Кронштадт – Феодосия – Кронштадт. Воспоминания

© В. Г. Озеров, наследники, 2011

От издателя

Уважаемый читатель, эта книга была написана в 1960-х годах, но смогла увидеть свет только в 2011-м. Причин столь долгого пути рукописи до публикации несколько.

Во-первых, первый вариант мемуаров Валерия Григорьевича Озерова (1908–1967) пропал во время Великой Отечественной войны в г. Сталинграде. Дом, в котором жил автор, был полностью разрушен немецкими бомбами. Записи остались под развалинами. Впоследствии В. Г. Озеров много лет восстанавливал воспоминания, но, к сожалению, не успел подготовить свой труд к печати. Инфаркт оборвал его жизнь. Осталась лишь папка-альбом с сотней разрозненных листков машинописного текста, фотографиями и чертежами.

Во-вторых, при коммунистической власти в России опубликовать официально личные свидетельства о Кронштадтском восстании было практически невозможно. Тема сопротивления русского народа коммунистам всегда замалчивалась, а документы об этом были засекречены в архивах и спрятаны в спецхранах библиотек.

Константин Григорьевич, внук В. Г. Озерова, соединил сохраненные фрагменты его воспоминаний в одно целое и предложил их нашему издательству. Вместе мы подготовили комментарии и отобрали подходящие иллюстрации.

Необходимо сразу предупредить читателей, что ряд фактов, приводимых автором в воспоминаниях, не совпадает с мнением современных историков. Мы считаем, что со временем откроется полная картина событий, произошедших в Кронштадте в 1921 году, и вряд ли эта картина будет более радужной.

Также надо сказать несколько слов об авторе, чтобы лучше понять точку зрения, с которой он оценивал события. В. Г. Озеров происходил из семьи потомственных военных моряков^[1] (все его предки со времен Петра I служили на флоте), из которых наиболее известны контр-адмирал М. В. Озеров, командир броненосца «Сисой Великий» в Цусимском сражении^[2], и подштурман В. В. Сполохов, участник первого российского кругосветного путешествия под руководством И. Ф. Крузенштерна.

Дед В. Г. Озерова по матери, Алексей Федорович Ушаков, был членом городской думы и потомственным почетным гражданином Кронштадта.

Л. И. Амирханов

Морской собор в Кронштадте

Вступление

Когда я появился на свет (в 23 часа 30 минут 27 августа 1908 года по старому стилю), отец мой, офицер императорского флота, находился в заграничном плавании в Средиземном море у побережья Италии на эскадренном броненосце «Слава». Сам он потом мне рассказывал, что узнал о рождении сына в Неаполе, куда эскадра русских военных кораблей вернулась от острова Сицилия. Там наши моряки оказывали помощь несчастным жителям города Мессина^[3], заживо погребенным за одну короткую ночь под развалинами домов после страшного землетрясения…

Только через полгода в середине 1909 года, когда русские корабли вернулись в Кронштадт, отец смог обнять меня… А потом он опять ушел на три месяца [в плавание] на крейсере 2-го ранга «Африка».

Мать и я остались в маленькой квартирке на втором этаже дома на Николаевской улице.^[4] Квартирка, между прочим, была рядом с домом № 20, где значительно позже размещалась знаменитая, по выражению кронштадтцев, «двадцатка», а просто – ЧК^[5].

Эскадренный броненосец «Слава» в Средиземном море. 1908 г.

Николаевский проспект в Кронштадте. Хорошо виден единственный пятиэтажный дом

Итак, я родился в городе Кронштадте. И очень доволен и счастлив, что моей родиной оказался именно этот город, и не променял бы его ни на какой другой на свете. Я счастлив, что именно мне, одному из немногих, выпало судьбой право родиться и жить в этом городе, да еще в раннем возрасте. В этом городе мне пришлось быть свидетелем трех революций: февральской, октябрьской и мартовской^[6].

В Кронштадте я еще мальчишкой увидел всю правду жизни, ее изнанку, увидел и понял, на что способен человек, когда кончается власть и дисциплина и начинаются анархия и хаос…

В Кронштадте я узнал, что на свете есть и хорошие, и плохие люди…

В Кронштадте мне стало ясно, что на свете лучше всего никому не верить, и научился смотреть на все происходящее вокруг себя только с критической точки зрения…

Г. М. Озеров держит на руках своего сына Валерия Озерова

Самое дорогое в моих воспоминаниях – это то, что я видел и пережил сам, а этого за жизнь было много. Теперь, когда читаешь различные повествования о многих далеких событиях, упомянутых здесь, то радуешься – я сам это видел, меня не обманешь, и это было именно так, а не как в описаниях современности.

Я не могу спокойно читать данные о Кронштадтском мятеже,^[7] или смотреть постановки и кино вроде «Оптимистической трагедии», особенно после последней переделки по вкусам 1964 года.^[8]

Сейчас лишь немногие живущие видели все это «ВЗАПРАВДУ!» и… с каждым днем их становится меньше (…):

Моя жизнь была богата и приключениями, и происшествиями, и наблюдениями за жизнью моряков. Вспоминается многое. На южном и кавказских фронтах прослужил вторую мировую войну, был тяжело ранен, после войны более десяти лет проработал в Литве в должности заместителя министра связи, и только на склоне лет нежданно-негаданно попал в Нарву, на ретрансляционную станцию Москва – Нью-Йорк.

Мне кажется, что самые сильные впечатления не всегда связаны с общеизвестными событиями Например, из довоенной поры помнится случай. Один раз, кажется, в 1929 году я плыл на пассажирском пароходе «Чайка» из Ленинграда в Пейпия и мы были обстреляны 3-дюймовыми снарядами при маневрах флота. Наш пароход получил хороший удар около ватерлинии у носа. В другой раз, поехав однажды из Кронштадта в Ленинград на пароходе «Буревестник»^[9], мы разбились около 7-ми вечера о стенку морского канала, и в течение трех часов я занимался спасением людей (…). И спас 19 человек.

Работая на флоте, я встречался с очень многими, известными и хорошими людьми. Встречи с ними я также сохранил в своем сердце навсегда. (…) За жизнь своих родителей и свою собственную мне краснеть не приходится – я всегда любил и свою Родину и русских людей.

Хочу поделиться своими воспоминаниями о днях минувших и теперь мало кому известных, в основном, о годах трех революций, гражданской войны, хаоса, разрухи и голода.

Сейчас для нашего нового поколения все события «разложены по полочкам», с соответствующими пояснениями, тогда об этом и думать не приходилось – поэтому и мои изложения сильно отличаются от учебников и литературы.

Глава 1. Из истории города Кронштадта (1703–1917)

Преобразователь России Петр Великий при основании Санкт-Петербурга сразу обратил внимание на маленький островок Енисаари (Заячий), находящийся на Неве и заложил на нем нынешнюю Петропавловскую крепость. Заложил для того, чтобы запереть фарватер в реку и лишить возможности шведский флот подойти к столице. Заложенная 16 мая 1703 года крепость была 4 октября того же года уже готова.

В этот день Петру донесли, что шведский флот отплыл на зимовку в Выборг, и он решил отправиться на рекогносцировку и наткнулся на остров Ретусаари, который позже назвали Котлин. На острове сохранилось предание, что при постройке города в лесу нашли котел, вероятно оставленный шведскими матросами с эскадры вице-адмирала Нуммерса, которые посещали остров во время блокады устья Невы. Отсюда и пошло название Котлин.^[10]

Петр обмерил залив вокруг острова и заметил, что фарватер идет южной стороной, а отмель Ораниенбаумского берега (южного) подходит близко к фарватеру, который очень узок. Родилась новая мысль – на мелкой воде (отмели) сделать искусственный островок и на нем построить крепость для защиты морского фарватера с юга.

Уже 7 мая 1704 года мысль Петра превратилась в действительность, и на насыпанном островке высилась крепость Кроншлот (коронный замок). Тем временем в спешном порядке строился флот, который потом каждый год выходил к Кроншлоту и стоял там на защите границ. Это было неудобно, и вскоре Петру пришлось строить на Котлине торговый порт вместе с гаванью, доками, городом и крепостью.

Петропавловская крепость послужила основанием Санкт-Петербурга, Кроншлот предшествовал созданию Кронштадта. Существуют две даты возникновения города – 7 мая 1704 года и 16 января 1713 года.

Двухсотлетие Кронштадта отпраздновали в 1913 году, но собирались сделать это в 1904 году – помешала тяжелая русско-японская война. Тогда годовщину приурочили к дате Петровского указа о заселении Кронштадта в 1713 году^[11]. Во время праздника 200-летия праздновалось и еще одно событие, – освящение построенного морского собора, самого большого и высокого здания города.

Форт Кроншлот. Гравюра петровского времени

Укрепления Котлина в 1705 г.

Н. А. Каразин. Ледяной путь Ораниенбаум – Кронштадт. Середина XIX в.

Сам по себе остров Котлин очень невелик, имея длину 7 верст (верста – 1,0668 км) и ширину не свыше полутора. Почти с самого основания города ему был присвоен герб, на котором были изображены котел и маяк.

Шведы, конечно, скоро спохватились, разобрав, что строит ненавистный им Петр, но уже было поздно, и их попытка в 1705 году завладеть Кронштадтом не увенчалась успехом. Эскадра адмирала Анкенштерна отступила перед кораблями Петра под командой адмирала Крюйса и батареями Кроншлота […] на Котлине. Высаженный шведами десант был сброшен в море солдатами полковника Толбухина. Впоследствии на крохотном островке вдали от западной оконечности Котлина был выстроен маяк и назван Толбухиным. Он существует и поныне.

31 августа 1721 года появился указ Петра об учреждении почты между Санкт-Петербургом и островом Котлин. Сообщение разделялось на зимнее и летнее время. Зимой 25 верст по льду и летом – по части Финского залива, называемого Маркизовой лужей.^[12]

Существовали две зимних дороги в Кронштадт, одна из Петербурга, и другая – из Ораниенбаума. Они обсаживались елочками, чтобы никто не заблудился во время сильных метелей. Кроме того, по пути стояли будочки, в которых сторожа в метели били в колокол. В шестидесятых годах прошлого столетия посередине дороги на сваях был выстроен кабак, где можно было выпить рюмку водки, закусить пирожком и даже погреться у камелька.

Летом переправлялись на гребных и парусных судах. Петербуржцам, желавшим зимой попасть в Кронштадт, надо было идти на Козье болото в малой Коломне^[13] около Торговой улицы и храма Воскресения. […] Их перевозили на санках, запряженных парой лошадей с брезентовым верхом и сеном внизу, покрытых дорожкой или ковром. Чухонские лошадки везли около двух с половиной часов. Были попытки строить железную дорогу по льду из Ораниенбаума в Кронштадт, но купец Солодовников^[14], затеявший это дело, прогорел при пробе дороги. Во время западных ветров и штормов льды ломались, трескались, проложенные рельсы раздвигались, и сообщение прерывалось…

В 1815 году был построен первый в России «Стимбот», так хотели назвать тогда пароход, но название не привилось. 3 ноября 1815 года была совершена первая пробная поездка: выйдя из Петербурга от Бердовской пристани (у Франко-Русского завода)^[15] в 6 часов 55 минут, «Стимбот» в 10 часов 30 минут утра подошел к военному углу гавани в Кроштадте и на весь путь затратил три с четвертью часа^[16].

Прибытие в Кронштадт парохода из Ораниенбаума. Открытка конца XIX в.

В 1816 году на столбцах газеты «Санкт-Петербургские Ведомости» появилось объявление: «Судно, называемое пароход, по вскрытии водяной поверхности будет отправляться ежедневно из Петербурга в Кронштадт в 9 часов утра, а обратно оттуда в 5 часов дня». Несколько позже на обеих пристанях появились и первые правила езды на пароходах – они заключались в девяти пунктах, из которых я привожу самые интересные: «Так как во время плавания от принятия на пароход и снятия с оного пассажира происходит остановка и пустая трата дров, то без изъятия каждый пассажир после отвала или сходящий с прибытия парохода на место платит за переезд 10 рублей». И еще: «За проезд платится в одну сторону пять или два рубля, но за какую из цен сих может ехать пассажир зависит единственно от выдающего билеты, которому предоставляется право принимать на пароходы и без платы таковых, которые явно не в состоянии платить два рубля»…

В 1835 году сделано первое объявление об открытии пароходного сообщения между Кронштадтом и Ораниенбаумом, но первый рейс почему-то состоялся только 5 июля 1850 года.

В 1884 году купец Сидоров прорыл канал в Ораниенбаум от пристани почти до самого вокзала, и сообщение стало еще удобнее. Затем стали появляться винтовые пароходы и начались попытки продлить судоходство и во время ледостава и ледохода. На верфи купца Бритнева^[17] были построены первые пароходы ледокольного типа «Луна» и «Заря», которые значительно продлили навигацию до Кронштадта. В начале нашего столетия (ХХ века. – К. О.) сообщение Кронштадт – Петербург поддерживалось большими колесными пароходами: «Утро», «Русь», «Олонец» – ходившими ровно два часа. На линиях Кронштадт – Лисий Нос, Петергоф и Ораниенбаум ходили пароходы поменьше и частью винтовые, рейсы их длились от 30 до 50 минут.

Доковый овраг и «макаровский» мостик. 1920-е гг.

Маркизова лужа очень мелкая, и если глубина Невы колеблется от 5 до 8 саженей (сажень – два метра) и доходит в устье до 3 саженей, то средняя глубина только фарватера лужи равна 8–10 футов (в сажени 7 футов), при ширине около 10 сажень. Вне фарватера по всей этой части лужи глубина не более 5–6 футов. Из-за такой незначительной глубины напрямик из Петербурга в Кронштадт ходят только колесные пароходы и то по фарватеру, ограниченному буями и вехами. Морские корабли раньше должны были разгружаться в Кронштадте, перетаскивая грузы на лихтера и баржи. Это обстоятельство с Петровских времен подняло значение Кронштадта, как торгового порта, а городские купцы быстро разбогатели. Но перегрузка товаров значительно увеличивала стоимость перевозки грузов.

Л. Премацци. Доковый бассейн и насосные станции. Первая половина XIX в.

Над этим уже задумался Петр и начал постройку морского канала, который бы дал возможность морским кораблям войти непосредственно в устье Невы. […] Канал закончили в 1885 году. Перегрузка товаров окончилась, торговый порт Кронштадт потерял свое значение, а некоторые купцы разорились.^[18] Канал имеет в длину 25 верст и глубину в 20 футов, но к 1908 году глубину увеличили до 25 футов, а в настоящее время он и еще глубже. На мелководном пути от Петербурга купола Исаакиевского и Морского соборов служат как бы маяками, а пароходы ходили от Николаевского моста (теперь мост лейтенанта Шмидта^[19]) до пассажирской пристани в Кронштадте.

Петр Великий помимо крепостей, гаваней, города и торгового порта начал на острове Котлин строить и доки для ремонта военных кораблей. Это строительство не прекращалось с тех времен до 1914 года, поскольку военные корабли строились все больших и больших размеров. Первые доки были закончены в 1752 году во время царствования императрицы Елизаветы. Вода выливалась из этих доков с помощью ветряных мельниц и конных машин до 1774 года. В 1774 году привезли из Шотландии «разные чугунные части для сооружения огнедействующей машины».

Доковый бассейн. Фотография сделана с галереи Кронштадтского Морского собора в 2002 г.

Ее установили около специального бассейна существующего и поныне. Это была первая паровая машина в России и одна из самых больших в Европе в то время. Первый капитальный ремонт дока и машины проводился в 1858 году. Машина проработала без малого сто лет. В результате реализации идей Петра Великого в Кронштадте были построены в разное время пять доков для различных кораблей. Строительство начал Петр и заканчивал Николай II.

Одним из самых интересных является Петровский док. Он представляет любопытное гидравлическое сооружение и прекрасно сохранился до наших дней, служа замечательным памятником Петровской эпохи. Был прорыт канал, установлены шлюзовые ворота и возник вопрос: как освободить канал и док от воды после ввода туда корабля. Паровой машины еще не существовало. И. фон Люберас, инженер, окончивший позднее всю постройку, говорил: «Спустить воду в количестве 275 000 сорокаведерных бочек весом в 9 830 579 пудов за 24 часа невозможно». «Пока выкачивали бы воду помпами ручными и конными, – потребовалось бы три с половиной месяца, и все это время корабль стоял бы в доке бесполезно»…

Но выход из положения был найден: выкопали овраг в 15 саженей глубины (он существует и сейчас) от дока к бассейну, сделанному в конце оврага. Открывали ворота дока, и вода за 24 часа выливалась через овраг в бассейн. Такого сооружения не знали на всем свете. В таком виде док работал долго. Сейчас он существует, но на бассейне установлена машина для откачки из него лишней воды. Сам док сделан в виде простого креста и может принять сразу несколько небольших кораблей. В овраге этого дока был убит во время февральской революции адмирал Вирен^[20], в бассейне этого дока мы мальчишками купались по целым дням своего детства. Кроме Петровского были построены еще четыре дока: Константиновский в 1876 году с размерами 149,5 на 35 и 9,6 метров, Николаевский, законченный в 1884 году, Александровский в 1896 году с размерами 183 на 38 и 11,1 метров, и Алексеевский, законченный только в 1914 году, с размерами 262 на 36 и 10,7 метров.^[21] Тогда он был самым большим доком в Европе.

Водопровод возник в Кронштадте в 1804 году и был одним из первых в России. Устроило его морское ведомство, трубы были проложены деревянные.^[22] В 1838 году их сменили на чугунные и установили колонки для разбора воды жителями города.

В 1886 году начались переговоры в Кронштадтской думе о расширении сети водопровода и постройке новой водокачки. На одном из заседаний, после разъяснения вопроса строительства раздались крики домовладелиц города, то есть представительниц слабого пола… Они все возмущенно протестовали против строительства. Когда голова города задал вопрос почему они протестуют, среди женщин, а их было большинство, раздался опять единодушный крик: «Не надо!». «Чего не надо?» – спросил опять голова. «А вот этого самого водопровода не надо!» – кричали они. «Нечего в городе новости вводить! Жили на горе (район города. – Авт.), жили на Козьем болоте, водовозы воду возили и все было по-божески, – а тут еще огнем воду пущать!» – звучало долго по всей думе, и голова был вынужден закрыть заседание…

Здание водокачки. Сейчас здесь находится Музей истории Кронштадта. Открытка начала ХХ в.

Л. Премацци. Казармы Гвардейского экипажа. Середина XIX в.

Вопрос был, конечно, решен, но позже, в 1894 году, когда построили 23 версты водопроводной сети и новую водокачку. Вода бралась для водопровода из Невского фарватера и была в тихие дни чистой и пресной. В дни бурь и западных ветров, дувших с моря, она становилась мутно-грязной и, главное, горьковатой от морской соли, и употреблять ее для кушанья и питья было невозможно. В Кронштадте даже существовал особый промысел по снабжению жителей Невской водой. Эта вода привозилась из Петербурга и продавалась в рыбных рядах по цене 4 копейки ведро… Это явление осталось надолго в городе, и даже в тридцатых годах нашего столетия вода продавалась, только менялись цены…

После мартовской революции, когда в результате боев за Кронштадт полегло под лед свыше 15 000 бойцов с большим количеством кавалерии^[23], вода была отравлена долгое время, а при проходе пароходов колесами, винтами и волнами поднимались со дна мелкого моря вздутые трупы людей и лошадей, распространяя отвратительное зловоние… В тот год остатки кронштадтцев пили воду только из бочонков-анкерков, привезенных «Водолеем».

Рядом с Николаевским доком расположен пароходный завод, построенный в 1857 году и являющийся первым таким предприятием в России. Для устройства гаваней и доков в Кронштадте были использованы сперва пленные шведы, а потом пригнали из разных губерний до 32 000 людей. Прежде всего была построена военная гавань, обрамленная гранитными стенками и набережными. Выстроили также купеческую и лесную гавань. Для флота в городе было построено много трехэтажных домов – казарм флотского экипажа, там размещались зимою экипажи кораблей. Население города в 1908 году достигало свыше 46 000 человек, а к моменту начала первой мировой войны оно с войсками достигло 75 000.

В Кронштадте было свыше десятка церквей и соборов различных вероисповеданий: православные и русско-эстонские, католические, протестантские и магометанские. За городом имелось несколько больших кладбищ: морское, военное, гражданское, немецкое и заразное.

Морской собор построен по проекту архитектора В. А. Косякова и является почти копией с храма Святой Софии в Константинополе. Строился 11 лет с 1902 года по 1913-й. Размеры 83,2 на 64 метра, при высоте с крестом 70,6 метра. Он расположен на самой большой площади в городе – Якорной, ограниченной с одной стороны доковым оврагом. С другой стороны – высокой стеной Петровского дока, обвитой всегда диким виноградом, и улицей, мощеной чугунными торцами-плашками.^[24] За собором построена специальная электростанция для торжественных богослужений, направо к оврагу установлен памятник вице-адмиралу Макарову с лозунгом: «Помни войну». Макаров показывает рукой на север, напоминая о своем ледоколе «Ермак», построенном для полярных исследований. В соборе вокруг всего объема имеется панель с именами и изображениями морских сражений и прославившихся моряков.

Кронштадтский Морской собор и памятник С. О. Макарову. Открытка начала ХХ в.

Имелся еще Андреевский собор, построенный в 1817 году.^[25] Он являлся очень интересным памятником зодчества и старины, но по прихоти председателя горисполкома, без разрешения властей был сломан в 1932 году.^[26]

В городе Кронштадт имелось несколько памятников: «В память погибшим на клипере “Опричник” в Индийском океане в декабре 1861 г.» и в честь мичмана линейного корабля «Азов» А. А. Домашенко, погибшего при спасении матроса, упавшего в море во время шторма. Оба находятся в Летнем саду. Памятник «Петру Первому – основателю Кронштадта» в Петровском парке на берегу военной гавани открыт 27 июня 1841 года в 132-ю годовщину Полтавской победы. Автор проекта – французский скульптор Н. Жак. Отлита статуя из бронзы профессором П. К. Клодтом. Памятник вице-адмиралу Макарову на постаменте из гранитной скалы весом в 10 000 пудов. Скала извлечена из бухты Питкопас со дна рейда Штандарт. Сам памятник изготовлен скульптором Л. В. Шервудом.

Андреевский собор

Отец Иоанн Кронштадтский

В Кронштадте имелись: реальное училище, мужская гимназия, женская гимназия и прогимназия, инженерное училище флота, два приходских училища и десять начальных школ. Ремесленное училище, школа юнг, фельдшерская школа и две специальные портовые школы с общим количеством учащихся свыше 4000 человек.

Весь город обслуживался огромным морским госпиталем, имелась амбулатория и несколько приютов для сирот-детей. Ввиду большого количества домов терпимости была построена специальная больница для проституток.

В городе выходили две газеты: «Кронштадский вестник» и «Котлин». В прошлом веке в городе жили поэт С. Я. Надсон^[27] и был временно в ссылке писатель В. Г. Короленко.^[28]

С 1855 по 1908 год в Андреевском соборе служил знаменитый на всю Россию и заграницу отец Иоанн Кронштадский.^[29] Он написал книгу «Моя жизнь во Христе». К отцу Иоанну ехали богомольцы со всех концов России и в больших количествах, немало приезжало и из-за границы…

Интересен один исторический факт из жизни Кронштадта: в Санкт-Петербурге с середины 1890-х годов был введен Николаем II «Сухой закон», то есть указ государя, запрещавший продажу алкогольных напитков по праздникам. В царской России их было ни много, ни мало, но свыше 80-ти…

На Кронштадт этот закон не распространялся. И вот к потоку богомольцев, ехавших к отцу Иоанну со всех губерний, присоединился поток любителей выпить из Санкт-Петербурга, ехавших к богу Бахусу. «Богомольцы» приезжали в город рано утром и напивались в кабаках и трактирах, а иные покупали вино в погребках Шитта и Шталя и распивали его около пристаней на травке, боясь опоздать на последний пароход… В эти годы Кронштадт продавал колоссальное количество спиртных напитков…

Въезд в город в первом его столетии был вообще свободным, потом стали требовать прописку и пропуск, а затем, к концу 1930-х годов, после выселения большинства жителей, в него попасть стало вообще очень трудно: «Как в царствие небесное», – шутили тогда кронштадтцы. Город всегда был уединен от внешнего мира, и это накладывало на него особый отпечаток, который не просто выразить словами…

Сам город и порт расположены в восточной и наиболее широкой части острова. Я участвовал в переписи жилой площади и количества домов в Кронштадте в 1922 году, и тогда в нем было 375 домов, не считая казенных зданий и казарм. Остров Котлин окружен большим количеством насыпных и естественных островков с севера, юга и востока. Никаких возвышенностей на всех островках нет, лесов тоже. Если встать в устье Невы и смотреть на Финский залив, то по правую руку будет северный Финский берег с железной дорогой от Новой деревни на Лахту, Лисий нос и Сестрорецк. На этой же стороне уединенно стоят два форта «Тотлебен» и «Обручев»^[30], охраняя полосу залива с северной стороны.

Остров Котлин был опоясан сетью железных дорог, нормальной, средней и узкой колеи разных назначений: пассажирских, торговых и крепостных.

От Санкт-Петербурга по южному берегу Маркизовой лужи шли морской канал Петра Великого и железная дорога со станциями: Дачное, Стрельна, Лигово, Сергиево, Старый Петергоф, Новый Петергоф, Мартышкино и Рамбов, так называли тогда Ораниенбаум, теперь переименованный в Ломоносов. Далее дорога шла на Лебяжье и Красную Горку, а затем через Котлы на Веймарн и опять на Петербург уже через Волосово. Этой кружной дорогой пользовались чухонки, привозившие в столицу молоко по утрам. Поезда ходили до Рамбова, до крепости Красная Горка^[31].

В семидесятые годы ХХ столетия, в годы развития военной техники, межконтинентальных ракет и другого смертоносного оружия, в годы создания больших запасов ядерного и водородного вооружения, вся старая система обороны столицы потеряла всякое значение. Я хочу немного рассказать о системе обороны начала [двадцатого] столетия, системе от которой не осталось и следа…

Если на этом не остановиться, многое в моих очерках будет непонятным. Оборона сводилась к следующему: в случае объявления войны на Балтийском море и его заливах – Финском и Ботническом – в первую очередь создавались сплошные полосы минных заграждений при входе в оба залива и, кроме того, в Рижском и около Котлина. Это могло быть произведено быстро, в течение нескольких дней. К концу первой мировой войны такая оборона состояла из 75 000 мин. Затем в Финском заливе имелись две отличные современные крепости, одна напротив другой. На северном берегу под названием Ино и на южном берегу – Красная Горка и Серая лошадь. Эти крепости огнем своих орудий главного калибра полностью перекрывали все пространство залива и любой флот, прорвавшийся через минные пояса, попадал под заранее пристрелянные цели с обоих берегов. Этому огню помогали еще батарея Пумола^[32] и форт Риф, первая – на северном берегу, второй – на западной оконечности Котлина. Далее вокруг Котлина имелся целый ряд батарей из серии «нумерных», северных и южных, с артиллерией среднего калибра, заграждающий путь мелким кораблям вроде мониторов, канонерских лодок и миноносцев. Эти батареи полностью отрезали вход в фарватер и морской канал на столицу, кроме того, исключалась возможность пройти Котлин и с северной стороны, то есть между островом и финском берегом. Для этой цели имелись форты Обручев и Тотлебен в нескольких верстах от Кронштадта. А дальше уже шло мелководье Маркизовой лужи вплоть до самой столицы.

Мой краткий очерк истории Кронштадта кончается и остается добавить немногое: Кронштадт – городишко небольшой, провинциальный, без особых удобств и претензий, захиревший после открытия морского канала и живущий на щедроты богомольцев, приезжавших к отцу Иоанну, и помощь морского министерства. Но Кронштадт, во-первых, база всего Балтийского флота, во-вторых, защищает подступы к столице и укреплен, как говорится, до зубов, и, в-третьих, является лучшим военным портом в России…

В Кронштадте все создано для флота, для его обслуживания, а город существует как необходимый придаток, не больше…

Сравнить Кронштадт с любым портом того времени: Либавой, Гельсингфорсом, Ревелем, Ригой, Аренсбургом, Одессой, Николаевым, Севастополем, Феодосией, Керчью, Новороссийском, Владивостоком и Мурманском нельзя…

Кронштадт – город изолированный, в нем все подчинено флотским распорядкам и жизни.

В моей памяти остались многие события… Как забыть отправку в 1922 году на слом в Германию многих кораблей флота? Я успел побывать на всех и со всеми попрощаться… Как сейчас помню жаркий летний день, я сижу на переднем марсе броненосного крейсера «Адмирал Макаров» и реву вовсю самыми настоящими слезами – так мне жалко хороших боевых кораблей.

К этому времени в Кронштадте осталось очень мало кадровых старых матросов, и корабли больше жалеть было некому.

Помню один день в Батарейной бухте, где в камышах стояли выброшенные на берег тральщик «Подсекатель» и подводная лодка «Вепрь». Я тогда забыл все на свете и целый день проиграл на их палубах и в ободранных кубриках и машинных помещениях. Охота, за которой я приехал с одним моряком, меня уже не прельщала совсем…

Любимым местом у меня был тихий уголок в угольной гавани, где стояли все недостроенные или законсервированные корабли флота. Это место у моряков называлось «кладбищем», и оно оправдывало свое название: было неестественно тихо, редко-редко сюда заходил какой-нибудь буксир или катер, а угля в гавани уже давно не было и только часть кораблей, очень небольшая, находилась под парами в 4-часовой готовности. Здесь у одного из пирсов стоял недостроенный, выкрашенный еще красноватым суриком эсминец типа «Новик».

На этом эсминце я провел немало интересных часов совершенно один, то, воображая себя командиром, то минером или машинистом. У меня не было ни братьев, ни сестер, своих товарищей я не мог брать с собой (их бы попросту не пропустила стража в воротах) и я научился играть и мыслить один. Это вообще наложило на меня некоторый отпечаток еще с детства, и я до сего времени не знаю, что такое скука и умею всегда себя занять сам…

Пользуясь своим чересчур обширным знакомством с моряками, я совал свой нос повсюду и знал очень многое. В дни налетов авиации я помогал вахтенному на сигнальной мачте инженерного училища поднимать на стеньгу флаг «Ижица», означавший налет вражеской авиации. После конца бомбежки первым бежал в город или порт смотреть «воронки» от бомб. Любимым местом купанья у нас мальчишек был опытный водолазный бассейн в конце оврага за мостиком. Он был глубоким и большим, и мы все научились в нем хорошо плавать и проводили по несколько часов в воде…