000
ОтложитьЧитал
Глава 1. Маны и Манускрипт
Маны-Кара было уже девять лет. Она жила в Кызыле, в доме на улице Ленина, недалеко от берега Енисея. Каникулы только начались, и Маны наслаждалась тем, что можно беззаботно играть во дворе целый день, не думая об уроках.
С утра до вечера мальчишки и девчонки носились по двору, оглашая окрестности задорными криками и заливистым смехом. Но в то утро двор был пуст, никто из ребят ещё не вышел, и Маны-Кара оказалась первой. Она решила исследовать заброшенный сарай за домом.
В сарае было темно, лишь полоски света пробивались через щели между досок. Старые коробки и сломанная мебель лежали в беспорядке. Каждый шаг девочки поднимал пыль, которая причудливыми завитками извивалась в лучах солнца. Маны-Кара, заинтригованная игрой пылинок, специально топнула ногой, чтобы поднять ещё больше пыли и посмотреть, как она будет танцевать на свету. Но поднялся такой шлейф, что у девочки защекотало в носу. Маны громко чихнула, согнулась, невольно отступив назад, и упала прямо на груду коробок.
«Ну вот, мама опять будет ругаться, что испачкала одежду», – с досадой подумала Маны-Кара и попробовала встать, расталкивая старые коробки. Вдруг из одной из них выпали дощечки старинного вида, перемотанные красной шёлковой лентой. Они были размером и весом с кирпич. Девочка, так и сидя среди коробок, потянулась, взяла дощечки и принялась рассматривать их в свете лучей. На верхней дощечке, изрядно потрёпанной временем, мелькали значки, которые Маны, хоть и имела полное право похвастаться пятёркой за год по языку, прочесть не могла. Кроме этих значков, на дощечках не было ни картинок, ни чего-то ещё более-менее понятного. Из любопытства девочка проверила содержимое остальных коробок, но ничего интересного в них не нашла.
Маны решила отнести находку домой, но пока никому не говорить о ней. Пусть это будет её секретом, подумала она. А вдруг на дощечках зашифрован путь к кладу, или послание инопланетян, или письмо египетского фараона? Фантазируя о содержимом своей находки, Маны-Кара прошла через двор домой, зажав под мышкой увесистую стопку дощечек. Дома она спрятала дощечки под кровать и вернулась во двор.
* * *
А в городе тем временем начали происходить необъяснимые вещи. Люди всё чаще стали внезапно заболевать странным недугом, вызывающим усталость. Больницы переполнялись пациентами, причину болезни которых доктора не могли установить. И болезнь оказалась не просто неизлечимой, но и заразной: многие из тех, кто находился рядом с больными, вскоре тоже заболевали.
Люди ходили хмурые, соседи перестали здороваться, а ребятня – играть во дворе. Власти Кызыла объявили карантин, и дети совсем перестали выходить на улицу. Родители запрещали им собираться вместе. Все засели за компьютеры или уткнулись в телефоны. А лето было в самом разгаре!
* * *
Маны-Кара безвылазно сидела дома уже больше недели, перечитала все заданные на каникулы книги, прошла все новые компьютерные игры. Сейчас она смотрела в окно, забравшись на подоконник. Девочка обронила взгляд на сарай и вспомнила про дощечки, которые нашла прямо перед карантином. Маны слезла с подоконника, вытащила находку из-под кровати. Дощечки были такими же увесистыми и потрёпанными.
«Надо бы посмотреть, что написано на других дощечках», – только подумала Маны-Кара, как в комнату вошла мама и сообщила, что будет проводить уборку с дезинфекцией, потому что число заражённых в городе продолжает расти. Прихватив дощечки, Маны вышла в подъезд и опустилась на лестничный пролёт, дожидаясь окончания уборки.
По лестнице к себе домой поднимался сосед Дандар-оол, уже взрослый мальчик – ему было почти двенадцать.
– Привет! Ты что тут делаешь? – спросил он.
– Ничего. Просто мама затеяла уборку, и я жду здесь.
– А это что у тебя? – поинтересовался Дандар-оол, указывая на дощечки.
Маны-Кара ни за что не раскрыла бы свой секрет другим, но тот факт, что с ней общается взрослый парень, очень ей льстил.
– Не знаю… Нашла в заброшенном сарае ещё до карантина, – объяснила она нарочито безразличным тоном.
– Можно взглянуть? – спросил мальчик, протягивая руку.
Девочка нехотя передала ему дощечки.
– Ты всё равно ничего не сможешь прочитать.
– Ну почему же? – возразил Дандар-оол. – Мой дедушка был ламой и учил меня читать на санскрите. А этот текст как раз на нём.
– Ого! – удивилась Маны. – Так ты можешь сказать, что тут написано?!
– К сожалению, перевести текст я смогу только со словарём, а так – лишь прочитать.
– Зачем же тогда дедушка учил тебя читать, если ты не понимаешь слова? – удивилась Маны.
– Он говорил, что санскрит – это древний забытый язык, на котором будды давали учения, а последователи записывали их. Со временем учения были переведены на другие языки, а молитвы и обращения к буддам так и остались неизменными.
– Какой умный был у тебя дедушка! И хорошо, что он научил тебя читать! А на санскрите только молитвы писали? А путь к кладу с древними сокровищами или тайну бессмертия могли записать?
– Про клад не знаю, а про всякие тайны только на нём и писали.
– Тогда давай читать! – попросила Маны.
– Это какой-то о-очень древний манускрипт, – пробормотал Дандар-оол, присел на ступеньку рядом с девочкой и осторожно развязал ленточку.
– На, подержи, – попросил он, протягивая её Маны.
Девочка машинально перекинула алую ленту через шею так, что её концы свесились на грудь. Так в кино английские джентльмены после балов носят развязанные галстуки-бабочки.
– Ом… – начал читать вслух Дандар-оол.
На какое-то мгновение Маны-Кара показалось, что воздух стал плотнее.
– Вадж-Ра-Сатт-Ва, – продолжил читать по слогам мальчик, ничего не замечая.
Маны почувствовала, как всё вокруг стало терять чёткие очертания, словно отразившись в ряби на поверхности воды.
– Хум! – Дандар-оол повернулся к девочке и резко замолчал, застыв с открытым ртом.
Маны-Кара всё так же сидела рядом с ним, но её охватило белое сияние, а ленточка превратилась в светящийся красный плащ, как у древних рыцарей. Тут мальчик заметил, что и манускрипт окутан таким же белым сиянием, а текст мерцает красным светом.
Маны видела изумлённое лицо Дандар-оола, но не испугалась – мощная энергия наполнила её сознание и тело. Она взяла в руки манускрипт и перелистнула дощечку.
Информация из манускрипта сама загружалась в память девочки: теперь она обладает сверхспособностями Воина Ваджры – может находиться и действовать сразу в нескольких измерениях, недоступных людям. Манускрипт Ваджры – теперь главный источник её силы и знаний.
Но ей нужен Проводник, стоящий на границе измерений, иначе она рискует заблудиться в мирах и не найти дорогу обратно.
Дандар-оол как никто другой подходил на роль Проводника. Маны взяла мальчика за обе руки, и все заключённые в Манускрипте Ваджры знания передались и ему.
– Благодарю тебя, Воин, за честь быть твоим Проводником! Я отдам все силы службе на стороне Добра! – с достоинством промолвил Дандар-оол.
– Мы должны помочь этому городу справиться с эпидемией! – воскликнула Воин Ваджры.
– Конечно! Не будем терять время! Что я должен делать? – спросил Дандар-оол.
– Проводники могут замедлять течение времени. Задержи время, пока я исследую измерение бестелесного пространства города.
Мальчик не стал спрашивать, как сделать то, что ещё пять минут назад казалось невозможным. Дандар-оол шагнул вперёд, обеими руками схватил пространство перед собой и стал тянуть его назад, словно поймал кого-то, кто пытался сбежать. Чем сильнее пространство-время сопротивлялось, тем больше увеличивался в размерах мальчик.
– Чем дольше ты сможешь задерживать время, тем больше шансов дашь людям! – воскликнула Маны.
Девочка застегнула плащ на груди, и её одежда превратилась в трико супергероя, а сама она обернулась статной девушкой-воином. Маны раздвинула сдерживаемое Проводником пространство, словно занавес, и нырнула в него, а Дандар-оол с каждым мгновением становился всё больше похож на синего монстра с огромными руками и мощными ногами.
* * *
В том измерении не существовало материи. Тот же город, те же люди, но без плоти – только сгустки энергии. Даже стены домов были просто энергией, медленно движущейся в заданных ей пределах.
Маны-Кара с изумлением рассматривала этот знакомый и в то же время новый мир, а знания Воина Ваджры чётко направляли её к цели. Она отправилась к вершине горы Догээ, чтобы рассмотреть весь город целиком. Сначала она передвигалась большими прыжками, а затем взмыла в воздух и полетела к вершине горы.
– Так гораздо удобнее, – подумала Маны, – и быстрее! – добавила она, сидя уже на вершине.
Представшая перед ней картина удивляла… По городу сновали люди в форме сгустков энергии – стены домов не мешали видеть всех и каждого. Здоровых людей окутывало яркое свечение, больных – тусклое чёрное мерцание. Кто-то только-только начинал тускнеть, а кто-то уже почти исчезал во мраке. Больных было много, и всех их связывала сеть, которая расползалась и опутывала весь город.
В памяти Воина Ваджры не хранилось подобных воспоминаний. Он не сталкивался с таким за многовековую историю служения. Поэтому Маны-Кара оставалось надеяться только на себя. Она полетела над городом, всматриваясь в тех, кого окутала мгла, и вдруг заметила свою маму, которая всё ещё убиралась в квартире. Над ней уже зависла чёрная тучка – пока что маленькая, но с каждой минутой разраставшаяся в размерах.
Позабыв обо всём, девочка подлетела к маме и попыталась отогнать черноту. На какое-то мгновение ей это даже удалось – свет вокруг мамы стал ярче. Однако чёрная сущность вдруг развернулась и ринулась в атаку, и была она уже не маленькой тучкой, а огромной чёрной молнией, летевшей прямо в цель. Маны-Кара бросилась ей наперерез и в последний момент успела прикрыть ничего не подозревающую маму своим плащом. Молния, ударившись о плащ, с шипением отскочила. В следующую минуту чернота стала заполнять всё пространство комнаты. Мама Маны бессильно опустилась на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза.
Знание Воина подсказало Маны надёжный приём – и в руке юной воительницы возникла сеть, сотканная из паутины времени. Отточенным движением она набросила сеть на тьму и стянула её в плотный комок. Ни секунды не сомневаясь в своих действиях, Маны спалила темноту светом меча Ваджры, возникшего в её руке.
Как будто лопнула туго натянутая струна, и наброшенная на город сеть испарилась. Это почувствовали все люди: стали улыбаться и чаще смеяться, вместо того чтобы хмуриться. Чёрные тучки отлетали от людей, и свечение становилось ярче.
Мама Маны-Кара словно очнулась из забытья и, весело напевая, принялась домывать полы, не понимая, зачем взяла с собой антисептик.
Маны выскочила из бестелесного мира в тот момент, когда Дандар-оол уже принял свой привычный облик и спокойно удерживал пространство-время одной рукой. Победительница тьмы расстегнула плащ – и снова стала девочкой с красной шёлковой лентой на шее.
– Уже можно отпустить, а то совсем время остановишь! – улыбнулась Маны-Кара.
– Теперь уже изи стало, а было очень трудно. Еле справился! Думал, не удержу. Представляешь, в какой-то момент я был выше горы! Жуть, ты бы видела! Так что произошло? Сначала всё резко потемнело, а потом вдруг стало легко и светло! Что ты сделала?
– Да ничего особенного. Просто маму спасала, а получилось так, что спасла всех, – ответила девятилетняя девочка, перевязывая лентой Манускрипт и бережно заворачивая его в кофту. Маны-Кара отнесла Манускрипт домой, спрятала под кровать и побежала играть во двор, где уже вовсю резвилась ребятня.
Глава 2. Bona causa (доброе дело)
Маны-Кара сидела за столом в своей комнате и делала домашку по математике. Каникулы закончились, начались занятия в школе. Маны была девочкой ответственной и всегда старательно выполняла домашнее задание.
В комнате замигал свет, лампа погасла. Сначала Маны-Кара не видела ничего, но постепенно глаза привыкли к темноте и проявились очертания комнаты. Под кроватью что-то слабо светилось. Маны нагнулась и увидела, что свечение исходит от Манускрипта, завёрнутого в кофту. С того дня, как Манускрипт отправился под кровать, у девочки ни разу не возникло желания вспомнить о нём. Она почему-то решила, что то был просто сон. Но сейчас Маны не могла отрицать очевидное: свёрток всё ярче и ярче светился.
Девочка вынула Манускрипт из кофты, но та продолжала переливаться всполохами огоньков. Маны, надев на шею ленточку, попробовала произнести фразу, которую зачитывал Дандар-оол: «Ом Ваджрасаттва Хум», однако ничего не произошло. Лишь свечение стало чуть менее тусклым. Девочка схватила Манускрипт, накинула кофту на плечи и выскочила в подъезд, чтобы позвать Дандар-оола, но замешкалась на лестничной площадке. Они ведь ни разу после того случая не обсуждали своё приключение, будто его и не было. Иногда здоровались, и всё. Маны замерла в нерешительности…
* * *
Дандар-оол тоже сидел дома. Он доклеивал модель пиратского корабля. Свет погас, когда мальчик, зажав тюбик с клеем в одной руке и лупу – в другой, пытался закрепить пушки в проёмах корпуса.
– Ну, опять! – раздосадованно вздохнул Дандар-оол.
Он пошёл проверить, везде ли нет электричества или только у них в квартире. Приоткрыв входную дверь, выглянул в подъезд: там было светло. Хотел было закрыть дверь и проверить щиток в квартире, но понял, что что-то не так: свет шёл не от ламп в подъезде, а снизу лестничного пролёта. Он вышел посмотреть на источник света. Внизу стояла Маны-Кара со светящимся Манускриптом, мерцающими кофтой на плечах и лентой шее… Дандар-оол так и застыл на месте с тюбиком клея и лупой в руках.
– Опять?! – только и спросил он.
– Он сам… я тут ни при чём… И меня он не слушается… Не знаю, что делать…
– В смысле – не слушается? Как он должен тебя слушаться?
– Не знаю… Я подумала: раз он стал светиться, значит, я должна что-то сделать, и попыталась его оживить. Ну как ты тогда! Но ничего не вышло. Думала спросить у тебя, а ты сам вышел. Вот… – сбивчиво объяснила Маны, целиком окутанная мерцанием.
– Та-ак, – озадачено пробормотал Дандар-оол, – выходит, это был не сон. Или я сплю сейчас? – и ущипнул себя за ухо.
– Вот и я решила, что всё случилось во сне… А теперь оказывается, эпидемия всё-таки была, хотя никто о ней не помнит. Получается, ты и вправду Проводник, а я – Воин Добра?! Ух ты!
– Похоже, что так… Ладно, попробуем… Давай сюда Манускрипт, Воин, – неуверенно, пытаясь улыбаться, промолвил Дандар-оол.
Взяв Манускрипт, мальчик взглянул на верхнюю дощечку и удивлённо воскликнул:
– Ого! Теперь здесь надпись на латыни! Эту я ещё сумею прочесть, но если там весь текст такой, тебе, боюсь, придётся искать другого Проводника.
– Ты же умный, ты справишься! Зачем нам другой Проводник? – умоляюще сложила руки Маны.
– Окей, окей, приступим, – улыбнулся Дандар-оол, пряча инструменты в карман, чтобы не мешали, и стал зачитывать:
– Бона кауза триумфат.
Дети не знали, что на латыни это означало «доброе дело побеждает», зато увидели, что снова, как в прошлый раз, мир начал терять чёткие очертания. Всё словно вибрировало, стало чуть менее плотным, чуть более живым.
Кофта на Маны-Кара превратилась в эластичную броню. Девочка подошла к Дандар-оолу, накинула ему на шею ленту, и лента тоже превратилась в непробиваемый костюм.
Первая и вторая дощечки перевернулись, и на третьей возникла надпись: «Нужна помощь. Ступайте на площадь, где стоит барабан, и войдите в Храм под звон колоколов».
* * *
Дети шагали по улице, а люди проходили мимо, не обращая внимания на их необычный вид. Видимо, для прохожих Маны-Кара и Дандар-оол выглядели обыкновенно. На площади перед Муздрамтеатром ребята остановились в замешательстве. Молитвенный барабан, фонтан, здание правительства и даже памятник Ленину через дорогу находились на своих местах, а Храма не было.
– Куда же дальше? – спросила Маны. – Я думала, стоит прийти сюда – и Храм появится специально для нас. А здесь всё как обычно, если не считать нас с тобой: выглядим как актёры какие-то. Хорошо хоть, никто не смеётся.
– Актёры? – задумчиво переспросил Дандар-оол. – Точно! Театр – это храм Мельпомены! Нам в театр!
– Ага, правильно! – обрадовалась Маны-Кара. – А кто такая Пельпомена?
Но Дандар-оол, не расслышав вопроса, уже поднимался по лестнице к входным дверям. Маны побежала следом. Тем временем в Манускрипте перевернулась ещё одна табличка – и появился новый текст.
– Тут сказано: «Вход в Храм откроется под унисон колоколов, когда вдвоём они ударят…» Это, наверное, про колокольный звон в церкви? Обычно колокола звонят по вечерам.
Дойдя до парадного входа, Дандар потянул за ручку, но дверь не поддалась. Вдали послышался звон из возвышавшейся на горе церкви. Маны тоже подёргала за ручку – ничего. Колокол звенел, ребята старались изо всех сил, но безуспешно.
А внизу кто-то, проходя мимо молитвенного барабана, раскрутил его. И тут, когда последний удар церковного колокола сказал «Бом!», а маленький колокольчик на барабане ответил «Динь!», рука Маны ухватилась за ручку двери, и дверь открылась. Но это была уже не обычная дверь – устремляясь вверх, она словно упиралась в небо.
Ребята вошли в Храм, его стены плавно сходились в сияющей мягким светом точке где-то очень-очень далеко. Этот свет мягко струился по стенам и растекался по полу, образуя мерцающую дорожку. Они ступили в коридор. Дверь за спиной тихо затворилась. Обернувшись, вместо двери Маны увидела тот же мерцающий коридор.
– Где мы, Проводник? – спросила Маны.
– Полагаю, в Храме. И мы здесь потому, что кому-то нужна наша помощь, – ответил Дандар-оол, уверенно направляясь вперёд.
– Как думаешь, почему всякое такое-эдакое происходит только с нами? – вздохнула девочка.
– Наверно, потому, что кто-то слишком любопытен и любит встревать во всякие переделки! – иронично заметил Дандар-оол.
– И вовсе я не встре… – настроилась было спорить Маны, как ребята очутились в полумраке зрительного зала театра, где в партере перед пустой, но освещённой сценой сидела красивая девушка.
– Лишь чистые душой и сердцем, смелые и непорочные могут быть избраны для миссии Воина Добра и его Проводника! – воскликнула девушка, поворачиваясь к гостям. На ней были толстовка с изображением улыбающейся маски, джинсы и кроссовки. – Я так рада, что вы здесь!
– Мы, Дандар-оол, Проводник, и Маны-Кара, Воин Добра, пришли на зов о помощи, – учтиво склонив голову, сказал Дандар-оол.
Девушка поднялась с кресла, тоже слегка поклонилась и представилась:
– Я Талия, муза, дочь Зевса. Вы здесь потому, что нашему миру грозит катастрофа.
– А где Пельпомена? Дандар-оол говорит, это её храм, – оглядываясь по сторонам, поинтересовалась Маны.
– И она, и многие другие нуждаются в вашей помощи, милая девочка! – Талия улыбнулась: – Только правильно говорить не «Пельпомена», а «Мельпомена». Она моя сестра и тоже муза.