000
ОтложитьЧитал
– Там работы не очень много, просто сейчас лето, люди в отпуска уехали, и помощников не хватает, – сладко щебетала сотрудница Дома Культуры Галина Львовна. – А Гаврилыч в запой ушёл. Он у нас вроде как декоратор, но на общественных началах, поэтому сам себе хозяин. Инструменты и материалы все есть, надо просто конструкцию собрать.
– Насколько это срочно? – деловито уточнил Толя.
– Ну праздник в субботу, сегодня среда… Чем быстрее, тем лучше. Нам же это всё ещё и украсить надо. Ты если днём занят, вечером приходи. Я и ключ могу оставить, если допоздна задержаться надо будет.
«Когда это, интересно, они на «ты» перейти успели?» – снова начала я злиться. Вот так уйдёшь из дома на час, а у тебя в это время мужа из семьи уведут. Кошмар! И ведь время-то рабочее – Галине Львовне полагается в кабинете сидеть и о культурной жизни села думать, а не искать помощников по чужим дворам.
– День добрый! – поздоровалась я громко, стараясь не выдать, насколько раздражена.
– Ой, Эля, здравствуйте! – фальшиво улыбнулась мне гостья. – А я вот к вашему мужу с просьбой пришла. Представляете, у нас к празднику села декорации собрать некому. Мужики все вымерли. Спасибо Анатолию Павловичу, что хоть он в помощи не отказал.
Она красивая женщина, яркая. Подать себя умеет, за внешностью следит тщательно. Так вот посмотришь со стороны и не скажешь, что ей уже под пятьдесят – стройная, изящная, щёчки розовые, зубки ровные, морщинки под косметикой спрятаны, седеющие волосы в натуральный каштановый цвет окрашены. И ведь ничего плохого эта женщина мне не сделала, но после предупреждения соседки видеть её рядом с Власовым было неприятно. Они ведь по возрасту друг другу больше подходят, а для Толи наша разница всегда была больной темой.
– А моя помощь не нужна? А то я тоже могу поучаствовать, – вполне безобидно предложила я, хотя горела желанием спустить Галину Львовну с крыльца, как раньше Власов обещал проделать это с моим братом.
– Ой, женских рук у нас хватает, – отмахнулась она от моего щедрого предложения. – Да у вас и ребёнок ведь, забот и так предостаточно.
– А мужа моего, значит, ребёнка нет? И к нему можно на «ты» обращаться только тогда, когда я поблизости не отсвечиваю?
Не выдержала, сорвалась. У Власова от удивления отвисла челюсть. У Галины Львовны лицо тоже вытянулось, но она быстро взяла себя в руки, вежливо попрощалась и с оскорблённым видом наконец-то убралась с моих глаз.
– И как понимать этот приступ ревности? – спросил Толя после того, как за гостьей закрылась калитка.
– Как хочешь, так и понимай, но я бы предпочла, чтобы ты контактировал с этой дамой поменьше, – высказала я пожелание перед тем, как вошла в дом.
Нет, ну а что? Мне же надо как-то свои интересы защищать, а то в свете последних событий уже и не знаешь, откуда ждать подвоха.
Глава 7. Ужин с горчинкой
Власов обиделся – не из-за моего неприличного поведения, а потому, что я в нём усомнилась. По его мнению, ревность происходит не из большой любви и собственнических инстинктов, а из неуверенности в себе и в чувствах партнёра. Пришлось объясняться. Рассказала ему о предупреждении соседки, а он мне в ответ:
– Одна баба из зависти языком мелет, а другая по глупости из смолотого пироги печёт.
Посмотрел на меня сердито и ушёл в гараж что-то мастерить. «Ну и дуйся на здоровье», – мысленно разрешила я, накормила Владика и занялась домашними делами.
В гараже Власов просидел до вечера. Я за это время успела с коляской до магазина прогуляться за хлебом, ужин приготовить, изучить топографическую карту Мичуринского района и придумать уйму причин тому, почему надо мной опять сгущаются тучи неприятностей.
Всё ведь было замечательно после того, как родился Владик. Мы с Толей эти четыре месяца душа в душу жили, понимали друг друга с полуслова и задачки, которые подкидывала нам жизнь, тоже решали вместе. Но стоило мне принять решение о возвращении в мир магии, как сразу же всё начало рушиться. Возможно, это банальное стечение обстоятельств – чёрная полоса, которую нужно просто пережить. А если нет? Пока я была ведьмой, на меня проблемы сыпались с интенсивностью ливня. И страдала от этих проблем не только я – Власову тоже постоянно доставалось. Да, Фроська говорила, что во всём виновата зависть Белены, но теперь-то кто виноват? Мы с Толей не ссорились никогда. Даже если я психовала, он находил способ вернуть мне нормальное расположение духа. Он всегда был спокойным и рассудительным. Ну не могла я глупым припадком ревности так сильно его обидеть. Это просто невозможно. Или я плохо знаю своего мужа.
Вот что мне делать? Отказаться от своего решения относительно колдовства и магии? Что это даст? Болотник сам уйдёт, у Вовки совесть проснётся, а Галина добровольно от Власова отвяжется? Что-то с трудом в это верится. А если она его уже приворожила, и поэтому он так себя ведёт? Я ведь не вижу приворот, не чувствую.
К ужину уговорила Нефёда внимательно присмотреться к Власову – нет ли на нём какого-нибудь колдовства. Домовой в качестве оплаты за эту услугу потребовал пять вафельных тортиков. Сошлись на двух. Я стол накрыла и пошла звать Толю, но обнаружила, что в гараже никого нет. Он ушёл и даже не предупредил. Куда ушёл? В ДК, конечно же. Куда ему ещё идти? Больше ведь никуда не звали. И сунешься туда – позора потом не оберёшься. Люди-то разные, всякое подумать могут. Галина наверняка уже всем своим знакомым на меня нажаловалась, а сплетни быстро разлетаются.
К десяти часам вечера я накрутила себя дурными мыслями до такой степени, что готова была разреветься. Владик моё настроение чувствовал и капризничал. Нефёд философски намекал на то, что мужиков вокруг много, и я без Власова не пропаду.
Вернулся Толя в половине одиннадцатого – грязный по самые уши, уставший, но донельзя довольный.
– Тебя где валяли? – подозрительно нахмурилась я.
– Соседям помогал колодец чистить, – со счастливой улыбкой сообщил он. – Меня Николай Романович позвал. Я думал, что там работы на полчаса, поэтому и не сказал тебе ничего, а провозились до темноты.
– Зачем им колодец, если есть водопровод? – непонимающе моргнула я.
– На полив воду качают, – пояснил Власов, стаскивая с себя грязную футболку. – По счётчикам полив дорого обходится, вот люди и выкручиваются, как умеют. Всё, я в душ.
И ушёл мыться. А я так и стояла посреди гостиной, чувствуя себя полной дурой. Хорошо ещё, что не начала с порога претензии выкатывать, а то совсем бы позорище было. Ещё и Нефёд масла в огонь моего стыда подлил:
– Нет никакого колдовства, хозяйка. С тебя три тортика.
– Мы на два договаривались, – напомнила я кисло.
– Ну так на два было за то, что во время ужина присмотреться надо, а время-то уж вон какое позднее. У меня дел тоже невпроворот, каждая минутка на счету.
Вот кого Власову в бизнес-партнёры брать нужно – с таким подходом фирма точно никогда банкротом не станет.
Позже за ужином Толя подал идею – вырыть и нам на участке колодец, чтобы выселить туда болотника. Так и быстрее получится, и проще, а то с моими темпами постижения магических наук к нам в подвал вся нежить на зимовку припрётся.
– Мне почему-то кажется, что этому духу не жильё нужно, а совсем другая помощь, – высказала я свои сомнения. – Он сам сегодня пообещал уйти. Видимо, есть и другие места, где он жить может. Это ведь Нефёд сказал, что болотнику жить негде, а он тот ещё сказочник. Да и в остальном… Если Степан своим ходом от болота до деревни дотопал, то что ему мешает уйти к полю, где его Аннушка обитает? Можно ведь и не на самом поле болото разводить, а поблизости где-нибудь, в овражке. Места-то ему много не нужно. А ещё я сегодня в лесу у первого встречного про Лисий Лог спросила, и он сразу же понял, что речь о болоте. Выходит, местные знают историю своего края, а Нефёд вещал, что о той деревне уже никто и не помнит даже.
– Элька, когда ты перестанешь верить всему, что слышишь? – со вздохом поинтересовался Власов. – Соседям, домовому, первым встречным… В Лесном тебя обманывали все, кому не лень, и Мария эта ещё потом. Ты как ребёнок, правда. Пальцем помани, сказку расскажи, на опасность намекни – ты и мчишься немедленно что-то делать, куда-то свой нос совать и во всех подряд врагов видеть. С фактами работать не пробовала?
– А разве наличие у нас в подвале болотника фактом не является? – уточнила я удивлённо.
– Это факт, да, – согласился Толя. – Ты этого болотника своими глазами видела. А реальную причину, по которой он здесь оказался, ты выяснила, прежде чем на лешего с кулаками набрасываться?
– Нефёд сказал…
– Я не спрашиваю, о чём тебе сказал домовой, – оборвал Власов моё оправдание на полуслове. – Он одно сказал, болотник другое скажет, леший – третье, первый встречный – четвёртое. Каждый истину по-своему нарисует, и ты опять запутаешься. Твоя проблема сейчас в чём? В том, что у нас нежить в подвале поселилась, или в том, что у этой нежити тоже проблемы есть? Чью проблему ты намерена решать – его или свою?
– Свою, но…
– Без «но», – снова не дал он мне договорить, причём довольно резко. – Мне Вера Ивановна весь вечер по ушам ездила сказками о том, какая Галина нехорошая. Двух мужей со свету сжила, со всеми местными мужиками переспала, с бесами дружбу водит, приворотами не брезгует, всех приворожённых под пятой у себя держит, а кто неугодным становится, того прочь гонит. И мрут эти бедолаги от любви безответной, как мухи. Просто чудовище какое-то, а не женщина. Судя по твоей сегодняшней выходке, соседушка наша и тебе нечто подобное наплела. И у меня теперь вопрос, Эля – ты всех местных мужиков от этого зла спасать намерена или только меня?
Я не нашлась, что ответить. Власов никогда на меня голос не повышал. Даже не знаю, что хуже – его обида или гнев. И ведь так спокойно этот разговор начинался, что я даже расслабиться себе позволила, а оно вон как повернулось.
– Эль, я готов принять твоё намерение вернуться в мир колдовства и магии, но не так, как ты это делаешь, – продолжал тем временем мой рассерженный супруг. – Во-первых, ты сама говорила, что способностей у тебя нет, а без них ты даже домового видишь только тогда, когда он этого хочет. Если меня и правда кто-то приворожит, как ты это поймёшь?
– Нефёд видит, – уныло отозвалась я.
– А есть гарантия, что он не соврёт?
– Нет.
– Ну тогда объясни, пожалуйста, как и с чем ты собираешься бороться, если проблема существует только на словах? Ты её видишь? Нет. А если начнёшь что-то делать, то как оценишь результат? Где гарантия, что колдовством, к которому у тебя даже способностей нет, ты не навредишь безвинному человеку?
– А ты уверен, что она безвинная? – огрызнулась я.
– А мне до неё вообще никакого дела нет, – парировал он. – Я просто не хочу, чтобы ты самобичеванием занималась после того, как незнакомого человека ни за что угробишь. Болотник в подвале – это факт, а коварные намерения Галины – просто сплетни. Вот когда они станут очевидным фактом, тогда уже другой разговор будет, а пока я тебя только об одном прошу – не делай глупостей, пожалуйста. Хочешь магии учиться? Учись, если тебе это необходимо, но руководствуйся при этом не сказками и сплетнями, а фактами. Над нежитью какие угодно эксперименты ставь, а живых без причин и доказательств какой-то вины не трогай, поняла?
– А то что? – не удержалась я от вопроса.
– А то мы с тобой разведёмся, я отсужу сына, и ты получишь полную свободу действий. Хоть ведьмой становись, хоть чёртом лысым, но без моего участия. Спасибо за ужин.
Вот так. Допрыгалась. И сделать ещё ничего не успела, даже толком не обдумала, а мне уже муж любимый такие условия ставит. И не сказал ведь «мы поссоримся», а сразу разводом пригрозил.
Нет, он прав, безусловно – магия не игрушка, и мы оба уже неоднократно в этом убедились. Оба пострадали так, что больше не хочется. Но можно же было в какую-нибудь другую форму свой протест облечь? Зачем так наезжать-то? Я же не дура, чтобы бездумно лезть в то, чего не понимаю. Хотела для начала обереги просто сделать – элементарные вещи, в которые нужно не магию вложить, а только душу и намерения. Не с кулаками на неведомых врагов набрасываться, а щитом семью от вероятного зла прикрыть.
«Он боится, а признавать это не хочет», – наконец-то дошло до меня. Не того боится, что я наврежу Галине или ещё кому-нибудь, а колдовства в принципе. После всего пережитого было бы странно не бояться. Я тоже боюсь. Мы ведь вместе решили, что в нашей жизни магии больше не будет. Может, она и не нужна? Живут же как-то люди без неё. Долго живут и счастливо. А я знаю, что с колдовством проще, поэтому и сую снова свою голову в этот хомут. Страшно, но лезу. А Власов этого не хочет. Он нормальную семью хочет. Нормальную жизнь. И я такой жизни хочу, да только вот не получается – Галина, может, и не злодейка, но болотник-то в подвале точно есть. И появился он в нашем доме неспроста. И не факт, что завтра ещё какой-нибудь незваный сказочный гость к нам не нагрянет. Чупакабра какая-нибудь, но уже не за помощью, а с недобрыми намерениями. А всё почему? Да потому, что бывших ведьм не бывает, и Власов сам это мне недавно говорил. А раз так, то у меня и выбора-то особого нет.
Глава 8. По доброте душевной
Этой ночью мы первый раз спали по разные стороны кровати. Власов повернулся ко мне спиной и отодвинулся, а у меня было такое чувство, будто бы я совершила что-то ужасное, но сама не знаю, что именно. Обидно и неприятно – я ведь ничего плохого не делала. Нагрубила малость незнакомому человеку, но это ведь не преступление. При этом Толя спал без задних ног, а я заснуть не смогла. Таращилась в тёмный потолок, гнала от себя дурные предчувствия, а потом не выдержала и ушла к Владику в детскую – там тоже кровать есть, и атмосфера не настолько тяжёлая с моральной точки зрения.
Владик не спал – лежал тихонько и улыбался погремушке-подвеске, которая медленно кружилась над ним, но встроенную мелодию не проигрывала, а только пощёлкивала заблокированным механизмом. Эта игрушка не крутится сама по себе, она кнопкой включается. И одновременно с движением начинает играть музыка. А свет в детской оказался выключенным, хотя я всегда оставляю лампу, чтобы ребёнок спросонья не испугался темноты – Владик кричать начинает, если ночью просыпается, а в комнате темно. Темноты-то уже сильной не было, потому что летом светает рано, но всё равно что-то не то.
– Нефёд, ты издеваешься? – негромко проворчала я, решив, что это домовой развлекается подобным образом.
Нефёд не отозвался, а Владик, услышав мой голос, сразу начал пыхтеть и активно сучить ножками и ручками – обрадовался, что мама пришла.
– Привет, моё солнышко, – улыбнулась я и на ощупь определила, что мой ребёнок уже успел не только проснуться, но и справить в ползунки все детские нужды.
Тоже странно – он в плане чистоты и сухости очень требовательный. Я месяцев с трёх начала по тональности крика различать, когда дитятко проголодалось, а когда оно требует, чтобы мама немедленно сменила пелёнки. Судя по содержимому ползунков, Владик уже давно должен был возмущённо вопить, а не улыбаться. И соска на полу валяется, а её утрата – это вообще катастрофа.
Подняла соску, включила свет и вынула сына из кроватки, чтобы помыть и переодеть. Он со счастливой улыбкой немедленно поймал пальчиками мои волосы и потянул в рот.
– Не-не-не, дорогой. Это кака, – запротестовала я, отобрала у него прядь и строго нахмурилась. – Нельзя каку в рот совать.
Владик удивлённо распахнул глаза, скривился и вознамерился выразить своё недовольство громким криком.
– Орать тоже нельзя, – быстро сориентировалась я, облизала соску и сунула её сыну в рот.
Соска снова полетела на пол, а Владька всё-таки разревелся. Возле кроватки кто-то тяжело вздохнул, а потом прозвучало:
– И ведьма из тебя никакая, и хозяйка, и жена, и мать тоже.
От звука этого знакомого голоса волосы на моей голове выпрямились во всю длину, правый глаз нервно дёрнулся, дар речи на несколько мгновений отнялся, а инстинкт самосохранения заставил прижать ребёнка к себе, в результате чего Владик заорал ещё громче. Утренний сумрак рядом с кроваткой сгустился, и из него материализовалась Белена – бледное, полупрозрачное, зыбкое видение.
– Ты чего пугливой-то такой сделалась? – удивлённо вскинула она светлую полоску брови. – Призраков что ли бояться начала?
– Т-т-ты… Ты же упокоилась! – истерично взвизгнула я и попятилась к двери.
– Да куда там упокоиться с таким-то грузом грехов на душе? – усмехнулась мёртвая ведьма. – Ты дитё-то так к себе не жми, а то задушишь. И сраку ему вымой – там, поди, уж засохло всё. Давно обделался-то. Второй час уж его развлекаю, чтоб вам поспать дал спокойно хоть немного.
Дверь в детскую распахнулась, и на пороге появился взъерошенный Власов – его крик сына разбудил. С реакцией у Анатолия нормально всё – на мгновение всего замер, когда призрак Белены увидел. А потом выругался некрасиво, выдернул из моих рук вопящего ребёнка и снова исчез за дверью.
– Толя! – ринулась я следом, но дверь захлопнулась прямо у меня перед носом.
Я и за ручку дверную дёргала, и кулаками барабанила, и требовала у Белены, чтобы она меня выпустила, но призрак с невозмутимым видом продолжал стоять у кроватки и вращать полупрозрачным пальцем выключенную погремушку. Когда за окном послышался шум двигателя, и листва на деревьях озарилась светом фар, у меня началась настоящая истерика – Власов уезжает и увозит моего ребёнка! Хотела было через окно на улицу выскочить, но открыть его тоже не получилось. Разбить стекло нечем – головой не рискнула, а тумбочку подняла немного, не удержала и на ногу себе уронила. И Власова не остановила, и сама покалечилась – пару пальцев на правой ступне точно сломала. Села на пол, вцепилась в пострадавшую ногу и взвыла – не столько от боли, сколько от отчаяния.
– Всё, угомонилась? – спокойно осведомилась Белена. – А теперь меня послушай.
– Да пошла ты в Ад! – рявкнула я на неё, давясь слезами.
– Ещё чего! Я как раз от него и бегу, – сообщила она. – Перед тобой виновата шибко, прощение заслужить надобно.
– Прощение?! – возмутилась я. – Ты год моей жизни в бесконечный кошмар превратила! Ребёнка моего убить хотела! Меня, Власова! И сейчас опять… Уйди, пожалуйста, с глаз моих! Навсегда! Ни видеть тебя не хочу, ни слышать!
– А семью сохранить хочешь? Что сын твой с особенным даром родился, знаешь? Кому обжора-домовой служит, ведаешь?
– Замолчи! – крикнула я, перестала баюкать ногу и зажала руками уши.
Долго так сидела – раскачивалась из стороны в сторону, рыдала, себя жалела. Всё пыталась понять, кому я опять на хвост наступила. За что мне снова вот это всё? Успокоилась, когда за окном уже совсем светло стало, а острая боль в сломанных пальцах сменилась пульсирующей, и нога начала распухать. Посмотрела на Белену ненавидящим взглядом и потребовала:
– Уйди.
– Да никуда я не уйду, – нагло заявила она. – Давай ногу-то выправлю, а то пальцы вон уже на сливы похожи. А потом потолкуем спокойно. Тебе всё одно придётся меня выслушать, ежели хочешь дитё своё от большой беды уберечь.
– Страшнее тебя я беды не знаю, – огрызнулась я злобно. – Чего тебе на том свете спокойно не живётся? Мало крови моей попила, так теперь на ребёнка глаз положила? И как удачно появилась-то! Аккурат в разгар сезона новых неприятностей! А может, ты все эти неприятности и организовала, а?
Белена наконец-то перестала крутить погремушку, склонила призрачную голову к плечу и посмотрела на меня сочувственно.
– Ты ж вроде на ногу тумбочку-то уронила, а не на башку свою дурную. Говорю же, что с добром пришла, а не с дурными намерениями.
– Ты?! С добром?! А я такая наивная, что сразу же тебе поверила, да?
Так мы обменивались любезностями ещё минут двадцать. За это время я успела не только вылить на голову бывшей подруги тонну гадостей, но и подняться с пола, допрыгать на здоровой ноге до двери, и ещё раз попытаться выйти. Так старательно пыталась, что оторвала дверную ручку, не устояла на ноге, грохнулась и к имеющимся увечьям заполучила ещё и ушибленный локоть. Белене этот цирк со злым клоуном, видимо, надоел – парой простеньких заклятий она меня обездвижила и заткнула мне рот, после чего, громко сетуя на несносность некоторых представителей рода человеческого, приступила к исцелению моих травм. Ушибы – это ерунда, а вот вправлять и сращивать сломанные косточки больно. Я бы заорала, да только голос у меня отняли.
– Ну вот и всё. Как новенькая, – с довольным видом осмотрела ведьма результат своих усилий. – А теперь слушай меня внимательно, дурочка бесноватая. Правду ты знаешь, да не всю. Да, я ложью тебя окружила. Да, смерти тебе и ребёнку твоему желала. О себе пеклась, ни с чем и ни с кем не считаясь. Посмертия долгого хотела, а не упокоения. Слов, Пелагеей мне в лицо брошенных, боялась. Много зла тебе и другим причинила. Каяться не буду, потому как ещё раз всё то же самое сделала бы, если б остался хотя бы мизерный шанс покоя вечного избежать. Нет у меня такого шанса теперь, но есть выбор – в Ад отправиться, куда ты меня так яростно посылаешь, и там за грехи свои вечную муку нести, или прощение у тебя вымолить, чтоб душу очистить. Сама понимаешь, вечных мук мне не хочется.
Она говорила, а я слушала, потому что сопротивляться и спорить не было возможности – тело путами колдовскими спелёнато, рот заклятием немоты заткнут. Глазами только вращать могла, выразительно демонстрируя своё отношение к тому, что слышу.
Оригинальный она выбрала способ прощение у меня вымаливать – без приглашения в дом мой заявилась, напугала, мужа остановить не позволила, обездвижила… Да ещё и в том призналась, что вины за за всё в прошлом и нынешнем содеянное не испытывает. О каком прощении в таком случае вообще может речь идти? Ей, видите ли, в Ад не хочется. А мне-то какое до этого дело? Нагрешила – отвечай по заслугам. Так ведь нет же! Она опять свою проблему моей сделать вознамерилась!
– Фроська тебе про слова Пелагеи правду сказала, – продолжала вещать Белена, пока я мысленно желала ей немедленно провалиться туда, куда она проваливаться не желает. – Три шага мне нужно было сделать для того, чтобы душа моя чистой стала и светлой. Три условия выполнить, чтобы путь к покою вечному открылся. Я ж не по своей воле женой водяного стала-то. Да и водяному это без надобности было. Проклял меня мой Алёшенька, когда сказала ему, что Пелагея с дитём в утробе от колдовства моего отворотного гибнет. Так и сказал: «Будь ты проклята, ведьма!», а слова, в сердцах высказанные, сама знаешь, иногда большую силу имеют. Не скажи он слов этих, я б тогда утопла просто в озере целебном, но водица волшебная силу слова Алёшкиного почуяла и по-своему пожелание это выполнила. А Пелагея меня простила, несмотря на злобу мою. Путь мне к покою и свету указала. Помочь я должна была будущему с прошлым встретиться, злу добром обернуться и живому цветку на мёртвом поле вырасти. А оно мне надо было? Тело мертво, а душа-то жива, пусть и чёрная. Сила колдовская и после смерти при мне осталась. Зачем мне вечный покой? Мне и так жилось неплохо. Обязанностей немного, за колдовство уже никакое возмездие не страшно. Не болею, не старею, нужд человеческих не испытываю. И тогда мне покой посмертный не нужен был, и сейчас я его не жажду, да только теперь от меня не зависит уже ничего. Как ни старалась я тебя и выродка твоего извести, чтоб погибели избежать, а высшие силы наизнанку мои намерения вывернули. Это ведь я в Дарёне дар её врождённый раскрыла. Для того старалась, чтоб зла побольше наделать. Из-за меня она черна душой стала. Да настолько черна, что за тьмой этой мои грехи шалостью невинной кажутся. Не тронь я её тогда, она бы обычную жизнь прожила и померла, как все, а так вышло, что я же встрече прошлого с будущим и подсобила. Жизнь Дарёны закончилась давно, а у сына твоего, печатью особого дара отмеченного, только начинается. Так вот одно из условий моего упокоения само собой и выполнилось. Не желала я этого, но раз участие в судьбе Дарёны когда-то давно приняла, то мне это зло как заслуга засчиталось. И что ребёнка у тебя в пузе сберегла, когда после моего же вредительства природа изгнать этот плод хотела, тоже против меня обернулось – вроде как помогла я цветочку этому не погибнуть до появления на свет. И что силой природной тело твоё напиталось, когда я о смерти твоей матушку-природу просила – это тоже во благо дитю зачлось. Всё наперекор и шиворот-навыворот. У колдовства и магии свои законы, и я сто раз тебе это повторяла, а сама обожглась. Сама того не ведая и не желая, два условия из трёх выполнила. А сколько раз зло добром оборачивалось за те месяцы, что я с тобой возилась, и не сосчитать уж теперь. По чуть-чуть, по мелочи незначительной, но накопилось достаточно. И ты правильный способ выбрала, чтоб себя от моих намерений оградить, пока дитё не родишь. Молодец, хвалю! По самому больному ударила. Лёшку ко мне подослала и дар его посмертный уничтожила. А что дальше было, знаешь?
У меня такое впечатление складывалось, что неупокоенным духам на том свете поговорить не с кем. Всю эту информацию можно было в несколько фраз уложить без ненужных подробностей. И не попросишь ведь сократить поток сведений до самого важного. Мне вот эта вся предыстория зачем? Я и так знаю, что все условия были выполнены, поэтому и пребывала последние четыре месяца в твёрдой уверенности, что больше никогда не встречу на своём жизненном пути коварную мёртвую ведьму по имени Белена. Как, почему и зачем она вернулась – вот это интересно, да. Но с такими темпами повествования я состарюсь быстрее, чем самое главное услышу.
– …Нет на том свете ни Рая, ни Ада, милая моя, – добросовестно лила она мне в голову очередные откровения. – Загробный мир один на всех, но если кому-то в нём вечный покой полагается, то других вечные муки ждут. А мне ни то, ни другое не светило, пока сын твой не народится. Затащить-то меня Лёшка туда затащил. Крепко вцепился – не оторвать. Да только ему-то покой положен. Как снова по ту сторону оказался, так и безразлично ему всё стало. И ты безразлична, и проблемы твои. И я тоже. А моя-то душа живая ещё. Думаешь, приятно живой душе среди мёртвых находиться? И не вырваться оттуда никак. Я уж думала – всё, конец. И насолить ведь тебе напоследок так успела, что милости ждать не приходилось. Грехов-то много за душой, а я на муки загробные достаточно насмотрелась. Не хочу так. Спасибо, что дар колдовской при мне остался. Как родила ты, и возмездие для меня наступить должно было, так в магию-то всё и упёрлось. Не положена она мёртвым. Марфа вон тоже маялась, пока тебе свою силу не отдала. Только она муки приняла, потому как тоже зла много наделала, а мне это ни к чему. Я теперь не могу выбирать между миром живых или мёртвых, ты этот выбор за меня уже давно сделала, а вот покой вместо мук выторговать возможность пока ещё есть. Зло равноценным добром искупается. Того, что сделано, уже не исправить, но пока сила моя при мне, добра я больше сделать могу. Прощение твоё заслужить – это обязательное условие и уже половина дела, поэтому вариантов у тебя быстро со мной расстаться, сама понимаешь, нет. А как пойму, что всё зло искуплено, так по доброте душевной дар свой тебе отдам и упокоюсь с миром.
Великолепно! Какое счастье привалило! Ей, значит, мук в загробном мире не хочется, и поэтому во искупление грехов она теперь будет усиленно причинять мне добро и наносить пользу. Просто потрясающе! Восторгу нет предела! А главное – за меня уже всё решено. Моё дело маленькое – радоваться свалившимся на голову щедротам и фонтанировать благодарностью. Ну и чужой дар напоследок принять в качестве приятного бонуса к увлекательным перспективам.
За что? Ну вот за что мне это всё? Не знаю, как на том свете, а на этом покой мне, видимо, точно не положен. Вопрос – где я-то успела так сильно нагрешить, что расплачиваюсь за это при жизни?