Глава первая. Кого волнует чужая беда?
Наверное, трудно представить состояние человека, получившего диагноз «злокачественная опухоль». Мир рушится в одночасье, а все надежды, планы и мечты, которые еще вчера так рьяно будоражили сознание, становятся абсолютно ненужными и неинтересными.
Нет, смерти он не боялся, лишь вопросы, вопросы, вопросы зловеще звучали в его голове. Зачем я пришел на этот свет? И ради чего жил? Для чего всю жизнь старался создать то, что доктор так легко и безжалостно уничтожил одним росчерком пера?
Люди в белых халатах то и дело мелькали в просторном коридоре больничного комплекса, не обращая никакого внимания на человека, который тихо сидел в кресле, чего-то ожидая и держа в руке серую бумажку, на которой коротким предложением был отпечатан смертный приговор.
Обреченный безразлично смотрел в большое окно, дневной свет ярко отражался в его серых глазах, где угасающим пламенем пульсировал тот самый огонек под названием «жизнь». В голове вдруг тихим шепотом прозвучала поэтическая фраза:
«Я тоже пацифист, но иногда бывают вспышки гнева…»
Мужчина с трудом приподнял опухшие веки, криво усмехнулся, после чего сжал зубы, запрокинул голову и, схватив себя двумя руками за волосы, издал истошный крик. Через мгновение его обмякшее тело упало на сверкающий пол клиники.
Откуда-то сбоку к нему подбежала медсестра и, преклонив красивое колено, стала нащупывать пульс. Из кабинета вышел взволнованный доктор и, наклонившись, живо спросил:
– Что с ним, Таня?
Медсестра, взмахнув длинными черными ресницами, которые прикрывали светло-бирюзовые глаза, монотонно выдохнула:
– Пульс частый, сердце аж из груди выскакивает.
Врач строго посмотрел в красивые глаза, после чего перевел взгляд на пышную грудь и бедра девушки.
Медсестра надменно улыбнулась и, щелкнув пальцами, проговорила бархатным голосом:
– Валера, ему нужно срочно вколоть успокоительное, пока он вконец не зажмурился…
Врач, не отводя глаз от короткого подола белоснежного халата медсестры, спокойно ответил:
– Определи больного в седьмую палату и вколи ему бычью дозу успокоительного.
Медсестра суетливо переспросила:
– То есть как – бычью дозу, Валера?
Валера кивнул и спокойно ответил:
– Таня, он все равно не жилец, у него в желудке раковая опухоль величиной с яйцо. Анализы крови, эндоскопия и рентген подтвердили злокачественную опухоль, сейчас пробы крови отправили на вторичный анализ, но, к сожалению, чудес не бывает. Пусть полежит недельку у нас, потом выпишем.
После этих слов врач ехидно заулыбался.
Медсестра, приоткрыв нежный ротик, вылупила бирюзовые глазки, посмотрела на стройного мужчину с небольшой сединой на висках, который лежал на вымытом до блеска линолеуме, и с грустью сказала:
– Бедняга, симпатичный такой и не старый совсем.
Врач небрежно махнул рукой, после чего, подмигнув медсестре, тихо прошептал:
– Ладно, Таня, как с ним закончишь, зайдешь ко мне на релаксацию, у меня через час обед…
Глава вторая. Гипноз или обыкновенное чудо?
Очнувшись в просторной палате в больничной рубашке на голое тело, мужчина медленно поднялся с койки и тихо издал возглас, походивший на вой умирающего волка.
В этот момент дверь в палату открылась, и на пороге, как на сверкающем пьедестале, появилась роскошная медсестра. Суетливо покрутив головкой и ласково улыбнувшись, она радостно проговорила:
– Здравствуйте, больной, я ваша медсестра Татьяна Петровна Гуляева, как вы себя чувствуете?
Мужчина сглотнул слюну, созерцая сексапильную до боли медсестру, и тихо ответил:
– Спасибо за заботу, чувствую себя нормально.
Медсестра кокетливо захлопала длинными ресницами и весело объявила:
– Я думаю, вы не будете против, если мы подселим к вам пациента на одну ночь?
Мужчина сунул ноги в больничные тапочки, протер глаза и ответил:
– Я не против, тем более что проспал весь день как убитый. Который сейчас час?
Медсестра выгнула спинку, улыбнулась:
– Мы вам сделали инъекцию успокоительного, и вы проспали ровно четырнадцать часов, сегодня суббота, два часа утра.
После этих слов она повернула голову к зеркалу, пальчиком протерла краешек пухлых губ и, улыбнувшись, добавила:
– Ну хорошо, тогда ждите соседа, я побежала, да, кстати, а родственникам вы не хотите сообщить, где находитесь?
Мужчина встал с кровати и, потянувшись, ответил:
– Нет, зачем расстраивать семью? Тем более что мои сейчас отдыхают на черноморском пляже.
Медсестра озабоченно посмотрела на пациента и, прищурив свои красивые глаза, спросила:
– Как же так? Никто из ваших близких не знает о вашей болезни?
Больной печально ответил:
– Я сам-то о ней узнал только вчера, меня привез на машине в клинику мой армейский товарищ, ему единственному известно о моей беде. Жаль, что не могу воспользоваться своим мобильным телефоном, на работу хотел сообщить, хотя стоит ли?
– Естественно, стоит, вам еще тут неделю лежать, обратитесь с утра к дежурному или к вашему лечащему врачу Шнуркову Валерию Эдуардовичу.
Одарив пациента напоследок шикарной улыбкой, медсестра закрыла дверь и грациозной поступью дикой лани зашагала по длинному коридору.
Ровно через пять минут раздался стук в дверь…
Больной доброжелательно крикнул:
– Входите, не заперто!
Дверь открылась, и на пороге возник невысокий старичок. Стройность придавала ему некую солидность, а седые волосы и небольшая бородка намекали на принадлежность к интеллигенции. Чеканя шаг, он вошел в палату и вежливо начал говорить:
– Разрешите представиться! Богдан Богданович Боженов. Решил пройти общее обследование и профилактику организма. В моем возрасте это, знаете ли, не помешает.
Больной вяло кивнул и тихо ответил:
– Очень приятно, меня зовут Павел Геннадьевич Калугин, пожалуйста, располагайтесь.
Боженов, заметив унылое настроение соседа по палате, внимательно посмотрел на него и деликатно сказал:
– Молодой человек, прошу меня извинить за стеснение, но я здесь только до утра, если вы возражаете, то я могу подождать и в коридоре.
Больной устало улыбнулся, махнул рукой и, включив электрический чайник, спокойно ответил:
– Ну что вы, Богдан Богданович, о чем вы говорите, вы меня нисколько не стесняете, напротив, я даже рад компании, тем более что я проспал четырнадцать часов, в какой-то момент мне даже показалось, что я умер и над моим умирающим телом раскрыл свои огромные крылья белый ангел.
Старичок усмехнулся:
– Вы правы, больница есть место мистическое, она подобна аэропорту между мирами, где кто-то прилетает, а кто-то убывает. А если серьезно, то четырнадцать часов здорового сна – это действительно прекрасно. У меня, к сожалению, последние двадцать лет страшная бессонница, старость, как говорится, не радость, хотя я не жалуюсь, в свои неполные семьдесят восемь лет чувствую себя достаточно хорошо.
Калугин покачал головой и подумал вслух:
– Да, завидное здоровье, а я в свои пятьдесят три года получил диагноз – злокачественная опухоль, или, проще говоря, рак желудка.
Боженов прикрыл рот ладонью и, широко распахнув глаза, полушепотом проговорил:
– Да что вы говорите, разве такое бывает?
Калугин развел руками и отрешенно выдохнул:
– Как видите…
– Бедный, вы же еще совсем молодой, вам жить да жить…
Калугин грустно улыбнулся и философски ответил:
– Вы знаете, первая моя мысль была: а почему именно я? В какой-то момент мне показалось, что я и не жил еще вовсе, а так, готовил себя к какому-то главному прыжку.
Боженов, мотая головой, заботливо поддержал соседа по палате:
– Вы не отчаивайтесь, в конце концов, медицина не стоит на месте, всегда есть надежда на лучшее. Верьте, что Бог не оставит вас наедине с вашей трагедией.
Калугин усмехнулся.
– Вы знаете, Богдан Богданович, я атеист до мозга и костей и в Бога не верю из принципиальных соображений.
Боженов с удивлением посмотрел на Калугина и переспросил:
– Как? Совсем не верите?
Калугин серьезно ответил:
– Имея ученую степень в области физики и ежедневно совершенствуя высокочастотные схемы оптоэлектроники, как бы это выразиться, стыдно, что ли, верить в некую высшую силу, которая якобы повелевает всеми нами… Жизнью управляет сам человек, другой вопрос, как он это делает? И какими жизненными принципами руководствуется?
Боженов пожал плечами:
– Странно, мне всегда казалось, что человек в трудные периоды своей жизни, наоборот, тянется к Богу, надеясь на чудо.
После этих слов он достал из пакета выпечку и с улыбкой предложил соседу:
– Вы не против отведать малиновый пирог домашнего приготовления с цветочным чаем? Я обратил внимание, что чайник уже вскипел.
Калугин с улыбкой согласился:
– Давайте отведаем ваше угощение, думаю, хуже все равно не будет…
Боженов по-барски раскинул руки:
– О чем вы говорите? Этот цветочный чай, он способен творить чудеса…
Потом он залил кипятком цветочные листья и протянул чашку собеседнику. По палате распространился божественный запах, который опьянил Калугина своей чистотой и ароматом.
Сделав несколько глотков, Калугин широко распахнул глаза и, глядя на улыбающегося Боженова, искренне произнес:
– Да вы волшебник, Богдан Богданович, в жизни ничего подобного не пробовал, бывает же такое…
Боженов поделил малиновый пирог на пять частей и благожелательно ответил:
– А ведь вы правы, я действительно всю свою жизнь проработал в цирке иллюзионистом, и называли меня не иначе как волшебником. Сорок пять лет я удивлял публику своим талантом гипнотизера и даром полнейшего контроля над действиями человека.
Калугин скептически пожал плечами:
– Никогда раньше не встречал живого гипнотизера… Вы уж простите за откровенность, но для меня слова «гипнотизер» и «шарлатан» всегда являлись синонимами… Ну, может, не совсем так, но эти занятия представлялись мне очень похожими…
Боженов, ни на секунду не смутившись, громко хохотнул, запрокинув голову, и, хлопнув в ладоши, выдвинул свободный стул на середину палаты. После чего, театрально хрустнув пальцами, громко провозгласил: