Кафедра странников

Пролог

Восточная Сибирь, поселок Черемушки,

1981 год

«Вся страна, весь советский народ с гордостью следят за подвигом строителей Саяно-Шушенской ГЭС! Опытные инженеры и молодые комсомольцы, бетонщики и монтажники, электрики и бульдозеристы, лесорубы, механики, шоферы – невозможно перечислить всех, кто своим тяжелым, но славным трудом проводит в жизнь решение Коммунистической партии Советского Союза. Всех, чьими усилиями в далеком сибирском уголке возводится грандиозное сооружение – величественная плотина, равной которой нет во всем мире. И глубоко символично, что новая ГЭС, венец творения советских ученых и инженеров, появится в местах, тесно связанных с именем Владимира Ильича Ленина. Мы, потомки пламенных революционеров, достойные сыны героев Гражданской войны, рапортуем: „Дело великого Ленина живет и побеждает! Советский Союз – могучая держава рабочих и крестьян…“

Резкий порыв ветра подхватил обрывок местной газеты и весело, играючи, поднял сероватый листок вверх. Высоко вверх, словно хотел показать этому осколку пропагандистcкой машины обновленную стахановцами тайгу: вырубленные под корень вековые леса, разоренные деревни, взорванные скалы и грязные, наспех слепленные дороги, по которым тянется к плотине бесконечный поток грузовиков. С такой высоты многотонные тяжеловозы кажутся трудолюбивыми муравьями, неведомым чудом ухитрившимися создать в глухой Сибири колоссальный бетонный муравейник – триумф научно-технического прогресса. А на обочине прогресса ржавеют останки брошенных машин, гниют пустые бочки и благоухает разлитая солярка. Приметы цивилизации – загаженные опушки, утонувшие в лесных озерах пиротехнические патроны и на каждом углу любого городка или поселка – винные магазины. Но разве это важно? Стране требуется электричество, много электричества, как можно больше электричества! Страна желает добывать алюминий. Много алюминия, немыслимо много! Чтобы засеребрились краснозвездные крылья истребителей и бомбардировщиков. А вдруг завтра война? Ведь враг не дремлет! Миллионы отважных сынов Империи готовились защищать родную страну от проклятого агрессора. А тысячи других сынов трудолюбиво превращали Сибирь в гигантский промышленный комплекс, экологические проблемы которого защищали от врага изнасилованные территории лучше самых современных самолетов.

– Тимоха, правее бери, правее, елы-палы!

– Так я и беру!

– Да … ты берешь! Ты лево берешь, … мать!!

– Так ты только что говорил: лево!!

– У тебя зенки повылазили? Как я мог сказать «лево», когда надо право?! Ты, … мать, сюда смотри, когда тебе говорят!

Голос бригадира прозвучал так, будто Валиев оказался рядом и рычал Тимохе прямо в лицо, а не находился в сорока ярдах от работающего с тяжелым надрывом бульдозера. Поток начальственной ругани влетел в кабину, словно усиленный мощным динамиком, наполнил ее, заставив бульдозериста вздрогнуть. Этот рев, совершенно не соответствующий законам физики и слабым голосовым связкам Валиева, стал для Тимохи последней каплей – он заглушил двигатель и вылез на трак.

– Ты чего? – Валиев подошел к остановившейся машине.

– Ты говорил «лево», – тихо, но очень твердо произнес бульдозерист. – Ты говорил «лево»!

– … мать! – Валиев секунду смотрел на Тимоху, но вместо того, чтобы выдать очередную порцию нецензурной критики, вдруг развел руками и кивнул: – Да, вроде действительно «лево» крикнул. А надо право. – Бригадир покрутил круглой, крепко посаженной головой. – Оговорился, … мать.

– Да не оговорился ты, Марат, – тоскливо протянул Тимоха.

Бульдозерист вытащил из кармана телогрейки мятую пачку «Примы», чиркнул спичкой и, выпустив облако вонючего дыма, повторил:

– Не оговорился ты.

– Тогда что?

– А то… – Тимоха угрюмо огляделся. – То самое, блин. Сам знаешь, что здесь за место.

– Знаю, … мать, – после паузы согласился бригадир.

Желающие ковыряться на Сухой горке в очередь не выстраивались. Холм считался странным местом, нехорошим, и в том, что работы на нем откладывали до самой последней возможности, не было ничего неожиданного – руководили строительством хоть и коммунисты, но люди бывалые, не один котлован вырывшие. И они хорошо знали, что, несмотря на временную победу диалектического материализма, чертовщина с земли никуда не делась. Странности по воле философских концепций в воздухе не тают, и разные «сухие горки» или «мертвые овраги» нет-нет да и преподнесут строителям неприятный сюрприз. Местные, с которыми доводилось толковать Тимохе, этот холмик не привечали и держались от него подальше. Ходили даже слухи, что в полнолуние на нем оборотни свадьбы играют, но бульдозерист был парнем трезвомыслящим и в подобные сказки не верил. К холму же тем не менее относился с опаской. Как, впрочем, и все в бригаде. Невысокая, не особо приметная, покрытая мертвыми деревьями Сухая горка резко, «чертовой плешью» выделялась на зеленом, полном жизни ковре тайги. Холм обходили все: и зверь, и человек, но менять план строительства в угоду поверьям никто, разумеется, не собирался, и одним хмурым утром к холму подкатил массивный рыжий бульдозер.

– Место здесь такое, – передразнил работягу бригадир. Впрочем, без особой уверенности. – Не место красит человека, а человек место! Социалистические обязательства еще никто не отменял! И премии за их выполнение! И прогрессивки! Ты, Кукурузин, комсомолец?

– Комсомолец.

– Значит, должен следовать заветам и работать, а не перекуривать с начальством, отлынивая от выполнения трудового задания! Понятно?

– Понятно, – мрачно согласился Тимоха.

Но бросать недокуренную сигарету не стал, потому что не было в голосе Валиева железного приказа: «Иди, Кукурузин, умри, но дело сделай!» Марат не хуже остальных знал, чем могут порадовать такие вот «чертовы холмики», и давить на бульдозериста не собирался. Тем более что одна неприятная история на Сухой горке уже приключилась.

Неделю назад Тимоха как раз сказался больным, надеясь, что проклятый холм без него срубят, Валиев отправил на Сухую горку Ваську Хохла. И что? Едва бульдозер подобрался к холму, у него заклинило двигатель. Да так заклинило, что новенькую машину пришлось списать – управление механизации восстановить бульдозер не смогло. Хохла, конечно, дернули по всем линиям, на комсомольском собрании пропесочили, премии лишили, но все понимали, что не было в аварии его вины. Не было! Васька мужик вредный и прижимистый, но за своей машиной следил в оба, и двигатель у него заклинило не от разгильдяйства и халатности, а потому что холм.

Мужики покурили, помолчали, глядя на неприветливо серую землю Сухой горки, на остатки почерневших деревьев – основной сухостой убрали лесорубы – и причудливые, словно оплавленные, камни. Помолчали, поглядели, переглянулись и снова закурили.

– Все равно идти придется, – покачал головой Валиев, избегая смотреть Тимохе в глаза.

– Да знаю, – бульдозерист сплюнул, зло отшвырнул едва раскуренную сигарету и полез в кабину. – Знаю, блин!

Неожиданно Тимохе стало стыдно за показанную перед бригадиром слабость. «Мужик я или нет? Ишь, сопли пустил! А дел-то всего – холм срубить!»

– Не боись, Марат! – Кукурузин высунулся из окошка кабины. – Ща сделаем эту горку в лучшем виде!

– Осторожнее давай, – скривился Валиев.

Двигатель взревел, бульдозер, выплюнув в сибирский лес солидную порцию выхлопных газов, пошел на холм, и последнее напутствие бригадира Тимоха не расслышал. Тоскливый страх, который только что испытывал бульдозерист, сменился истеричной удалью, приступом диковатого куража, порожденного в том числе и отчаянием, – Тимоха понимал, что, кроме него, послать на холм Валиеву некого, и если он откажется, то получит от взбешенного Марата неприятностей по полной программе. Положив руки на рычаги и с удовольствием ощутив привычную дрожь работающего двигателя, Тимоха неожиданно почувствовал прилив уверенности: послушная его воле сила, спрятанная внутри гигантского бульдозера, вызывала уважение, вряд ли потертый холм сможет противопоставить ей что-либо.

– Ща сделаем…

Нож грубо вошел в землю, тяжеленная машина зарычала, разразилась дополнительной порцией выхлопных газов, но уверенно продолжила движение.

– Есть!

Больше всего Тимоха боялся именно этого момента – первого удара ножом. Он убедил себя в том, что если Сухая горка таит в себе угрозу, то проявится она сразу, как только бульдозер пересечет невидимую черту. Тимоха даже придумал эту черту – воображаемую линию, проведенную между двумя массивными камнями, и зажмурился, когда нож подобрался к ней, но… ничего не происходило. Бульдозер послушно рвал сухой дерн, нож входил в землю, как в масло, легко выковыривал камни и оставленные лесорубами пни.

– Повезло! – Валиев облегченно выдохнул и потянулся за сигаретами. – Проскочили!

Тимоха, словно услышав слова Марата, несмело улыбнулся и вытер пот.

И в этот момент бульдозер остановился.

Резко. Так, будто наткнулся на невидимую стену, и расслабившийся было Тимоха едва не вылетел из кабины через лобовое стекло. Валиев длинно выругался. Двигатель в ответ пробурчал что-то неразборчивое и пару раз чихнул.

«Заклинило!» Мысль прозвучала за мгновение до того, как Тимоха сообразил, что двигатель продолжает работать. Правда, странно, рывками, совсем не так, как должен урчать хорошо отрегулированный мотор, но все-таки работал.

– Уперся?! Назад помалу! – приказал Валиев. – … сидишь?!

– Сейчас! – Тимоха передернул рычаг, надавил на педаль, двигатель рявкнул, заставив завибрировать корпус, но бульдозер даже не шелохнулся. – Приехали, блин!

– Нож подними, паскуда, – обреченно (а кому понравится второе ЧП на одном холме?) посоветовал бригадир. – Нож тебя держит, … мать.

Ругаться с Маратом Тимохе не хотелось, у него просто не выдержали нервы.

– Да поднимаю я нож!! – заорал бульдозерист, выскакивая из кабины. – Не поднимается он, блин!

– Еще попробуй, … мать!

– Сам пробуй!

– Ты у нас бульдозерист, … мать, ты и поднимай!

– А ты у нас ….

Не очень длинная, но довольно содержательная речь Тимохи закончилась гневным ударом ногой по ни в чем не повинной обшивке кабины. Был ли этот пинок силен необычайно, или просто так совпало, но сразу же после него внушительная часть Сухой горки обрушилась. Огромный пласт земли мягко, но очень величественно сошел вниз, потащив за собой и камни, и пни, и жалобно накренившийся бульдозер. К счастью, у Тимохи хватило ума не прыгать с машины, и он, правда, дрожащий, побелевший, вцепившийся в дверцу всеми доступными конечностями, но живой, благополучно дождался, когда бульдозер вновь займет устойчивое положение.

– Марат, – тихонько позвал Тимоха, убедившись, что движение прекратилось. – Маратик, посмотри, пожалуйста, можно мне спрыгнуть?

– … мать, – эхом донеслось откуда-то снизу.

– Марат, ну, пожалуйста, посмотри! Я тебя очень прошу.

– …

В голосе бригадира не было страха или какого-либо напряжения. Более того, Тимоха ухитрился различить в неспешных ругательствах Валиева оттенок глубокого удивления, а потому бульдозерист рискнул и открыл глаза. И замер. И в точности повторил высказывание Марата:

– … мать.

Обрушившаяся земля открыла ошарашенным строителям массивное и совершенно невозможное для дикой Сибири сооружение. В самом центре полуразрушенной Сухой горки, под хмурым, свинцовым небом гордо высился черный трон – внушительное кресло с прямой спинкой и широкими подлокотниками. Несмотря на то что оползень очистил конструкцию далеко не полностью, Тимоха увидел, что трон закреплен на внушительной платформе, то ли металлической, то ли каменной, в один из торцов которой и уперся нож бульдозера.

– … мать.

– Гробница, – прошептал Тимоха.

– … мать.

– Клад нашли, – продолжил бульдозерист. – Древний клад. Надо вызвать кого-нибудь.

– Кого? – простонал Валиев.

– Не знаю, Марат, но кого-нибудь надо вызвать. И никого сюда не пускать.

Разумные речи Тимохи заставили бригадира собраться и вспомнить, кто здесь главный.

– Археологов надо вызвать, – неожиданно солидно пробасил он, даже не добавив излюбленное «… мать». – Пусть археологи разбираются.

– Премию, наверное, дадут, – предположил Тимоха. – Слышь, Марат, ну давай вызовем кого-нибудь! А потом…

– … мать, – снова прошептал бригадир, и его нижняя челюсть совершила невероятное, отвалившись так, что почти достала груди. – Прыгай!

Тимоха проследил за взглядом Валиева, задрожал и, совершенно неожиданно для своего комсомольского мировоззрения, перекрестился.

Прижатый к платформе нож бульдозера плавился, словно целлулоидная пленка, к которой поднесли горящую спичку.

Глава 1

Закрытый населенный пункт Красноярск-151,

1981 год

В имперские времена количество городков, подобных Красноярску-151, не поддавалось учету. Секретные заводы и фабрики, научные центры и опытные производства – все, что представляло интерес для безопасности страны и одновременно – для иностранных разведок, тщательно скрывалось в недосягаемой Сибири, пряталось за безликими почтовыми ящиками, укрывалось от посторонних глаз густыми лесами, колючей проволокой и часовыми с собаками. Закрытые поселения, жители которых четко делились на работников предприятий и охранников. Вместо законов – внутренний распорядок, утвержденный «профильной» организацией – КГБ или Министерством обороны, вместо свободы – большая, по имперским меркам, заработная плата и подписка о неразглашении государственной тайны. В не существующих на картах городках разрабатывались современные технологии и уникальные устройства уничтожения, испытывалось запрещенное оружие, создавались опытные образцы новых танков, выращивались боевые вирусы и рождались проекты полетов в космос. Маленькие сибирские городки определяли имперскую научную мысль, а потому работа в этих полутюремных поселениях считалась престижным и интересным делом.

– Объект «Трон» был обнаружен три месяца назад при строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, внутри холма естественного происхождения…

– Это точно? – перебил докладчика академик Брам, один из трех присутствующих на совещании представителей АН СССР. – Насчет естественного происхождения холма, я имею в виду. Это очень важно, товарищ Зябликов!

Дмитрий Брам был археологом, что вполне объясняло его повышенное внимание к подобным деталям. Другие академики, физики Симонидзе и Красноумский, деликатно усмехнулись. Гениям точных наук было глубоко плевать, откуда в их распоряжение прибыл удивительный объект: из холма, из оврага или из специально прорытой траншеи. Главное, что «Трон» появился и заинтриговал ученых мужей Империи своими поразительными свойствами, все остальное вторично.

– Пожалуйста, будьте точны в определениях! Холм естественного происхождения?

Докладчик, худощавый сутулый мужчина лет сорока на вид, поправил очки и уверенно кивнул:

– Место обнаружения объекта было изучено самым тщательным образом. В работе комиссии принимали участие и геологи, и биологи, и ваши люди, Дмитрий Ефимович, из красноярской археологической экспедиции, квалификация которых…

– Я не сомневаюсь в мастерстве своих ребят! Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, товарищ Зябликов!

Необычайная горячность академика Брама объяснялась легко. Обнаружив в сибирских дебрях загадочный объект, гэбэшники оцепили внушительный участок стройки – что привело в дикое бешенство далекое от высоких материй строительное начальство – и немедленно вызвали первых попавшихся ученых. Первыми попались археологи. Ребята Брама два дня восторженно обнюхивали «Трон» и прилегающую территорию, щеточками расчищали массивную тушу объекта и молили бога, чтобы сказка продолжалась как можно дольше. Молили, видимо, без энтузиазма, потому что к исходу вторых суток на подопечных Дмитрия Ефимовича обрушилось сразу два неприятных известия. Во-первых, разъяренные строительные бонзы сумели убедить московских старцев, что сдача электростанции точно по плану гораздо полезнее для народного хозяйства, чем правильность извлечения из земли какой-то ржавой железяки. Пущай выкапывают и уматывают, можем дать бульдозер для ускорения процесса! Поскольку, что такое план, в Москве понимали очень хорошо, археологам было высочайше велено не наглеть и на пути благосостояния трудящихся не становиться.

С этой ситуацией еще можно было бы смириться, но вот вторая новость стала для Брама настоящей катастрофой: информация о необычных свойствах объекта «Трон» докатилась до физиков. Строители, желающие любой ценой вышвырнуть находку из зоны ответственности, не пожалели красок, описывая академическим зубрам выходки «Трона», и в Красноярск были спешно направлены спецы из новосибирского Академгородка, которые охотно засвидетельствовали необычайную ценность объекта для прикладной науки. Титаны удивленно хмыкнули, надавили на нужные рычаги и элегантно отодвинули археологов на второй план.

– Надо ли понимать ваше замешательство так, что вы не потрудились как следует изучить место нахождения объекта? – зловещим шепотом осведомился Брам.

– Дима, – увещевающим голосом протянул Симонидзе, – при всем моем уважении: наш молодой коллега направлен в Красноярск, чтобы как следует изучить сам объект, а не место его обнаружения.

– Вот в этом вся трагедия! – немедленно среагировал Брам. – Вы ищете сиюминутную выгоду!..

– Дима, в Москве надо было драться, – махнул рукой Красноумский. – Сейчас бесполезно. – Академик покосился на докладчика. – Продолжайте… юноша.

– Проведенные исследования показали, что холм, в котором был обнаружен объект «Трон», естественного происхождения, – подвел итог Зябликов. – Это заключение геологов. Ваши ребята, Дмитрий Ефимович, не нашли вокруг следов проведения каких-либо работ. За исключением активности строителей ГЭС, разумеется.

На последней фразе академик Симонидзе откровенно ухмыльнулся: Валентин Павлович Зябликов был его учеником, и старику понравилось, как молодой профессор поддел чересчур горячего археолога.

Брам поморщился, но промолчал. Красноумский поерзал на неудобном стуле – мебель в провинции не удовлетворяла привыкшего к комфорту академика – и тоже промолчал. С лица Красноумского вообще не сходила недовольная гримаса. Скудная обстановка совещательной комнаты оскорбляла его утонченный вкус, к тому же в помещении было несколько прохладно, и академик не выпускал из руки скомканный носовой платок. Дача, на которой разместили Красноумского, пахла нафталином, а на завтрак не был подан липовый мед. Академика раздражали хозяева – он недолюбливал провинциальную услужливость – и бесили спутники. Его выводили из себя… Другими словами, Красноумский был прямым конкурентом Симонидзе за право разрабатывать «Трон», проиграл это право в коротком и беспощадном сражении и теперь не находил себе места от зависти.

– Пусть товарищ Зябликов вернется к докладу, – кисло предложил Красноумский. – Разумеется, если ему есть о чем еще рассказать.

– Объект «Трон» представляет собой монолит неизвестного металла, без каких-либо следов сварки или соединений иного рода, – невозмутимо продолжил Зябликов. – Основанием артефакта является квадратная платформа высотой полтора ярда. В ее центре расположено кресло-трон, выполненное в античном стиле, перед которым находится нечто вроде алтаря – идеальный куб, с гранями сорок дюймов. На верхней поверхности алтаря выполнено углубление конической формы, диаметром десять дюймов, глубиной – двадцать. Позади кресла находится стена высотой восемь футов, на лицевой стороне которой вырезан текст на неизвестном языке. Да, чуть не забыл: на спинке трона изображен крылатый конь. – Зябликов грустно улыбнулся. – Это единственный символ, который мы смогли опознать.

– «Смогли опознать», – зло процедил Брам.

– Крылатый конь… Пегас? – поинтересовался полковник Александров, представляющий на совещании всесильный КГБ.

– Насколько я помню, Пегас как-то связан с Посейдоном? – Симонидзе покосился на Брама.

– Изображение на спинке трона – прямая отсылка к богу морей, – буркнул археолог. – А Посейдон, в свою очередь, считался покровителем Атлантиды.

– В которой, согласно античным источникам, широко применялся загадочный металл, – добавил Красноумский и шумно высморкался. – Бред, конечно.

Странная находка настолько увлекла физиков, что они проработали даже непрофильную информацию об артефакте.

– Орихалк, – угрюмо подтвердил Брам. – Небесный металл.

– Не сомневаюсь, что вскоре мы сообщим вам его формулу, – улыбнулся Симонидзе.

– Не говорите «гоп!», коллега, – скривился Красноумский. – Пока, насколько я знаю, ваш Зябликов мало чего добился.

– Мы в самом начале пути, – пожал плечами Симонидзе. – Валентин Павлович, у вас есть новые сведения о материале, из которого изготовлен объект «Трон»?

Вопрос был задан уверенным тоном и предполагал оптимистичный ответ. Зябликов не подкачал.

– Мы работаем над этим, Шота Георгиевич, – бодро отрапортовал профессор. – Не могу назвать точные сроки, но я уверен…

– То есть вы уже изучаете структуру материала? – оборвал Зябликова Красноумский.

– В настоящий момент мы проводим работы по изъятию образца для лабораторных исследований, – чуть расплывчато ответил профессор.

– Что? – не понял академик. – Товарищ Зябликов, будьте конкретнее.

– К сожалению, все наши попытки взять образец металла на анализ пока терпят неудачу. Объект «Трон» необычайно тверд: мы не можем ни отпилить, ни отбить хотя бы небольшую его часть. Мы не можем просверлить отверстие или расплавить…

Симонидзе покраснел.

– Необязательно так напрягаться, – с издевкой бросил Красноумский. – Еще в институте вам должны были сообщить, что современная аппаратура позволяет сделать анализ материала удаленным способом…

Брам, слабо разбирающийся в физике, без восторга прислушивался к диалогу – он понимал, что «Трон» археологам никто не вернет, а зарождающаяся свара лишь подтверждала глубокое убеждение академика, что все эти физики суть тупые арифмометры, неспособные оценить истинно великие науки.

– Мы проводили исследования по разным методикам, – со всей возможной дипломатичностью ответил Валентин Павлович. – Ни одно из них ни к чему не привело.

– Что вы имеете в виду?

– Каждый следующий результат всегда кардинально отличается от предыдущего, даже если получен сразу за ним. Аппаратура показывает, что «Трон» состоит из металла, камня, дерева… А однажды, если ориентироваться на показания приборов, мы видели перед собой глыбу льда.

– Бред!

– Как вам будет угодно, – пожал сутулыми плечами профессор.

– В проблемах, с которыми столкнулся товарищ Зябликов, нет ничего удивительного! – не выдержал Брам. – Артефакт обладает колоссальной исторической ценностью! Колоссальной! Он должен перевернуть современные представления об античном мире! Если «Трон» действительно из орихалка, действительно из Атлантиды, то это прорыв! Вы понимаете? Прорыв!! Достоверных сведений об Атлантиде нет, все древние авторы сходятся на том, что это была высококультурная страна. Но почему она погибла? Вы стараетесь отпилить кусочек от того, о чем не имеете ни малейшего представления! Кто знает, что несет в себе артефакт и почему он оказался в Сибири? Как он оказался в Сибири?! Вы представляете, сколько отсюда до Атлантиды? Прежде чем плавить «Трон», мы должны прочитать то, что написано на стене! Мы должны разгадать его загадки и только после этого решать, что делать дальше. Вы ведь ученые, товарищи!

– Мы – ученые! – Симонидзе, доведенный шпильками Красноумского до белого каления, охотно выплеснул на коллегу накопившуюся злость. – И как настоящие ученые, мы должны подходить к решению вопросов комплексно, как учит нас партия, а не с буржуазной узостью мышления.

Полковник Александров одобрительно кивнул. Партия – это хорошо. Партия плохому не научит.

– Вы хотите прочитать текст? – брызгал слюной Шота Георгиевич. – Пожалуйста, изучайте! Копируйте ваши закорючки. А я хочу знать, почему вчера вечером товарищ Зябликов наблюдал через артефакт телевизионную передачу!

– Это так?! – едва не подпрыгнул Красноумский.

– В шестнадцать часов и двадцать одну минуту на гладкой, обратной стороне стены артефакта появилось четкое изображение передачи Первого государственного канала, – подтвердил Валентин Павлович. – Помимо меня, аномалию наблюдали девять человек. В семнадцать десять трансляция прекратилась.

– Изумительно! – Красноумский сжал кулак. – Черт побери!

Он с ненавистью посмотрел на Симонидзе. Брам обреченно махнул рукой.

– Дмитрий, к чему горячиться? – Шота Георгиевич слегка успокоился и почти миролюбиво посмотрел на археолога. – Мы же договорились, что твои ребята примут участие в исследовании объекта. Не надо перетягивать на себя все одеяло.

– Партия и правительство осознают культурную ценность объекта «Трон», – добавил полковник Александров. – Но и вы, товарищ Брам, должны понять: помимо исторической важности, объект обладает уникальными прикладными свойствами, которые обязаны изучить советские ученые. Это наш долг перед партией и народом.

– Да, конечно, – уныло согласился академик.

– Перед партией, – веско повторил полковник.

Брам вздохнул и устало покачал головой:

– Никто не знает, отчего погибла Атлантида, товарищи. Никто не знает, каких высот достигла наука атлантов.

– Древняя наука? – с легким сарказмом переспросил Александров.

– Исчез целый континент, – очень серьезно произнес Брам. – А мы находим артефакт, который невозможно распилить и который принимает и обрабатывает электромагнитные волны. Даже вашего образования, полковник, должно хватить для понимания, что мы имеем дело с наследством весьма высокоразвитой цивилизации. Вы не боитесь, что ваше «изучение» объекта вызовет неприятные последствия? Как насчет взрыва? Ядерного?

– Именно поэтому мы не перевозим артефакт в Москву, а продолжаем его изучение здесь, в Красноярске-151, – холодно объяснил Александров. Представителя спецслужбы задели слова насчет образования.

– Значит, вы согласны с тем, что опасность существует? – поинтересовался Брам.

– Опасения всегда должны иметь место, это нормально, – буркнул полковник безопасности. – Достаточно того, что объект притянул и полностью расплавил многотонный бульдозер.

– Мы полагаем, что сработал защитный механизм «Трона», – вставил Зябликов. – Бульдозер ударил в объект, и артефакт отреагировал адекватно, полностью уничтожив агрессора.

– У «Трона» много разных механизмов, – кивнул Александров.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Брам.

– Примерно месяц назад было принято решение перебросить «Трон» в Красноярск-104, – сообщил полковник, – но, судя по всему, объекту больше нравится в Красноярске-151.

– Масса «Трона» необъяснимым образом возросла, – негромко объяснил профессор. – Первоначально она оценивалась в тридцать тонн, а когда подогнали кран, выяснилось, что масса артефакта перевалила за сотню.

– Мы не смогли сдвинуть объект с места, – развел руками Александров. – Пришлось оставить его в Красноярске-151.

– Увеличение массы было временным явлением, – закончил Зябликов. – После того как мы убрали технику, приборы зафиксировали снижение давления на пол ангара. «Трон» словно дал нам понять, что хочет остаться здесь.

– Невероятно! – Археолог схватился за голову. – Черт побери! Это же фантастика! Мы обязательно должны прочесть текст!

– У вас будет такая возможность, товарищ Брам, – напомнил Александров. – Но главное направление исследований: необычные свойства объекта «Трон». Такую задачу поставила перед нами партия. – Голос полковника приобрел официальную торжественность. – Кстати, товарищи, непосредственно перед началом совещания я получил уведомление из Москвы: окончательное решение о перепрофилировании Красноярска-151 для нужд исследований объекта «Трон» принято. Создается новый центр. Научным руководителем проекта назначается товарищ Зябликов. Валентин Павлович, примите мои поздравления. Кураторами работ назначены академик Симонидзе и я.

– Давайте поздравим Валентина Павловича с ответственным и перспективным назначением, – предложил Симонидзе.

Маститые академики поприветствовали профессора жидкими аплодисментами. Брам стучал в ладоши угрюмо, Красноумский с отвращением, и только в глазах Симонидзе можно было прочесть что-то похожее на поддержку. Смущенный Зябликов поднялся на ноги.

– Товарищи, я искренне благодарен партии, правительству и всему советскому народу за оказанное доверие и предоставленную возможность проявить свои способности. Обещаю приложить все силы и знания для решения поставленных перед нами задач. Мы разгадаем эту загадку и бросим ответ на алтарь советской науки!

Академики согласно трясли головами. Старые, умные и циничные, они прекрасно понимали, что товарищ Зябликов обязан обратиться с пламенной речью к товарищам, чтобы товарищ Александров мог с чистой совестью отразить его патриотизм в плановом доносе. Поэтому и Симонидзе, и Брам, и Красноумский не прерывали молодого коллегу и снисходительно сопели в нужных местах.

– Я очень внимательно выслушал товарища Брама, – продолжил Зябликов, – и хочу согласиться: некоторые забытые цивилизации находились на высоком уровне развития и способны преподнести нам сюрпризы. Задача же современной науки – тщательно изучить наследие старины во благо партии и народа. Поставим древнюю мысль на службу советскому обществу! Я знаю – Земля еще таит немало секретов, каждый из которых – вызов коммунистическим ученым. Вызов, который мы принимаем! На Северный полюс или на экватор, на морское дно или в непроходимые горы – мы изучим всю планету, пройдем по всем дорогам, и ни одна тайна не укроется от пытливого взгляда передового советского ученого!

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово, 17 марта, среда, 06.06

 
Нас не догонят!
Оле-оле-оле!!
 

Песня грозно и гулко звучала под низкими сводами кабака «Средство от перхоти», самого грязного, если верить путеводителю, заведения Москвы. Оригинальный текст хита дикари выучить не удосужились, собственных слов не придумали, поэтому куплеты каждый ревел на свой лад, излагая как можно громче то, о чем думал в данный конкретный момент. Зато главные слова песни, те, что отражали неповторимую воинственность Красных Шапок и за которые обитатели Тайного Города назвали молодежный хит боевым гимном дикарей, звучали дружно и очень гордо, заставляя дрожать каменную кладку и мощные деревянные балки:

 
Нас не догонят!
Оле-оле-оле!!!
Нас не догоня-я-я-ят!!!
 

Громадный кабак, занимающий большой подвал Южного Форта, был подлинным сердцем самой дикой семьи Тайного Города. Именно здесь в ее артерии безостановочно направлялись новые и новые порции дешевого виски – единственного катализатора, способного заставить мозги Красных Шапок шевелиться. Незамысловатая мебель «Средства от перхоти» – грубые столы и массивные скамьи – была привинчена к полу, барная стойка тянулась через весь зал, а пол густо покрывали опилки. Касса заведения пряталась за пуленепробиваемым стеклом и защищалась «кольцом саламандры» второй степени. Попытки ограбления тем не менее предпринимались не реже раза в неделю. Трупы неудачников бармены сбрасывали в канализацию через специальный лаз справа от будки кассира.