Глава никакая (для взрослых)
В любой истории есть маленькая предыстория, кусочек прошлого, ключик к настоящему…
На кочке сидела жаба, причем, не какая-то маленькая пупырчатая жаба, а огромная, умудренная годами безвылазного сидения в болоте и поедания вкусных, но писклявых комаров. Можно сказать, что это была настоящая царственная жаба. Из каждого пупырышка на ее зеленовато- золотистой коже излучалось восхитительное величие, а выпуклые глаза смотрели на мир с презрением, гордостью и грустью великого разума заточенного в прекрасном но бренном теле. Такая жаба должна была жить не на грязной болотной кочке, а в специальном чистом аквариуме, самого лучшего зоопарка на свете и это было меньшее на что на могла рассчитывать.
Среди болотных обитателей, давно ходили упорные слухи, что на самом деле это не жаба, а сказочная царевна, уже сто лет ждущая, но так и не дождавшаяся своего принца. Длительное одиночество плохо влияет на характер и, как вы понимаете, когда к врожденной склочности присоединяется злость на весь мир, любое существо становится невыносимым. А еще у жабы был один странный и несвойственный ее породе недостаток – она спала целыми днями, а по ночам просыпалась и начинала оглушительно квакать. Может быть, именно эта особенность и не позволила ей своевременно встретить принца – как известно по ночам они не любят бродить по болотам, предпочитая отлеживаться после сытного ужина в избушке, какой – нибудь гостеприимной молоденькой Бабы-Яги.
В любом случае, эта жаба жила на болоте много лет. И именно она увидела лунной ночью бродившую по кочкам кикимору. Как она попала на болото, мы не узнаем никогда – мало того, что кикиморы практически не умеют помнить ничего из того, что было вчера, так они также не знают, куда их понесет судьба завтра. Совершенно никчемные существа, но с другой стороны, большинство из них сейчас работает на телевидении, где они прекрасно себя чувствуют, хоть и постоянно забывают слова. Вот и эта кикимора, однажды теплой ночью оставила на болотной кочке большую корзинку, в которой лежали три одинаковых белых яйца, и ушлепала на каблуках дальше, даже не обернувшись.
И пропадать бы потомству, если бы не древний мудрый леший.
То ли комар ему нажужжал, то ли сорока на хвосте весть принесла, но старый, поросший мхом и опятами пень, лежавший на боку в самой глубине темного леса, зашевелился, открыл угольки алых глаз и зашагал к болоту.
–Покажи,– выдохнул он одно слово и Жаба, тяжело прыгая проводила его к корзинке и села рядом наблюдать. Леший внимательно осмотрел белые овалы, каждый из которых едва умещался у него на ладони и тяжело вздохнул.
– Иди-ка сюда, водяной братец. Иди-ка сюда, – негромко позвал Леший, наклонившись к поверхности воды. Немножко покричал еще, пошлепал узловатойладонью по лужице, между кочками, а потом сел, поджав под себя руки и ноги, и снова стал похож на старый замшелый пень. Лешие очень, очень терпеливые существа. Прошло уже несколько часов, и небо на востоке чуть порозовело.
Наконец, мутная болотная водица взволновалась и из нее высунулась взлохмаченная зеленоволосая голова. Под высоким лбом ярко сверкали изумрудные глазищи, а на носу прилипла маленькая икринка, в которой, если приглядеться, можно было различить крохотную рыбешку. Огромный лягушачий рот растянулся в хитрой улыбке.
– Привет, лесной братец, никак отцом решил заделаться? Это дело, хвалю. – Водяной кивнул на яйца.– Давненько я игошей не видел. Даже и не вспомню, когда в последний раз в род малышей принимали.
– Да нет, я тут не при чем. Кажись, не мои детки, городская кикимора случайно на наше болото занесла. Но и бросать их без помощи не следует. Они ведь на солнечном свете погибнут, беззащитные еще совсем, маленькие. Может ты, брат, что-нибудь посоветуешь. Чай, болото твоя вотчина.
– Нет, я затхлую воду не люблю, озерная слаще, редко сюда заглядываю. Если хочешь, возьму детей к себе на дно, но русалки у меня умом все напрочь обиженные, следить за ними, так как положено не будут. Или щука доберется или сом – мигом съедят мальков. Им ведь все равно, холодякам донным, кого есть.– Водяной фыркнул и вылез на кочку. Осторожно потрогал ближайшее яйцо.
– Я то их в лес могу взять, но я совсем один остался, мне помогать некому. Ни одной кикиморы, ни одного лесовичка-грибничка на сотню дней пути и не сыскать. Все в город подались.
– Да, брат, вымирает нежить. Может быть, эти трое и вообще последние игоши на земле, как ты думаешь?
– Может быть. Я в последний раз кикимору видел зим сорок назад, а может быть даже больше.
Два древних владыки бескрайних лесов и вод задумчиво сидели вокруг трех яиц и думали о прошлом, о долгих годах проведенных вместе, о навьих танцевавших вокруг редких людских поселений, о русалках водивших хороводы на берегах озер, о грибах – лесовичках, путавших редких гостей заповедных просторов. Одни заснули, исчезли, сгинули, другие превратились в деревья и ручейки, замшелые волуны и подводные течения. Все меньше и меньше древнего народа оставалось на земле, и все больше и больше людей приходило в леса не гостями, а хозяевами.
Но солнечные лучи уже гладили болотную жижу, и времени до восхода оставалось все меньше и меньше. Пора было принимать решение.
– Ладно. Есть у меня одна жаба, умом странная, все про царевичей квакает, так вот ее можно к делу пристроить. Она днем спит, а ночью порядок нарушает, шумит не по делу, молодь гоняет. Вот пусть за яйцами и приглядывает. Да и на болоте будет спокойнее.– предложил Водяной.
– А у меня тут сорока мастерица есть, так она любое гнездо за мгновенье совьет, а если подружек кликнет, то и вовсе быстро обернутся.
Так они и порешили. Стая говорливых сорок, разбуженная лешим, быстро и ловко соорудила огромное гнездо с плотной крышкой от солнечных лучей. А толстая ленивая жаба была приставлена к малышам в качестве няньки.
Сначала мудрые старцы приходили каждый день, потом все реже и реже и, наконец, совсем забыли о яйцах и их пупырчатой хранительнице. Но, раздувшаяся от важности задания, жаба продолжала каждое утро закрывать плетенную из прутиков корзину ветками, а на ночь открывать деток, чтобы они купались в лунном свете. Постепенно старая хранительница привыкла к своей нетрудной работе, ведь молчаливые белые овалы были прекрасной кампанией – они могли только слушать, никогда не перебивали, не отвлекали от сна и еды.
Шли месяцы , складывались в годы, жаба старела, характер ее становился все более и более склочным и вредным. Надоело ей следить за выводком, который никак не хотел вылупляться. Она стала забывать, что нужно открывать на ночь корзину, и совсем перестала поворачивать яйца. И никто ей не сделал даже замечания, потому что Леший с Водяным и вовсе перестали заходить на болото.
Шло время. И, наконец, настал тот час, когда случилось чудо.
Глава 1.
Только для детей.
Как игоши, кем быть выбирали.
В некотором царстве, некотором государстве, а на самом деле совсем недалеко от нас с вами, в заповедном лесу на маленькой болотной кочке лежало огромное, плетенное из веток и сухой травы гнездо. А в нем три белых и не очень круглых, можно даже сказать каких- то странных, пятнистых и немножко помятых яйца. Это были вовсе не маленькие птичьи яички – а три больших, высотой с твой локоток, или даже немножко побольше. И еще рядом с ними день и ночь сидела большая зеленая жаба с грустными глазами и такими большими пупырышками, что сложно было понять, где у этой жабы перед, а где зад. Она укрывала гнездо листьями и специально для этого сплетенной крышкой, когда светило солнышко, а по ночам купала малышей в лучах лунного света.
Долгие годы следила жаба за волшебными яйцами и очень, очень устала, потому что ждать очень трудно.
Чудо случилось незадолго до заката, когда жаба с красивым именем Пульхерия спокойно спала возле корзины. Сначала послышался слабый скрежет, словно кто-то водил ножиком по стеклу, а потом скорлупа одного из яиц треснула. Маленькая белая ручка, похожая на веточку дерева с четырьмя короткими отростками, взялась изнутри и начала дергать и расшатывать стены своего, ставшего уже ненужным дома. Наконец усилия увенчались успехом – верх яйца откинулся, и на свет появился смешной, похожий на белый шарик с крошечными ручками и ножками и огромными черными глазищами – кикиморин сын – игоша. Осторожно осмотрелся по сторонам, принюхался маленьким носиком, потом громко почесался, и снова спрятался в глубину скорлупок. Повозился там, покрутился, и наконец, малыш набрался храбрости и решил вылезать окончательно. Маленькие лапки взялись за край корзинки, чтобы подтянуться и вылезти.
Но беда была в том, что вылупился он совершенно не вовремя, потому что игоши бояться и не выносят дневного света. Поэтому, они всегда рождаются ночью, при полной луне. Этим вечером солнышко уже почти закатилось, но его самые последние лучи успели скользнуть по малышу, и коснуться своим огнем маленькой ручки, смело взявшейся за край гнезда. Отчаянный крик Игоши разнесся по болоту, и жаба – хранительница проснулась. В ужасе огляделась по сторонам, и огорченно заквакала. Вот только уже было поздно, Игоша снова спрятался вскрлупу яйцо и даже как-то умудрился приладить на место отколовшийся кусочек. И теперь, снова сидя в безопасности, он кричал Солнышку что– то очень злое, на своем никому пока не понятном языке.
Пока первый новорожденный верещал и противно скрежетал пальчиками по скорлупе, жаба старательно принимала необходимые, но несколько запоздалые, меры предосторожности. Во – первых, разослала воробьев на поиски Лешего, а во – вторых, отправила головастиков за Водяным. Хозяева воды и леса требовали, чтобы их обязательно позвали, когда малыши надумают вылупляться. Пока же Пульхерия поплотнее натянула на гнездо крышку, что бы не пострадали два других малыша.
Старая Жаба даже не сомневалась, что оба суровых старика отругают ее за то, что она проворонила первенького. Понимая, что ей попадет, Пульхерия на всякий случай отпрыгнула подальше, и присела за поросшей осокой кочкой. Теперь ее вообще было трудно заметить в высокой осоке, а сама она могла наблюдать удивительное чудо – ведь игоши рождаются редко, ну, наверное, один раз в сто лет. И их появления ждут и лесные и водные жители.
Водяной и Лесной хозяева прибыли быстро.
Первым, шлепая по болотной жиже, огромными перепончатыми лапами, приплыл Водяной. Прищурился на виноватую жабу, покачал тяжелой головой, но ничего ей не сказал. Вытащил из зеленых волос запутавшихся там рыбок, одна из которых – тощая глазастая щучка, даже успела куснуть его за палец. Потом, кряхтя и ворча себе под нос, выбрался на кочку, снял крышку с корзины и осторожно погладил треснутую скорлупу.
–Вылезай, внучок. Пора вылупляться. – Ласково сказал он.
–Ни за что. Меня тут уже обожгли! И не просите – больше не вылезу. – Пропищал маленький Игоша.– У меня тут будет дом. Постоянный.
Водяной с сомнением покачал головой. Он уже не раз видел, как появляются на свет водяные и лешие, но, на его памяти, никто и никогда не отказывался покидать тесную скорлупу. Странный какой-то малыш. Может быть он голодный? Даже самые спокойные мальки, если сильно проголодаются, начинают вредничать.
– А кушать не хочешь? Я тебе тут водорослей принес, корешков разных подводных, семечек кувшинки. Много чего. Может быть, попробуешь что-нибудь?
– Еду давай, суй в скорлупу. Да по – быстрее! – Голос малыша стал чуть-чуть приветливее.
Коричневая обожженная лапка высунулась, схватила сверток водорослей и мигом скрылась обратно. Раздались чавканье, хрюканье и даже повизгивание.
Водяной на всякий случай отодвинулся подальше, такого он точно раньше никогда не слышал. Игоши всегда любопытные, ласковые и веселые. Может и не Игоша сидит в скорлупе, а кто-то совсем не известный и даже опасный? Всякое может в наше время случиться. Вот в дальнем озере, говорят, крокодил неизвестно откуда завелся, маленький, зеленый, с хвостом и большими зубами. Живет себе потихоньку, рыбой питается.
– Ну и кто там у нас? – корявый, покрытый мхом древесный ствол медленно, чуть поскрипывая, вышел из леса и присел на кочке рядом с Водяным. Из зеленых пучков выглянули черные лукавые глаза, с красными искрками, а ствол треснул приветливой улыбкой. – Здорово, брат Водяной. Ну и кто там у нас родился? У меня в лесу сороки прямо с ума сходят – все спорят, кто первый появится.
– А вот никто, никто у вас не появится. – Чавканье прекратилось, и Игоша из скорлупы снова подал голос. – Не буду я вылезать из скорлупы, и никем становиться не буду. А сам то ты кто, дядька- скрипучка?
–Я не скрипучка,– недовольно нахмурился Леший. – Я лесной Хозяин, внучок. Хочешь со мной лес растить, зверей земных и птиц небесных защищать – так вылезай, и будь Лешим, таким как я.
– Не а, не хочу. Я снова есть хочу. – Игоша хихикнул.– И мне снаружи не понравилось. Солнышко жжется.