Фунты лиха в Париже и Лондоне

Для меня читать «Фунты лиха в Париже и Лондоне» было настоящим наслаждением – я уже успела позабыть, что Оруэлл настолько изящен в своей сдержанной английской иронии. Несмотря на лаконичность и простоту языка повествования писателю всегда удается выразить через свою прозу всю глубину и важность поднимаемым им в тексте острых социальных проблем.Джордж Оруэлл как ярый сторонник демократии и социализма всегда сосредоточен на проблемах общества, требующих решения как на государственном, так и на общечеловеческом уровне. В повести «Фунты лиха в Париже и Лондоне» он сосредоточился на проблемах самого незащищенного слоя населения – нищих и бездомных.Оруэлл хорошо знал о чем пишет: с 1927 года в течение нескольких лет ему пришлось на своем собственном опыте познать все «прелести» полуголодного существования на грани бедности. Впрочем, слово «бедность» недостаточно полно выражает всю картину постигшего писателя бедствия – здесь более уместно слово «нищета». Нищета – это, когда тебе нечем платить за жилье, не на что купить еды, когда ты вынужден пойти в богадельную ночлежку, где люди спят буквально на голове друг у друга. И когда вынужден выслушивать лицемерные церковные проповеди, чтобы просто получить несчастный кусок хлеба, который позволит не умереть с голоду.О всех трудностях на тернистом пути нищего, автор рассказывает без утайки и прикрас. История начинается в городе Париже, где писатель и его друг Борис оказываются без малейших средств к существованию: одному не заплатили за частные уроки, другого уволили после болезни, а новую работу быстро не найти.Как ни удивительно, но, когда денежные средства окончательно и бесповоротно покинули карманы автора, он испытал нечто вроде успокоения. Думаю, всем знакомо это странное чувство облегчения, когда наши самые ужасные страхи, живущие в воображении, наконец-то претворились в жизнь, и уже можно не терзаться бесконечной тревогой.И еще одно чувство, дарующее в нищете великое утешение. Думаю, каждому, кто узнал почем фунт лиха, оно знакомо. Чувство облегчения, почти удовлетворения от того, что ты на самом дне. Часто говорил себе, что докатишься, ну вот и докатился, и ничего, стоишь. Это прибавляет мужества.Что же может предложить Париж тому, кто остался без каких-либо средств к существованию и нуждается в срочном заработке? Например, это должность плонжера в ресторане – черная и неблагодарная работа по 15 часов в сутки за сущие гроши. Вкусив все тяготы данной профессиональной деятельности, Оруэлл всерьез задумывается о целесообразности рабского труда плонжеров, которые в большинстве своем не имеют ни малейшей возможности сбежать из-под оков своей неблагодарной работы:Плонжер – раб, причем раб никчемный, исполняющий тупую, в основном бесполезную, работу.…просто людей подмяло будничной рутиной, отключившей сознание. Если бы плонжеры сохраняли способность думать, они давно бы создали профсоюз и бастовали, добиваясь лучших условий. Однако они не думают, досуга не имеют для подобных занятий. Их режим и делает из них рабов.Такую безрадостную картину Джордж Оруэлл приправляет необходимым количеством юмора, чтобы сочувствующий читатель окончательно не впал в депрессию.В рабочих помещениях «Отеля Икс» свежему глазу открывалась грязь вопиющая. По всем темным углам кафетерия присохла еще прошлогодняя гадость, а хлебница кишела тараканами. Я как-то предложил Марио истребить этих тварей. «Зачем убивать бедных букашек?» – укоризненно сказал он.Также он иронично подмечает, чтоХлебно-маргариновая диета неплохо, надо сказать, лечит нервы. Во второй части повести, где место действия переносится в Лондон, нам снова предстоит узнать новый для себя термин: торчок. И нет, это вовсе не наркоман, а временный приют для нищих и бездомных, по-простому – ночлежка. Кстати говоря, в Англии существовало очень странное правило: нельзя две ночи подряд приходить в одну и ту же ночлежку. Возможно, таким образом боролись с большим наплывом желающих получить пищу и кров хотя на одну ночь.В полной мере социальный характер прозы Оруэлла проявляется в его стремлении усовершенствовать сложившуюся систему, сделав её наиболее функциональной и работающей для всех нуждающихся. В этой повести автор пытается переосмыслить опыт работных домов, которые внушали такой ужас людям, что они предпочитали ему смерть.Работный дом не оставлял людям никакой надежды на лучшее будущее – семьи разлучались, даже совсем маленькие дети находились в отдельных от родителей помещениях, они не имели права видеться, покидать работный дом, труд был абсолютно бессмысленный и бесполезный, лишь бы только занять чем-то людей. Нравы царили жестокие – крики и рукоприкладство за малейшее отступление от дисциплины. По сути, люди превращались в бессловесных и безропотных рабов, напрочь лишенных всякого проявления индивидуальности.Взамен жестокой и не решающей проблемы нищеты системы работных домов Оруэлл предлагал создать фермерское хозяйство на основе труда постояльцев приюта для бедных. Он считал, что нужно заинтересовать людей, и дать им почувствовать, что их труд приносит пользу и им самим, и обществу в целом. Тогда они будут мотивированы на результат, и фермерское хозяйство будет достаточно прибыльным, чтобы обеспечить достойную жизнь его обитателям.Помимо острых социальных проблем в прозе Оруэлла находится место и размышлениям о различных культурных феноменах и явлениях. В «Фунтах лиха в Париже и Лондоне» писатель размышляет о матерных словах.Вообще механика сквернословия, особенно английского, полна загадок. По глубинной природе брань иррациональна подобно магии, – собственно это же и есть род заклинаний. Вместе с тем очевидный парадокс: бранясь, желая потрясти и уязвить, мы произносим вслух нечто запретное (обычно из области сексуальных функций), однако, прочно утвердившись как бранное, выражение почему-то теряет смысл, благодаря которому сделалось бранным. Слово стало ругательным из-за определенного значения, но именно это значение утратило из-за того, что стало руганью. Тот же эпитет «е…й»: в прямом смысле он практически не используется и, хотя поминутно слетает с языка лондонцев, просто бренчит добавочным, абсолютно пустым звуком. Подобно быстро потерявшему подлинное содержание «пидору».Так что, с Оруэллом заскучать точно не придется.Но самая главная мысль, которую автор вложил в свое произведение – это несправедливое отношение общества к бедным. Их чураются, презирают, избегают, стыдят – давно сложился расхожий стереотип, что нищий равно пропащий, и что он сам заслужил такую судьбу. Но личный опыт, о котором Оруэлл не постеснялся рассказать в повести, показывает, насколько эти заблуждения беспочвенны. Не судите, да не судимы будете – вот как писатель предлагает относиться к беднякам. Понимание и сострадание – то, что точно никогда не будет лишним.Кое-что, слегка хватив бедняцкого лиха, я усвоил. Я никогда уже не буду думать о бродягах, что все они пьяницы и мерзавцы, не буду ждать благодарности от нищего, которому я кинул пенни, не буду удивляться слабоволию тех, кого выгнали с работы, не буду опускать монеты в кружку Армии спасения, отказываться на улице от рекламных листовок и наслаждаться угощением в шикарных ресторанах. Начало есть.

Лихо уж точно не в фунтах надо мерять в этой книге, а центнерами, тоннами – было бы сподручнее… ...Книгу можно было бы смело отнести к пособиям по выживанию в Париже и Лондоне. Вся книга это перечень способов, или как сейчас модно говорить лайфхаки, выжить, заработать, переночевать, когда у тебя в кармане дыра и ветер гуляет.Совсем недавно читала книгу о бездомных Парижа и вот теперь та же тема, но взгляд изнутри и на несколько десятилетий раньше.Итак, Оруэлл нам покажет жизнь бездомных с двух сторон Ла-Манша. Как живут нищие, где живут, как питаются, как голодают, как ищут работу и ищут ли.Оруэлл рассказал именно свой опыт, что он видел, как сам с такими же как он выживал. Когда и работы нет, пока или еще, уже и все вещи к скупщикам отнесли, уже все, что можно продано, а есть хочется. И вместо еды табак, если есть , и вода. А иногда и помойки. А еще нужно и за койку заплатить. Не заплатишь – выкинут на улицу. Есть социальные ночлежки, но во-первых, туда каждую ночь не походишь, раз в месяц только можно, там дадут конечно поесть похлебку – горячую воду с крупой, но для голодного и это спасение; дадут и место поспать- на полу, кроватей не предусмотрено; дадут и помыться. Ну как помыться. Ставят пару емкостей с водой, если успел в первых рядах проскочить, то относительно чистой водой сможешь умыться, а если не повезло, то если не брезгливый, мойся чужой грязью, или , если «чистюля», то ходи грязный. Есть и медицинский осмотр для нищих. Но на этом осмотре медицинскую помощь не оказывают, а только смотрят, есть ли больные оспой. Вот и весь медицинский контроль.Оруэллу повезло и нашел работу в ресторане. И вот здесь лучше за обедом не читать, а особо впечатлительным лучше вообще не читать, иначе не скоро захотите в ресторан-кафе пойти. Подспудно будете вспоминать то, что Оруэлл вам расскажет. И поверьте, есть не захочется. По крайней мере, сегодня даже возле кондитерской нехорошие мысли в голову пришли, а из соседской кафешки я сегодня только вонь услышала(( И вообще, вокруг только грязь уже дня 3 вижу. Но это лирика.Оруэлл очень подробно расскажет о работе плонжера при отеле. Плонжер – это чернорабочий, прислуга, почти раб, самый низший ранг, если можно так сказать, служащего.Оруэлл нам расскажет о том, как выживал в Лондоне и как выживал в Париже. Да, именно автору в Париже было легче, так как была крыша над головой. А вот в Лондоне на собственном примере Оруэлл рассказал, как за 3 недели, пока он ждал обещанную работу, он стал бродягой. Но в целом в обоих городах жизнь нищих трудна. В любом случае мытарства Джорджа Оруэлла и его русского друга Бориса я нескоро забуду. Как считали каждую копейку, как заложили-перезаложили все вещи, о хитростях выкраивать каждую копейку, как обмануть других, чтоб не остаться голодным самому. И вечный поиск работы. Просто орды безработных. И о работах по 15-18 часов без выходных и проходных с постоянной недоплатой и откровенным издевательством…Парижская часть мне больше понравилась.Книга не то, чтобы потрясла, но равнодушной точно не оставила."…есть мир, он совсем рядом и он ждет вас, если вы вдруг окажетесь совсем без денег. Этот мир мне еще непременно надо будет изучить глубже и точнее. Я очень бы хотел узнать таких людей, как Марио, или Падди, или скулежник Билл не по случайным встречам, а близко, по-настоящему; я очень бы хотел понять, что же действительно творится в душах плонжеров, бродяг, постоянных жильцов набережной. Пока, конечно, мне приоткрылся лишь краешек нищеты.Но все же кое-что, слегка хватив бедняцкого лиха, я усвоил. Я никогда уже не буду думать о бродягах, что все они пьяницы и мерзавцы, не буду ждать благодарности от нищего, которому я кинул пенни, не буду удивляться слабоволию тех, кого выгнали с работы, не буду опускать монеты в кружку Армии спасения, отказываться на улице от рекламных листовок и наслаждаться угощением в шикарных ресторанах. Начало есть."Так написал в конце романа Джордж Оруэлл. Но мне очень хотелось бы узнать его мнение на сегодняшних нищих. Сейчас – это профессия. Когда нищий едет побираться на мерсе. Или когда в элитном доме у него есть квартира и дети учатся в частных школах, а сам папанька стоит на точке с протянутой рукой…Оруэлл выделил несколько глав для размышлений и своих мыслей, что может и должно сделать государство, чтобы нищих было меньше, чтобы столько желающих работать нашли работу и приносили пользу обществу и чтобы их семьи не голодали, а дети имели возможность учиться. Ведь будь человек защищен правительством, будь действенны социальные программы, человек на падал бы так низко из-за своего бессилия перед нищетой.

Мне кажется, что всех русских эмигрантов Парижа в двадцатых-тридцатых годах прошлого века звали Борис. Я сам этот вопрос не изучал, сужу по литературе. Борис Морозов – друг Равика из «Триумфальной Арки» (а у Ремарка и в «жизни взаймы» есть Борис. Человек, видимо, совсем без воображения:), Генри Миллер, под своим «тропиком Рака», делил со своим Борисом кров, стол и женщин. Ну и здесь, в «фунтах лиха», лучший друг рассказчика тоже Борис. Заглянул в список самых популярных имён, которые давали в России в конце девятнадцатого века. Борисов там нет.Шутки в сторону (вернёмся к ним потом). У автора настоящий талант живописца. Маленькими и быстрыми штрихами он пишет очень подробную и четкую картину нищеты. Работать целый день в Парижском ресторане ради куска хлеба это ужасно. Но ещё хуже бродить по окрестностям Лондона из одной ночлежки в другую, поскольку в них нельзя оставаться больше чем на одну ночь. Автор много рассуждает о природе нищеты, о резком расслоении общества, о разложении ещё живых бродяг, о нечеловеческих условиях, в которых люди влачат своё никому не нужное существование.Много голодали и герои Миллера, и герои Ремарка (раз уж об этих двоих зашла речь) Да и прочие «парижане» между двумя войнами. А таких в литературе, как правило, автобиографической, немало. Но Генри Миллер просто не хотел работать, герои Ремарка – эмигранты, бегущие от нацистского режима, Хемингуэй в Париже – бедный начинающий писатель и т.д. и т.п. Только у Джорджа Оруэлла нищета носит яркую социально-экономическую раскраску.Его замечания едки, остроумны, четко сформулированы. Он не просто описывает бедность и бедноту, позволяя читателям самим сделать выводы. Он клеймит высший класс, которому выгодно не замечать страдания большей части населения. Но я не смог сделать для себя никаких выводов. Вывод автора – не ходить в роскошные рестораны, чтобы не эксплуатировать их несчастных работников? Ну, не знаю. А что они тогда будут делать? Раньше я слышал то же самое про проституток (там, правда, вопрос далеко не только финансовый). Кто ещё у нас работает на тяжелой, низкооплачиваемой работе? Строители? Переселимся в палатки. Китайские швеи? Долой одежду! (я шучу, если что)Оказалось, что я дожил до своих лет, не имея в голове четкого мнения о правильной социально-экономической модели. Никогда особо не задумывался. Вот отец мой, например, был в Союзе инженером, зарабатывал первые годы меньше чернорабочего. Это правильно? Я тоже инженер. Но зарабатываю больше чернорабочего. А это правильно? Или может быть просто платить всем примерно одинаковую зарплату – От каждого по способностям, каждому по потребностям ? Так сейчас вроде бы живут в какой-нибудь Финляндии – капиталистической, кстати, стране с высочайшим уровнем жизни. А зачем я тогда буду учиться к примеру на хирурга, работать как проклятый, брать ответственность за чужие жизни? Я лучше посудомоем наймусь (они уже не работают как Оруэлл в Париже по семнадцать часов) и буду во время мытья посуды слушать аудиокниги. То есть получать неплохие деньги за занятие любимым делом.Вроде бы логично, что тот, кого труднее заменить ,чья работа требует знаний, чьи результаты труда дороже, будет больше зарабатывать. Наверное, всё дело в пропорциях – насколько больше? Но как быть с теми, чьи результаты труда не продаются? Учителя например. Да и как проверить, кого на самом деле можно легко заменить? Нужно же не просто заменить, а чтобы не пострадало качество.Не знаю. Я бы почитал какую-нибудь простенькую книжку для чайников про разные экономические модели государств. Со всякими недостатками и преимуществами, сравнениями между странами. Желательно объективную. Есть такие книги? Цветные картинки не обязательны. Я так вроде бы не дурак, даже видел несколько раз как пересекаются кривые спроса и предложения. Никогда не забуду.Ну и, возвращаясь к шуткам, хочу поговорить об остроумии автора. Хотел бы ответить людям, хвалящим автора за то, что он «прошел через весь этот ад и не потерял чувства юмора»Любопытна человеческая уверенность в праве поучать, наставлять вас на путь истинный, едва доход ваш падает ниже определенной суммы.Юмор – это не весёлость. Это не наивность, не невинность, не человеколюбие и не оптимизм, которые можно просто потерять от жизненных невзгод. Напротив. Юмор это тот самый защитный механизм, благодаря которому автор в итоге остался человеком. Конечно у Оруэлла наверняка было чувство юмора и до падения. Но уверен, что достичь высот остроумия ему удалось не вопреки, а благодаря приобретенным фунтам лиха. на улицах Лэмбета мне встретился какой-то бредущий с видом нашкодившего пса субъект, явно бродяга; присмотревшись, я узнал самого себя в витринном зеркале.Возможно поэтому моим любимым видом юмора является не добрая и сытая ирония, не злая и умная сатира, не грубый гротеск, и уж точно не беззаботная и веселая игра слов или комедия положений. Самый лучший юмор – это спокойный и мудрый сарказм. Тот, с помощью которого, человек потерявший еду и крышу над головой, сохраняет своё человеческое достоинство. Невозможно сломить человека, который может смеяться над своим бедственным положением. Оруэлл в молодости мастерски отточил свой сарказм. Думаю, каждому, кто узнал почём фунт этого лиха, оно знакомо. Чувство облегчения, почти удовлетворения от того, что ты наконец на самом дне. Часто говорил себе, что докатишься, ну вот и докатился, и ничего, стоишь. Это прибавляет мужества.Можно ужасаться описываемой им жизнью.Можно искренне сочувствовать всем лицам, с которыми пересекся Оруэлл на страницах этой книги. Но невозможно унизить своей жалостью самого автора.