на Крайнем Севере…

Вот уже который месяц она спасалась от того, что её окружало, во сне. В один прекрасный день пелена глухого отчаяния накрыла с головой. Вокруг шла какая-то блёклая, серая, сумеречная жизнь. Окружающие казались марионетками, подчинёнными чужой воле, которые произносили текст, совсем не совпадающий с их мыслями. Об этом не хотелось думать, руки не поднимались, чтобы что-то менять. Бестолковость, глупость, мерзость давили со всех сторон, сковывая движения и мысли. Не было желаний. Ничего не было, только серый туман перед глазами. Всё это можно было бы объяснить авитаминозом и декабрьской темью, если бы не одно но…

Там, во сне, всё было по-другому. Иначе вели себя люди. Те, кто приходил к ней в сон, иногда делали гадости, но это были вроде бы даже и не гадости, и переживались они по-другому. Тем более, что тут же были и те, которые ей помогали и любили её. На самом деле, а не притворно и не в зависимости от обстоятельств. Страсти кипели, их никто не скрывал, и любовь была определяющим чувством. А главное, там, во сне, был ОН. И не нужно было скрывать свои чувства, потому что всё было понятно и просто. Не нужно было прятать за нелепой словесной кодировкой то, что ей хотелось чаще бывать рядом с ним. И она была рядом.

Она урывала любую свободную минутку у реальности, чтобы побыть самой собой, и не нужно было изображать из себя нечто несвойственное. И краски вокруг были яркие и слепящие, чего не было в том мире, куда ей приходилось возвращаться. Здесь солнце целый месяц не светило вовсе, а темнота сменялась серой полумглой на пару часов в день. Стояли сильные морозы, деревья и фонарные опоры было покрыты пушистым инеем, а по ночам свет фонарей превращался в светящиеся столбы – ворожил ещё большие морозы. Деревянные дома обросли шубой изморози, поскрипывали по ночам как-то устало… К тому же вскоре она научилась заказывать себе сон, который хотелось бы увидеть.

Возвращение в реальность раздражало. Было одно желание – хотелось, чтобы скорее закончились надоедливые дела, и тогда она сможет опять уйти туда, где её ждут яркие краски и любовь…

Однажды она проснулась в пять утра. Эмоциональный выплеск утих, и она вдруг поняла, что ей всё-таки больше придётся жить в этом, реальном, мире, потому что зима неизбежно кончается, а впереди… А что там, впереди?.. Мир за окном был тёмен, тих и спокоен. Настолько тих и спокоен, что казалось, будто он снова ей снится. Реальность и сон перепутались, и было совершенно непонятно, где она и что с ней…

Зима и вправду уже исчерпывала свои ресурсы, но нехотя и медленно. Удлинялся день, а на горизонте мутно-красным диском показывалось солнце. Оно ещё не грело, было студенисто-холодным, но оно было! И снег как-то потерял свою мягкость и пушистость, заострился кристаллами. Утром почти рассветало, она шла по стылым улицам на работу и вдруг замечала, что в городе есть люди, которые умудрялись всю эту долгую зиму не попадаться ей на глаза. Лерка задумалась: «А что я всё это время делала?» И поняла, что не помнит! И это при том, что она всю зиму выполняла норму отработки по строкам! Что она писала, с кем разговаривала – всё осталось где-то за зыбкой пеленой сна. А ведь она встречалась с людьми, целые дни проводя в редакции, набирала номера телефонов, получала информацию, отписывала очередную новостную колонку, высиживала летучки, отчитывалась о своей работе, даже пару раз посещала вечеринки – и ничего не помнит! «Здорово меня скрутило. Сегодня же после работы зайду в цветочный магазин и разведу дома оранжерею, чтобы хоть живые существа в доме появились», – и эта мысль была ей приятна, как глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

В редакции уже было полно народу. Витал по коридорам сигаретный дым, журчали где-то обрывки разговоров, звонили телефоны, жужжали принтеры и факсы. Словом, начинался обычный, суетный редакционный день. Газета «Север» выходила два раза в неделю, а потому не очень многочисленный штат журналистов – одиннадцать душ – пахал не на шутку. В любой редакции, что уж говорить, журналисты по штатному расписанию составляют едва ли половину общего количества сотрудников. Вторая половина – корректоры, верстальщики, техперсонал, ну и бухгалтерия, куда без неё.

Лерка открыла дверь кабинета с табличкой «Заведующий отделом морали и права». В кабинете полумрак, но верхний свет включать не хотелось.

Она включила настольную лампу и ткнула кнопку на системном блоке. Пока тот загружался, смотрела в тускло мерцающий монитор.

…В этой редакции она работала почти пятнадцать лет. Попала сюда и в этот маленький северный город совершенно случайно. Училась в университете на дневном отделении журфака и о работе пока и не думала. Но тем страшным летом, пережив душевное потрясение, заполучив постоянно ноющую, саднящую боль где-то внутри; боль, которая не проходила, ничем не лечилась, потому что не была физической; как-то раз она остановилась в коридоре и от нечего делать читать объявления на факультетской доске. То объявление терялось в ворохе других сообщений: «В редакцию окружной газеты «Север» требуются литературные сотрудники». Название города оказалось почти незнакомым, от него веяло холодом и тайной, оно вызывало разные литературные ассоциации – от «Двух капитанов» до «Архипелага ГУЛаг». Представлялись бескрайние снежные просторы, огромное небо, стальные волны Ледовитого океана и бородатые геологи. Всё как в лучших романтических советских фильмах про покорение Севера. Это так отличалось от Леркиной тёплой родины, где в июне яркая, мясистая зелень, ещё не успевшая обгореть до желтизны под палящим степным солнцем, покрывала деревья и кусты, а прогретые морские волны накатывали на галечный берег… Где много интересного и весёлого – пикники на берегу, вкуснющие шашлыки, яблоки из прошлогодних запасов и тёплые вечера в увитых виноградной лозой беседках. Шелестит волна, тихо лаская поросший травой берег, всплёскивает, играя, рыба. Шепчутся в плавнях камыши, трещат цикады во тьме, а к ногам порой выкатывается из травы, пофыркивая, шустрый ёжик. И мягкий тёплый ветер касается лица, рук и коленей, словно искушённый любовник… Ох уж эти южные ночи… Лерка встряхнула головой, отгоняя наваждение – ну нет! Туда она точно не поедет! Невозможно представить, как мама будет вздыхать, утешая, а отец, похохотывая в усы, строить предположения о потенциальных женихах. И оставаться здесь тоже нельзя – слишком больно ходить по тем же улицам, что и раньше, точно зная, что ноги сами идут туда, где можно было бы встретить его. Подходить к телефону-автомату, набирать шесть цифр, слушать гудки и бросать трубку. И сессия, и практика зависли. Нет ни сил, ни желания даже браться за учебники – противно. А эта газета – самое то. «А что, я смогу, не дура. Там меня никто не знает, не знает ни моей истории, ни его имени, никто не посмотрит с жалостью или отчуждением, никто не станет созывать комсомольского собрания, чтобы исключить меня из рядов ВЛКСМ, а заодно и из университета за аморальное поведение. Всё, решено! А родителям как-нибудь всё объясню, потом», – Лерка достала ручку и переписала номера телефонов. Объявление висит давно, видно, никто не горит желанием распределяться к чёрту на кулички. А я горю таким желанием!

Это решение совершенно изменило её жизнь. Через два месяца она вышла из самолёта на лётное поле, покрытое ребристым железом и, миновав крохотное здание аэровокзала, оказалась совсем в другом мире. Небольшой, сплошь деревянный городок так контрастировал со всем виденным Леркой раньше, что казалось, будто она попала в какую-то странную сказку. Город был похож сразу на все провинциальные города. Вокруг простирались огромные пространства лесотундры, низкое, но какое-то беспредельное небо, сваливавшееся в реку, вдоль которой тянулся город Северореченск. Воздух был пронзительно прозрачен, в нём словно звенели хрустальные колокольчики близкой зимы. Небо было синим, но прохладным, а солнце светило каким-то отстранённым светом, совсем не отдавая своего тепла. И листья деревьев, уже тронутые заморозками, как-то нехотя шелестели под ветром. От частных домов тянуло дымом печек, таким притягательным домашним уютом.

Лерка смотрела на город из окна автобуса, наблюдала за людьми, чувствуя, как на душе становится легче. Это будет совсем другая жизнь. Совсем другая… Только та, предыдущая, никак не хотела оставлять. И боль, нестерпимая, разрывающая всё внутри боль, тоже не хотела уходить. Никак.

В редакции Лерку приняли сразу. Восьмидесятые истекали, бурлили предчувствием перемен, требовали чего-то нового, свежего. Человек новый, не обученный партийной прессе, она влилась в этот антициклон сразу. Главный редактор газеты, Андрей Игоревич Селивёрстов, в редакции тоже был человеком новым, он приехал совсем недавно, откуда-то ещё восточнее, только обживался и в редакции, и в квартире. Потому проблемы приезжих понимал отлично, охотно помог Лерке получить сначала комнату в общежитии-малосемейке, а потом и однокомнатную квартиру, что вовсе было несказанным счастьем. И – полетели годы…

Компьютер, проблямкав мелодию загрузки, засветился голубым южным небом. Лерка тронула мышку, ведя курсор к своей рабочей директории. И тут хлопнула дверь. Это Лена, Елена Максимовна Свистунова. Заведующая отделом промышленности. Во всей своей экстравагантной красе и безудержной энергетике. Только она могла позволить себе подобные входы в кабинеты любых уровней – дверь нараспашку до самой стены, мгновенно наполняя собой любое пространство. С промышленностью в их территориальном образовании было не очень. Когда-то активно искали газ и нефть, но нашли мало и законсервировали все скважины до лучших времён. То же произошло и с другими полезными ископаемыми, все они сосредоточены южнее и либо западнее, либо восточнее. В общем, на Ленкину журналистскую долю упали рыболовство и рыбопереработка, а также оленеводство. Но Елена Максимовна никогда не жаловалась, она была журналисткой умной, подкованной и умудрялась находить для публикаций темы интересные и по профилю, как ей это удавалось, даже представить было сложно.

– Валерон, привет! – Свистунова по-хозяйски раздернула шторы на окне, включила чайник и замерла в эффектной позе – Сообщаю новость века: у нас будут строить горно-обогатительный комбинат!

– Привет, Лена. – Лера развернулась от монитора – Что будем обогащать – ягельники, рыбные озёра, не подскажешь?

– Лерочка, ты не представляешь! Фосфориты!

– Фосфориты? А их что, уже научились добывать из вечной мерзлоты?

– Глупости! Это совершенно не обязательно – обогащать то, что есть у тебя. Будут доставлять от соседей. У них там и так раздолье, всего завались – нефти, газа, полезных ископаемых, а мы бедные. Надо и нам рабочие места и какое-никакое производство… Но это еще не главная новость! – Ленка плюхнулась в кресло и радостно завопила: Та-та-та-дам!! Валерон! Эту тему будешь вести ты!

– Свистунова, побойся Бога, где я и где горно-обогатительный комбинат?! Я же в этом ничего не понимаю. А про фосфориты слышала только на уроках химии в средней школе, но если честно, убей, ничего не помню. – растерялась Лерка.

– Да и чёрт с ними, почитаешь умные книжки и узнаешь. Это всё мелочи жизни. Главное то, что подрядчик строительства – одно очень крупное предприятие из города, где ты училась! – Ленка одновременно наливала себе кипяток, что-то откусывала. – Вот вечно у тебя ничего путнего нет для голодного путника! Ну ладно, сойдет и пряник! – и радостно провозглашала: – Круто же! Есть возможность скататься в командировку по местам боевой юности! Я как обо всём узнала, сразу о тебе подумала и ответсеку сказала, что лучшая кандидатура на глобальность – это ты! Он и не возражал. Ну, хороший я друг?

– Хороший, Леночка, очень хороший. Только боюсь я не справиться, никогда ничего подобного не писала, – вздохнула ошарашенная «Валерон».

– Лера, ты что? – Свистунова с грохотом поставила чашку на тумбочку, – забыла, как моталась по буровым? По приискам? По всей тундре суровой? А какие ты рождала строки! Это ж песни были, а не строки!

Лерка побарабанила пальцами по столешнице. Она вдруг вспомнила о своей самой первой командировке. Вот интересно, кто-нибудь помнит сейчас о тех забытых Богом посёлках, где когда-то базировались нефтегазоразведочные экспедиции? А ведь там жили люди, для которых строились почти благоустроенные дома, магазины, столовые, клубы, детские сады… Дорог – никаких. Сотни километров голой тундры… Вертолёты, самолёты АН-2 – без проблем. Лерка усмехнулась, вспоминая, как они сидели верхом на флягах со сметаной и творогом для экспедиционной столовой. Сейчас она совсем не помнила, болтало ли самолёт (говорят, что АН-2 болтает всегда), было ей плохо или нет. Она помнила только, как они, пассажиры этого экзотического для непосвящённых рейса, хохотали над смешными историями из жизни геологов, которые им рассказывал чуть нетрезвый профсоюзный деятель. Помнила, как отваливалась от авторучки рука во время семинара работников-методистов детских садов нефтегазоразведочных экспедиций – какие тогда, к чёрту, диктофоны! А вот о чём писала в свою газету, не помнила, хоть убей. Ну, о чём? О семинаре, наверное.

И сразу за этим – другое воспоминание. Совсем другой посёлок и совсем другая экспедиция. Буровые, вблизи оказавшиеся жутко огромными, шумными, пугающими своей мощью. Она забралась тогда по ступенькам трапов на буровую, балансируя на каблуках, и охнула от высоты и необычности окружающего пейзажа. И поездки по тундре от буровой до буровой на лязгающем металлом вездеходе ГАЗ-74 (три дня потом этот лязг металла стоял в ушах!). Зараза-вездеход возьми ещё и сломайся. Да посреди тундры, да во тьме. Она помнит, как резко оборвался грохот железа, и она услышала, как завывает пурга, страшно, неотвратимо. А они сидели в тёмном вездеходе с председателем поселкового совета и главным геологом экспедиции и пили, чтобы не замёрзнуть, неразбавленный спирт…

Одно воспоминание тянуло за собой другое. Перед глазами встало здание жуткой районной гостиницы, продуваемой всеми ветрами. На улице –40, ветер метров 25 в секунду, в гостинице чуть-чуть теплее и туалет на улице. Вот это, понимаешь, экстрим… Самолёта в окружной центр ждали тогда четыре дня… В этой командировке она тоже отличилась – прямо перед рейсом потеряла кошелёк со всеми деньгами. Сумма по тем временам ого-го – сто рублей! Долго не думала – сразу явилась в райком комсомола. Второй секретарь посмеялся, но денег дал, на ночлег прямо в райкоме устроил, да ещё и в редакцию позвонить разрешил. Прислали, не дали помереть. Ленка Свистунова и прислала. А в райцентровских магазинах – одна овощная солянка в стеклянных банках. Впору худеть с голоду. И опять – ну что за люди на Севере! Практически удочерила её семья коллег из районки. Он – редактор, она – заведующая отделом писем. Этих смешливых, хлебосольных одесситов каким-то ветром занесло на край земли, аж на берег Северного Ледовитого океана. Дом их, избушка-развалюшка, никогда не пустовал – коллеги-журналисты, работники культуры, да просто безумно интересные, интеллигентные люди, которые жили в посёлке или приезжали в командировки. Там учили Лерку есть строганину. Целый ритуал разработали. Говорят: “Делай так. Пьёшь водку, берёшь кусок рыбы, обмакиваешь в соус и ешь. Мы все отвернёмся, чтобы не видеть, как ты морщиться будешь”. Смешно, морщиться не от водки, а от мороженой рыбы…

– Ладно, Лена, попробую. – вернулась в реальность и даже обрадовалась. – Тем более командировка по местам боевой юности! Я на самом деле не прочь съездить!

Где-то в груди сладко заныло. Чёрт, чёрт, не думать об этом, не думать!

– Ну вот, а то – не знаю, не смогу, не справлюсь. Слушай старших, и всё будет в порядке!

Лена была старше Лерки незначительно, на пару лет, но эту разницу всегда подчёркивала, старательно изображая старшего товарища. Но это было совсем не обидно, скорее, весело. Лерка ей всегда подыгрывала, беря на себя роль неразумной ученицы. Лене это очень нравилось – она довольно сверкала из-под модных огромных очков (за 48 долларов! – любила уточнить она в беседе) карими глазами, ерошила свои брюнетистые, коротко остриженные волосы и постукивала ручкой по листку бумаги. Такой вот смешной мэтр. Кстати сказать, Свистунова почему-то именно цветом волос декларировала свое душевное состояние «на сегодня» – то она романтичная брюнетка, то «оторви-да-брось» – рыжая до огненности, то вдруг явится белобрысой «серой мышью»… Но «мышиных» периодов в жизни Свистуновой бывало раз-два и обчёлся. Чаще Ленка сверкала и сияла своими влюблённостями, как бусами из крупных самоцветов, которые обожала и скупала в огромном количестве малахиты и лазуриты. Крупные серьги, огромные увесистые перстни – они так органично смотрелись на корпулентной Ленке! Еще Свистунова любила толстые мохеровые шарфы и как-то так умело ими укутывалась, что всем вокруг сразу становилось уютно и тепло… Хотя при чём здесь шарфы, если она вся излучала такое тепло, такой энергетический жар, что людям поблизости хотелось протянуть к ней руки, как к огню, погреться душой.

На столе резко зазвонил телефон. Лерка сняла трубку.

– Шингареева.

– Здравствуйте, Валерия Евгеньевна, Вас просит зайти Владимир Николаевич, – секретарь главного редактора и ответсека, Ирина Николаевна Касьянова была безукоризненно вежлива и даже чопорна.

– Хорошо, Ирина Николаевна, сейчас буду. – Все сотрудники газеты тоже в ответ были вежливы.

Лерка вышла из кабинета и пошла по длинному редакционному коридору.

Глава вторая

Дверь в кабинет ответственного секретаря, Владимира Николаевича Мамонтова, была прикрыта неплотно, из кабинета раздавались мужские голоса. Лерка толкнула створку, та, скрипнув, открылась. Разговор оборвался.

– Владимир Николаевич, – это сочетание имени и отчества Лерка до сих пор выговаривала с небольшим напряжением. – Доброе утро. Звали?

– Да, Лера, здравствуй. Тебя Елена Максимовна, конечно, в курс дела уже ввела? Знакомься, это Сергей Васильевич Елисеев, представитель компании-подрядчика. А это Валерия Евгеньевна Шингареева, заведующая отделом. Лучше неё никто не напишет, это я Вам гарантирую.

Мужчина лет тридцати с небольшим, с тонким лицом и слегка впалыми щеками, слегка вьющимися тёмно-русыми волосами, в явно дорогом костюме, сидевший у стола ответсека, кивнул Лерке. От его взгляда по позвоночнику побежал холодок. «Мама дорогая, вот это подрядчик! Это же натуральный бандит. Неужели Владимир Николаевич этого не видит?» Мысли носились в голове, как халеи у реки. Она кивнула в ответ и присела напротив гостя, стараясь как можно реже встречаться с ним глазами.

– Только я о фосфоритах ничего не знаю, – заранее оправдываясь непонятно в чём, вздохнула Лера.

– Валерия Евгеньевна, это ерунда, я Вам про них целую кучу материалов дам прочитать. Но дело ведь не в них, правда? Дело в самом строительстве, в том, что оно принесёт жителям города? Это ведь взаимовыгодно, не ошибаюсь?

Он достал из дипломата папку с документами и подтолкнул её по столешнице к Лерке. Мамонтов, уже водворившийся за своим огромным столом, заваленным бумагами, взирал на них, как отец родной. Должно быть, уже считал в голове, сколько всего получит редакция от этого сотрудничества. В последние годы тираж газеты рос мало, бюджет был скудноватым. «А парень, сразу видно, непростой, одет очень и очень, не поскупится компания на помощь редакции… А как внимательно Лерку разглядывает… Тьфу, чёрт, о чём это я? Ну, а вдруг у них что сладится, это же дополнительная выгода…», – размечтался ответсек.

– Валерия Евгеньевна, а я не мог Вас видеть раньше?

– Наша Лера училась в вашем городе, – поспешил с ответом Владимир Николаевич, – Возможно, где-то на широких проспектах…

– Вряд ли, Сергей Васильевич, – Лера всё-таки подняла глаза на гостя, – я бы помнила, у меня память на лица хорошая, профессиональная, можно сказать. Я Вас не помню.

Лерка встала:

– Ну что, Сергей Васильевич, идёмте ко мне в кабинет, поговорим, наметим план? Вы с Владимиром Николаевичем уже всё обсудили?

– Конечно, конечно! – изобразил искреннюю доброжелательность Мамонтов, – Сергей Васильевич, мы ещё увидимся?

– До встречи, Владимир Николаевич, непременно увидимся! – Гость вышел следом.

Всю дорогу до кабинета спиной ощущала холодный взгляд. Ей было не по себе от этого взгляда, но она шла молча и спокойно.

В кабинете она автоматически открыла папку с документами, но, наткнувшись на формулы, улыбнулась и посмотрела на гостя:

– Ну, рассказывайте, Сергей Васильевич, какую компанию Вы представляете, чего хотите от нашей газеты, ну и далее по тексту…

– Компания «Витлор» является дочерней компанией широко известного предприятия «Горнострой», – Серей Васильевич встал у окна, и начал говорить. Основательно, солидно.

– Ах, «Горнострой»… – протянула Лерка. – Знаем, знаем! – Она вдруг обрадовалась, словно встретила давнего приятеля.

В услужливой памяти тут же всплыла круглая площадь со зданием ДК «Горнострой», на которую выходили, словно ручейки в озеро, бесконечные улочки. На одной из них, тесно застроенной, стоял ветхий трёхэтажный дом. На третьем этаже, за дверью, обитой чёрным дерматином, за печкой, делящей кухню пополам, стоял стол. Под потолком – мансардное окно. На полу пел “Панасоник”: “Ах, варьете, варьете, шум в голове…”^[1] А напротив глаза, синие-синие… «Откуда такая нежность?» Лерка тряхнула головой, отгоняя ненужные сейчас воспоминания.

Гость как-то странно глянул, чуть искоса.

– Жила я там одно время, квартиру снимала на Василевского, – объяснила свой внезапный восторг Лерка.

– Не совсем подходящее место для молодой интеллигентной девушки, – почему-то облегчённо вздохнув, сказал гость.

– Зато дёшево! – дерзко ответила Лерка. – Ну, так о деле. И какой же ваш профит во всём этом? Сырьё привозное, стало быть, дорогое. Народ обучить надо, да и работа там будет явно неквалифицированная? – Лера давно научилась задавать вопросы «по теме».

– Валерия Евгеньевна, вы просто зрите в корень! Всё оборудование будет поставляться «Горностроем», значит, обслуживание наше. А уж кому мы всё это потом будем продавать, наши проблемы. Как бы то ни было, мы в прогаре не останемся, а вам рабочие места, налоги, ну и так далее…

Они проговорили часа два, а затем гость засобирался:

– Валерия Евгеньевна, я бы хотел пригласить Вас сегодня поужинать со мной. Я остановился в гостинице «Северная» (любите вы здесь слово Север, куда ни ткни, всё с северной тематикой), так что поужинать можем и там.

Лерка сначала хотела отказаться, но вдруг, неожиданно для себя, сказала:

– Ну, хорошо, давайте. А что касается Севера, жили бы мы на юге, всё про юг бы разговаривали и всё недвижимое имущество так называли. До вечера, Сергей Васильевич.

Елисеев наконец откланялся и вышел. Лерка снова открыла и полистала папку.

«Фосфориты – осадочные горные породы, сложенные более чем на 50 % аморфными или микрокристаллическими минералами группы апатита… Основную часть фосфоритов (до 90 %) используют в промышленности фосфорных удобрений и фосфорных солей, небольшую – в черной и цветной металлургии, производстве керамики и стекла, для попутного извлечения в промышленном масштабе ряда РЗЭ….» Так, ну это вроде понятно.

«Фосфоритовые руды подвергают обогащению с получением фосфоритовых концентратов, которые используют после агломерации или окатывания для получения жёлтого фосфора методом восстановительной электроплавки в мощных печах».

– Блин, ну и фигня, – Лерка захлопнула и отодвинула папку. Читать этот научный текст сил не было. – Это называется, «почитаешь, поймёшь»!

Она решительно встала и опять пошла к Мамонтову. В приёмной было тихо, Ирина Николаевна что-то набирала на компьютере.

– На месте?

Ирина Николаевна, не отрываясь от компьютера, кивнула. Мамонтов тоже сосредоточенно смотрел в монитор.

– Лера? Что-то непонятно?

– Владимир Николаевич, мне всё непонятно. С какой радости вообще возникла эта идея – строить здесь комбинат? Почему «Горнострой»? За две тысячи километров киселя хлебать? Эти фосфориты золотые станут.

– Лера, – Мамонтов вздохнул, поправил рукой стопку бумаги на столе, – Ну, скажи, тебе какая разница? Кругом выгода. Что, опять рассказывать про рабочие места и всё остальное? Вопрос решён на самом высоком уровне, строить будет «Витлор». А мы информационно сопровождаем. Нам за это деньги платят. Понимаешь?

– Владимир Николаевич, Вы что, не видите? Этот Елисеев самый натуральный бандит. И весь их «Витлор», скорее всего – сплошная преступная группировка! – неожиданно для самой себя выдала Лера.

Мамонтов охнул и, побагровев, стукнул рукой по столу.

– Ты с ума сошла! Что ты несёшь? Какие бандиты? Это уважаемые люди, строители, машиностроители. «Горнострой» – самая известная в стране производственная марка. Причём, не одно десятилетие. Давай, зубы мне не заговаривай, начинай работать. Первую статью сдать через пять дней, потом езжай к ним, познакомишься с компанией, посмотришь их объекты, сделаешь ещё цикл статей! Строительство – дело долгое, не на один год материала хватит. Всё, иди, ты мне мешаешь работать.

– Я-то пойду, Владимир Николаевич, только как бы нам всем потом не пожалеть!

Лерка развернулась и зачем-то с силой хлопнула дверью. Ирина Николаевна, оторвавшись от компьютера, ничего не сказала. Обернувшись, Лерка поймала её странный взгляд. Ирина Николаевна вздохнула, провела рукой по волосам, покачала головой и снова углубилась в работу.

По коридору фланировал белобрысый тщедушный Лёша Ворохов, молодой корреспондент отдела промышленности.

– Валерия Евгеньевна, Вы, говорят, будете про обогатительный комбинат писать?

– Буду, Лёша. Нет, ну как быстро у нас слухи распространяются. А что, тебе есть, что сказать по этому поводу?

– Пока не знаю. Но я очень хочу Вам помочь. Тема интересная очень, такое в наших краях впервые, и очень хочется быть… – Лёша замялся.

– В первых рядах, на переднем крае, в авангарде – ну, выбирай любой штамп, дарю. – Лерка засмеялась и похлопала парнишку по плечу. – Так и быть, Лёшенька, привлеку, будешь в авангарде. Родина тебя не забудет.

– Ага, а при случае и не вспомнит. Я про эту фирму «Витлор» всё Вам разузнаю. Ладно?

– Лёша, был такой старый советский анекдот: «Пионеры Севера, будьте готовы! – Латна!» Давай, пионер, разузнавай!

Они ещё посмеялись, и Лерка направилась в свой кабинет. Рабочий день покатился своим чередом. Перекуры, бесконечная редакционная трепотня за чаем, стоны корректоров: «Как можно так писать?», подгонка строчек, вычитка гранок… Лерка опомнилась, когда было почти шесть. «Чёрт, у меня же через час встреча с Елисеевым!» – она быстро оделась и почти бегом припустила домой – хоть душ принять да нос припудрить!

На улице запуржило. Ветер кружил под ногами позёмку, а в неровном жёлтом свете фонарей было видно, как он гонит снег стеной. Лерка бежала, прикрыв лицо шарфом. Да, видно, точно весна скоро, вон какие пурги начинаются…

Квартира показалась ей стылой и какой-то пустой. Странно. Она очень любила свою квартиру. Здесь ей было тепло, уютно и как-то защищённо. Но не сегодня. Что за день? Сердце как-то неприятно ворохнулось, словно в предчувствии чего-то. Чего? А, посмотрим…

Гостиница «Северная», стоявшая на центральной улице, была двухэтажной, и, как почти все здания в городе, деревянной. Внутри было тихо и сонно. Дама, восседавшая за стойкой портье, лениво взглянула на Лерку.

– Вы к кому?

– Добрый вечер! Мне нужен Сергей Васильевич Елисеев!

– А! Вы Шингареева? – дежурная вдруг оживилась, – Я всегда читаю Ваши статьи, такие интересные, умные, главное. Подождите минутку, он сейчас спустится, просил Вас подождать.

Лерка отошла к доске объявлений, развязывая шарф. Белая песцовая шубка моментально оттаяла и стала мокрой, поникшей.

– Валерия Евгеньевна! Идёмте скорее, я Вас уже жду. Где разденетесь, в номере или в ресторане? – Елисеев просто светился доброжелательностью.

– Лучше в ресторане.

Дама за стойкой наблюдала за ними с лёгкой усмешкой.

Небольшой зал ресторана был пуст и слабо освещён. Обитые гобеленом стены делали его похожим на шкатулку – окон в ресторане не было. Лерка села за столик, закурила, оглядываясь по сторонам. Она здесь бывала редко.

– Валерия Евгеньевна…

– Вы не могли бы назвать меня просто Лерой, жуть, какое у меня претенциозное имя.

– Тогда и я просто Сергей. Предлагаю немного выпить для облегчения беседы. Что будете? Водка, коньяк, вино?

– Давайте водки, здесь наверняка закуска только под водку.

Они выпили. Официант уже расставлял тарелки с холодным мясом, солёной и копчёной рыбой.

– Лера, а где Вы учились, в университете на журфаке?

– Да.

– Да, журфак университета… – Он вертел в руках вилку. Взгляд его стал каким-то отрешённым и мечтательным. – Там всегда был такой всегда цветник!… И всё же мне кажется, я Вас где-то видел, мы же примерно, одногодки!

– Всё возможно, даже миллионный город может быть очень маленьким. Нам здесь и проще, и сложнее одновременно. Все друг друга знают, все друг у друга на виду.

Сергей рассмеялся:

– А как же адюльтер? И это тоже достояние общественности?

Лерка глянула на него с интересом. Нет, это всё-таки какое-то новое поколение бандитов.

– Всякое бывает. Некоторые умудряются долго хранить тайну. Только нет ничего тайного, что бы ни стало явным. Сергей, а Вы где учились?

– Я в политехническом. Попал на самый разгул демократии, середина восьмидесятых – начало девяностых. Вот весело было!

Они выпили ещё. Лерке стало легче, внутренняя скованность ушла, и только холодок бегал по позвоночнику вверх-вниз, не позволяя расслабляться. Она знала за собой эту особенность – чувствовать позвоночником опасность. Горький опыт юности, знаете ли…

Как-то раз она приехала в Пермь, в гости к университетской подруге. В самом шикарном пивбаре они появились втроём, что называется, красивые и смелые. Не успели занять столик и заказать пива, как Лерка, тогда впервые за несколько лет почувствовала этот характерный холодок по позвоночнику.

– Света, что там за компания за моей спиной?

– Трое, по виду приблатнённые.

– Чёрт, ну почему так не везёт? Может, успеем пива попить.

Они успели и пива попить, и поболтать. Отходя в туалет и к барной стойке, всё время чувствовали на себе пристальные взгляды. Когда три подружки встали и направились в гардероб, краем глаза увидели, как мрачноватая троица, по виду настроенная решительно, отправилась следом, отпуская недвусмысленные комментарии. Связываться совсем не хотелось, а потому уходить пришлось по-шпионски быстро. Как они неслись на каблучищах по скользкому насту! Ушли чисто, вскочив прямо перед носом преследователей в отходивший от остановки трамвай. Облегчённо хохотали, обсуждая подробности операции «Штирлиц», так они назвали своё бегство…