Аденома простаты

Моим родителям Римме Михайловне и Владимиру Ивановичу посвящается…

© В. Панджариди, 2022

© Интернациональный Союз писателей, 2022

Аденома простаты
Литературный мюзикл в трех действиях и в нескольких картинах, воспоминаниях и мечтах
Действие первое

Борис

Служебные романы! О них написаны тонны книг, сняты километры кинопленок, о них рассказаны тысячи анекдотов. А сколько сплетен вращается вокруг них: ведь люди – это такие существа, что если им не рассказать подробностей романа, то они придумают их сами.

Но в то же время служебные романы таинственны. Их скрывают. О них стараются молчать. А по их окончании хотят поскорее забыть.

Короче, они были, есть и будут везде и всюду. При любом правителе, при любой власти, при любом начальнике, в любом коллективе, где работают два и более человека.

Действительно, а что тут такого? Ну, влюбился женатый мужик в молодую работницу из соседнего отдела, с кем не бывает? Или втюрилась одинокая женщина с ребенком в зрелого начальника, что тут странного? Ну, улыбаются они друг другу в коридоре чуть ли не каждый час, обедают в одной столовке, одновременно пьют кофе в буфете, сидят во время корпоративной пьянки напротив друг друга за одним общим столом. Что из того? Обычная история. Сослуживцев не выбирают. А сердцу не прикажешь.

И каждый из нас так или иначе, в той или иной степени связан (или был связан) с этим явлением. Да-да, вы не ослышались. Служебный роман – это именно явление. Сродни стихийному и неожиданному, такому как дождь или туман, снегопад или зной. Или, не дай бог, такому, как ураган или шторм, цунами или торнадо. Но и тут ничего не попишешь: бывают и такие случаи.

Наши герои тоже познакомились на службе. И мы сейчас в форме своеобразного мюзикла (только, ради бога, не удивляйтесь) расскажем об этом от первых лиц во избежание недомолвок и пересудов. Можете петь вместе с нами.

Впрочем, нет. Делать этого не стоит, так как наш мюзикл в этом случае превратится в караоке. А мы бы этого очень не хотели.

Итак, вперед!

Картина первая

Труп уборщицы

В Левобережном отделении «Прикам-Вест-банка» работало около тридцати человек, включая управляющую отделением, секретаршу, главбуха, операторов зала, кассиров, юристов, менеджеров и технических работников. И только двое из них были мужчинами. Это Глеб Сентябов, начальник службы безопасности, и Борис Гордеев, начальник кредитного отдела, а по сути – заместитель управляющей.

Гордеев и Сентябов по службе часто пересекались: Борис на законных основаниях разрешал или не разрешал выдачу кредитов страждущим пополнить свои карманы дармовыми деньгами прикамцам, а Глеб потом вылавливал этих незадачливых должников на просторах нашей страны и натравливал на них судебных приставов и злых коллекторов, а их данные заносил в отрицательную кредитную историю.

Но ничего не помогало: российский народ ни в какую не хотел добровольно расставаться с чужими деньгами, превратившимися в свои собственные. И, что самое интересное, банк хоть и терпел убытки, но при этом безбедно существовал. Как ему это удавалось, одному богу ведомо. Вот что значит продавать деньги.

Они сразу подружились. Лысеющему Глебу было сорок с половиной лет. Когда-то он служил в синепогонных органах ФСБ, но затем дембельнулся из «конторы» в звании майора и устроился по знакомству на непыльную и спокойную должность в банк.

Он был слегка седоват: сказались командировка в горячий Афганистан, ранение и легкая контузия.

Одевался он демократично просто, считая, что не одежда украшает человека. Пиджаки и костюмы носил редко, только в самых протокольных случаях, все больше появлялся в офисе в толстовках и свитерах зимой. Летом – в футболках и легких рубашках. Ну и в джинсах, естественно.

Место работы начальника службы безопасности, то есть его кабинет, было расположено вдали от ненужных глаз. Посторонним вход туда был заказан. Ведь, кроме всего прочего, Сентябов отвечал за камеры слежения и всевозможные датчики безопасности. Его кабинет был сплошь, от пола до потолка, заставлен мониторами, на которых можно было проследить за всеми кабинетами и прилегающей к банку территорией.

Охранники банка и инкассаторы привлекались со стороны. Теперь это называется модным, но непонятным для большинства нормальных людей словом – аутсорсинг.

Он обожал музыку, любил играть на гармошке и петь старые песни. В банке все уважительно звали его Стингер.

Тут Борис вспомнил, как он впервые увидел Глеба. Так, обычным утром в один из понедельников управляющая Левобережным отделением описываемого нами банка Ульяна Рудольфовна Пермякова представила нового работника коллективу. Для этого даже пришлось открыть банк на несколько минут позже.

– Товарищи, минуточку внимания. Хочу представить вам нового начальника кредитного отдела Бориса Сергеевича Гордеева. Прошу любить, как говорится, и жаловать, – сказала управляющая.

Все взоры работников банка уставились на нового служащего.

– Наконец-то нашего мужеского полку прибыло. А то я тут один, как в монастыре женском. Будем знакомы – Глеб Нинельевич Сентябов, безопасный начальник, – с этими словами единственный банковский мужчина подошел к Борису и протянул руку.

– Нинельевич? – не сразу понял Борис.

– Отца звали Нинель. То есть Ленин наоборот. Не обращайте внимания. Родители были чересчур партийными. Эпоха была такая: покорение целины, восстановление ДнепроГЭСа, первый фестиваль молодежи и студентов в Москве, покорение БАМа. Помните? И Ле-нин та-кой мо-ло-дой, и юный Ок-тябрь впере-ди! – неожиданно для Бориса громко пропел новый знакомый, чему тот немало удивился. – Хотя можно называть меня просто – Стингер.

– Понял. Мне очень приятно, – ответил Гордеев, пожимая крепкую ладонь коллеги.

Его коробило, когда мужчины, здороваясь, пожимали руку дрябло и вяло. Ему это напоминало мочеиспускание у старика.

– Надеюсь, мы сработаемся.

– Я тоже, – улыбнулся Нинельевич.

– А почему Стингер?

– В Афгане воевал, а там эти ракеты у бандитов были. Уничтожал их.

– Ракеты?

– И ракеты, и бандитов.

Борису же было лет на десяток меньше. Он в свое время окончил факультет прикладной экономики прикамского филиала «вышки» (Высшей школы экономики), отслужил срочную службу в армии писарем в финчасти танкового полка, затем скучно набирался ума-разума в районной налоговой инспекции, пока ему неожиданно не предложили интересную и, как сейчас говорят, перспективную работу в банке.

И вот уже несколько последних лет он ездит на службу в банк на машине, в строгом костюме и небрежно повязанном галстуке при свежей сорочке. Подписывает документы дорогим «паркером» с золотым пером. Ориентируется во времени, поглядывая на тяжелый механический хронометр «сейко» с множеством функций. Короче, мажор с кожаным портфелем.

Его стеклянный, как аквариум, служебный кабинет расположен в общем операционном зале, но огорожен от посторонних глаз матово-мутным стеклом.

Женат Борис на телевизионной журналистке. В этом году повел дочь в первый класс английской школы.

Как все нормальные мужики, увлекается автомобилями, обожает футбол и охоч до рыбалки.

– Вы понимаете, насколько ответственна ваша работа? – наставляла его управляющая при вступлении в должность. – Кредит каждому встречному-поперечному не выдашь. К каждому клиенту нужен отдельный подход. Это очень серьезно. Но я думаю, что вы справитесь. Ваша кандидатура утверждена президентом банка, приказ подписан. Если что не так, то я всегда готова вам помочь. Одно дело делаем, Борис Сергеевич, как говорится: один за всех, все за одного. Да и Глеб Нинельевич всегда на месте. Он вам любого клиента за пять минут пробьет по своим каналам, всю его подноготную на чистую воду выведет.

Склонная к полноте Ульяна Рудольфовна была женщиной незамужней, поэтому любила мужчин и всячески хотела им напоследок понравиться, что вполне естественно в ее уже немолодые предпенсионные годы. Своим внешним видом она напоминала грудастую бабу с веслом, только без весла. По службе была непридирчива. В банке работала со дня его основания, как и ее подруга Роза Львовна Зырянова, начальница административно-хозяйственного отдела, проще говоря – завхоз.

Ходят слухи, что они вместе в далеком пионерском детстве учились в одном классе, активно ходили на заседания совета дружины, дудели на горне «Пионерскую зорьку», собирали макулатуру и металлолом, играли в «Зарницу» и свою бабью дружбу пронесли через века, а вот мужей не уберегли.

Мало того, что эта скучающая по мужикам одинокая завхозша была страшная, так она еще курила и материлась как дальнобойщик. Но дело свое знала крепко. Все подъездные пути к банку, тротуары, лестницы и парапеты были всегда очищены от снега, а крыша – от сосулек, если дело происходило зимой и весной, и от жухлого листопада, когда была запоздалая осень. Во всех коридорах и помещениях банка было чисто, как в трамвае, а кафельные сортиры ломились от мыла, дезодорантов, туалетной бумаги, прокладок и салфеток, и в них всегда пахло то нежным жасмином, то лесной прохладой, то морским бризом. Выходить из кабинок не хотелось. Правда, в одной из них кто-то коряво нацарапал гвоздем: «Уважайте труп уборщицы».

А само здание банка сверкало и блестело, как свежими соплями намазанное.

Когда Борис впервые увидел эту худосочную завхозшу, которую все служащие за глаза звали не иначе как Сирень Крокодиловна, ему неожиданно вспомнились переведенные на русский язык слова из забытой песни одной венгерской рок-группы: «Как была прекрас-на ле-том эта ро-за. Жаль, те-перь она завя-ла от моро-за».

«Красная Москва»

Другие банковские женщины, молодые и пожилые, замужние и одинокие, красивые и просто симпатичные, как-то не сразу запомнились нашему герою: обычные служащие, одетые все как одна (за исключением Ульяны Рудольфовны и Розы Львовны) в строгую и четкую униформу «белый верх – черный низ» с красно-желтым шарфиком (цвет банка) на шее. Единый стиль «а ля черно-белое кино» делал их похожими друг на друга, как в армии, независимо от ранжира, веса, жира, а также от возраста, цвета глаз, волос и колготок.

Правда, униформу они носили только на службе. По вечерам они скидывали с себя юбки с блузками, переодевались в обычную повседневную одежду и мчались по своим бабьим делам. По утрам делали то же самое, только наоборот. Для этих целей в банке для дам была предусмотрена раздевалка, как при тренажерном зале. Там тоже была установлена видеокамера, но Глеб ее как настоящий мужчина никогда не включал.

Борис же на всех коллег-банкирш смотрел одинаково, со всеми был ровен, ни с кем из женщин не заигрывал, если и шутил, то в нормах допустимого.

Но одну скромную девушку он все же выделил из этой общей бело-черной, как железнодорожный шлагбаум, банковской массы.

Сослуживицы, в свою очередь, заглядывались на молодого начальника, шептались ему вслед, обсуждали его прикид и пытались представить, какая вся из себя его жена.

Сплетни здесь были не распространены. Возможно, потому что девушки почти весь рабочий день имели дело с привередливыми клиентами, любящими счет деньгам, что очень важно и ответственно, и тут не до глупостей, а корпоративы и посиделки проводили очень редко, да и то в соседних кафе: пить на рабочем месте здесь категорически запрещалось.

А на корпоративах наши мужественные друзья были нарасхват: танцевать им приходилось чуть ли не со всеми барышнями за вечер. А гармошка Глеба всегда была главным действующим лицом всех посиделок.

– Понял, – ответил новоиспеченный кредитный начальник, очнувшись от случайно возникших воспоминаний, и заверил: – Постараюсь оправдать оказанное мне доверие. Не пожалеете, краснеть за меня не придется.

При этом он посмотрел на стену за спиной Рудольфовны, на которой под логотипом банка висел баннер со словами: «Ни в одном банке мира вы не получите такой гарантии безопасности, как у нас».

Но в России давно уже не грабят банки. Последний раз это случилось, если не ошибаемся, в начале 60-х годов прошлого века, когда в Ростове-на-Дону действовала банда «фантомасов», прозванных так за то, что они в качестве масок натягивали на головы женские капроновые чулки, отчего лиц их было не разобрать.

Было еще, правда, недавнее знаменитое, воспетое гнилыми журналистами и бездарными писателями, «ограбление века», когда некий инкассатор обул собственных товарищей по службе и спер таким образом четверть миллиарда рублей. Через неделю деньги вместе со злоумышленником нашли, но один «лимон» он успел куда-то заныкать. Происшествие это случилось, кстати, в описываемом нами Прикамске, городе со странной судьбой, счастливыми жителями и непонятным прошлым.

«Лучше бы повесила другой баннер, например, забытый “Наша цель – коммунизм!”, – вдруг подумал Борис. – Деньги – символ благополучия и достатка, а коммунизм, если верить его апологетам, это как раз и есть общество всеобщего благополучия и достатка, откуда навсегда сгинут в проклятое прошлое бедность и нищета, причем вместе с деньгами. Но тогда банки станут никому не нужными, и все банкиры потеряют работу».

– Кстати, Ульяна Рудольфовна, у вас прекрасный запах. Какие у вас духи? – сделал, принюхавшись, тонкий комплимент начальнице Борис.

– «Красная Москва», – зарделась пунцовым цветом управляющая. – Это духи моей мамы, воспоминание детства. Сейчас их снова начали выпускать. Вам действительно нравятся?

– Великолепный аромат. С детства помню: «Утро красит нежным све-том стены дре-вне-го Крем-ля, просы-па-ется с рассве-том вся сове-тская зем-ля, Мос-ква моя, ты сама-я лю-би-ма-я!», – тихо промурлыкал Борис, весело подмахивая себе руками.

– Да, вы совершенно правы, – рассмеялась управляющая.

Бродячие артисты

Обычно вечером в пятницу Глеб Сентябов заходил в кабинет Бориса со словами из песни:

– После честного труда выпить рюмку нет вреда! Ну что? Сегодня как всегда? – в этом месте Сентябов довольно потирал руки в предвкушении веселого вечера.

– Нет. Сегодня как никогда. Надоело однообразие. Да и повод есть, – серьезно ответил начальник кредитного отдела, отвлекаясь от компьютера.

– Какой? – не понял руководитель службы банковской безопасности.

– Как какой? Две недели до корпоратива по случаю 23 февраля. Так-то вот.

– Точно. Совсем забыл.

День защитника Отечества был любимым праздником наших героев: банковские женщины в тот день не скупились на презенты. А вот следующее за ним 8 Марта оба мужика ненавидели. Ну, это вполне естественно: ни подарков, ни денег на всех баб не напасешься.

По истечении рабочего дня, а по пятницам рабочий день на час короче, два приятеля садились в глебовскую машину и ехали к нему домой. По пути покупали в супермаркете пару-тройку бутылок традиционного русского напитка, сокращенно – ТРН, то есть водки, по банке красной икры и шпрот, нарезку брауншвейгской сырокопченой колбасы, несколько помидоров и огурцов и, наконец, килограмма полтора чайковских пельменей. В этом магазине у них даже была знакомая товароведка Анна, советовавшая им выбрать тот или иной продукт в зависимости от его свежести. Эта прыщавая молодая дура строила им глазки и даже делала комплименты Борису, типа какая у вас красивая «аляска» и какое замечательное кольцо на вашем пальце. Каждый комплимент стоил нашим ловеласам плитки шоколада.

Дома специально к ужину нажарившая сковороду картошки жена Глеба всему этому делу придавала аппетитный человеческий вид и, выпив с ними рюмку водки, уходила по своим бабьим делам. Чаще всего – к подругам на девичник.

На выходе из банка Борис неожиданно закашлялся. Что-то нашло, может, поперхнулся, может, пыль попала.

– Вот. Лучшее лекарство от простуды – водка с перцем. Это я тебе говорю, – Глеб Нинельевич похлопал Бориса по спине. – Учись, студент.

– А без перца?

– От всех остальных болезней, – засмеялся Сентябов.

– Смешно так, что обхохочешься, – серьезно кивнул головой в знак согласия Гордеев.

– А вообще алкоголь – это как скальпель у хирурга: может зарезать, а может вылечить – надо лишь умело им пользоваться, – наставительно закончил нравоучение Глеб.

Незаметно груженные продуктами Борисо-Глебцы подъехали к назначенному адресу.

– Ну что? Вот ве-чер опять хоро-ший та-кой, что песен не петь нам нель-зя, – прогундосил Борис, подражая Глебу, когда друзья-коллеги пересекли порог сентябовской квартиры и прошли на кухню, традиционное место встреч и разговоров всех российских интеллигентов еще с советских времен.

Кухня – святое место, где зарождаются гениальные идеи, где появляются первые строчки великих произведений, где решаются государственные дела и где возникает первая любовь.

– Сейчас все организуем.

Смачно выпив и сочно закусив, переговорив обо всем на свете, друзья переходили к концертной части заседания. Глеб брал гармошку, именно старую русскую гармошку, а не цивильный баян или банальную гитару, и наигрывал старые мелодии. Репертуар был очень разнообразным: от танго и фокстротов 30-х годов до песен из копилки вокально-инструментальных ансамблей времен позднего СССР. А Борис громогласно подпевал. Иногда в совершенно другой тональности, поскольку не имел ни слуха, ни голоса. Особенно хорошо нашим веселым ребятам удавались невеселые «Раскинулось море широко», «Враги сожгли родную хату» и более современная ерунда ни о чем с громким названием «Мы бродячие артисты» с битловским припевом «Хоп, хей хоп!».

– Вот выйду на пенсию, буду на набережной играть, деньги зарабатывать, – говорил будущий бродячий артист Глеб, – тебе бубен куплю. Будешь мне подыгрывать. На бубне-то сможешь играть?

– Я чукча, что ли, на бубне играть? – не понял Борис. – Посмотрим. Там будет видно.

По этой простой причине Глеб и Борис не ходили по ресторанам, кафе, барам и прочим забегаловкам, хотя зарплата честных, но скромных банковских служащих позволяла им это делать если не каждый день, то пару раз в неделю – точно. Но в этих кабаках ни поорать от души, ни поматериться по-человечески нельзя, ни песен во весь голос погорланить. Именно в такой домашней обстановке герои нашего мюзикла, словно святые, комфортно чувствовали себя в своей Борисо-Глебской тарелке.

Короче, сухой закон им был не писан.

Но в этот раз что-то не пелось.

– Что с тобой, отец Борискин? – спросил Стингер, разливая водку по граненым рюмкам. – Ты какой-то не такой. – Да мысль одна башку сверлит, – ответил Борис.

– А ты гони ее прочь, тугу печаль, – словами горбатого бандита из «Места встречи…» ответил на то Глеб, – выпей и забудь. Сегодня праздник. Гуляй, братва! И сни-тся мне: в прито-нах Сан-Франци-ско лило-вый негр вам пода-ет ман-то!

Они выпили, громко чокнувшись рюмками.

– Ты закусывай. Пить, не закусывая, – то же самое, что жить в большой квартире без горничной.

– Хорошо у тебя баба картошку жарит. Я так не умею, – сказал, закусив водку, Борис.

Жареная картошка была его любимым блюдом в любое время года и в любое время суток.

– Да, это у нее не отнять. Рукастая. Баба должна быть на кухне хозяйкой, а в постели – блядью. Тогда это крепкая российская семья. Не ищи жену в хороводе, а ищи в огороде – гласит народная мудрость. Так о чем думаешь-то, Борисовец?

Хорошо сидим

В тот день в банк заявились молодые по виду директор и юрист некой строительной компании, именуемой не иначе как ООО «Промстройтрейд».

Осторожно войдя в кабинет к Борису и поздоровавшись, они не стали вилять хвостом около да рядом, а сразу перешли к делу.

– Борис Сергеевич, наша организация строит жилой комплекс «Камские зори»: с подземными гаражами, подъездными путями, большой дворовой площадкой. Со всеми делами, короче, – заученно начал вещать директор «Промстройтрейда», протирая запотевшие очки мягкой тряпочкой (на улице в тот день было морозно). – Срок сдачи запланирован на конец этого года. Мы несколько отстали от графика по объективным причинам, от нас не зависящим. И, для того чтобы вовремя завершить строительство, нам необходима еще некоторая сумма. Мы надеемся на вашу помощь, то есть на кредит.

Здесь очкастый назвал сумму.

– Ого. Ничего себе. Ёмко, – удивился Борис.

– У нас такие масштабы, мелко мы не плаваем. Стараемся идти в ногу со все увеличивающимися запросами населения. А благосостояние народа, как вы сами знаете, неуклонно растет. Мы ведь живем во время высоких технологий, – заученно отчеканил строитель.

– В качестве залога что будет? Я имею в виду материальное подтверждение кредита.

– Деньги вкладчиков. Почти все квартиры проданы, еще бы. Плюс наша автотракторная и строительная техника. Здесь все указано, – он выложил перед Борисом несколько папок с документами. – Но до этого, мы уверены, не дойдет. Кредитная история у нас безупречная. Законы мы соблюдаем. – Мы серьезные люди, – поддакнул юрист.

– Я это заметил. Хорошо, я посмотрю. Оставьте документы. Но обещать ничего не могу: слишком велика сумма. Необходимо согласование.

– Надеюсь, мы найдем общий язык. У нас отличная репутация. И мы умеем быть благодарными, – продолжал петь свою песню очкарик-директор.

– Хорошо, хорошо, в понедельник с вами свяжутся наши работники и передадут наш ответ. – Борису Гордееву стали надоедать эти чересчур назойливые просители.

– Будем рады, если и работники вашего банка приобретут в нашем доме квартиры. Отличный вид на Каму. Рядом сосновый бор. Свежий воздух. Никаких заводов. До центра пятнадцать минут, – талдычил неугомонный директор.

– Я понял вас, – надел «улыбку на рожу» Борис.

– Всего наилучшего, Борис Сергеевич, – снова улыбнулся очкастый. – Так мы можем надеяться?

– До свидания, – улыбка на лице начальника «кредитки» была явно вымучена. Но того требовал политес. – Не смею задерживать.

– Не смею задерживать. Козел. Сука, – с пролетарским негодованием выдохнул директор стройконторы, когда строители вышли из банка на морозную улицу. – По морде видно, что урод.

– И чё делать? – спросил юрист.

– Чё-чё. Хуй через плечо, вот чё. Чтобы взять, надо сначала дать.

– Так что тебя гложет, царь Борис? – спросил Глеб, отвлекаясь от гармошки. Он намазал на кусок белого хлеба масло и положил столовую ложку икры. – Люблю, грешным делом, водку икрой закусывать. У меня есть знакомый журналист, как-нибудь познакомлю, так вот он всегда говорит в таких случаях: «Ебанем говна в кашу».

– Давай ебанем, – согласился Гордеев.

Друзья накатили очередную рюмку. Борис, крякнув, схватил вилкой длинную шпротину за хвост и картинно проглотил ее.

И рассказал о встрече.

– Обычная история. Ничего нового эти гондоны не придумали, – выслушав друга, ответил Глеб.

– В смысле?

– История простая, как рубль золотом. Есть участок земли, где уже начато строительство дома. Вырыт котлован, вбиты сваи, выложен фундамент и даже построен первый этаж. Потом продаются квартиры. Причем одна квартира может быть продана несколько раз. Чаще всего квартиры продаются через прикормленную риелторскую контору типа какой-нибудь «Сукин и сын». Затем деньги переводятся через фиктивные фирмы-однодневки или через какой-нибудь благотворительный фонд в офшор. И – всё. Ищи ветра в поле, – улыбнулся Глеб.

И заиграл:

– Широ-ка страна моя родна-я, много в не-ей лесов, полей и рек. Я друго-й та-кой страны не зна-ю, где так вольно ды-шит чело-век!

– И что? Никак? – спросил мало что понимающий Борис.

– Может, найдешь потом. Когда-нибудь. На Кипре, например, или на Мальте.

– Понятно.

– А далее фирма-застройщик объявляется банкротом, стройка – долгостроем, а обманутые дольщики – бомжами: ни квартиры, ни денег. А это испорченные судьбы, покалеченные жизни, отчаяние и безысходность, – невесело подытожил Глеб.

– Н-да.

– Эти фирмы работают по принципу: увидел прибыль – хватай быстрей, а дальше хоть трава не расти. Их задача – отжать бабло, и больше ничего. Это как болезнь. Причем хреновая болезнь, заразная, с осложнениями. Типа аденомы простаты. Понял?

Борисо-Глебские друзья помолчали немного, думая каждый о своем.

– Да не заморачивайся ты так, Бариста, – нарушил молчание Глеб. – Ладно, давай наведем резкость, что ли, сколько можно всухомятку сидеть, – закончив монолог, он указал на бутылку с ТРН. – Кто ве-сел, тот сме-ется, кто хочет, тот добьет-ся, кто ищет, тот всегда най-дет!

– Понял, – Гордеев наполнил рюмки.

– Значит, благотворительный фонд, говоришь? – снова задумался он спустя какое-то время. Водка не шла в горло. – А что это такое?

– Благотворительный фонд – это сборище зажравшихся уродов, которые отмывают бабки. Они делают вид, что помогают больным детям, инвалидам и старикам, причем якобы делают это по всей России. Рассказывают так, аж слеза прошибает, мать вашу. Собрались в этих фондах продажные депутаты, олигархи разные. Короче, бывшие бандиты. Или те, кто не успел стать бандитом в 90-е годы и очень хочет разбогатеть сейчас.

– Понял.

– Но по документам у них все чисто. Не подкопаешься.

– А мы-то кто? Вроде тоже как на деньгах сидим. Пусть и в небольшом банке.

– Если хочешь, мы посредники между добром и злом. Между богатством и нищетой. Между честностью и ложью. И от нас зависит, будут ли эти сволочи жить припеваючи или не будут. Эту страну погубит коррупция. Запомни это.

– А почему эти строители к нам обратились? Мы ведь в основном с физическими лицами работаем, с ипотекой, с автомагазинами договоры у нас.

– Значит, из больших банков им никто кредит не дал.

– А если и мы не дадим?

– В другой банк обратятся, в третий, в четвертый… Взятку предложат большую. Кто-нибудь да и возьмет. Все зависит от суммы. Тебе, наверное, тоже предлагали?

– Предлагали. Точнее, намекали.

– Вот видишь. С почином тебя, Борисыч. Вперед!

Друзья выпили. Сентябов томно заиграл и тихо запел утёсовскую:

– Как много де-вушек хоро-ших, как мно-го ла-ско-вых и-мен. Не заморачивайся. За ними кто-то стоит. Серьезный. Но это уже политика, а политика честной не бывает. Я политики в Афгане, в ограниченном контингенте, во как наглотался, на всю жизнь хватило, – Глеб провел рукой по горлу. – Не будем о грустном. Хорошо сидим, Гордей, держи нос бодрей!

– А ты, вообще, как стал песни-то петь, на гармошке играть, как коробейник деревенский? – спросил Борис.

– Да никак. Песни всю жизнь пел, с детства люблю это дело. – И пропел, подыгрывая кнопками гармони: – Они нам стро-ить и жить по-мо-гают… – затем перешел на банальную прозу: – А гармошку на чердаке нашел в отчем доме. Лет тридцать пролежала, если не больше. Дед мой на ней еще играл, как сейчас помню. Ну и привез сюда. На ней кошка любит спать, наверное, мышами пахнет. Думал, не играет. Нет, работает. Вот и приноровился потихоньку. Есть у нее, конечно, кое-где еще отдельные недостатки, например, ладов мало, поэтому на ней можно только простые песни играть. Трехрядка, одним словом. Помнишь?

– Чего?

– Если б гармо-шка умела все гово-рить, не та-я… Русая деву-шка в платьи-це белом, где ж ты, голу-бка моя? Выпьем?

– Нальешь – выпью.

– Вот это по-нашему!

И, выпив, снова запел:

– Люди встреча-ются, люди влюбля-ются, женя-тся. Мне не везет в этом так, что про-сто беда. Вот нако-нец вчера встре-тил я де-вушку… Как, кстати, у тебя с Аглаей-то?