Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Руководитель проекта: А. Туровская
Дизайн: Т. Саркисян
Корректоры: Н. Ерохина, Н. Казакова
Компьютерная верстка: Б. Руссо
© Омар М., 2023
© Zerde Publishing, 2023
* * *
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Вступительное слово
Роман Марии Омар – очень личная книга. Не потому, что Мария рассказывает об истории нескольких поколений своей семьи, а потому, что, читая её, невольно погружаешься в своё прошлое. Как при чтении книг Ханса Фаллады или Джеральда Даррелла, в героях романа начинают вдруг узнаваться друзья и родственники, рассказанные истории пробуждают детские полузабытые воспоминания и над забавными происшествиями из книги смеёшься так, будто они услышаны за столом в кругу твоей собственной семьи.
Мария повествует о людях – об их отношениях, о радостях и горестях, об испытаниях, выпавших на их долю. Эти люди рождаются, влюбляются, ссорятся, работают, умирают. А за судьбами этих людей мы видим, как меняется время, как одна эпоха сменяет другую. И удивительным образом в какой-то момент приходит понимание, что смена эпох, политических режимов, валюты и прочие глобальные, казалось бы, изменения – это мелочи. Для человека куда важнее и значимее потеря коровы, письмо от ушедшего в армию сына, свадьба дочери, рождение внучки…
Такие книги, на мой взгляд, позволяют вспомнить (а кому-то и увидеть), что вокруг нас такие же люди, как и мы сами. Люди, за которыми стоит их долгий, уходящий в бесконечность род. И очень возможно, что там, в прошлом, наши прадедушки и прабабушки, дедушки и бабушки, отцы и матери вместе работали, воевали, помогали друг другу выживать в тяжёлые времена, плакали и смеялись по одним и тем же поводам. А значит, и мы не чужие друг другу.
Замечательная семейная сага, которую стоит прочитать.
Илья Одегов, писатель, создатель литературной школы «Литпрактикум», лауреат нескольких литературных премий
Часть I
Акбалжан
Глава 1
Одна
В конце лета 1914 года, когда степь выгорела и стала колкой, в ауле Кос-Истек[1] в семье Ишинияза-агая и Акжанай-апай родилась дочь. Назвали её Акбалжан, что в переводе с казахского означает «душа светлая, как мёд».
Её братья и сёстры не доживали до сорока дней, когда младенцам состригают первые волосы и поливают водой из серебряной посуды. В семьях, где дети часто умирали, что только не придумывали, чтобы удержать их на этом свете, – отдавали на воспитание родственникам, нарекали русскими или странными именами, обрубали пуповину топором. Мать, нося ребёнка под сердцем, пообещала себе: если сможет его сохранить, будет молиться с утра до ночи.
Эта женщина бледнела, шепча защитные слова всякий раз, когда кто-то восхищался красотой её дочери. Вплетала в косы Акбалжан монеты, чтобы звоном отпугивать коварных джиннов и уберечь от дурного глаза. Умывала солёной водой и жгла сухой адыраспан[2]. Давала вдыхать убаюкивающий аромат священной травы. Растирала обгоревшие ветки в ладонях и пальцем дотрагивалась до лба и щёк дочери, оставляя едва заметные следы сажи.
Когда Акбалжан исполнилось семь, умер её отец, немолодой мужчина в белой чалме. Что с ним случилось, Акбалжан не знала. Мать плакала беззвучно, родственники молча склоняли головы и выходили. С потерей хозяина дом покинули не только громкие звуки и смех. Больше никто не угощал Акбалжан сладким куртом[3], не улыбался, не просил спеть песню. Только мать по-прежнему гладила её по волосам и рассказывала на ночь сказки.
Акбалжан было шестнадцать, когда мать заболела. Она тряслась в ознобе, не переставая молиться, чтобы не угас их род. В один из холодных февральских вечеров матери стало легче. Она попросила Акбалжан причесать её, умыть. Прошептала слова благословения. Под утро застонала, схватила дочь за руку, протяжно выдохнула и предстала перед Всевышним.
Сидя у остывающего тела, Акбалжан прижимала к груди материнский платок. Пришла пожилая соседка. Помогла подняться, отвела подальше. Нагрела воду на печи и приступила к омовению.
В доме собирались люди. Акбалжан открывала рот, но не могла произнести ни слова из поминальной песни жоқтау. Всё вокруг колыхалось в белой дымке. Дымка окутывала и убаюкивала. Как обрывки снов, мелькали картинки. Вот уводят молодого соседа, и женщина рыдает вслед, опустившись на землю, её платок спадает с чёрных волос. Мать неслышно молится. Серый от пыли мальчишка обгладывает кости, лежащие на дороге. Мать обрывает листья полыни, заливает кипятком, и они с Акбалжан пьют горький настой.
Картинки царапали душу, но тут же прятались, стоило Акбалжан всмотреться в них. Сосало под ложечкой и хотелось подержать во рту кусочек хлеба, смакуя до сладости.
Почувствовав резкий запах гвоздики и услышав потрескивание – семена прокаливали на огне для прощального обряда, – Акбалжан будто очнулась. Увидела, как мать оборачивают в белый саван. Захотелось ещё раз взять её за тонкую руку, но тело уже укрыли под складками ткани.
После скорых похорон родня решила отдать красавицу-сироту замуж за сына Омирбая-агая из соседнего аула. С ним ей хотя бы не грозил голод.
Глава 2
Чужаки
Семья, в которую попала Акбалжан, жила в саманном домике на краю аула. Омирбай, сухой, высокий старик, двигался быстро для своего возраста. Когда он шёл навстречу, люди невольно сторонились, уступая дорогу. Жена Омирбая, Газиза, юркая и словоохотливая, наперёд догадывалась, когда подать что-то мужу или отойти. Их младшая дочь Айша была белокожей и шустрой – в мать. Сын Жангир – крупный, скуластый, неловкий в движениях и разговорах.
Семейная жизнь для него началась по воле родителей. Пусть сноха – сирота, зато шустрая, работящая, рассудили они. С такой не пропадёшь, может, отучит сына от дурных привычек.
Акбалжан ещё не отошла от голода, как забеременела. Первенец родился слабым, прожил неделю и умер. У неё и молоко не успело прийти. И глаза остались сухими. Только стала добавлять имя ребёнка в молитвы, когда поминала отца и мать.
Следующую беременность ждала долго. Старики не попрекали – кругом каждый день умирали от голода и болезней. Дочери-подростку Омирбай запретил выходить из дома одной. Круглощёкая Айша выделялась среди истощённых детей. Вон у родственников девочка пошла за водой и пропала.
Зато в семье соседа Сергазы достатка не скрывали. В годы, когда аул стонал и проклинал новую власть, в их сарае становилось всё теснее.
– Добрые мы люди, вот к нам добро и идёт, – приговаривал Сергазы, приглаживая бороду. – Скот плодится, три овцы по двойне принесли.
Омирбай вглядывался ему в глаза. Сын Сергазы, Аман, стал коммунистом и каким-то начальником. Приезжал из райцентра с красноармейцами проверять баев. Смешно сказать – баев! От былого богатства после бесконечных погромов у людей ничего не осталось. Сергазы подсказывал Омирбаю, когда нагрянут с проверкой. Тот прятал скот и отплачивал соседу баранами.
В этот день Сергазы предупредил его поздно.
– Жангир! – закричал Омирбай сыну. – Отгони скот в овраг. Да быстрее! Одного барана оставь. Если совсем нечего будет взять, обозлятся, бейшаралар[4].
Он забежал в дом, огляделся. Бóльшая часть украшений жены и монеты давно закопаны в степи.
– Где девочки? – крикнул Газизе.
– Пошли собирать вишню на холме, – ахнула она и осеклась, зажав рот ладонью.
– Я же сказал, из дома не выходить! – Омирбай хлестнул плёткой по сапогу.
Он торопливо залез на крышу и увидел Акбалжан и Айшу, подбегающих к дому. Жангир успел скрыться в балке. С другой стороны пылили кони – приближались красные.
Прижавшись к крыше, Омирбай смотрел, как пришлые обходят дворы и сгоняют скот в середину аула. Блеяли бараны, кричали женщины, плакали дети.
Трое вооружённых мужчин в форме повернули к его дому. Омирбай слез с крыши и сел у порога, сжимая камчу. Выглянула жена, зашептала горячо:
– Я девочек золой намазала, скажи, что болеют. В соседнем ауле дочку муллы, красавицу, забрали. Спрячь камчу, не надо их злить!
Омирбай сверкнул глазами, Газиза скрылась. Он бросил камчу за юрту.
Первым шёл сын Сергазы, кудрявый Аман. За ним – двое русоволосых солдат. Аман едва заметно кивнул Омирбаю и указал солдатам на сарай. Сам повернул к дому. Хозяин преградил ему путь. Аман угрожающе глянул на него и положил ладонь на ружье.
– Дочки болеют. Не заходи, – хрипло проговорил Омирбай.
Аман отодвинул его и вошёл. Омирбай шагнул следом.
Газиза начала всхлипывать.
– Что с ними? – Аман кивнул на закутанных в лохмотья девушек, лежащих на полу у печки.
– Язвы на коже. Плохая болезнь, заразная!
Аман приоткрыл ткань с лица Айши и встретился с отчаянным взглядом тёмных глаз.
– Не похоже, что больна, – усмехнулся он.
Газиза упала ему в ноги.
– Сынок, ты же сосед наш.
– Ладно, апай, встаньте, – поморщился он и вышел.
Солдаты потащили барана к месту, где собирали скот. Аман подождал, пока они отошли, и повернулся к Омирбаю.
– Подрастёт ваша дочка – женюсь. Корову оставьте, а коня завтра отцу отведёшь. Слишком опасно сейчас лошадей держать.
– Спасибо, сынок, – закивала Газиза, прикрывая собой Омирбая, в глазах которого полыхнул огонь.
Несколько лет назад Аман сватался к их старшей дочери. Тогда Омирбай был ещё в силе и отказал, выдав её за достойного человека.
Аул стих только к вечеру. Омирбай долго сидел на пне у дома. Жангир пригнал скот. Газиза несколько раз позвала есть. Омирбай, постукивая по колену рукояткой камчи, не отрываясь смотрел на свои стоптанные сапоги. Только когда дочь тронула его за плечо, вздрогнул, повернул голову, отвёл взгляд, сжал её руку и поднялся.
Глава 3
Напутствие
Вечерами в доме Сергазы собирались мужчины – поиграть да выпить. Не всякий мог сюда попасть, только те, кому было что проигрывать. Сергазы стал большим человеком в ауле. Это раньше его никто не уважал, а теперь с ним пил сорпу[5] сам председатель.
Жангир захаживал к соседям давно. Проиграв припрятанные монеты, выкопал и стал таскать украшения матери.
– Позоришь нашу семью! – кричал отец. – Поддался красной заразе! Предки переворачиваются в могиле от такого бесстыдства! Ладно у Сергазы в роду одни конокрады, а у нас люди уважаемые!
Пытался Омирбай воззвать и к совести мордастого Сергазы. После разговора с ним махнул на всё рукой. Когда видел сына пьяным, за дастархан[6] с ним садиться отказывался. Хлопая дверью, выходил на улицу.
Газиза боялась, что, лишившись отцовского благословения, Жангир совсем погубит себя. От постоянных переживаний начала болеть, слегла. Слабым голосом молила Омирбая, чтобы отдал Айшу замуж за Амана, если тот посватается.
– Это ведь соседи спасли нас от голодной смерти! Мы не вечны, а на Жангира надежды нет… Кому оставим нашу Айшу? А муж жену всегда защитит.
Айша при таких разговорах краснела и хваталась за шитьё. Омирбай кривил рот. Говорил, что не хочет видеть зятем сына богача с чёрным казаном[7]. Но перед смертью Газиза всё же добилась от него обещания. Как только Айше исполнилось семнадцать лет, Аман сосватал её и увёз в райцентр.
Газиза не дождалась ни детей Айши, ни дочь Жангира – Райсу. Большеглазая смуглая девочка, явившись на свет, закричала сразу, пронзительно. У груди притихла – молока у Акбалжан теперь хватало.
Омирбай довольно цокал языком, когда внучка впервые схватила его за палец, начала лопотать, пошла, опираясь руками о стенку. Акбалжан перестала его бояться, вечерами они вдвоём долго пили чай и разговаривали.
Встречая мужа с работы, Акбалжан накрывала дастархан на полу. Пухленькая Райса лезла на руки к отцу. Если дочь плакала, Жангир, морщась, отдавал её жене. Когда малышка спала, нюхал мягкое ушко и поспешно отходил, будто устыдившись нечаянной нежности.
Омирбай умер через год после Газизы. За день до того, как схватиться за сердце и упасть на пороге родного дома, он подошёл к Акбалжан. Та, уложив дочку, штопала мужнины штаны. Свёкор протянул ей тяжёлую серебряную монету с дырочкой.
– Когда-нибудь повесишь себе на косы. Прости, дочка, это всё, что могу дать.
– Рақмет! – Поблагодарив, Акбалжан взяла монетку, провела по ней пальцем – гладкая, со слегка поплывшим рисунком, видно, плавили, чтобы продырявить.
– Ты не получила, чего заслуживаешь, – вздохнул Омирбай. – Раньше ходила бы в золоте и серебре, как моя Газиза в молодости. Видит Аллах, не был я скупым, не обижал её сильно, но и хорошего что она видела? – Он отёр лоб ладонью. Хотя в доме было прохладно, вспотел. – Рожала детей и переживала всё время. Я хотел сына, а у нас дочки да дочки. Когда Жангир родился, я на весь аул пальбу устроил от радости.
Акбалжан улыбнулась.
– Раньше я ничего не боялся! А в первый раз знаешь, когда страх почуял? – Омирбай замолчал и начал что-то разглядывать в окне. Акбалжан обернулась – во дворе стояла развалившаяся печь с зияющей дырой сверху. – Когда младшая родилась, Айша. Мы думали, Жангир последним будет, родили его поздно. А тут она. Не успели нарадоваться, началось – голод, набеги. Ай, Аллах, сколько людей ни за что погибло! Даже казан с печи, и тот унесли, паскуды. Вот тогда я начал бояться – за дочку, за жену, а потом и за тебя.
Омирбай хотел ещё что-то сказать, но тут закряхтел ребёнок. Старик подошёл к колыбели, покачал, пока внучка не затихла. Потом молча вышел. Акбалжан отложила шитьё, спрятала монету во внутренний карман кажекея[8] и пошла готовить.