Черный замок над озером

© Островская Е., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Татьяна Устинова
Перевернутый и очень опасный мир

Помните, в знаменитом романе братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» демоны Максвелла резались в орлянку? Одному везло, он сорвал крупный банк, вероятностные ожидания нарушались, и это их будоражило.

А меня взбудоражил новый роман Екатерины Островской потому, что он по-настоящему нарушает статистическое равновесие. «Черный замок над озером» – сплошная игра, полная воистину случайных, но судьбоносных совпадений.

Вся книга будто бы волшебный мир Алисы – царство вечного обмана, странных интриг и волнующих парадоксов. Постоянные повороты сюжета выбивают почву из-под ног даже многоопытного читателя, до самой последней страницы не давая ни малейшего шанса разобраться в происходящем и разгадать предложенную автором головоломку.

Злодеи и герои, охотники и жертвы, причины и следствия запутаны с восхитительной виртуозностью. Екатерина Островская буквально заставляет прочитать свой новый роман. Еще бы! Только в ее книгах старинный враг может спасти от неминуемой гибели, благонадежный возлюбленный – предать ради получения «доходного места», а случайный знакомый оказаться бывшим агентом КГБ.

Роман Екатерины Островской действительно напоминает Зазеркалье своими отчасти фантастическими, но всегда филигранно выписанными персонажами. Главная героиня романа вдруг оказывается посреди странного, перевернутого и очень опасного мира. В точности как Алиса, она встречает своего эксцентричного Шляпника, боязливого Белого Кролика и, конечно же, кровожадную Червонную Королеву – любительницу рубить головы. Вот только проснуться не получится – потому что все в романе «Черный замок над озером» происходит наяву.

Вместе с тем Екатерине Островской с известным изяществом удается вписываться с жесткие рамки детективного жанра, который не терпит излишней фантастичности. В «Черном замке над озером» все выводы объяснимы, а поступки и мотивы ясны. Екатерину Островскую никак не получится обвинить в пренебрежении к логике расследования. Она в очередной раз подарила нам – своим благодарным читателям – безукоризненно увлекательный детектив.

Умница и красавица, выпускница журфака, Женя начинает расследование хладнокровного убийства своего начальника. Она почти уверена, что за покушением стоит ее бывший начальник – нечистый на руку коммерсант. Но дело оказывается куда серьезнее, чем она могла себе представить. Женя, сама того не ведая, вступает в схватку с могущественным и безжалостным врагом. И теперь ей ничего не остается, как собрать все детали головоломки, соединив случайности в единую логическую цепочку. Только так она разберется во всех перипетиях настоящего, разгадает зловещие тайны прошлого своей собственной семьи и наконец выследит злодея, получив надежду на спасение.

Но настоящий игрок по-прежнему скрывается в тени. Он удачлив, хитер и азартен, играет по-крупному и не ошибается. Будто бы Чеширский Кот, он исчезает в одном месте и появляется в другом, окончательно сбивая Женю с толку своей обворожительной и вместе с тем страшной улыбкой. Становится ясно: от того, кем он окажется – другом или врагом, – и будет зависеть ее судьба.

Глава 1

У мужчин есть множество способов сделать карьеру, но не всегда они действенны. А у прекрасного пола только один, и женщины используют его безотказно. Так считают мужчины, которые, впрочем, в последнее время тоже стали прибегать к нему, особенно когда хотят стать звездами эстрады или телеэкрана. Причем именно эти мужчины громогласно отказываются признавать в девушках наличие ума, таланта, работоспособности и порядочности.

Жене Лукошкиной с карьерой не везло. После окончания журфака она почти сразу устроилась пиар-менеджером в солидную компанию. Увидела объявление о вакансии и пришла на собеседование. В кабинете ее принял представительного вида мужчина, который впоследствии оказался генеральным директором и владельцем предприятия. Он посмотрел на диплом, потом спросил, где Женя проходила практику. После чего уставился на ее джинсики. Изучал их очень внимательно, затем вздохнул почти разочарованно:

– Вы понимаете, что в таком виде на работу приходить нельзя?

Женя кивнула, предположив, что ей уже отказано в месте.

Но представительный мужчина пояснил:

– У нас дресс-код. Завтра с утра приходите в деловом костюме. А там посмотрим.

Вероятно, солидный человек недостаточно ее рассмотрел.

Женя помчалась домой, пересчитала свои сбережения, потом взяла еще из денег, которые были отложены у них с мамой на продукты и оплату квартиры, на всякий случай заняла у соседки и поспешила в магазины. Вернулась домой только вечером с тремя большими пакетами, в которых, аккуратно упакованные, ждали своего часа костюмчики, блузки, пара итальянских туфелек, случайно попавшая под распродажу, коробочки с дорогими колготками и даже один ярко-алый мужской галстук, который, по уверению продавщицы бутика, идеально подходил к серому костюму из коллекции Фенди. Деньги были израсходованы полностью. Зарплату за первый месяц потом пришлось отдать соседке, но пожелание будущего начальства было исполнено.

Утром Женя появилась в офисе. Подошла к секретарской стойке и сообщила девушке, что пришла на работу.

Секретарша бросила цепкий взгляд на пиджачок от Фенди, на красный галстук, подавила ладошкой сладкий зевок и нажала кнопку селектора.

– Михал Михалыч, – произнесла она деловым и очень озабоченным голосом, – тут какая-то пионерка заявляет, что пришла к нам работать.

– Я вчера была на собеседовании, – подсказала Женя, – мне…

– Если вы Лукошкина, то проходите, – не дослушав ее и дождавшись ответа начальства, мотнула головой девушка, – вторая дверь по коридору ваша.

Кабинет оказался без окна, но со стеклянной стеной, за которой просматривалось просторное помещение, уставленное столами. За них рассаживались пришедшие на работу мужчины.

Компания была солидной, хотя и небольшой. Предприятие занималось производством и реализацией дренажных труб. Сколько работников было занято на производстве, Женя так и не узнала точно. Но этого, вероятно, никто не знал, так как большинство рабочих не имело российских паспортов, регистрации и прав на работу. Но трудились они старательно – по крайней мере, менеджеры по продажам приходили на службу в неплохих костюмах. Всего в офисе работали два десятка мужчин, включая Михал Михалыча, двух его заместителей и главного бухгалтера. Секретаршу звали Броней, а Женя стала второй женщиной в коллективе. Коллектив был спаянным: по выходным менеджеры в полном составе посещали сауну, летом выезжали на рыбалку, зимой выбирались в боулинг. Они создали пейнтбольную команду и перестреливались шариками с краской с другими офисами. Иногда даже побеждали. Секретарша с менеджерами никуда не выезжала, что не мешало ей быть в курсе всего происходящего. Генеральный доверял ей полностью. Она ему тоже.

С первого дня Женя с головой окунулась в работу. И так совпало, что очень скоро объем продаж резко увеличился. Генеральный даже решил расширить производство. Менеджеры считали, что увеличение объемов производства исключительно их заслуга. Они получали премии и предлагали новой сотруднице разбавить их мужское общество, отправиться с ними на пейнтбольное стрельбище или поехать на рыбалку.

Жене тоже выдавали премии. А однажды ее вызвал к себе Михал Михалыч. Начальник предложил ей сесть в кресло, посмотрел, как Лукошкина поправила юбку, и вздохнул.

– Вероятно, я скоро предложу вам повышение.

Мужчина снова вздохнул. Вероятно, решение о повышении в должности Лукошкиной было для него непростым шагом.

– Я хочу сделать вас начальником отдела общественных связей.

– Благодарю за доверие, – ответила Женя. И спросила: – Сколько у меня в подчинении будет сотрудников?

– При чем тут это? – удивился генеральный директор. – Я вам предлагаю должность, а не помощников. Вы будете, как прежде, трудиться в своем кабинете и делать ту же работу. С такой же самоотдачей, я надеюсь. Но станете уже не рядовым сотрудником, а начальником с соответствующим окладом.

– Я согласна, – кивнула Женя.

Михал Михалыч опять вздохнул, снова посмотрел на юбку своей подчиненной и понизил голос.

– Теперь по поводу самоотдачи… Оклад вам будет увеличен в два раза. Может быть, даже в два с половиной. И премии, соответственно, увеличатся. Но в этом случае у вас появятся новые обязанности. Как бы вам объяснить, чтобы вы поняли, что у меня чистые намерения? Видите ли…

Женя уже начала догадываться.

Генеральный директор провел рукой по седеющему виску и признался:

– Дело в том, что я, в сущности, очень одинокий человек. У меня, конечно, есть жена. Но она давно уже вроде делового партнера. У нас ведь фирма оформлена на двоих. И доходы мы делим пополам. Вы представляете, как это? Я тут пашу как проклятый, она спит до двенадцати. Потом мотается по всяким там соляриям, фитнесам, бутикам и кабакам. Чтоб они все сгорели к чертовой матери! А мне самому и голову-то приклонить негде.

– Но у вас же есть Бронислава, – напомнила Женя.

Михаил Михайлович задумался. Затем в очередной раз вздохнул и произнес устало:

– Сплетни. И потом, мне сорок четыре года, а Броне всего двадцать. Как вы себе это представляете?

Женя пожала плечами.

– Ну вот, – обрадовался генеральный директор. – К тому же я собираюсь Броню уволить.

– Не надо, – попросила Лукошкина, – она же со всем справляется.

Женя догадывалась, к чему клонит Михал Михалыч, но не верила, что догадывается правильно, а потому не возмущалась и не прервала разговор сразу. В конце концов, генеральному, вероятно, просто захотелось излить душу – не всем мужчинам, как известно, везет с женами.

– Брониславе можно ничего не говорить, – предложил генеральный директор. – Мы же не будем афишировать наши отношения. Вы согласны?

Михаил Михайлович посмотрел на Женю и сам испугался того, что увидел в ее глазах. Даже, кажется, испытал нечто похожее на смущение.

– Ну, это вы неправильно… то есть… А что тут особенного? Вы симпатичная, вам надо делать карьеру… Деньги зарабатывать опять же. Все так делают…

В тот момент открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша. Вполне вероятно, перед тем как войти, Бронислава постояла какое-то время за дверью, а потому могла слышать последние слова начальства. Но Михаил Михайлович оказался тертым калачом – он повторил последнюю фразу, но уже уверенным и властным тоном.

– Все так делают. А мы будем делать поликарбонат! Поликарбонат для теплиц. Скоро весна, и на него будет большой спрос.

Генеральный директор повернулся к двери и как будто только сейчас заметил присутствие секретарши.

– Что тебе, Бронечка?

– Вы назначали совещание на двенадцать, – напомнила секретарша.

– Ну и?

– Уже без пяти минут.

Михал Михалыч вскинул руку и взглянул на свое запястье. Часы у него были золотые.

– Без трех, – уточнил он.

После чего посмотрел на Женю.

– Идите, Лукошкина! И тщательно разработайте рекламную стратегию по поводу продвижения на рынок поликарбоната. Особенно в рамках моих пожеланий и советов, высказанных только что.

Женя вышла из кабинета начальства, забилась в свою конуру, и ее начало трясти от жалости к себе. Ее не уважают, с ней можно обращаться как с вещью, ей можно предлагать всякие гнусности, зная, что в ответ не будет ни пощечины, ни положенных в подобных случаях слов.

К стеклянной стене подошел один из менеджеров по продажам и, приветливо улыбаясь, постучал по стеклу пальцем. Женя опустила пластиковую шторку, уткнулась лицом в ладони и заплакала.

Сказать, что Женя никогда не пользовалась вниманием мужчин, было бы неправдой. Красавицей она себя не считала, но в том, что не уродина, была уверена наверняка. На начальных курсах на нее не обращали внимания сверстники – тогда Женя была не в их вкусе, слишком худенькая, а следовательно, декольте и обтягивающие блузки были придуманы не для нее. Но потом природа скрепя сердце отдала Лукошкиной то, что положено. Хотя и не в полном объеме. И почти сразу у Жени случился роман. На Лукошкину обратил внимание первый красавец курса, а может, и всего факультета Слава Нильский.

Он был высок и широкоплеч. Все на нем было с иголочки. Девочки искали возможность пообщаться с ним, подходили с какими-нибудь вопросами, попросить распечатку записи лекции или просто стрельнуть сигаретку. Однако Слава, во-первых, не курил, а во-вторых, хотя и приходил на лекции с диктофоном, но никогда не делал распечаток. Девушки смотрели ему вслед, а потом хмыкали, чтобы никто их ни в чем не мог заподозрить. Все были в него влюблены. И почти все безответно. Только Алла Пасюк смогла завладеть его сердцем.

Алла была на два года старше Жени и ровесницей Нильского, но не это, разумеется, покорило его. Дело в том, что Пасюк была признанной обществом красавицей. Девушка участвовала в конкурсах красоты и побеждала. Мисс России ей стать не удалось, но в тройку первых красавиц она все-таки попала.

– Там все куплено заранее, – как-то сказала Алла в курилке, – все проплачено. Какой-нибудь бизнесмен выбирает себе девочку и ставит перед ней условие. Эти дуры с радостью соглашаются, а потом уже идет конкурс кошельков – кто больше даст. Мне же приходилось всего добиваться самой.

Алла была родом с Украины, где, как известно, красивые девушки всего добиваются сами. Украинская природа щедро одарила ее. Пасюк была высока, тонка в талии и полногруда. Носила мини-юбки и маечки с глубоким вырезом. Нильского Алла тоже взяла сама, хотя Слава не особо и сопротивлялся. Они были эффектной парой. Очень скоро стали жить вместе, на факультете появлялись вдвоем, а потом под ручку уходили после окончания лекций. Так прошагали весь первый курс и почти весь второй. И вдруг Алла исчезла. Злые языки говорили, что Пасюк забеременела, но проверить это утверждение было трудно, так как Слава молчал. А если его спрашивали напрямую, когда же его подруга появится на факультете, лишь пожимал плечами.

Перед летней сессией Женя пришла на консультацию по истории русской журналистики и увидела в аудитории Нильского. Тот сидел один, и больше никого не было.

– Отменили консультацию, – объяснил он. – А ты разве не знала?

Женя покачала головой. Потом удивилась:

– А ты что здесь делаешь?

– Тебя жду, – ответил красавец.

Это, конечно же, было неправдой. Откуда бы Славе знать, что ей ничего не известно об отмене консультации и что она припрется сюда, как дура? Ложь, конечно, но настолько сладкая, что у Жени защемило сердце. А Нильский встал и направился к ней. Шел, как будто знал, что у сокурсницы душа ушла в пятки от того, что он пройдет мимо. Пройдет красиво, не обернувшись даже, как будто проходит мимо пыльной витрины, в которой его красота никак не отражается. Но Слава остановился, улыбнулся ослепительно и сказал:

– Давай посидим где-нибудь.

Теперь сердце Жени заныло в радостном ожидании неведомого прежде счастья.

Они спустились в подвальчик со сводчатыми стенами, где располагался маленький бар, а столики были на двоих. В городе сиял солнцем день, но здесь, в помещении с зашторенными узкими, вытянутыми под потолком окнами, стоял полумрак, и на некоторых столах горели свечи. Пахло сиренью и дорогим табаком. Слава подошел к стойке уверенно, словно бывал здесь часто, может быть, каждый день. Взяв бутылку брюта и два бокала, направился к столику, за которым примостилась Женя. Не сбавляя шага, открыл бутылку, причем легко, одним движением, – бутылка лишь тихо охнула приглушенным ладонью Нильского хлопком…

Была середина майского дня, но вечер наступил на удивление быстро. Возможно, в сумерках бара вечер жил всегда, не уходил отсюда никогда. Но Женя не догадывалась об этом.

Она случайно взглянула на часы и удивилась:

– Половина десятого?

– Посидим еще немного, – предложил Слава.

Женя покачала головой и вдруг поняла, что пьяна. Ей даже смешно стало от того, что голова может так кружиться. Она выбралась из-за столика, и ее качнуло – ноги почему-то не хотели ее держать.

– Мне, кажется, шампанское в голову ударило, – призналась Лукошкина и засмеялась.

Люди, сидящие за другими столиками, обернулись на нее. Маленький подвальчик к тому времени оказался заполненным посетителями, но когда они появились здесь, Женя вспомнить не могла. Как не могла вспомнить, куда исчезли шесть часов, проведенных ею в компании сокурсника. В голове крутились обрывки разговоров, какие-то истории, рассказанные Славой, только все путалось и ясности не было.

– Я провожу тебя, – сказал Нильский.

Женя кивнула и едва не упала Славе на грудь.

Поймали такси и вдвоем уселись на заднем сиденье. Слава обнимал ее за плечи. А потом, открывая перед ней дверь подъезда, придержал Женю за локоть, повернул к себе и поцеловал. Поцеловал быстро, как будто спешил куда-то.

– Надо было ко мне поехать, – шепнул он.

– Надо было, – согласилась Лукошкина и сама испугалась того, что могло случиться, если бы поехали к нему.

– Ты – классная, – снова шепнул Слава.

И побежал к ожидающему его такси.

– Эй! – крикнула ему вслед Женя.

Нильский уже почти добрался до машины.

– Эй! – крикнула она снова.

Слава остановился и посмотрел на нее, словно ожидая того, что девушка непременно предложит подняться к ней. Наверняка так и считал. И не сомневался, что может быть иначе. Даже сделал шаг назад к дому.

– А куда Алла пропала? – смеясь, крикнула Женя.

Нильский обернулся к машине, что-то сказал таксисту, потом подошел к парадному, обнял Женю и шепнул:

– А ее нет. Вернее, она есть, но где именно, меня не интересует. Алла сделала аборт и умчалась на очередной конкурс красоты. Теперь у нее рекламный контракт и она заколачивает бабки. Я ей не нужен. Ей никто не нужен, кроме спонсоров.

– Жаль, – вздохнула Женя, – вы так хорошо смотрелись рядом.

– Ты одна живешь? – поинтересовался Нильский.

– С мамой. Она ждет меня сейчас и волнуется.

– Передавай привет.

Женя кивнула, а Слава вернулся к машине и уехал.

Войдя в квартиру, она поспешила в ванную комнату, где долго чистила зубы, чтобы мама не учуяла запах шампанского. Взглянула на себя в зеркало и заплакала. Еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос, смотрела на свое отражение, на свое пьяное лицо, на искривленные непонятным страданием губы, из которых торчала розовая пластмассовая ручка зубной щетки, не понимала, почему плачет, и от этого непонимания становилось еще больше жаль себя. Из крана лилась струя горячей воды, и скоро зеркало помутнело так, что в нем перестало отражаться ее лицо. Тогда Женя написала по этой мути пальцем такое трудное, но такое желанное слово – «Слава». В последний раз всхлипнула, вытерла слезы ладонью, отбросила в сторону зубную щетку и подумала: «Это все потому, что я все еще девственница». Потом закрутила кран и включила душ, стала снимать с себя одежду.

В дверь постучала мама.

– Женечка, что ты там делаешь?

– Моюсь, – крикнула Женя. И запела:

 
– Знаю, милый, знаю, что с тобой.
Потерял меня ты, потерял…
 

Замолчала, снова посмотрела в начинающее оттаивать зеркало. На свои ключицы, на маленькую грудь.

– Богиня, – произнесла с удовлетворением и засмеялась.

Но сразу стала серьезной.

– С этим надо что-то делать, – сказала Женя зеркалу. – Вечно так продолжаться не может. А то придется всю жизнь хныкать.

После последнего экзамена летней сессии, когда всей группой направились в пивной бар, Нильский шел рядом с Лукошкиной. Даже взял ее под локоть, что не укрылось от других девочек. А за столом сел около нее. Сокурсники выставляли на стол кружки с пивом. Поставили и перед Женей.

– А я не пью пива, – сказала она и посмотрела на Славу.

Тот сразу же поднялся и вскоре вернулся с бутылкой брюта и двумя бокалами, давая понять всем, что они здесь вдвоем и никто не должен им мешать.

– Все ясно, – протянула Лиза Гагаузенко, – тихоня тихоней, а вон как вышло…

Другие девочки промолчали, а мальчиков больше интересовало пиво.

Из бара Нильский с Женей ушли первыми. Он сразу остановил такси и предложил отвезти ее домой.

– Поехали к тебе, – сказала Женя.

В ту ночь произошло то, что должно было случиться.

Глава 2

Оклад Жене увеличили. Не намного, но все же. А главное, никто не заставлял заниматься рекламной стратегией продвижения на рынок поликарбоната или чем-то иным. Михал Михалыч, казалось, забыл и про поликарбонат, и про тот разговор. Женя успокоилась, работала так же, как прежде, но о карьере можно было забыть. Впрочем, денег ей хватало. Лукошкина даже машину приобрела. В кредит, разумеется. И, конечно, маленькую, но зато корейскую. Все было неплохо, или почти неплохо, если не считать того, что она была одна. Женя и жила теперь одна. В своей квартире. То есть почти в своей. Тетя Ника, сестра мамы, отдала ей свою, решив перебраться на дачу. От города не так далеко, а работой Ника Владимировна связана не была. Нет, она работала, как все люди, но каждый день ей не надо было появляться в офисе. Тетя Ника занималась переводами. Получала по электронке заказ на какую-нибудь книгу, потом ехала в издательство подписывать договор, возвращалась в загородный дом, работала, отправляла перевод так же по электронной почте и, если рукопись принималась, мчалась в редакционную кассу за гонораром. На пару месяцев жизни ей хватало. Могло бы хватить и на более длительный период, но у тети Ники это не получалось. Не получалось, потому что… Конечно, это невозможно было скрыть от окружающих. Вероятно, поэтому Ника Владимировна и перебралась за город, чтобы как можно меньшее количество народа встречалось на ее пути, когда она отправлялась в магазин. Дело в том, что тетя Ника пила. То, что начиналось когда-то как просто желание «махнуть» в кругу приятелей-интеллигентов рюмку-другую, как-то внезапно изменило круг ее общения. Да и ее саму тоже изменило. Теперь у нее в друзьях ходили опустившиеся личности, которые обычно толкутся у винных магазинов.

Конечно, сказать, что тетя совсем спилась, было бы неправдой. Она продолжала переводить англоязычных писателей и могла это делать в любом состоянии духа. Правда, иногда Ника Владимировна, просыпаясь утром, смотрела на монитор не отключенного с вечера компьютера и удивлялась: «Хм, кто это тут за меня такую фигню нафигачил?» Потом понимала, что видит, судя по всему, плоды собственного творчества, и снова усаживалась за рабочий стол. Впрочем, в издательстве она появлялась в нормальном состоянии. Или почти в нормальном. А работодатели, если и догадывались о чем-то, предпочитали не распространяться на эту тему – как переводчик Ника Владимировна их вполне устраивала.

Уже полтора года Женя жила в квартире тетки и почти четыре рекламировала все те же дренажные трубы. Дома она сделала ремонт и даже приобрела кое-какую мебель. А вот на работе к тому времени уже не все шло гладко. Сбыт упал, склад был забит готовой продукцией, коллектив винил во всех бедах финансовый кризис и Женю Лукошкину. Даже Михал Михалыч смотрел на нее теперь как-то косо.

И вот настал день, когда начальник попросил ее задержаться после работы. Ровно в восемнадцать ноль-ноль коллектив потянулся к выходу. В половине седьмого в конурку пиар-менеджера заглянула Броня.

– Ты еще здесь? – спросила секретарша.

– Работы много, – соврала Женя.

– Жаль, я думала, ты меня до метро подбросишь.

– В следующий раз обязательно.

Броня упорхнула. На какое-то время мир притих, а потом за стеной прозвучали шаги.

Шаги были медленные и тяжелые. Наверняка по коридору шел Михал Михалыч. Но у Жени пронеслось в голове: «Командор!» Только ей не стало смешно от собственной шутки, а даже наоборот, стало тревожно и немного жутко, словно сейчас должно случиться нечто неотвратимое и страшное. Шаги смолкли возле самой двери. Потом медленно повернулась дверная ручка, створка распахнулась – на пороге стоял генеральный директор.

– Кажется, мы одни в офисе, – произнес он.

Женя кивнула, а в ее голове снова пронеслась фраза: «Как тяжело пожатье каменной его десницы…»

Михал Михалыч подвинул к себе свободный стул и осторожно опустился на него. Стул испуганно скрипнул под его массивным телом.

– Как дела? – поинтересовался генеральный директор.

– Плохо, – ответила Женя. – Вы же сами знаете, мы буквально горим.

Михал Михалыч кивнул, соглашаясь. Потом посмотрел сотруднице в глаза, и Лукошкиной стало неуютно от его взгляда.

– Помните наш давний разговор? – спросил директор. И видя, что подчиненная не понимает, о чем он говорит, добавил: – Очень давний.

– По поводу поликарбоната? – догадалась Женя.

Михал Михалыч снова кивнул. Поднялся и опустил пластиковую шторку, хотя смежное помещение было безлюдным. Снова сел на стул, на сей раз осторожнее, и продолжил:

– Так вот, я развожусь. Жена не против – она думает, что я… то есть мы… короче, что наша с ней фирма разорена. Доходов нет, сплошные убытки, а еще долги по кредитам, за аренду офиса не платим четыре месяца, поставщикам задолжали, а тут вдобавок нами заинтересовалась налоговая. В общем, жена недавно заявила, что хочет развода: ей не нужен муж-неудачник. Мы договорились, что квартиру и загородный дом она оставляет себе в качестве компенсации за девятнадцать лет совместной жизни. Я для вида поспорил, в результате оставляю себе свой же «Мерседес»…

– Зачем вы мне все это рассказываете? – перебив, тихо спросила Женя. – Хотите предупредить, что предприятие скоро закроется и я вместе со всеми окажусь на улице?

Михал Михалыч мотнул головой.

– Я же предупредил, разговор будет по поводу поликарбоната. На самом деле я тут зарегистрировал одну фирму. На своего школьного приятеля. Еще три года назад это сделал. Новая моя фирма занимается производством как раз поликарбоната. Я в нее неплохо вложился, все три года нашу прибыль туда сливал. Зато отдача сумасшедшая. Приятель мой, которого я взял для ширмы, потому что он едва ли не бомжевал, теперь валютный миллионер, а я огреб столько, что, сообщи я жене свой совокупный доход за это время, мог бы не разводиться, потому что в одну секунду стал бы вдовцом… Но речь не о том. Эта фирма не закроется, а сократится в штате. Жена выходит из состава учредителей, я ей уже выплатил отступные под расписку. Трубы продолжим производить, только менеджеров в офисе будет поменьше, да и отдел общественных связей мне больше не нужен.

– Я поняла, – вздохнула Женя. – Сказали бы напрямую, без преамбулы.

– Ни фига ты не поняла! – усмехнулся генеральный директор. – Ты уходишь со мной в новую структуру. Будешь моим заместителем. Кроме того, я делаю тебе и другое предложение. Повторяю, я развожусь, а один жить не хочу, мне нужны семья и дети. И ты достойная кандидатура…

– В дети? – усмехнулась Женя и сама испугалась своей смелости.

– В жены. Ты мне нравишься…

Лукошкина покачала головой.

Михал Михалыч напрягся, но стерпел, продолжил:

– Очень нравишься. Я теперь одинокий, у тебя тоже никого. Ну, не считая того радиобалаболки, который, кстати, женат и разводиться не собирается.

– Вы что, за мной следили?

– Броня доложила. Прошу, не перебивай больше, я этого не люблю… Короче, в свое время я женился по глупости. Снял когда-то танцовщицу из «Голливудских ночей» и завис на ней. Она жила у меня, спала со мной, а каждый вечер спешила на сцену – раздеваться перед публикой. Меня так колбасило от ревности и злости! Сижу как-то в зале, она спускается, но не ко мне идет, а к другому столику. И перед каким-то кренделем начинает… Тот ей стоху баксов в трусики, потом вторую… Я не выдержал, подлетел к тому козлу и по репе. Тот, оказалось, с двумя телохранителями был. Ну, и понеслась езда по кочкам… Еще охрана кабака подскочила. Короче, скрутили меня, два дня в предзаке проторчал. Но потом друзья меня вытащили. Оба дня моя будущая жена передачи таскала, под окнами стояла, ревела и кричала: «Я люблю тебя! Я тебя ждать буду!» Я и клюнул на эту лабуду. Теперь ей тридцать восемь, и для нее не все потеряно – с теми-то бабками, что я ей отвалил. К тому же у нее есть Стасик. Он моложе ее на десять лет. Тоже, кстати, стриптизер. Альфонс, правда, и бисексуал, но, как говорится, любовь слепа. Дай бог моей бывшей жене удачи и счастья. Однако речь сейчас не о ней.

Михал Михалыч посмотрел на Женю, а та молчала, не зная, что сказать. Точнее, не зная, как отказать, чтобы не обидеть начальство.

– Я тебя не тороплю, – снова заговорил Михал Михалыч. – Понятно, что сразу соглашаются только дуры. А у меня к тому же бандитское прошлое и условная судимость, хотя и погашенная. Подумай хорошенько. А звезду радиоэфира постарайся забыть – он не стоит тебя.

– Мы с ним просто друзья, – постаралась успокоить начальника Женя.

– Да мне плевать на него. Что было, то было. Он пустое место для меня и вообще по жизни ничтожество. Пока со своим тестем дружит, у него все будет нормально, а если с тестем что-нибудь случится или тестя вдруг заклинит, получит звезда под зад коленом… Вот так-то. Я же Петю Гагаузенко хорошо знаю – крышевал его, когда тот еще ларьки у метро держал. А теперь медиамагнат, блин. В прошлом году в самолете его встретил, когда в Штаты летел. Я в экономклассе, а он в бизнес-салоне. Ведь видел меня, но мимо хотел пройти, будто бы не заметил. Но я ногу выставил. «Че, – говорю, – Гагауз, нос воротишь? Крутым стал? Так я могу напомнить, кто ты на самом деле». Он сделал вид, что удивился, а потом говорит: «Я, Мишаня, теперь с самим Метлой работаю. Так что убери ногу с прохода, если неприятностей не хочешь». Врезал бы я ему, но мы на американском самолете летели, и по прибытии в Нью-Йорк меня бы быстро упаковали. Кстати, Метлу я и сам неплохо знаю. Но поскольку вовремя соскочил с этой темы и не при делах теперь, тереть с законником ничего не хочу. А Гагаузу потом припомню, как он отказался со мной за все хорошее коньячку хряпнуть, чтобы время в пути сократить. Ладно…

Генеральный директор поднялся, повернулся к дверям и, не оборачиваясь, бросил:

– Я предложил, а ты думай.

– Вообще-то я сама уволиться хотела, – быстро соврала Женя, – нашла себе другую работу.

– Думай! – повторил Михал Михалыч и вышел.

Дверь затворилась. Неторопливые тяжелые шаги прозвучали в коридоре и стихли где-то вдалеке. Женя так и сидела в своем кресле – сил подняться и убежать не было. А куда бежать? Завтра ведь все равно придется возвращаться в офис, делать вид, что она здесь трудится над чем-то необходимым и важным. Необходимым и важным для кого? Для Михал Михалыча? Генеральный всегда казался ей странным человеком. У него тяжелые шаги и тяжелый взгляд, но разве могла она себе представить, что Михаил Михайлович был когда-то бандитом? Впрочем, многие бывшие уголовники сейчас наверху. Одни возглавляют крупные банки, известные предприятия, заседают в Государственной думе, придумывают законы – не для себя, разумеется, а для тех, кто и так раздавлен жизнью.