Глава 1
Эмма Вудхаус, красавица, счастливейшая обладательница незаурядного ума и наследница порядочного состояния и уютного дома, казалось, объединяет в себе все лучшие дары земного существования. Почти двадцать один год прожила она на свете, не ведая ни тревог, ни серьезных огорчений.
Младшая из двух дочерей самого любящего и нежного отца, вследствие замужества старшей сестры она с весьма юного возраста стала в отчем доме хозяйкой. Мать ее умерла так давно, что о ней у Эммы сохранились лишь неясные теплые воспоминания. Место матери в ее жизни заняла гувернантка – такая добрая и преданная, что любовь ее лишь немногим уступала любви родной матери.
Шестнадцать лет провела мисс Тейлор в семействе мистера Вудхауса; она стала для его дочерей скорее не гувернанткой, а подругой и очень любила обеих, но особенно Эмму. Между нею и Эммой установились по-настоящему сестринские отношения. По мягкости характера мисс Тейлор почти ни в чем не ограничивала свою любимицу; и, так как строгость проявлять было ни к чему, гувернантка с воспитанницей жили очень дружно, в атмосфере взаимного обожания; при этом Эмма поступала как ее душе было угодно. Она высоко ставила оценки и суждения мисс Тейлор, но руководствовалась в основном своими собственными.
Для Эммы, в ее положении, опасность таилась в чрезмерной самонадеянности и привычке считать себя выше других. Подобные черты характера грозили омрачить ей существование в будущем. Однако пока угроза была столь призрачна, что заблуждения девушки никто не счел бы недостатками.
И тут случилось несчастье – правда, несчастьем такое событие назвать трудно, однако оно нарушило весь ее прежний уклад. Мисс Тейлор вышла замуж. Эмму впервые кольнула тревога. Ей предстояло потерять любимого друга! В день свадьбы мисс Тейлор девушку терзали мрачные предчувствия. После венчания молодые уехали, и Эмме с отцом предстояло обедать вдвоем, безо всякой надежды на то, что кто-то третий скрасит собой длинный вечер. Батюшка, как обычно, прилег поспать после обеда, а Эмме заняться было нечем – оставалось лишь сидеть и горевать о своей утрате.
Для ее друга сие важное событие не предвещало ничего, кроме счастья. Мистер Уэстон – превосходный человек, обладатель безупречных манер и к тому же легкого нрава; и возраст у него как раз подходящий. Эмма находила некоторое утешение в том, что она самозабвенно, можно сказать, упоенно желала этого брака и всячески способствовала ему; однако счастье подруги омрачило ее существование. Ей будет так недоставать мисс Тейлор – ежедневно и ежечасно! Все шестнадцать лет, которые мисс Тейлор провела в их доме, она была по отношению к воспитаннице просто ангелом доброты – доброты и преданности; она учила ее и была ее неизменной спутницей в играх, начиная с ее, Эммы, пятилетнего возраста; она не жалела сил ради укрепления здоровья и душевного равновесия своей подопечной, нянчилась с нею во время всех ее детских болезней. За это Эмма испытывала по отношению к мисс Тейлор огромную признательность; но еще трепетные, драгоценнее и нежнее были воспоминания о чудной дружбе последних семи лет, общении «на равной ноге», об отношениях, полных высшей откровенности, которые украшали ее жизнь после замужества Изабеллы, когда они с мисс Тейлор остались вдвоем. Такой подругой и наперсницей, как мисс Тейлор, могут похвастаться немногие: умная, начитанная, покладистая, мягкая, знающая все обычаи семьи, она принимала близко к сердцу все семейные заботы, одновременно потворствуя Эмме во всех ее развлечениях, планах и замыслах. Ей Эмма, не задумываясь, с легкостью поверяла все свои мысли; мисс Тейлор горячо любила ее и не признавала за своей воспитанницей ни одного изъяна.
Как-то она перенесет перемену? Правда, ее подруга будет жить всего в полумиле от них; но Эмма прекрасно сознавала, сколь велико различие между миссис Уэстон «всего в полумиле» и мисс Тейлор в доме; несмотря на все преимущества, полученные по праву рождения и воспитания, Эмма рисковала остаться в интеллектуальном одиночестве. Отца своего она нежно любила, однако он ей не компания. Он не в состоянии стать ее собеседником и наперсником.
Так как мистер Вудхаус женился немолодым, их с дочерью разделяла большая разница в возрасте, подкрепляемая его сложением и привычками: будучи всю жизнь болезненным и мнительным, не упражняя ни ум, ни тело, он казался старше своих лет. И хотя все любили его за добродушие и гостеприимство, он, что называется, не блистал никакими особыми талантами.
С сестрой, которая, выйдя замуж, жила относительно недалеко – Лондон находился всего в шестнадцати милях, – видеться ежедневно было все же затруднительно. Как много унылых, длинных осенних вечеров отделяло Хартфилд от Рождества и очередного визита Изабеллы с мужем и малыми детьми! Лишь с их приездом дом снова наполнится шумом и весельем.
В Хайбери, крупном и многолюдном селении (его с натяжкой даже можно назвать городком), к которому по праву принадлежало поместье Вудхаусов, Хартфилд, несмотря на то, что оно располагалось несколько в стороне, для Эммы не находилось никого равного. Семейство Вудхаус считалось здесь первым по положению. На них смотрели снизу вверх. У Эммы в родных краях было множество знакомых, ибо ее отец привечал всех без исключения; но никто не был в состоянии заменить для нее мисс Тейлор хотя бы на полдня. Да, невеселые ее ждут времена! Эмме оставалось лишь вздыхать и мечтать о несбыточном, пока не проснется отец и не придется снова притворяться веселой. Его дух нуждался в поддержке. Он был человеком нервным и легко впадал в уныние; он любил всех, к кому привык, и тяжело переносил утраты; он вообще не выносил никаких перемен. А так как замужество мисс Тейлор явилось причиной перемен, оно было ему крайне не по душе. Даже с замужеством старшей дочери мистер Вудхаус до сих пор не смирился и говорил о ней не иначе как с сочувствием, хотя Изабелла вышла замуж исключительно по любви. А теперь его разлучили и с мисс Тейлор! Будучи по натуре эгоистом, он и мысли не допускал о том, что у других могут быть иные, отличные от его собственных, чувства и желания, и склонен был предположить, что мисс Тейлор не только их огорчила своим замужеством, но и сама горько раскаивается в содеянном и что она была бы не в пример счастливее, если бы до конца дней своих оставалась в Хартфилде. Эмма изо всех сил улыбалась и старалась веселой болтовней отвлекать отца от подобных мыслей; но, когда подали чай, он снова не удержался:
– Бедняжка мисс Тейлор! Жаль, что ее с нами нет. Ах, вот бы им с мистером Уэстоном вообще не встречаться!
– Папа, я не могу согласиться с вами; вы прекрасно это знаете. Мистер Уэстон – замечательный человек, милый, добрый; он, несомненно, заслуживает хорошей жены; кроме того, мисс Тейлор куда лучше быть хозяйкой в собственном доме, чем постоянно жить с нами и сносить все мои странности и капризы!
– Собственный дом! Что же в нем хорошего, в собственном-то доме? Наш дом втрое больше. А у тебя, милая, в жизни не было никаких странностей.
– Вы только представьте себе, как часто будем мы ездить к ним в гости и как часто они станут навещать нас! Мы словно и не будем разлучаться! Но начать следует нам. Мы в самом ближайшем времени должны нанести молодоженам первый визит.
– Дорогая моя, как же я пойду? Рэндаллс так далеко отсюда. Я и половины пути не одолею.
– Папа, но никто и не заставляет вас идти пешком! Разумеется, мы отправимся в карете.
– В карете? Джеймс будет против – гонять лошадей ради такой малости! И потом, куда он их поставит, пока мы будем в гостях?
– Папа, их отведут на конюшню к мистеру Уэстону. Ведь мы уже обо всем договорились! Вчера вечером мы подробно обсудили наш визит с мистером Уэстоном. А Джеймс… за него можете не волноваться: в Рэндаллс он всегда поедет с радостью, ведь его дочь служит там горничной. Куда-куда, а в Рэндаллс… Кстати, папочка, это ваша заслуга. Это вы пристроили Ханну на такое хорошее место. Ник-то и не думал о ней, пока вы не вспомнили. Джеймс вам так благодарен!
– Я очень рад, что вовремя вспомнил о ней. Весьма кстати, так как мне не хотелось бы, чтобы бедный Джеймс решил, будто о нем забыли. Уверен, из нее выйдет отличная прислуга. Девушка она воспитанная, учтивая, услужливая. Я о ней весьма высокого мнения. Когда бы я ее ни noвстречал, всегда сделает книксен и так вежливо поздоровается; а когда ты вызываешь ее сюда, чтобы повышивать вместе, то она, как я заметил, никогда не хлопает дверью, а тихонько прикрывает ее за собой. Я уверен: из нее выйдет отличная горничная. И мисс Тейлор какая радость – видеть рядом с собой лицо, знакомое по прежней жизни. Знаешь, всякий раз, как Джеймс придет навестить дочь, она будет узнавать о нас. Он сумеет рассказать ей о нашем житье-бытье.
Эмма, не жалея усилий, поддерживала его мысли в новом, счастливом направлении; она надеялась, что игра в триктрак окончательно успокоит батюшку и ей не придется волноваться за его самочувствие. Уже внесли столик для игры, однако немедленно после этого в комнату вошел гость, и карты стали не нужны.
Мистер Найтли, рассудительный тридцатисеми– или тридцативосьмилетний мужчина, не только был старинным и добрым другом дома, но и состоял с Вудхаусами в свойстве, так как приходился мужу Изабеллы старшим братом. Он жил примерно в миле от Хайбери, часто навещал их и всегда был в Хартфилде желанным гостем; на сей раз визит его пришелся особенно кстати, так как он явился прямо из Лондона, от их общей родни. Он отсутствовал несколько дней, вернулся домой совсем недавно и, отобедав, сразу пошел в Хартфилд – порадовать их вестью, что на Бранзуик-сквер все в добром здравии. Он пришел как нельзя более вовремя и на некоторое время целиком занял внимание мистера Вудхауса, на которого благотворно действовали живость и деловитость мистера Найтли; на многочисленные расспросы о «бедняжке Изабелле» и детках гость отвечал самым похвальным образом. Когда с расспросами было покончено, мистер Вудхаус поспешил поблагодарить дорогого друга:
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Найтли, прийти к нам с вестями в столь поздний час. Боюсь, прогулка вас утомила?
– Вовсе нет, сэр! Стоит чудесная лунная ночь, и к тому же так тепло, что я вынужден держаться подальше от вашего камина – он слишком жарко натоплен.
– Но дорога, должно быть, очень сырая и грязная. Боюсь, как бы вы не простудились!
– Грязная, сэр? Взгляните на мои туфли. На них ни пятнышка!
– Ну, вот это поистине удивительно! Вспомните, дожди шли беспрерывно. Пока мы завтракали, лило как из ведра. Я даже хотел, чтобы венчание отложили.
– Кстати… я еще не поздравил вас с радостным событием! Хорошо сознавая, какого рода чувства испытываете вы оба, я не спешил; но, надеюсь, все сошло сносно. Как прошло бракосочетание? Кто больше всех плакал?
– Ах! Бедная мисс Тейлор! Как печально!
– Позвольте вас поправить: бедные мистер и мисс Вудхаус; мисс Тейлор же ни в коем случае нельзя назвать «бедной». Я очень высоко ценю и вас, и Эмму, однако независимость, поверьте, куда ценнее! Как бы там ни было, одному угождать гораздо проще, чем двоим.
– Особенно когда один или одна из этих двоих такое капризное и беспокойное создание! – лукаво заметила Эмма. – Я понимаю, куда вы клоните; не будь здесь батюшки, вы бы выражались яснее.
– Наверное, дорогая моя, так оно и есть, – со вздохом вымолвил мистер Вудхаус. – Боюсь, иногда я бываю очень капризен и несносен.
– Милый папочка! Неужели вы вообразили, будто я или мистер Найтли имеем в виду вас? Ничего подобного! Разумеется, я имела в виду одну лишь себя. Мистеру Найтли нравится выискивать во мне недостатки, знаете ли, – в шутку, конечно! Мы с ним всегда говорим друг другу все, что думаем.
На самом деле мистер Найтли был одним из тех немногих, кто видел в Эмме Вудхаус недостатки, и единственным человеком, который говорил ей о них; и, несмотря на то, что Эмме его замечания были не слишком-то по душе, она понимала, что отцу ее такие замечания понравятся куда меньше. Мистер Вудхаус и помыслить не мог о том, что кто-то не считает его Эмму совершенством.
– Эмма знает, что я никогда ей не льщу, – сказал мистер Найтли, – но я не собирался никого порицать. Мисс Тейлор привыкла угождать двоим; теперь у нее будет одна забота. Скорее всего, она останется в выигрыше.
Эмма поспешила переменить тему:
– Вы спрашивали, как прошло венчание, и я с радостью вам расскажу, потому что мы все вели себя просто безупречно. Все были пунктуальны, никто не опоздал, все такие нарядные. Никто не проронил ни слезинки, и не было видно ни одного вытянутого лица. О нет! Мы ни на секунду не забывали, что будем жить по соседству, всего за полмили друг от друга. Мы уверены, что будем видеться ежедневно.
– Милая Эмма так стойко переносит утрату, – добавил ее отец. – Но, мистер Найтли, поверьте, для нее замужество бедной мисс Тейлор – большой удар. Вот увидите, она будет скучать по ней больше, чем ей кажется сейчас.
Эмма отвернулась и улыбнулась сквозь слезы.
– По такому товарищу невозможно не скучать, – согласился мистер Найтли. – Мы бы не любили ее столь горячо, сэр, если бы можно было предположить, будто мы легко смиримся с утратой. Однако Эмма осознает все преимущества брака для мисс Тейлор; она понимает, сколь отрадно для мисс Тейлор в ее годы обзавестись собственным домом и сколь важно для нее быть уверенной в том, что семья ее надлежащим образом обеспечена. Следовательно, Эмма не может позволить себе сокрушаться о судьбе подруги. Всем друзьям мисс Тейлор стоит порадоваться, что она так удачно вышла замуж.
– Вы позабыли, что у меня есть еще один повод для радости, – сказала Эмма, – причем весьма существенный! Ведь я сама свела их, я, можно сказать, устроила эту свадьбу. Вспомните: я задумала сосватать их еще четыре года назад. И я добилась успеха и доказала всем, что я права, несмотря на то, что многие уверяли, будто мистер Уэстон ни за что не женится вторично. Такой успех способен утешить кого угодно и перевесить все потери.
В ответ на ее слова мистер Найтли лишь покачал головой. Мистер же Вудхаус добродушно заметил:
– Ах, дорогая моя, пожалуйста, не устраивай больше ничьих свадеб и не занимайся предсказаниями. Что бы ты ни сказала, все почему-то сбывается. Умоляю, не надо больше никаких свадеб!
– Папочка, обещаю, что не буду устраивать свадьбы для себя; но я чувствую, что устраивать судьбу других – мое призвание. Веселее и приятнее этого ничего нет на свете! И потом, после такого успеха… Все как один уверяли меня, что мистер Уэстон ни за что не женится во второй раз. О, что вы! Никогда! Мистер Уэстон так долго жил вдовцом, что привык к своему положению; ему даже удобно жить без жены, ведь он постоянно занят: то дела в городе, то гостит здесь у друзей; он желанный гость в любом доме, он всегда весел и бодр… Буквально каждый день его ждет приглашение отобедать или отужинать в гостях. О нет! Конечно, мистер Уэстон больше не женится. Поговаривали даже об обещании не жениться вторично, которое он якобы дал жене, лежащей на смертном одре, а другие – о том, что жениться ему не позволят его сын и зять. Чего только не выдумывали по этому поводу, но я ничему не верила. Четыре года назад мы с мисс Тейлор случайно столкнулись с ним на Бродвей-Лейн. Тут начался дождь, и он стрелой умчался на ферму Митчеллов, чтобы раздобыть для нас два зонтика… и я отринула все сомнения. С того самого часа замыслила я поженить их; и раз мне в этом деле сопутствовал такой успех, то вам, милый папочка, придется смириться с тем, что я не оставлю мысли о сватовстве.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря об «успехе», – заметил мистер Найтли. – Успех предполагает определенные усилия. Вы же потратили четыре года на то, чтобы потихоньку устроить их брак. Нечего сказать, стоящее занятие для ума молодой девицы! Но если, как я сильно подозреваю, ваше так называемое сватовство заключалось лишь в том, что вы в один прекрасный день, когда вам нечем было заняться, сказали себе: «Как было бы хорошо для мисс Тейлор, если бы мистер Уэстон на ней женился!» – и повторяли потом это себе время от времени, то к чему толковать об успехе? В чем ваша заслуга? Чем тут гордиться? Вы просто удачно предвидели будущее, и более говорить не о чем.
– А разве вам неведома радость оттого, что ваша догадка оказалась удачной? Если нет, мне жаль вас. Я считала вас мудрее, потому что, поверьте мне, чтобы удачно предвидеть будущее, одного везения мало. Для такого рода предчувствий и догадок всегда нужен некий талант. А что касается моего неудачного выражения, к которому вы прицепились, то не знаю, почему я не имею права говорить о своем успехе. Вы тут нарисовали две прелестные картинки, но мне кажется, здесь уместна и третья – нечто среднее между ничегонеделанием и приложением всех сил. Если бы я не поощряла мистера Уэстона чаще приходить к нам, если бы не побуждала его к действию и не сглаживала мелких недоразумений, то, в конце концов, из моего замысла вполне могло ничего не получиться. Полагаю, вы достаточно знакомы с Хартфилдом, чтобы понять это.
– Такого прямого и откровенного человека, как Уэстон, и такую разумную и искреннюю женщину, как мисс Тейлор, вполне можно было предоставить самим себе: они бы и без вас прекрасно поладили. Вмешавшись в их дела, вы, скорее всего, больше напортили себе, чем помогли им.
– Эмма никогда не думает о себе, когда речь заходит о помощи ближним, – вмешался мистер Вудхаус, который понял смысл их разговора лишь отчасти. – Но, милая моя, пообещай, что не станешь больше устраивать ничьих свадеб! Свадьбы – глупое занятие, и вдобавок они разрушают семейный круг.
– Папочка, еще одну свадьбу я устрою – необходимо устроить судьбу мистера Элтона. Бедный мистер Элтон! Вам он нравится, папа, и я должна подыскать ему жену. В Хайбери нет никого, кто был бы достоин его, а он пробыл у нас уже целый год и так уютно обставил свой домик, что просто позор ему дальше оставаться холостяком. Когда сегодня он соединял руки новобрачных, у него был такой вид, словно он сам хотел, чтобы кто-то совершил над ним этот добрый обряд! Я очень высоко ценю мистера Элтона; устроить же его судьбу – единственный способ оказать ему услугу.
– Мистер Элтон и правда очень славный молодой человек, весьма достойный; я очень его уважаю. Если ты, милая, хочешь выказать ему внимание, то пригласи его как-нибудь к нам отобедать. Так будет куда лучше. Осмелюсь предположить, что и мистеру Найтли приятно будет присоединиться к нам.
– С превеликим удовольствием, сэр, в любое время, – смеясь, подтвердил мистер Найтли. – Совершенно согласен с вами: так будет куда лучше. Пригласите его к обеду, Эмма, угостите его превосходной рыбой и цыпленком, но жену себе пусть он выбирает сам. Поверьте мне, мужчина в возрасте двадцати шести-двадцати семи лет вполне способен сам о себе позаботиться.
Глава 2
Мистер Уэстон был уроженцем Хайбери; он родился в почтенной семье, которая на протяжении последних двух или трех поколений возвысилась, разбогатела и вошла в круг местной знати. Он получил хорошее образование, но, рано унаследовав небольшое состояние, стал пренебрегать обыденными занятиями, в которых преуспели его братья; он нашел применение своему активному, живому уму и общественному нраву, вступив в созданную в ту пору милицию графства.
Капитан Уэстон стал всеобщим любимцем; и, когда, благодаря превратностям военной жизни, он познакомился с мисс Черчилль из знатной йоркширской семьи и мисс Черчилль влюбилась в него, никто не удивился, кроме ее брата и его жены, преисполненных гордыни и спеси. Они никогда не видели жениха и полагали, что подобный брак унизит и оскорбит их.
Однако поскольку мисс Черчилль, совершеннолетняя девица, которая могла сама распоряжаться своим состоянием, хоть и небольшим по сравнению с состоянием других членов семьи, несмотря ни на какие уговоры, не собиралась отказываться от такой партии, то мистер Уэстон женился на ней, нанеся тем самым бесконечную обиду и унизив мистера и миссис Черчилль. Они прекратили с сестрой всякие отношения; внешние приличия, правда, соблюдались. Союз оказался неудачным и несчастливым. Должно быть, миссис Уэстон выиграла больше, ибо у нее был муж, чье мягкое сердце и добрый нрав побуждали его быть бесконечно благодарным жене за любовь; однако характер миссис Уэстон нельзя было назвать совершенным. У нее хватило решимости настоять на своем, невзирая на протесты брата, но не хватало духу не сокрушаться по поводу беспричинного гнева братца и не тосковать по роскоши родительского дома. Они жили на широкую ногу, однако куда им было до Энскума! Мужа она по-прежнему любила, но ей хотелось в одно и то же время быть женою капитана Уэстона и мисс Черчилль из поместья Энскум.
Со временем выяснилось, что капитану Уэстону, который, во многом благодаря стараниям Черчиллей, был убежден, что сделал блестящую партию, пришлось хуже всех. Когда после трех лет совместной жизни его жена скончалась, он оказался беднее, чем был до брака, да к тому же остался с ребенком на руках. Однако от расходов, связанных с ребенком, он вскоре был избавлен. Мальчик стал своего рода искуплением греха матери, и так смягченного тяжестью ее продолжительной болезни; и поскольку у мистера и миссис Черчилль не было ни своих детей, ни иных юных родственников, о которых они могли бы заботиться, то вскоре после кончины миссис Уэстон они предложили принять на себя все заботы по воспитанию Фрэнка. Можно допустить, что овдовевший отец некоторое время колебался и испытывал угрызения совести; но их вскоре пересилили другие соображения. Ребенок вырос, окруженный заботой и богатством Черчиллей, и ему не о чем было беспокоиться, кроме как о собственном благополучии и процветании.
Вдовец понял, что ему пора в корне менять жизнь. Он вышел в отставку и занялся торговлей. Здесь для него были открыты все двери, так как братья его уже преуспели по торговой части в Лондоне. Заботы не слишком обременяли его. В Хайбери у него был домик, где он в основном и коротал часы досуга; следующие восемнадцать или двадцать лет жизни он провел беспечально, деля их между полезным занятием и приятным обществом. К тому времени он преумножил свой капитал – теперь он стал достаточно богат для того, чтобы купить небольшое имение неподалеку от Хайбери, которое он давно мечтал приобрести, и даже для того, чтобы иметь возможность жениться на бесприданнице вроде мисс Тейлор, чтобы жить в полном соответствии с пожеланиями собственной дружелюбной и общительной натуры.
К этому моменту образ мисс Тейлор уже прочно поселился в его мыслях; так как он уже не был пылким юношей, нежные чувства не поколебали его решимости не обзаводиться семьею, покуда он не купит Рэндаллс (хотя четыре года назад о Рэндаллсе он мог лишь мечтать), но он непоколебимо шел своей дорогой, не упуская из виду ни одну из целей, пока ему не удалось осуществить все свои мечты. Он нажил состояние, купил дом и нашел жену; в его жизни начался новый, счастливейший период, какого он не знал доселе. Правда, он и прежде не был несчастлив – от этого его охранял его нрав даже в первом браке, – но второй брак должен был показать ему, как восхитительна может быть здравомыслящая и поистине добрая женщина; кроме того, второй брак, судя по всему, дал ему самое приятное доказательство того, что куда лучше выбирать, чем быть избранным, вызывать благодарность, а не чувствовать ее.
Он мог выбирать себе жену, руководствуясь лишь собственным вкусом; состояние, которое он нажил, было его собственное; что же касается Фрэнка, то подразумевалось, что он воспитывается не просто как дядюшкин наследник: в семействе дяди его, можно сказать, усыновили, и решено было, что, достигнув совершеннолетия, он примет фамилию Черчилль. Посему казалось маловероятным, что Фрэнку когда-либо понадобится поддержка отца. Мистер Уэстон не волновался об участи сына. Тетка его была женщиной властной, своевольной и полностью подчинила своим прихотям мужа; однако в силу своего характера мистер Уэстон просто не в состоянии был себе представить, будто прихоть любого рода может быть настолько сильной, чтобы повлиять на дорогое ему существо – как он полагал, заслуженно дорогое. Он каждый год виделся с сыном в Лондоне и гордился им; и его добродушные отзывы о сыне как о весьма воспитанном молодом человеке заставляли жителей Хайбери также в некотором роде гордиться своим уроженцем. К нему относились особенно снисходительно именно из-за того, что считали своим, и потому его достижения и достоинства ценили особенно высоко и широко обсуждали.
Мистер Фрэнк Черчилль стал для Хайбери своего рода достопримечательностью: всем не терпелось своими глазами посмотреть на него, хотя его самого, видимо, вовсе не тянуло на родину, ибо он ни разу в жизни – с детства – не был в Хайбери. Частенько поговаривали о том, что он собирается приехать к отцу, однако до сих пор ему все время что-то мешало.
Теперь, когда его отец женился, обитатели Хайбери не без оснований полагали, что сын обязан навестить отца и мачеху. И миссис Перри, попивая чай у миссис и мисс Бейтс, и миссис и мисс Бейтс в гостях у миссис Перри толковали об одном и том же. Настало время Фрэнку Черчиллю появиться в родных местах; надежда увидеть его окрепла, когда стало известно, что он написал мачехе поздравительное письмо по случаю ее бракосочетания с его отцом. Несколько дней кряду приезд Фрэнка становился главной темой для обсуждения во время всех утренних визитов.
– Полагаю, вы слышали о том, какое чудное письмо написал мистер Фрэнк Черчилль миссис Уэстон? Письмо просто восхитительное! Такое милое. Мне кое-что пересказал мистер Вудхаус. Он читал письмо и говорит, что в жизни не видел такого чудесного послания.
Письмо и правда было в высшей степени ценным. Разумеется, у миссис Уэстон сложилось весьма лестное мнение о молодом человеке, написавшем его; и такое похвальное внимание – несомненное доказательство его добрейших намерений; письмо же от него стало тем самым драгоценным недостающим звеном, дополнившим собой и без того обильные и теплые поздравления и пожелания. Миссис Уэстон ощущала себя счастливейшей из женщин; благодаря своему жизненному опыту она еще больше ценила свое счастье. Лишь о разлуке с друзьями приходилось ей сожалеть. Она понимала, как горячо ее любят и как тяжело должны они переживать из-за того, что не могут видеться с ней ежечасно.
Она знала, что временами им очень ее недостает, и не могла без слез вспоминать о том, что с ее отъездом Эмма лишилась единственной отрады, что она часами тоскует, не зная, куда себя девать от скуки, и жаждет ее общества; но у ее милой Эммы сильный характер: она куда легче справляется с трудностями, чем большинство молодых девиц на ее месте. У нее достанет здравого смысла, энергии и силы духа, и можно надеяться, что она с легкостью преодолеет неизбежные препятствия и горести. Кроме того, Рэндаллс отделяет от Хартфилда такое небольшое расстояние, что даже женщина легко может проделать весь путь пешком; весьма отрадно сознавать это. Благодаря же счастливому характеру и обстоятельствам жизни мистера Уэстона можно смело надеяться на то, что и зимой они смогут проводить почти каждый вечер вместе.
Миссис Уэстон, можно сказать, неустанно благодарила судьбу, сведшую ее с мистером Уэстоном, и лишь изредка – и очень недолго – она предавалась сожалениям. Но ее довольный, прямо-таки цветущий вид и бодрость духа так бросались в глаза и были столь уместны, что Эмма, как ни хорошо она знала своего отца, иногда приходила в замешательство: он по-прежнему продолжал жалеть «бедную мисс Тейлор», когда они оставляли ее в Рэндаллсе, в тепле и уюте домашнего очага, или смотрели ей вслед, когда преданный, любящий муж вел ее к собственной карете. Всякий раз после ее ухода мистер Вудхаус неизменно испускал легкий вздох и присовокуплял:
– Ах, бедняжка мисс Тейлор! Как ей, должно быть, хотелось остаться!
Однако мисс Тейлор ушла безвозвратно; сохранялся и повод сокрушаться о ней. Тем не менее спустя несколько недель мистер Вудхаус испытал некоторое облегчение. Соседи мало-помалу перестали изводить его поздравлениями по поводу столь горестного события; а свадебный пирог, ставший чуть не главной причиной его расстройства, был съеден без остатка. Желудок мистера Вудхауса не переносил ничего жирного и тяжелого, и он всерьез полагал, что так же обстоит дело и с другими. То, что вредно ему, не полезно и прочим; поэтому он искренне пытался убедить новобрачных вообще отказаться от свадебного пирога, а когда его увещевания пропали втуне, стал серьезно уговаривать гостей не есть его. Он даже взял на себя труд посоветоваться по сему поводу с аптекарем, мистером Перри. Мистер Перри слыл человеком умным и степенным; его частые визиты были отрадой для мистера Вудхауса. Будучи призван к ответу, он не мог не признать, хотя и нехотя, как могло показаться, что свадебный пирог, конечно, кое-кому не пойдет на пользу… от него, можно сказать, один вред, если поедать его неумеренно. Получив такую солидную поддержку, мистер Вудхаус с новыми силами принялся убеждать гостей не прикасаться к пирогу; и, однако же, пирог поедали с удовольствием, и не было покоя великодушному сердцу мистера Вудхауса, пока пирог не доели до последней крошки.
В Хайбери прошел странный слух: будто бы видели, как все маленькие Перри объедались свадебным пирогом миссис Уэстон; но мистер Вудхаус наотрез отказывался верить подобной клевете.