Последний расчет

Copyright © Kjell Ola Dahl 1993

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Часть первая
Женщина на мосту

Глава 1
Посетитель

Она сразу поняла: с этим посетителем что-то не так. Правда, все началось не сразу. Конечно, она видела, как открылась дверь, и про себя отметила, что вошедший направился не к их стойке, а к стеллажу с путеводителями. Не отвлекаясь от текущих дел, Элизе изредка косилась на него. Ей предстояло разработать оптимальный маршрут поездки в Копенгаген для семьи из трех человек. Элизе беседовала по телефону с матерью семейства. Та все время колебалась и смущалась, не в силах выбрать, что лучше – лететь в Данию и обратно на самолете или плыть на пароме «Стена Сага», который соединяет Осло и датский Фредериксхавн; да, она понимает, что на пароме можно переправляться вместе с машиной, тогда в Дании им легче будет передвигаться…

Элизе посмотрела на Катрине. Та тоже была занята. Наушники с микрофоном удерживали ее пышные волосы, хотя одна светлая прядка спадала на тонкий нос. Катрине сосредоточенно смотрела в монитор и слегка морщила лоб, как всегда, когда решала какую-то непростую задачу. Ее взгляд перемещался с клавиатуры на монитор и обратно; длинные темные ресницы, похожие на крошечные веера, то поднимались, то опускались. Элизе невольно залюбовалась Катрине, но та была поглощена работой и ничего вокруг не замечала. Пухлые губки непроизвольно выпятились еще больше.

Иногда Элизе ловила себя на том, что испытывает к Катрине материнскую нежность. Девушка чем-то напоминала ей старшую дочь, только вела себя гораздо непосредственнее. И смеялась гораздо чаще и охотнее, чем дочь Элизе. Иногда Элизе забывалась и ей казалось, что рядом и вправду сидит ее дочь. Катрине, наверное, тоже догадывалась о том, как Элизе к ней относится. Возможно, гиперопека Элизе ее даже немного напрягала.

Когда через несколько секунд посетитель направился к стойке, Элизе отложила телефон, подняла голову и приготовилась поздороваться. Однако посетитель не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на Катрине. Элизе возобновила разговор, мельком заметив, что Катрине приветливо кивнула клиенту – чисто механически, не отрываясь от монитора. Элизе еще подумала: надо будет потом сделать ей замечание. Это неправильно – здороваться с клиентом, не глядя на него. Клиент приходит сюда, ожидая, что вокруг него все начнут прыгать. Каждый посетитель считает себя пупом земли. Он злится, если ему кажется, что к нему относятся невнимательно и равнодушно. Такая реакция совершенно естественна.

Элизе успела заметить, как Катрине сняла наушники и что-то сказала. Слов она не расслышала. Однако то, что случилось потом, Элизе запомнит на всю жизнь. Посетитель был довольно высокий, на вид ему можно было дать лет сорок. После Элизе утверждала, что от него исходили ярко выраженные сигналы: «Опасно!» Его одежду составляли черный кожаный жилет, наброшенный на голое тело, и потертые джинсы с дырами на коленях. Элизе поморщилась, заметив, что волосы он стянул в хвост на затылке. Молодому парню такой стиль еще подходит, но сорокалетнему мужчине… В одном ухе посетителя она заметила большую золотую серьгу. Когда посетитель вдруг перегнулся через стойку и схватил Катрине, Элизе заметила у него на плече уродливый шрам. Короче говоря, внешность у посетителя была самая бандитская.

Бандит одним прыжком перемахнул через стойку и замахнулся на Катрине. Та в ужасе привстала; ее стул с шумом и треском отскочил к стене.

– Звони в полицию! – завизжала Катрине, падая на пол вместе со стулом.

Элизе еще подумала, как нелепо она выглядит – лежит на спине, растрепанные волосы облепили лицо, беспомощно дрыгает ногами в воздухе, – ни дать ни взять типичная тупая блондинка из романтической комедии шестидесятых. Хотя в голове по-прежнему крутились слова «нелепо» и «комедия», Элизе вскочила с места и в упор посмотрела на головореза. После ей трудно будет поверить, что она так храбро повела себя в трудную минуту. Мелькнула мысль: наверное, он хочет их ограбить. Правда, их бюро путешествий еще ни разу не грабили… Потом им придется справляться с последствиями шока.

Неожиданно посетитель-бандит обратил внимание на то, что в помещении, кроме него и Катрине, есть кто-то еще. Он покосился на Элизе, снова перевел взгляд на Катрине, которая по-прежнему лежала на полу. Нерешительно шагнул к стойке, видимо собравшись уходить. И тут молчание нарушила Элизе.

– Прошу прощения, молодой человек! – громко и отчетливо проговорила она.

Потом, вспоминая тот день, она будет невольно улыбаться. Ее вмешательство помогло, хотя слова казались в тот миг совершенно неуместными. Головорез снова посмотрел на нее и как будто засомневался. Потом… наверное, прошло несколько секунд, хотя Элизе показалось, что несколько минут… он снова перемахнул через стойку и бросился к выходу. Катрине неуклюже поднялась на колени; голову она обхватила руками. На пороге бандит обернулся и грубо крикнул ей:

– Делай, как я велел, ясно? Ясно тебе?

За ним захлопнулась дверь.

Элизе смотрела ему вслед разинув рот. Дверь выглядела точно так же, как несколько секунд назад, она нисколько не изменилась. Изменилось мироощущение Элизе, поэтому ей казалось, что все вокруг тоже стало другим.

– Что с-случилось? – в полном замешательстве произнесла она, совершенно ничего не понимая.

Катрине с трудом встала на ноги, отбросила назад пышные белокурые волосы, одернула юбку и прислонилась к стойке. Потом, не замечая, что потеряла сандалию, проковыляла к двери и заперла ее на ключ. Повернулась к Элизе и молча посмотрела на нее. Глаза у нее стали огромными, как блюдца, волосы разметались по плечам. Верхняя пуговица на блузке расстегнулась, она придерживала ворот одной рукой. В таком виде – растерзанная, ошеломленная – Катрине уже не напоминала Элизе дочь, скорее была похожа на красотку из мыльной оперы. Сама Элизе тоже не могла шевельнуться, как будто приросла к месту. В тишине слышалось только хриплое дыхание Катрине.

Неожиданно зазвонил телефон на стойке.

– Ты не возьмешь трубку? – спросила наконец Катрине.

– Конечно нет. Ты что, с ума сошла? – машинально ответила Элизе и тут же поняла всю нелепость своих слов.

Они посмотрели друг на друга, и Катрине расхохоталась.

– Кто был тот тип? – Элизе улыбалась дрожащими губами.

Катрине сразу перестала смеяться.

– Ну и грохнулась же я! – покрутила головой она. – Весь зад отбила! – Девушка выглянула в окно, на оживленную улицу, отперла дверь, высунула голову наружу. – Он уже ушел! – Катрине закрыла дверь и, прихрамывая, зашагала на место. По пути она подобрала вторую сандалию и подняла упавший стул. Телефон перестал звонить.

– Ты его знаешь? – с любопытством спросила Элизе.

Катрине отвела глаза в сторону, глубоко вздохнула, застегнула блузку, села, отряхнула спинку стула. Элизе видела, что ее молодая сотрудница лихорадочно подбирает слова. Судя по всему, отвечать ей совсем не хотелось.

Элизе терпеливо ждала, не сводя с нее взгляда.

– По-моему, он испугался, – нехотя проронила Катрине. – Когда я закричала, чтобы ты вызвала полицию… Мне кажется, он больше не вернется. – Покосившись на Элизе, она поняла, что начальницу ее слова не убедили. Лицо у нее сделалось бесстрастным, равнодушным. – Элизе, – протянула она, – я говорю правду. Я приняла его за обычного клиента!

Элизе не отводила взгляда, чувствуя себя строгой школьной училкой.

– Не знаю, что и сказать!

– О чем ты? – Катрине резко повернулась.

Элизе видела, что девушка по-прежнему очень напугана. Но общаться с Катрине было непросто. Сейчас она вела себя как, бывало, ее дети в воскресенье утром. Спросишь, долго ли они вчера гуляли, и видишь, как у них бегают глаза… Элизе, ширококостная, толстая, медленно проковыляла к двери и снова заперла ее изнутри. Прислонившись к косяку, она властно скрестила на груди руки и начала:

– Катрине…

– Что? – Девушка невинно захлопала большими голубыми глазами, в которых застыло выражение упрямства.

– Тебе нравится здесь работать?

Катрине медленно кивнула.

– Мне уже перевалило за пятьдесят, и я хочу проработать здесь до пенсии, до шестидесяти семи. Я люблю свою работу. У сотрудников бюро путешествий много дополнительных преимуществ. Мне нравится почти бесплатно летать в Сидней. И очень не хочется раньше времени выходить на пенсию только потому, что ты не умеешь отличать старых друзей от старых любовников.

– Элизе…

– Мне очень неприятно говорить то, что я сейчас скажу, – продолжала Элизе. – Не знаю, получится ли у меня выразить свою мысль так, чтобы до тебя дошло. Мне показалось, что он грабитель… Я до сих пор дрожу, внутри все свело.

Катрине склонила голову набок.

– Извини… Но ведь я сама понятия не имела…

– У типа, который только что ушел, – перебила ее Элизе, – повадки настоящего бандита! По-другому и не скажешь…

Катрине, словно защищаясь, подняла руки ладонями наружу.

– Я никогда не спрашивала тебя о твоем прошлом, – продолжала Элизе и сразу пожалела о своих словах, заметив, как сникла ее молодая сотрудница. – Я и сейчас не собираюсь ни о чем тебя расспрашивать. Мне важно только одно: могу ли я и впредь чувствовать себя на работе в безопасности. Если нет, мне придется что-то предпринять. Поэтому… Тот тип как-то связан с твоим прошлым?

В голубых глазах Катрине по-прежнему читалось детское упрямство. Элизе мысленно отругала себя за бестактность. Зачем она вот так, в лоб… Катрине натянуто улыбнулась.

– Нет, Элизе, – ответила она, – тот тип не имеет никакого отношения к моему так называемому прошлому!

Элизе сразу поняла, что Катрине ее обманула. Разговор смещался в опасную плоскость. Ей не удавалось найти нужные слова, чтобы сгладить неловкость. Катрине тоже было не по себе. В комнате повисло молчание. Катрине ничего не объясняла, не оправдывалась. Элизе словно оглохла. Она удивилась, когда поняла, что не слышит привычных уличных звуков: грохота трамвая, гудков, голосов.

– Значит, он может явиться сюда еще раз? И тогда он набросится уже на меня? – спросила она.

– Нет, конечно.

Элизе глубоко вздохнула:

– Ему нужна была только ты?

Катрине отвернулась. Элизе терпеливо ждала.

– Да. Ты права… – нехотя буркнула она. – Он связан с… моим прошлым.

Элизе глубоко вздохнула и закрыла глаза. Очень важно, что Катрине во всем призналась. Пожалуй, это даже важнее, чем сегодняшнее происшествие. Можно надеяться, что между ними восстановятся прежние доверительные отношения… Над ними не будет тяготеть ложь.

– Вот и хорошо, – тихо ответила Элизе, отпирая дверь и неуклюже возвращаясь на место. – Вот и хорошо!

Дверь скрипнула. Они обе вздрогнули и быстро посмотрели друг на друга. У Элизе пересохло во рту.

Но вместо бандита на пороге показалась молодая женщина, которая пришла посмотреть буклеты о круизах по Средиземному морю. Следующие два часа у них отбоя не было от посетителей. Шел обычный субботний день, насыщенный, с мелкими происшествиями – как всегда, не вовремя зависал компьютер, как всегда, в последний момент клиенты проявляли нерешительность. И все же всякий раз, как открывалась дверь, Элизе непроизвольно вздрагивала. Всякий раз, заслышав знакомый скрип, она вскидывала глаза на входящих, а потом косилась на Катрине. И всякий раз, независимо от того, свободна была Катрине или занята, ее огромные голубые глаза смотрели на Элизе с вызовом.

В субботу они закрывались раньше, чем в будние дни. Около двух Элизе развернулась на стуле лицом к Катрине и глубоко вздохнула, не зная, что сказать.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, – заметила Катрине, массируя виски. – Ты хочешь, чтобы я позвонила в полицию.

– А тебе самой не кажется, что так нужно поступить? – осторожно спросила Элизе. – Ведь он тебе угрожал.

Катрине кивнула и ответила:

– Мне нужно подумать.

– Катрине… – начала Элизе.

– Прошу тебя, – прервала Катрине, – дай мне время подумать!

– Чего он от тебя хотел?

Катрине промолчала.

– Он твой бывший приятель?

– Наверное, считал себя таким… когда-то, очень давно.

– Он что же, ревнует тебя?

– Поверь мне, любовь тут совершенно ни при чем… – Катрине вздохнула. – Теперь и он, и куча других людей для меня всего лишь тени. Смешно, но я не сразу узнала его. Совершенно забыла, как он выглядит.

– Как его зовут?

Катрине наморщила лоб, ненадолго задумалась.

– Реймонд… Представь себе, я даже имя его забыла!

– Чего он от тебя хотел?

Катрине встала:

– Я тебе обязательно все расскажу, обещаю. Но не сейчас, не сию минуту. Мне нужно подумать. Скорее всего, сама я не справлюсь, придется просить кое-кого о помощи. А потом непременно все тебе расскажу.

– Ладно, – кивнула Элизе. – Какие у тебя планы на вечер?

– Сегодня у меня очень неприятное дело…

Элизе улыбнулась и сразу представила себе бритоголового дружка Катрине.

– Хочешь порвать с ним?

– С кем, с Уле? – Катрине улыбнулась и покачала головой. – Нет… если уж кто кого бросит первый, то скорее он меня. Но сегодня он пойдет со мной.

– Куда?

– В гости.

– А тебе совершенно не хочется туда идти?

– В том-то и дело. – Катрине тяжело вздохнула. – Мне совершенно не хочется туда идти, но надо.

Глава 2
Под вечер

Уле с трудом принял сидячее положение. Ну и диван! Катрине купила его на блошином рынке, и сидеть на нем было совершенно невозможно. Диван изготовили пару десятков лет назад. Тогда делали долговечные, прочные каркасы и клали на них пухлые, мягкие подушки. На таком диване невозможно найти опору для спины. Приходится либо лежать, либо сидеть, согнув ноги под острым углом. Уле раздражало, что у Катрине такой диван. Гостям поневоле приходилось на нем разваливаться. Когда сама Катрине устраивалась на диване, она всегда подгибала под себя ноги, принимая очень соблазнительную позу. Катрине вообще излучала чувственность, что бы она ни делала. Представив ее себе, Уле еще больше разозлился. По телевизору показывали заставку – почему-то логотип «Викингов» из Ставангера, хотя играли «Мольде» и «Стабек». Паршиво играли, надо сказать. Фроде Олсен, голкипер, с таким же успехом мог заниматься гимнастикой на перекладине ворот; похоже, и операторов больше самого матча интересовало, что творится на скамейке, где сидели тренеры «Мольде».

Мимо дивана неспешно прошла Катрине – разумеется, голая, с влажными после душа волосами. Подойдя к телевизору, она молча прикрутила звук.

– Ну а сейчас в чем дело? – буркнул Уле.

– Ни в чем.

– Мне что, нельзя посмотреть телевизор?

– Да можно, можно! Но неужели ты ничего не услышишь, если сделать немножко потише? Мне надо позвонить.

Она вышла в прихожую и захлопнула за собой дверь. За матовым стеклом очертания ее фигуры стали размытыми. Уле видел, что она присела к телефону. Да, Катрине – она такая: пошла кому-то звонить, не удосужившись даже одеться, зато позаботилась о том, чтобы он ничего не слышал. Он терпеть не мог ее скрытности и, как ему казалось, пренебрежения к себе. Уле сам не понимал, что заводило его больше – ее равнодушная нагота или то, что она закрылась, как будто он не имеет права знать, чем она занимается. В порыве ярости он вскочил с дивана и распахнул дверь.

– Сама прикрути звук! – рявкнул он.

Катрине взглянула на него. Взгляду нее был спокойный. Телефонный кабель скрутился петлей на голой груди. Ну прямо картинка из мужского журнала!

– И почему ты не оденешься? – продолжал он.

– Милый Уле, я только что из душа.

– Но ведь одеться могла бы!

– Уле, у себя дома я имею право вести себя как мне хочется.

– Но сейчас здесь я!

Она положила трубку и повернулась к нему.

– Обычно тебе нет дела, одета я или нет. – Она встала, сняла с крючка на стене полотенце, нарочно долго обматывалась им. Полотенце не до конца скрыло ее груди, и оно доходило до середины бедер. – Ну что, доволен? – Катрине снова села к телефону, взяла трубку и посмотрела на него снизу вверх.

– Нет! – Он все больше злился, потому что она нарочно говорила с ним холодно. За дурака его держит!

Ее голубые глаза полыхнули огнем.

– Мне нужно позвонить. Будь добр, уйди и дай мне спокойно поговорить.

– Кому ты звонишь?

– Не твое дело.

– Ах, не мое дело? – Кровь отлила от лица Уле Эйдесена.

Катрине вздохнула, закинула ногу на ногу, не спеша расправила полотенце.

– Уле, прекрати!

– Я хочу знать, кому ты звонишь.

– Зачем?

– Просто так.

– Я ведь никогда не спрашиваю, кому ты звонишь.

– А я хочу знать, кому ты звонишь сейчас.

– Зачем? – Катрине глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Я имею право.

Она прищурилась. Он терпеть не мог, когда она прищуривалась, а ее голубые глаза становились бесстрастными, суровыми и решительными.

– Уле, лучше не надо. Ты должен уважать мое право на личную жизнь!

Уле зажмурился. Продолжать не хотелось, но остановиться он уже не мог:

– Ты не должна от меня закрываться.

– Что ты сказал?

– Не закрывайся от меня!

– Я имею право побыть одна. И сама решаю, закрываться мне или нет, – угрожающе тихо ответила Катрине. – И всем… в том числе тебе… придется считаться с моими желаниями.

– Ты не одна, раз треплешься с кем-то по телефону!

Катрине посмотрела на стену с таким видом, как будто считала про себя. Глубоко вздохнула.

– Уле, не надо, – попросила она. – С меня хватит ревнивцев!

– Хочу знать, кому ты звонишь. Ты не имеешь права быть такой скрытной!

– Ах, вот как? – угрожающе тихо, почти шепотом спросила Катрине.

Уле метнулся вперед и, сам не понимая, что происходит, схватил ее за волосы и рывком вздернул вверх.

– Ай! – вскрикнула Катрине, вынужденно прижимаясь к нему. Полотенце упало на пол; мужская ладонь обхватила ее мягкую грудь. – Пусти!

Уле выпустил девушку так же внезапно, как и схватил; внутри все стало холодным как лед.

– Из-звини, – промямлил он и попробовал ее обнять.

Катрине уже успела завернуться в полотенце; на глазах у нее выступили слезы.

– Пошел вон! – Она оттолкнула его.

– Прости, пожалуйста!

– Ты совсем чокнулся! – Она провела пальцами по волосам.

– Я же извинился, разве не так?

– А я прошу тебя уйти! – крикнула Катрине. – Пошел вон! Мне надо позвонить.

Униженный Уле поплелся в гостиную.

– Ты не имеешь права заводить от меня тайны, – промямлил он. – Никакого права не имеешь, мать твою!

– Вон! – прошипела Катрине и снова захлопнула дверь.

Уле смотрел на очертания ее фигуры за матовым стеклом. Она глубоко вздохнула, встала, подошла к зеркалу, повернулась к нему спиной. Потом стала расхаживать туда-сюда. Он следил за ее силуэтом. Катрине снова села к телефону и взяла трубку. Он увидел, как изменилась ее жестикуляция. Она поглаживала себя по голове, небрежно отбрасывая пряди назад. Голос стал тихим и нежным; она с кем-то говорила, произносила слова, которые он не мог разобрать. Зато он слышал ее смех. Ревность разъедала его. Он хотел знать, кому она звонит. Она не имеет права скрывать! Ничего, скоро она поймет, что ее ждет, если она по-прежнему будет так к нему относиться!

Услышав вопли болельщиков, Уле посмотрел на экран. Там шел замедленный повтор. Фроде Олсен почти горизонтально завис в воздухе и кончиками пальцев дотянулся до мяча. Игрок «Мольде» в синей форме сжал кулаки, демонстрируя свое разочарование. Но футбол перестал интересовать Уле. Он мог думать только о Катрине, которая нежно прижимала к себе трубку и собиралась набрать еще один номер. Внутри у него все застыло. Она ему изменяет! Сидит в трех метрах от него и изменяет ему! Перед самым его носом!

Глава 3
Званый ужин

Аннабет и Бьёрн накрыли стол в большой угловой комнате. Стол был сложной многоугольной формы, с неравными сторонами. На тарелках лежали карточки с именами гостей. Катрине досталось место в углу, ближе к короткой стороне стола. Почти никого из приглашенных она не знала. Знакомыми были только сотрудники центра реабилитации. Сигри и Аннабет сидели довольно далеко от нее. Зато напротив устроился Бьёрн Герхардсен, муж Аннабет. Будет непросто, подумала Катрине после того, как они сели за стол, украдкой переглянувшись. Уле расположился рядом с Бьёрном. Через одно место от Уле сидел какой-то толстяк, которого она несколько раз видела в реабилитационном центре, но с которым не была знакома. Скорее всего, решила Катрине, он из руководства. К тому же, судя по его повадкам, он гей. Уж больно характерно он говорит и жестикулирует. Между Уле и геем сидела незнакомка лет тридцати. Ее Катрине тоже не знала, хотя ей показалось, что Уле она понравилась; он то и дело украдкой косился на нее. Незнакомка, со своей стороны, поощряла его лукавыми улыбками, что не предвещало ничего хорошего. Катрине успела разглядеть фигуру незнакомки, пока гости рассаживались. Ростом ниже ее, зато у нее длиннющие, просто бесконечные ноги в прозрачных колготках. Ноги с успехом заменяли ее недостатки – тусклые волосы с секущимися кончиками, руки с короткими пальцами и некрасивыми ногтями, изгрызенными чуть ли не до мяса. Лицо с несколько неправильными чертами буквально дышало чувственностью. А еще незнакомка могла похвастать чудесной золотистой кожей и большими умными глазами. Катрине поняла, что Уле будет чем заняться. Его сразу потянуло к длинноногой. Странно, отметила Катрине, ей совсем не хочется ревновать. Она испытывала только досаду – ее раздражала неловкость Уле. Неужели так трудно заговорить с женщиной, которая тебе нравится? Катрине невольно испугалась, сообразив, что совершенно не ревнует. Она вспомнила сеансы психотерапии, свои эмоциональные срывы. Опасность налицо… И как прикажете это понимать? Катрине сосредоточилась. В некотором смысле из-за того, что интерес Уле к другой женщине только раздражал ее, Бьёрн Герхардсен казался крупнее, мощнее и опаснее. Катрине все труднее становилось уклоняться от его пристального взгляда. Наверное, поэтому разговоры за столом то и дело обрывались. Хуже того – Катрине начала думать, что гости чувствуют себя неловко именно из-за нее. Ее смятение угнетающе действует на остальных. Нет, не может быть. Она просто дура! Катрине понимала, что дело не в ней, однако никак не могла расслабиться. Ей стало жарко; захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Общее уныние время от времени нарушала Аннабет. Встав со своего места во главе стола, она кричала: «Ваше здоровье!» Катрине казалось, что все прибегают к спиртному как к лекарству. Сама она пила только минеральную воду. Когда Бьёрн Герхардсен попытался налить ей красного вина, она закрыла свой бокал ладонью.

После горячего длинноногая соседка Уле достала сигарету. Герхардсен тут же принялся хлопать себя по карманам пиджака. Уле ничего не замечал. Но пухлый гей подоспел первым и, галантно поклонившись, щелкнул зажигалкой.

– Я победил, – ухмыльнулся он, глядя на Бьёрна Герхардсена.

Все рассмеялись. Детская выходка разрядила атмосферу. Рассмеялась даже Катрине. Ей стало чуть легче.

– Твое здоровье, Георг! – воскликнула Аннабет, подняв бокал.

– Не Георг, а Гогген! – закричал в ответ толстяк. – Все называют меня Тоттеном… – Обращаясь к длинноногой незнакомке, он пояснил: – Видели нового ведущего в телешоу «В субботу вечером»? Помните его анекдот про психолога?

Длинноногая заранее засмеялась и закашлялась, поперхнувшись табачным дымом. Уле не отрываясь смотрел в ложбинку между ее вызывающими грудями.

«Мне здесь не место», – подумала Катрине.

– И тогда пациент говорит: «Озабоченный-то не я…» – Гогген выпрямился, надул щеки и состроил глупую мину. Катрине поняла, что он кого-то изображает. – Он говорит психологу: «Доктор, вы сами хороши! Зачем такие картинки показываете?»

Длинноногая так и зашлась от хохота. Уле тоже. Катрине вдруг оцепенела: кто-то гладил ее под столом по ноге. Не Уле. Она не смела поднять голову, думая: «Только бы не Бьёрн! Неужели ему хватает наглости… Хотя, кроме него, некому». Она вздрогнула и покраснела; лоб покрылся испариной. Чужая нога поднималась по ее лодыжке и медленно опускалась. Вверх и вниз, вверх и вниз.

Катрине закрыла глаза и отпихнула чужую ногу. И тут он себя выдал. Покосившись на Бьёрна Герхардсена, она заметила, что он нисколько не смущен. Улыбался он вкрадчиво и в то же время вызывающе.

Ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, Катрине повернула голову и встретилась глазами с Аннабет. Заметила или нет? Во всяком случае, о чем-то догадалась. В животе у Катрине словно завязался тугой узел. «Аннабет все знает…» – подумала она. Вот стерва! И Бьёрн знает, что она знает… Наверное, сам ей признался… Она невольно покосилась на мужа Аннабет. Бьёрн улыбнулся и подмигнул ей. Кто еще что-то заметил? Аннабет, разумеется, и Гогген. Толстый гомосексуалист почуял в воздухе магнетизм, как олень чует в сумерках взгляд охотника… Он разглядывал ее с новым интересом. А Герхардсен продолжал улыбаться. Катрине опустила глаза, хотя в то же время презирала себя за то, что заранее готова сдаться. По шее заструился ручеек пота.

– Здесь так накурено! – воскликнула она. – Пойду подышу воздухом. – Спотыкаясь о чужие ноги, она направилась на террасу. Женская рука открыла ей дверь. Выйдя на террасу, она услышала, что другие гости тоже встают из-за стола.

– Кофе и ликеры в гостиной! – закричала Аннабет. – Наливайте себе сами! У нас самообслуживание… хозяева тоже хотят отдохнуть! – На последнем слове ее голос дрогнул.

Катрине дышала полной грудью. В июне ночи наступают поздно… Она облокотилась о перила и посмотрела вниз, на подсвеченный бассейн, и подумала, что в него, наверное, можно нырнуть отсюда, с террасы. Голубой полупрозрачный прямоугольник находился в центре вымощенного плиткой пространства. Двор окружали плодовые деревья. За ними угадывался уличный фонарь, который отбрасывал оранжевые отблески на тротуар за оградой. Катрине посмотрела еще дальше. Осло не было видно из-за рощи.

Она поняла, что он рядом, еще до того, как он заговорил. Он неслышно подошел к ней вплотную и остановился сзади. Катрине снова покрылась испариной.

– Так вот ты где… – прошептал вкрадчивый голос, и ее передернуло от стука его каблуков по плитке. – Коньяку?

Он поставил бокал на парапет широкой балюстрады. В пузатом бокале с коричневой жидкостью подрагивала искаженная светло-желтая дверь, ведущая в дом. Пальцы у него были толстые, раздутые. «Наверное, он не может снять обручального кольца», – подумала Катрине. Старомодные наручные часы – синеватый циферблат на толстом металлическом браслете; такие выглядели бы уместно в старом фильме про Джеймса Бонда.

– Нет, спасибо, – ответила она. – Ты видел Уле?

– Тебе нравится наш сад? – спросил Герхардсен, будто не слыша ее вопроса.

Катрине посмотрела вниз и увидела свое отражение в голубой воде бассейна. Рядом с ней колыхалось отражение Герхардсена. Старомодная фигура в старомодной одежде рядом с густо накрашенной блондинкой. Черт, тоже как в фильме про Джеймса Бонда!

– Сад большой, – вежливо ответила она. – Представляю, как трудно за ним ухаживать!

Герхардсен прислонился к балюстраде и мелкими глотками пил коньяк.

– Может, ты бы могла время от времени приходить и помогать нам? – с улыбкой предложил он. – Ты ведь отлично умеешь работать руками!

Она окаменела. Он улыбался по-прежнему нагло и вкрадчиво… Хотя она вступила на знакомую территорию и понимала, что с ним она как-нибудь справится. Глядя на него в упор без всякого выражения, она почувствовала, как ее понемногу отпускает.

– У тебя хорошая память. – Она тут же пожалела о своих словах, ведь он мог неправильно ее понять. Она все равно что бросала ему спасательный круг, за который он, конечно, жадно ухватился.

– У тебя тоже.

Катрине не могла сдвинуться с места. Из дома доносился громкий смех. Званый вечер в разгаре!

– Если хочешь, я покажу тебе сад, – предложил он, гадливо усмехаясь.

Ее губы скривились в безрадостной презрительной улыбке.

– Какая же ты сволочь! – медленно и отчетливо произнесла она и сразу поняла, что победить ей не суждено. Он на своей территории. Он у себя дома. Она оказалась здесь по его приглашению. Ею тоже угощают гостей… она нечто экзотическое. Аннабет и Бьёрн, наверное, хвастают ею… «Пожалуйста, посмотрите! Здесь у нас африканская ваза, вон там, на стене, резные маски… Здесь столик… Кстати, среди гостей есть одна несчастная наркоманка, которую Аннабет удалось вытащить… Как по-твоему, которая она? Верно, вон та блондинка, и такая симпатичная, верно?»

Тут она ощутила, как его рука скользнула по ее бедрам.

– Не прикасайся ко мне! – прошипела она, хотя глаза наполнились слезами. Взгляд затуманила унизительная пелена.

Он кашлянул и сунул руку ей под юбку.

– Я сейчас закричу, – предупредила она, презирая себя еще больше за эти глупые слова. Произойди такое где угодно, на улице, на лестнице в многоквартирном доме, в любом месте, только не здесь, она бы знала, что делать! Ногой в пах… плюнуть в физиономию и бежать. Но здесь… Здесь она чужая, и она скована по рукам и ногам.

Герхардсен убрал руку и холодно ответил:

– Погоди кричать!

Она обернулась и увидела, что на них из-за застекленной двери смотрит Аннабет.

– Тебя ищет жена, – сказала Катрине.

– Нет. – Бьёрн язвительно улыбнулся. – Она ищет нас. – Он поднял бокал и посмотрел на нее в упор.

Катрине отвернулась и будто издалека услышала собственный голос:

– Ты для меня ничто… пустое место! – Ее замутило. Какая же она идиотка! Отвернувшись, она вернулась в прокуренную комнату.

Пробираясь между гостями, она чувствовала, как их взгляды прожигают ее насквозь. Обернувшись, успела заметить, как гости перешептываются. Она неуклюже шла на место, чувствуя себя орангутангом в балете. Как же плохо! Уле сидел в дальнем углу комнаты рядом с длинноногой и что-то шептал ей на ухо. Длинноногая хихикала и кокетливо отбрасывала назад прядь волос. Кроме них, она узнала только Сигри из реабилитационного центра и Бьёрна Герхардсена.

Она подошла к Уле, и тот сразу же сник.

– Привет! – натужно произнес он и закашлялся.

Длинноногая разминала сигарету. Катрине не двигалась с места. Вскоре опытная длинноногая отвернулась и ушла.

– Пойдем общаться? – Уле взял ее за руку и потащил в соседнюю комнату. Посередине стояло пианино, и за ним восседал Георг, он же Гогген.

– Только не с ним, – шепнул Уле ей на ухо. – Он голубой!

Катрине с трудом улыбнулась. Все казались ей чужими, даже Уле. Вслух она сказала:

– Позови меня на помощь, если он начнет к тебе приставать.

Они заняли места в кружке вокруг Гоггена. Тот рассказывал, как они с его бывшим дружком-официантом подшутили над одной теледивой. По словам Гоггена, дамочка решила, что будет очень занятно пообщаться с двумя геями. Они втроем всю ночь крепко пили и стали закадычными друзьями. Во время экскурсии по ее квартире все втроем рухнули на ее огромную кровать под балдахином и, как выразился Гогген, «сделали это».