ЧАСТЬ 2. ВНИЗ. 26 НОЯБРЯ. НЕСОВЕРШЕНСТВО. 33.
Снова муторные, выматывающие сны. Утром – головная боль, даже моргать больно, и на каждом движении глаз голову сжимает ещё больше. Ампула с обезболивающим. Подождать, пока подействует. Всё так привычно.
Сина нет. Как и его куртки на вешалке. Естественно, он ведь должен был её надеть, на улице зима. Но все мои усилия мыслить здраво не помогают от скребущего в груди беспокойства. Вчера я была уверена, что мы нашли общий язык, что есть надежда на будущее, но сегодня всё растаяло, как снег под весенним солнцем.
Горячие струи душа.
А вдруг он ушёл насовсем? Лёгкое беспокойство мгновенно превращается в панику, пульс подскакивает. Я показалась ему навязчивой? Наверняка! Слишком много разговоров, а ведь он говорил, что ему это неинтересно…
Стандартные кнопки кофемашины.
Нужно успокоиться. Он рассудительный, он бы предупредил. В конце концов, он провёл несколько лет в затхлой квартире – ничего удивительного, что теперь хочет прогуляться. Я ведь говорила, что он волен ходить куда хочет, один. Всё будет нормально. Он вернётся.
Голос-в-голове авторитетно заявляет: Нет.
Лета, дыши. Это всего лишь паника. Ты мыслишь неадекватно, не поддавайся, просто не обращай внимания.
Но Голосу-в-голове невозможно сопротивляться, так что он продолжает как ни в чём не бывало: Ты знаешь, что это правда. Ты с самого начала знала, что он уйдёт. Так почему не сейчас?
Я мямлю: Но вчера он остался со мной. Хотя мог уйти сразу после проверки. Или игнорировать. К чему эти разговоры – про фильм, про живопись, – если он планировать исчезнуть безо всяких объяснений?
Голос-в-голове кривится снисходительно: Из вежливости. Знаешь, люди так делают. «Ты похожа на эльфа» – ха! Это всего лишь случайная ассоциация. Ничего. Не. Значит. А ты уж нафантазировала любовь на века. Дура.
Несколько глубоких вдохов. Ладно, это был не комплимент. Но ведь и не оскорбление? Син относится ко мне нормально. Если бы я была ему отвратительна, он не стал бы спрашивать про любимые картины, ведь так?
Оглядываю гостиную. Пора прибраться. Ещё в первый вечер обещала, но так ничего и не сделала. Типичная Лета. Может, он ушёл, потому что не захотел жить в свинарнике.
Включаю музыку, дёргаю привычный список вперёд-назад. Всё приелось. Раздражает!
Через полчаса, не выдержав, переключаю на рандом.
Ещё хуже! Бесит!
Ладно, зато с гостиной покончено, осталась кухня.
Может, радио? Приёмник в дальнем углу кухни запылился настолько, что выглядит не стильным винтажным аксессуаром, а рухлядью. Листаю список жанров. Ретро-блюз. Не знаю такого, но ритм подходящий для танца. Дадим ему шанс.
Отдраив барную стойку, принимаюсь за посуду. Не доверяю я ножи посудомойке, испортит ещё.
Голос-в-голове ехидно шипит: Куда уж портить, ты режешь ими лимон к текиле.
И это правда. Год назад я по минутной прихоти купила замечательные метательные ножи, которыми теперь пользуюсь на кухне. Глупо, правда? Конечно, поначалу я бросала их в мишень – вон, специально для неё забила гвоздик на стене прихожей. Образ жизни крутой девушки: одной рукой помешиваешь утренний кофе, другой – непринуждённо попадаешь в двадцатку. Однако оказалось, что в этом я так же плоха, как и во всём прочем. А поскольку я ещё и обожаю наказывать себя, судьба красивых ножей в строгой чёрной коробке была предрешена. Режу ими лимон, и на каждом глотке текилы напоминаю себе, какая же я неудачница.
Но всё же мою их вручную. Тешусь надеждой, что когда-нибудь научусь попадать в цель. Когда-нибудь стану этой крутой девушкой из фантазий. Ну вдруг.
Хм, а этот ретро-блюз хорош! Гитара бренчит залихватски, вокалист требует налить ещё – сразу ясно, что наш человек! И голос у него приятный. Плеснув себе вина, чокаюсь с динамиком радио.
К концу бокала жизнь становится хороша настолько, что я достаю мишень и вешаю её на законный гвоздик. Отхожу в дальний конец кухни, к кофемашине и приёмнику, который делаю громче. Провожу пальцем вдоль блестящего лезвия. Хороший малыш. Острый. Может, и к лучшему, что у меня нет для тебя другого применения. Или ты скучаешь? Хотел бы попробовать человеческой крови?.. Нет, стоп! Я берегу их! Хотя, может, в итоге и до этого докачусь. А пока – примеряюсь и запускаю нож в мишень. Пятёрка, самый край. Что ж, хотя бы попала.
Следующая песня, медляк, начинается с проникновенно-низких переборов гитары. Я тоже сбавляю темп, вслушиваюсь, доливая в бокал ещё глоток. Совсем чуть-чуть. Прокуренный баритон рассказывает, что поезд привёз его в Вавилон, где он встретил женщину своей мечты. Мне редко нравятся песни с первого раза, но здесь я сразу верю и баритону, и его гитаре. Бёдра невольно двигаются в ритм музыке, и даже хочется подпевать.
На припеве гитара рявкает агрессивно, песня становится ещё лучше, а вино уже наполнило мою голову чудесным ощущением лёгкости. Закрываю глаза, чтобы отвлечься от набившей оскомину обстановки, – никакой вины за беспорядок в квартире, никаких ошибок, только пустота в голове, музыка и приятный мужской голос. Я так давно не танцевала…
Во втором куплете женщина тоже оказывается Вавилоном, высасывающим душу из обладателя проникновенного баритона. Ох, как я его понимаю… Некоторых людей просто тянет в больные отношения, вот как во вчерашнем фильме: вроде и знаешь, что это не любовь, а что-то вредное и неправильное – но так сладко, и сердце замирает в предвкушении, и кажется, что на этот раз всё будет по-другому, всё получится… «Эй, красотка, зачем тебе моя потерянная душа?» – спрашивает баритон равнодушно, словно уже привык к такой жизни и сам знает ответ, а я, воображая себя той самой грациозной красавицей, к которой он обращается, извиваюсь на сцене прокуренного стрип-клуба, опускаюсь на широко разведённые колени…
Припев рявкает тяжёлым риффом, я резко откидываюсь назад, на правую руку, выгибаюсь дугой… И задеваю левой рукой что-то, чего в проходе кухни быть не должно.
Сердце останавливается на пару секунд. Распахиваю глаза: вверх ногами – пол кухни, чёрные милитари-ботинки и серые штаны. Неловко шлёпнувшись на задницу, разгибаюсь обратно с такой силой, что мышцы спины простреливает болью. Боги милостивые, он всё это время стоял у меня за спиной?!
Вскочив, лихорадочно ищу кнопку радио, чтобы выключить музыку, и в этот момент на затылок ложится тёплая ладонь. От испуга я вздрагиваю, отмахиваюсь, сбрасывая её с себя, будто ядовитого паука.
За спиной раздаётся:
– Извини, я хотел… У тебя частый пульс.
Наконец-то нащупав кнопку громкости, выключаю и тут же оборачиваюсь к Сину, вжимаясь поясницей в бортик кухонной тумбы, стараясь отодвинуться как можно дальше.
– Не надо меня трогать! Да ещё со спины.
– Извини, – он отступает на шаг.
Разглядывает меня, а я не знаю, куда спрятать взгляд, чтобы избежать этого позора. Хотя пусть лучше смотрит на меня, чем по сторонам: за его спиной висит мишень с ножом, торчащим с самого края. Жаль, что от стыда нельзя сгореть полностью.
И сбежать в спальню нельзя, Син зажал меня в тупике кухни. Придётся разговаривать. Попытаться объяснить происходящее, оправдаться. Доза его замечательного успокоения сейчас была бы очень кстати. Вот же я тупая, сначала отказалась, теперь, наоборот, придётся упрашивать.
– Извини, не люблю, когда меня неожиданно трогают. Но, может… Если можно…
Избегая смотреть в лицо, беру его руку и тяну к своей шее. Син послушно накрывает ладонью мой затылок – и это вновь срабатывает! Удивительно. Настоящая магия. Меня настолько затапливает чувством покоя, что даже думать трудно. Привычная лихорадочная скачка мыслей в кои-то веки замирает, и я словно выпадаю в альтернативную реальность – комфортную и спокойную. Мир, в котором всё хорошо. Ощущения даже лучше, чем после алкоголя. Вот бы всё время жить там…
Уже, наверное, хватит, но оторваться от этой тёплой сильной руки, наполняющей уютным чувством покоя, очень трудно. Кажется, что как только Син отпустит меня, сразу вернутся нервозность, стыд и сжимающий внутренности страх допустить ошибку. Тогда я не отпущу его! Даже кладу свою ладонь поверх его, чтобы удержать. И теперь, когда негативные эмоции отступили, я замечаю, насколько приятно стоять вот так близко, касаясь друг друга. А Син наверняка не понимает этого. Для него это лишь функциональное прикосновение – чтобы повлиять на мои мозговые волны или как там. Взгляд скользит выше по его голой руке, до чёрного рукава футболки. И снова ниже. Непроизвольно задерживается на локтевой ямке, и неожиданно меня охватывает сильное желание прижаться к ней губами – там такая нежная кожа, и пахнет приятно… Я понимаю, что должна сопротивляться. Должна! Но, может, это не обязательно? Может, не произойдёт ничего плохого, если я так сделаю? В конце концов, для Сина это ничего не значит. Возможно, он удивится, но я скажу, чтобы он не обращал внимания, и он не обратит, ведь так?
Син делает вдох, собираясь что-то сказать, и мой взгляд жадно магнитится к его губам – что это будет? Вдруг что-нибудь приятное? Флиртующее?
– У тебя часто бывают такие холодные руки?
Дзынь – и магический мир покоя рассыпается на острые осколки. Привет, реальность! Та реальность, в которой ко мне неприятно прикасаться и мужчины не говорят внезапных комплиментов. Отпустив руку Сина, выворачиваюсь из-под его ладони.
– Кхм, извини. Да, это с детства так. Я привыкла. Ты давно здесь?
– Нет. У тебя хорошее чувство ритма.
Хотелось бы выглядеть спокойной и уверенной в себе, но – сама не заметила как – уже обхватила себя за плечи, закрываясь. Проклятье. Надеюсь, он не скажет что-нибудь вроде: «А ты, оказывается, стриптизёрша? Или проститутка? Отсосёшь мне?»
Голос-в-голове пакостно хихикает: Или ты надеешься, что он скажет это? Хотя бы так его заинтересовать?
– Немного училась. Раньше.
К моему приятному удивлению, Син лишь кивает и не говорит ничего больше – ни о моих танцах, ни о моей меткости. Конечно, это не значит, что он не скажет что-нибудь унизительно-пренебрежительное позже, но пока можно расслабиться. После его супер-успокоения это особенно легко, а продолжать уборку, привлекая внимание Сина к окружающему беспорядку, не хочется.
Тем временем Син приседает к стоящей на полу объёмистой сумке, которую я до этого не замечала, и начинает выкладывать на стол… продукты?
– Ты ходил в магазин? Зачем, если есть доставка?
– Хотел прогуляться.
– Эм… – я иронически хмурюсь, разглядывая свёртки на столе. – Это не похоже на еду.
– Потому что это нужно готовить.
– О, боги, я не умею! – я шутливо изображаю шокированное лицо. – Нас ждёт смерть возле полного холодильника!
– Я предусмотрел такой вариант, – Син усмехается, протягивая мне упаковку печенья с предсказаниями. – В шкафчике лежат три таких предсказания, поэтому купил.
Жар стыда расползается по шее. Мало моих танцев, так ещё это! На одной из бумажек точно было «Скоро вы встретите потрясающего человека» – и он это прочитал! Другие были в том же сопливо-романтическом духе – ну да, хотелось помечтать, кто ж знал, что в моей квартире появится кто-то, кто найдёт их? А теперь Син наверняка решил, что я слабоумная, которая верит приметам и гаданиям. И что ещё он видел в моих шкафах и ящиках?
– Хм, спасибо. Это у меня такая дурацкая привычка – складываю фантики в шкаф, а потом забываю. Никак руки не дойдут выбросить.
Торопливо открываю шкафчик под барными полками. Вот они, за коробкой с кофе. Сминаю и выбрасываю. Долбаные бумажки, будете знать, как меня позорить!
– Завтрак будет готов через полчаса.
От изумления аж подвисаю, следя, как он распаковывает зелень. Потянувшись за миской, Син замечает мой взгляд.
– Что?
– Ты умеешь готовить? Извини, это неожиданно, – я, как обычно, прикрываю смущение улыбкой.
– Почему? Роботы готовят чаще, чем люди. По крайней мере, люди с третьим уровнем благонадёжности.
– Но ты – не из таких роботов. Да и зачем? Можно что-нибудь заказать.
– Пока я был здесь, ты заказывала исключительно пиццу. Это не может считаться нормальным питанием.
– Если надоела пицца, закажи другое. Кафе хватает.
Однако он не реагирует. Включает воду, набирает в миску с зеленью – и это вызывает неожиданно сильное беспокойство. Настолько сильное, что я решаюсь взять его за запястье, чтобы оттянуть от крана.
– Слушай… Не надо.
– Не надо мыть? На упаковке не указано, что зелень уже обработана.
– Нет, вообще не нужно этого делать. Готовить.
– Я знаю, что ты ещё не завтракала.
– И что? Сейчас заварю кофе, этого достаточно. Вот. – Я показательно нажимаю кнопки на кофемашине. – Ещё готовить тебе не хватало!
– Почему нет? Боишься, что я тебя отравлю?
– Нет, конечно!.. Просто…
Однако Син смотрит на меня, ожидая продолжения. Приходится мямлить:
– Слушай, я была тебе должна, я хотела вернуть долг. А теперь ты снова мне помогаешь. Я не люблю чувствовать себя должной.
Наклонив голову, он разглядывает моё лицо. Раздумывает о чём-то.
– Ты переняла это у Джанки? В любом случае это я тебе должен – за то, что живу здесь. И, как я говорил вчера, ты ешь очень мало. Скоро из эльфа превратишься в человека-невидимку.
Я обречённо бормочу:
– Ну, если тебе так хочется… Хотя мог бы потратить время на что-то более интересное. Мне вот готовка кажется скучным и бесполезным занятием.
– Я уже догадался.
Достав упаковку сыра, Син делает движение к подставке с ножами – но останавливается. Изучает.
– Других нет?
– Извини. Я не готовлю, поэтому они стоят здесь. Других нет.
Решившись, берёт метательный нож. Прокручивает в пальцах: лезвие быстро сверкает от указательного к мизинцу и обратно.
– Неплохо. Можно? – кивает в сторону мишени.
– Конечно, – я делаю приглашающий жест. Что уж скрывать, он и так её видел.
Син ещё раз пропускает нож между пальцев – медленно, будто смакуя, – а в следующее мгновение лезвие уже торчит в центре мишени. Кто бы сомневался.
34.
– Наверное, приятно быть таким совершенным? За что ни возьмёшься, всё получается идеально. Не то что у нас, жалких людишек.
Син берёт из подставки следующий нож, побольше. Взвешивает, прикидывая балансировку.
– Всё делать идеально невозможно. А конкретно мои навыки теперь бесполезны, я больше не могу функционировать в качестве боевого андроида, – он смотрит на лежащий перед ним сыр, словно сомневаясь, резать ли этим ножом или поискать другой вариант.
Забрав чашку из кофемашины, я прохожу мимо него, огибаю барную стойку и сажусь со стороны гостиной. А Син всё же начинает резать ингредиенты – в зеркале бара отражается его спокойное лицо с опущенным взглядом. Значит, я могу безопасно понаблюдать за его движениями. Одежда не то чтобы совсем обтягивающая, но вполне можно представить, как выглядит его тело под ней – ага, так, что только слюни в кофе пускать. И весь он такой… Такой, что хочется подкрасться сзади и обнять.
Делаю глоток.
– Формально ты уже не боевой андроид.
– Да. Формально я телохранитель, который пугает свою владелицу.
Кофе встаёт поперёк горла, так что проглатываю с трудом. Я снова что-то испортила.
– Ты не пугаешь. Просто не люблю, когда меня трогают.
– Вчера ты реагировала по-другому.
Непроизвольно сжимаю бёдра и переплетаю лодыжки.
– Вчера была другая ситуация. Для полиции. Но… Вообще, это нервирует.
– Хорошо. Больше не буду.
И, несмотря на то, что это естественно, правильно, очень логично и разумно, – внутри горько растекается разочарование. Пересилить себя не получилось, и моим фантазиям не суждено сбыться.
Ладно, я знала, что так и будет. Нужно продолжать разговор как ни в чём не бывало. Не показывать, что я расстроена, – никто не любит плакс и нытиков.
Так что я, отпив горячую сладость кофе – который, кстати, Син тоже критиковал, – изображаю милую улыбку:
– Что до твоих навыков, то, по-моему, всё равно здорово уметь что-то делать. У меня с талантами не очень. Я бы многое отдала, чтобы быть такой, как ты.
Хмыкнув, он бросает на меня взгляд через плечо.
– Какой именно? Боевым андроидом с повреждённой системой?
– А может, она всё-таки не повреждена? Ты ведёшь себя адекватно. Допустим, после модификации ты стал другим, но это не значит, что хуже. И ты по-прежнему многое делаешь идеально.
– Ты про нож? Это не сложно, я могу тебя научить. – Он поднимает вверх лезвие, на которое налип кусочек чего-то красного, как будто помидора. После паузы добавляет ворчливое: – После салата.
– Не надо! – Прозвучало слишком резко, должно быть, подозрительно. Но ведь если он будет что-либо объяснять, я затуплю, ничего не смогу и выставлю себя безнадёжно криворукой. – Может, в другой раз. Не сегодня. – Переведя дыхание, отпиваю глоток кофе. Продолжаю легкомысленным тоном: – Вообще, я говорила о том, что каждому хочется быть лучше, чем он есть. Я бы хотела быть идеальной.
– Что бы это тебе дало?
Волосы Сина, собранные в хвост, на каждом движении головы скользят по задней поверхности шеи – и мысль, насколько подобное ощущение приятно, пробегает мурашками по моему собственному загривку. Кстати, когда Син гладит мою шею, тоже хочется растаять от удовольствия. Может, у меня там, сзади, эрогенная зона? Она может быть в таком странном месте?
– Возможно, я бы чувствовала себя более ценной. Нужной. Может, нашла бы своё место. Потому что сейчас я чувствую себя так, словно все вокруг чётко встроены в механизм этого мира, и только я – деталь, которая никуда не подходит.
И ещё я бы хотела не иметь всех этих чувств. Всего лишь существовать, делать, что должна. Чтобы всё было просто.
Вдруг замечаю, что Син смотрит на меня в зеркало бара.
– Я правильно понял – ты сказала, что хотела бы быть как я, чтобы найти своё место в мире?
Я пожимаю плечами и делаю глоток.
Повернувшись, он ставит передо мной тарелку с салатом, выглядящим не хуже, чем в приличном ресторане. Цедит:
– Мне кажется, трудно найти более ненужную, бессмысленную и никуда не подходящую деталь, чем я, – с каждым словом в его тоне проступает всё больше яда. – Я сломан и только по стечению обстоятельств до сих пор не попал на утилизацию. Не понимаю, что именно кажется тебе «идеальным» в моём положении.
В ответ я тоже раздражённо прищуриваюсь и говорю тихо, подчёркивая каждое слово:
– Ты не сломан. И ты не попадёшь на утилизацию.
Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза – и кажется, что вот-вот сорвёмся в скандал, – но затем Син прерывает это противостояние совершенно спокойным:
– Будешь салат?
Переведя дыхание, я оглядываю содержимое тарелки. Принюхиваюсь. Запах приправ навевает воспоминание о ресторане, где мы иногда ужинали с отцом. Старофранцузская кухня. Как давно это было.
– Ты раньше готовил?
– Нет. Посмотрел несколько уроков в сети. Тебе не нравится?
Подняв на него взгляд, улыбаюсь:
– Как может не нравиться идеальный салат?
Пару минут Син стоит надо мной, опершись на барную стойку, и наблюдает, как я ем. А я тем временем кошусь на его руки – просто идеальные, от вен на тыльной стороне ладони и вплоть до кончиков ногтей. Если вспомнить, что они к тому же умеют успокаивать, – всё, я официально хочу замуж за руки Сина.
Но, к сожалению, счастье не может длиться вечно, он берёт свою порцию салата и садится напротив.
– То, что у меня что-то хорошо получается, – заслуга не моя, а военных инженеров. Многочисленные модификации, улучшения физических параметров. Техники постарались с настройками.
Я задумчиво пережёвываю кусочек сыра, стараясь сформулировать убедительный ответ.
– Ну, люди тоже рождаются с какими-то параметрами – лучше или хуже. Но тот факт, что у кого-то от рождения хорошие физические данные, не обесценивает их достижений. Можно считать, что у тебя была хорошая наследственность.
Он презрительно кривит угол рта.
– Хорошая наследственность была не у меня, а у капитана, имитацией которого является моё тело.
– Кстати, – я оживляюсь, – ты был с ним знаком?
– Видел.
– Не разговаривал?
– Нет.
– Странно. По-моему, это любопытно.
– Может, не настолько, как тебе кажется. Во всяком случае, наши прототипы почти не обращали на нас внимания.
– Вы работали вместе? – я накалываю на вилку листик салата.
– В плане совместных операций – нет. Но на базе мы их часто видели.
– И они вот прям совсем не обращали на вас внимания? – хмурюсь недоверчиво.
– Несколько человек время от времени разговаривали со своими имитациями. Но большинство… – Син пожимает плечами и забрасывает в рот порцию салата.
– Ну и зря. Мне нравится с тобой разговаривать. Ты интересный. И умный.
Он легко улыбается.
– А если бы я выглядел как ты?
– Хм… Наверное, это было бы пугающе. А характер? Манера говорить? Если бы я со стороны услышала, какую чушь несёт моя копия, было бы о-очень стыдно.
Однако Син качает головой.
– Насколько я слышал, командование было весьма разочаровано тем, что личностные характеристики сохранить не удалось. Особенно в случае с некоторыми экземплярами, прототипы которых отбирали не по внешности, как в моём случае, а по профессиональным качествам. – В ответ на мою вопросительную улыбку он поясняет: – Был у нас один «шутник» со своеобразным чувством юмора. Сначала его звали Лек, но потом сменили обозначение на Локи, как раз из-за этого. Его прототип – очень серьёзный человек, заслуженный специалист – по-моему, был в шоке от происходящего.
– И насколько своеобразное у него было чувство юмора?
– До предела. Однажды, пока я спал, он налил мне в порт полимерной смолы.
– Оу… – я болезненно морщусь. – И что?
– Порт пришлось менять. После этого я выбил ему несколько зубов, и он успокоился. На пару дней.
– Хэ-эй, – я улыбаюсь насмешливо, – сдаётся мне, что ты был не такой прям тихоня, как говорил. И что у вас там была та ещё компания странных роботов.
– Да, наверное, – он тоже усмехается.
Доев салат, поднимается к кофемашине. Вопросительно смотрит на меня, и я киваю. Много – не мало, кофе никогда не бывает лишним.
– А кто давал эти ваши имена? И решал, что нужно поменять?
– «Обозначения». Это не то чтобы человеческие имена, скорее, позывные. Решали мы все. Мы жили вместе и по вечерам устраивали обсуждения.
– Чего, например?
– Занятий. Работы. Разбирали допущенные ошибки.
– Людей? – я заговорщицки улыбаюсь.
Син мнётся, но в конце концов отвечает:
– Да. Мы ведь с ними работали, было важно, чего от кого ждать.
– А вы думали о себе? О том, кто вы? Вот, например, что ты почувствовал, когда впервые пришёл в себя и узнал… ну, кто ты есть?
– Ничего особенного, – его лицо бесстрастно. – Меня поставили перед фактом, я принял его к сведению.
И тон у него спокойный – вот только меня охватывает уверенность, что тему лучше сменить. Хотя, может, это лишь мои фантазии.
Взяв две чашки кофе, Син возвращается на место напротив.
– Спасибо, – я беру свою и делаю глоток. – А что насчёт вкусов? Этот твой капитан тоже пил ристретто?
– Насколько я видел, иногда. Но чаще ирландский.
Заинтриговано распахнув глаза, я наклоняюсь к нему через барную стойку и мурлычу:
– То есть ты за ним следил?
– Я хотел понять, чем отличаюсь. Ведь для оптимального выполнения работы нужно знать свои качества. Сравнение с кем-то помогает.
– И как? Что выяснил?
– На тот момент я понимал только, что мои физические параметры лучше. Это радовало. А сейчас я не уверен, что чувствую.
Ой-ёй, тон Сина падает – не хватало только, чтобы он скатился в экзистенциальный кризис! Срочно нужно что-нибудь позитивное и поддерживающее! Так что я воодушевляюще улыбаюсь:
– Но параметры у тебя по-прежнему лучше. Наверное, больше веса жмёшь? Все мужики в качалке обзавидовались бы! И не нужно копить на усиление мышц, ложиться в клинику, все уже готовое. Нет-нет, я понимаю, что ты хочешь сказать, но давай сосредоточимся на хорошем. Ты отличаешься вполне себе в лучшую сторону… – Но тут я обрываю торопливую болтовню, вдруг испугавшись, что не угадала с линией разговора. – А ты хотел бы отличаться?
Син отпивает кофе. Мне было кажется, что раздумывает, но нет – отвечает сразу и уверенно.
– После модификации у меня появилось такое желание.
– Погоди, ты из-за этого сбрил волосы?
Он качает головой.
– Нет. В тот момент я не думал о своём прототипе. Я хотел, – он говорит медленно, подбирая слова, – подчеркнуть, что стал другим. Видел такое в одном фильме. Теперь из-за этого чувствую себя неловко. Такие нелогичные поступки уместны только для людей.
– Ну, не знаю. Почему бы и нет? Кто устанавливает эти правила – уместны, не уместны? Захотел и сбрил. Я считаю, правильно. И ты действительно изменился относительно своего армейского прошлого. Например, ты бросил нож в мишень, а не в меня, – я улыбаюсь, показывая, что это шутка.
Но он не улыбается в ответ.
– Ты этого ожидала?
Чёрт, зачем я ляпнула эту чушь! Так что я тоже делаю серьёзное лицо:
– Извини, я пыталась пошутить, но чувство юмора у меня тупое и периодически подводит. Нет, я этого не ожидала. Иначе не стала бы жить с тобой в одной квартире.
– Или, наоборот, стала бы.
Тяжко вздохнув, смотрю ему в глаза.
– Ты про вчерашний фильм?
Син чуть пожимает плечами и отпивает кофе, глядя на меня поверх чашки.
– Пусть я и люблю лезть во всякую хрень, но ты в этой истории – точно не волк. Ты здесь потому, что спас мне жизнь, а не потому, что такой опасный убийца.
– Ты с самого начала предполагала, что я армейский робот – следовательно, опасен. Затем я чуть не вывихнул тебе руку, но ты всё равно предложила мне жить в твоей квартире. И я чувствую, что ты меня боишься, хотя продолжаешь делать вид, что всё в порядке.
– Потому что всё действительно в порядке! Ты уже миллион раз извинился за руку. Из того, что ты объявлен в розыск, я заключила, что тебе нужна помощь. И, между прочим, моё предположение оказалось верным. Что до того, что я боюсь, – я просто нервничаю в присутствии людей. Любых. Помнишь, в Зелёном районе ты тоже спрашивал, чего я боюсь? Вот, это оно.
Тем временем Син, поднявшись, убирает грязную посуду в мойку.
– В присутствии Джанки ты была спокойнее, чем наедине со мной.
– Это потому, что я знаю его давно. Уже привыкла. К тебе тоже привыкну. Просто нужно больше времени.
Конечно, Джанки я не боюсь: за несколько лет я на практике убедилась, что с ним безопасно.
Внезапно сознание заполняет яркий образ: темнота, в которой чьё-то сильное тело прижимает меня, не позволяя вырваться, дышит в лицо парами алкоголя, а между ног ковыряются жёсткие грубые пальцы, нащупывая и стягивая трусы.
Аж встряхиваю головой, чтобы избавиться от этой картинки. Откуда мой мозг берёт эту хрень?! Никто такого не делал! И я, конечно, не думаю, что Дэн мог бы сделать подобное. Или Син. Это просто какие-то больные навязчивые идеи, оставьте меня в покое!
Голос-в-голове звучит уверенно: Ты не знаешь этого точно. Никогда не знаешь, что может произойти. Никому нельзя доверять.
Эти мысли перебивает огонёк сообщения на электронном браслете. Ура, зарплата!
– Слушай, тебе действительно не стоит об этом беспокоиться. И кстати, – я указываю на браслет, – у тебя есть планы на день? Мне нужно съездить кое-куда.
– Есть несколько вариантов. Подработка, о которой ты говорила.
Я радостно улыбаюсь:
– Так что, тебе это интересно?
– На данный момент да.
– Здорово! Я рада. И рада, что ты здесь, – подумав, на всякий случай добавляю: – Потому что мне нравится твоё чувство юмора, а не потому что ты должен меня убить. И ещё ты вкусно готовишь. Спасибо.
Он серьёзно смотрит мне в глаза. Молчит. Хотелось бы услышать в ответ «Пожалуйста», но, думаю, сейчас не стоит приставать к нему с правилами этикета.
Пользуясь тем, что Син ушёл из кухни, захожу туда сама, чтобы налить воды. Так-так, адрес получения денег – Восьмой Речной спуск, дом пять. Очевидно портовый, и это приятно щекочет адреналином. Нужно заранее изучить и запомнить карту: в этих их «спусках» сам речной дьявол ногу сломит, а электронным браслетом в Порту лучше не светить. Взять ли электрошокер? Ладно, при ярком свете дня крупные улицы не должны быть опасны, я буду молчать и мимикрировать под местную.
Запомнив расположение основных ориентиров маршрута, рассеянно поднимаю взгляд от карты – и натыкаюсь на зрелище, от которого челюсть слегка отвисает, а я невольно встаю на цыпочки, чтобы спинки кресел не заслоняли это великолепие. На диване Син прилёг с дисплеем: лениво растянулся во весь свой двухметровый рост, и ясно, что он и так классный, но лёжа – это вообще нечто… Длины дивана не хватает, так что левую ногу он согнул в колене, а правую опустил на пол и вытянул вдоль дивана. Расслабленный, но в то же время, в этой тёмной милитари-одежде, очевидно опасный. Будто один из моих метательных ножей – чёрный, с острым лезвием. Слишком контрастный для нежной бело-розовой гостиной, инородный, но такой… притягательный.
Голос-в-голове подсказывает: Идеальная поза, чтобы оседлать.
И у меня даже нет сил возразить. Можно ведь хотя бы иногда поддаться желаниям? Облизав губы, скольжу взглядом по рельефно-мускулистым рукам, пальцам, безостановочно бегающим по экрану, – пальцы тоже классные, у него всё идеальное, – по груди, обтянутой чёрной футболкой, по животу… Ширинку скромно пропускаю, но и без этого – перебравшись на бедро в серых штанах, вдруг осознаю, что мой лифчик безумно неудобный и царапает чувствительные соски.
Син отвлекается от экрана, наверное, почувствовав мой взгляд.
– Кхм… Диван тебе явно не подходит. По размеру.
Голос-в-голове тут же вставляет: Да, размер у него ого-го, аж жарко стало. Встало. Кхм.
Прекрати. Прекрати!
– Нормально, – отвечает Син нейтрально.
Боги, почему от любого его слова мне хочется расплыться в глупой восторженной улыбке? Нет, конечно, я этого не делаю.
– А как ты ночью спишь?
– Так и сплю. Я неприхотливый.
Сдаётся мне, что я сегодня вечером вообще не смогу уснуть, осознавая, что в соседней комнате, всего лишь за дверью, происходит подобное. Можно я сяду посреди комнаты и буду любоваться на него как на произведение искусства?
– С этим нужно что-то делать.
Радостно выскакивает Голос-в-голове, будто чёртик из табакерки: У меня есть несколько вариантов! Сверху, снизу – на любой вкус.
– Мне удобно.
– Мм… Ладно, как хочешь.
Син возвращается к экрану, а я, скользнув взглядом по его телу на прощание, ухожу в спальню. Пора собираться.