000
ОтложитьЧитал
Царевичи уехали, а Иван-царевич лежал мёртвый. Набежал на него Серый Волк, узнал он по духу Ивана-царевича. Захотел помочь ему – оживить, да не знал, как это сделать. В то самое время увидел Серый Волк ворона и двух воронят, которые летали над трупом Ивана-царевича. Серый Волк спрятался за куст, и как только воронята спустились на землю, он выскочил из-за куста, схватил одного воронёнка и хотел было разорвать его надвое. Тогда ворон спустился на землю, сел поодаль от Серого Волка и сказал ему:
– Ох ты гой еси, Серый Волк! Не трогай моего младого детища; ведь он тебе ничего не сделал.
– Слушай! – молвил Серый Волк. – Я твоего детища не трону и отпущу, когда ты мне сослужишь службу: слетаешь за тридевять земель, в тридесятое государство и принесёшь мне мёртвой и живой воды.
Выслушав эти слова, ворон полетел и скоро скрылся из виду. На третий день он вернулся и принёс с собой два пузырька: в одном – живая вода, в другом – мёртвая. Серый Волк взял пузырьки, разорвал воронёнка надвое, спрыснул его мёртвой водой – воронёнок сросся, спрыснул живой водой – воронёнок встрепенулся и полетел. Потом Серый Волк спрыснул Ивана-царевича мёртвой водой – его тело срослось, спрыснул живой водой – Иван-царевич встал и промолвил:
– Ах, как я долго спал!
На то сказал ему Серый Волк:
– Да, Иван-царевич, спать бы тебе вечно, кабы не я; ведь тебя братья твои изрубили и прекрасную королевну Елену, и коня златогривого, и Жар-птицу увезли с собой. Теперь садись на меня, на Серого Волка, я тебя донесу в твоё отечество. Ведь брат твой, Василий-царевич, женится сегодня на твоей невесте – на прекрасной королевне Елене.
Иван-царевич сел на Серого Волка. Волк помчался в государство царя Выслава Андроновича и долго ли, коротко ли, прибежал к городу. Иван-царевич слез с Серого Волка, отправился в город и застал свадебный пир. Иван-царевич вошёл в палаты, и как только Елена Прекрасная увидала его, тотчас выскочила из-за стола, начала целовать его в уста сахарные и закричала:
– Вот мой любезный жених, Иван-царевич, а не тот злодей, который за столом сидит!
Тогда царь Выслав Андронович встал с места и начал прекрасную королевну Елену спрашивать, о чём она говорила. Елена Прекрасная рассказала ему всю истинную правду. Царь Выслав весьма осердился на царевичей Димитрия и Василия и посадил их в темницу; а Иван-царевич женился на прекрасной королевне Елене и начал с нею жить дружно, полюбовно, так что один без другого даже единой минуты пробыть не могли.
Сестрица Алёнушка и братец Иванушка
Жили-были себе старик и старуха; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Алёнушкой. Вот старик со старухой умерли, и остались дети одни.
Пошли однажды брат с сестрой на базар. Идут они по полям, по лесам. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Вдруг видят пруд, а около пруда пасётся стадо коров.
– Сестрица Алёнушка, напьюсь я водицы из пруда! – говорит Иванушка.
– Не пей, братец, а то телёночком станешь.
Послушался братец, и пошли они дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Вышли они к реке, а около ходит табун лошадей.
– Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется!
– Не пей, братец, а то жеребёночком станешь.
Иванушка и на этот раз послушался, и пошли они дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Шли они, шли, видят – озеро, а около него гуляет стадо коз.
– Ах, сестрица, мне страшно пить хочется, напьюсь я водицы из озера!
– Не пей, братец, козлёночком станешь.
Не вытерпел Иванушка, не послушался сестры, напился водицы из озера и стал козлёночком. Алёнушка обвязала его шёлковым поясом и повела с собою, а сама идёт, горько плачет, слезами заливается.
«Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется!»
Козлёночек бегал, бегал да забежал к царю в сад. Люди увидали и тотчас доложили царю, что у него в саду козлёночек, и держит его на поясе девица, такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь приказал спросить, кто она такая.
– Так и так, – говорит Алёнушка, – были у нас батюшка и матушка, да умерли; остались мы, дети: я да вот братец мой – Иванушка. Он не утерпел, напился водицы и стал козлёночком.
Люди доложили всё это царю. Царь позвал Алёнушку, расспросил обо всём; она ему приглянулась, и царь захотел на ней жениться. Скоро сыграли свадьбу и стали жить-поживать. И козлёночек с ними – гуляет себе по саду, а пьёт и ест вместе с царём и царицей.
Вот поехал царь на охоту. Тем временем пришла колдунья и навела на царицу порчу: сделалась Алёнушка больная, худая да бледная. На царском дворе всё приуныло; цветы в саду стали вянуть, деревья сохнуть, трава блёкнуть. На другой день царь снова уехал, а колдунья опять пришла и пообещала вылечить царицу. Она отвела Алёнушку на берег моря, навязала ей на шею камень и толкнула в воду, а сама оборотилась царицею и возвратилась во дворец. Царь приехал и обрадовался, что царица опять стала здорова.
Собрали на стол и сели обедать.
– А где же козлёночек? – спрашивает царь.
– Я не велела его пускать, – говорит колдунья. – От него так и несёт козлятиной!
Когда царь снова уехал, колдунья начала козлёночка бить-колотить и грозить ему:
– Вот воротится царь, я попрошу тебя зарезать.
Приехал царь. Колдунья так и пристаёт к нему:
– Прикажи да прикажи зарезать козлёночка; он мне надоел, опротивел совсем!
Царю жалко было козлёночка, да делать нечего – так она упрашивала, что царь наконец согласился и позволил его зарезать.
Видит козлёночек: уж начали точить на него ножи булатные. Заплакал он, побежал к царю и просится:
– Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
Царь пустил его.
Козлёночек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бéрежек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Шелкова́ трава ноги спутала,
Люта́ змея сердце высосала!
Козлёночек заплакал и воротился назад. Посередь дня опять просится он у царя:
– Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
Царь пустил его.
Вот козлёночек прибежал к морю и жалобно закричал:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бе́режек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Шелкова́ трава ноги спутала,
Люта́ змея сердце высосала!
Козлёночек заплакал и воротился домой. Вот попросился козлёночек в третий раз:
– Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
Царь отпустил его, а сам думает: «Что бы это значило, козлёночек всё бегает на море?» Пошёл он за козлёночком следом. Приходит к морю и слышит – козлёночек вызывает сестрицу:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бе́режек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему из воды отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Шелкова́ трава ноги спутала,
Люта́ змея сердце высосала!
Козлёночек опять начал вызывать сестрицу. Алёнушка всплыла кверху и показалась над водой. Царь ухватил её, сорвал с шеи камень, вытащил Алёнушку на берег, да и спрашивает, как это сталося? Она ему всё рассказала. Царь обрадовался, в саду всё зазеленело и зацвело. А козлёночек так и прыгает, так и прыгает. От радости перекинулся он три раза через голову и снова обернулся мальчиком Иванушкой.
Колдунью приказал царь казнить: разложили на дворе костёр и сожгли её.
После того царь с царицей да с братцем Иванушкой стали жить да поживать да добра наживать.
Белая уточка
Один князь женился на прекрасной княжне. Не успел он ещё на неё наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть!
Много плакала княгиня, много князь её уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала всё исполнить. Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось – такая простая, сердечная! Но на самом деле она была злой ведьмой, которая задумала погубить молодую княгиню.
– Что, – говорит женщина, – ты скучаешь? Хоть бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала, что по саду походить – невелика беда, и пошла.
Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит
В саду разливалась ключевая хрустальная вода.
– Что, – говорит женщина, – день такой жаркий, солнце палит, а водица студёная – так и плещет. Не искупаться ли нам здесь?
– Нет, нет, не хочу! – А сама подумала: «Ведь искупаться не беда».
Скинула она сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина ударила её по спине:
– Плыви ты, – говорит, – белою уточкой!
И поплыла княгиня белою уточкой.
Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась и села ожидать князя.
Только щенок вякнул, колокольчик звякнул – она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её.
А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка, и деточки её вышли – ребяточки.
Она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики собирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.
– Ох, не ходите туда, дети! – говорила мать.
Дети не слушали. Нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше, и забрались на княжий двор.
Ведьма чутьём их узнала, зубами заскрипела. Вот она позвала деточек, накормила, напоила и спать уложила, а сама велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи.
Белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка
Легли два братца и заснули, – а заморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить – заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит.
Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает:
– Спите вы, детки, иль нет?
Заморышек отвечает:
Мы спим не спим, думу думаем,
Что хотят нас всех порезати;
Огни кладут калиновые,
Котлы висят кипучие,
Ножи точат булатные!
«Не спят», – подумала ведьма и ушла. Походила-походила, опять под дверь:
– Спите вы, детки, иль нет?
Заморышек опять говорит то же:
Мы спим не спим, думу думаем,
Что хотят нас всех порезати;
Огни кладут калиновые,
Котлы висят кипучие,
Ножи точат булатные!
«Что же это всё один голос?» – подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном.
Была у ведьмы припасена рука мертвеца, которая могла сделать сон спящих беспробудным. Тотчас обвела она братьев мёртвой рукой – они и умерли.
Поутру белая уточка зовёт деток, детки нейдут. Зачуяло её сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
На княжьем дворе, белы как платочки, холодны как пласточки, лежали братцы рядышком.
Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
Кря-кря, мои деточки!
Кря-кря, голубяточки!
Я нуждой вас выхаживала,
Я слезой вас выпаивала,
Тёмную ночь недосыпала,
Сладок кус недоедала!
– Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает.
– Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!
Её прогонят, она облетит да опять к деткам:
Кря-кря, мои деточки!
Кря-кря, голубяточки!
Погубила вас ведьма старая,
Ведьма старая, змея лютая,
Змея лютая, подколодная.
Отняла у вас отца родного,
Отца родного – моего мужа,
Потопила нас в быстрой реченьке,
Обратила нас в белых уточек,
А сама живёт – величается!
«Эге!» – подумал князь и закричал:
– Поймайте мне белую уточку!
Бросились все, а белая уточка летает и никому не даётся. Выбежал князь сам, она к нему на руки пала.
Взял он её за крылышко и говорит:
– Стань белая берёза у меня позади, а красная девица – впереди!
Белая берёза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой – говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящей водой – они встрепенулись, сбрызнули говорящей – они заговорили.
И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
А ведьму привязали к лошадиным хвостам, и лошади размыкали её по полю. Налетели птицы – мясо поклевали, поднялись ветры – кости разметали, и не осталось от неё ни следа, ни памяти!
