Нотариус
Пéтрович стоял в зоне прилета и рассматривал пассажиров, сходивших по трапу с самолета. Три дня назад Элиза получил текстовое сообщение от своего нотариуса:
«УВАЖАЕМАЯ ФРАУ ПÉТРОВИЧ. ОБРАЩАЮСЬ К ВАМ С НЕОЖИДАННОЙ ПРОСЬБОЙ. МНЕ НЕОБХОДИМА КОНСУЛЬТАЦИЯ ВАШЕГО МУЖА ПО ОДНОМУ ДЕЛИКАТНОМУ ДЕЛУ. ЕСЛИ ОН СОГЛАСИТСЯ ОКАЗАТЬ МНЕ ПОСИЛЬНУЮ ПОМОЩЬ, ТО Я ГОТОВ ПРИЛЕТЕТЬ К ВАМ. С УВАЖЕНИЕМ, ДОКТОР ЭДЕР.»
Элиза закончила читать текстовое сообщение, положила телефон на журнальный столик и посмотрела на мужа:
– Дорогой, мы же поможем моему нотариусу?
Что-то очень серьезное, подумал Пéтрович. То, что заставляет столичного адвоката лететь на другой конец света. А раз серьезное, значит интересное. Так тому и быть:
– Элиза, без вопросов. Он столько тебе помогал, что мы не можем ему отказать. Напиши ему сообщение и спроси, когда нам его ждать?
И вот сейчас Пéтрович встречал доктора Эдера. Увидев нотариуса, входящего в зал прилета, аудитор помахал ему рукой. Нотариус прошел паспортный контроль и подошел к Пéтровичу:
– Здравствуйте, доктор! Благодарю вас уже за готовность мне помочь. И простите, если мой визит принес вам и вашей жене беспокойство. Я уже забронировал себе отель и отлет на завтра, так, чтобы это беспокойство не было продолжительным.
– Доктор Эдер, я буду рад вам помочь. Если, конечно, смогу. Элиза нас уже ждет.
– Доктор Пéтрович, я понимаю, что у вас нет секретов от жены, но и вы поймите меня правильно. Конечно, я хочу вначале ее увидеть и поблагодарить за содействие, а также рассказать, как идет продажа ее дома. Но суть моего дела я хотел бы обсудить тет-а-тет.
– Понимаю, – ответил аудитор. – Тогда мы сделаем так. Мы все вместе пообедаем, а потом вдвоем выйдем на террасу, и вы мне все расскажите.
Обед прошел за обсуждением продажи дома. Покупатели не спешили, рынок был на спаде, и нотариус советовал подождать до рождества. Наконец, Элиза взяла Лео за руку:
– Друзья, я вас покидаю, – она бросила понимающий взгляд на мужа, – чтобы почитать Лео сказку и уложить спать.
Хозяин с гостем вышли на террасу и сели в тростниковые кресла за журнальный столик. Иветта уже обо всем позаботилась. На столике стояла бутылка виски, ведерко со льдом для гостя, содовая, два массивных стакана и мерная рюмка.
Пéтрович поднял бутылку и посмотрел на нотариуса:
– Только не очень много, – сказал тот.
– А я помногу и не наливаю, – улыбнулся Пéтрович и взял свободной рукой мерную рюмку. – Пятьдесят миллиграммов вас устроят?
Нотариус кивнул головой, а когда хозяин разлил виски, то положил в свой стакан два кусочка льда. Да, подумал Пéтрович, мой гость не большой поклонник виски. Знатоки не добавляют в «Лагавулин» лед даже в тропиках.1
Эдер сделал глоток и начал рассказ:
– Несколько лет назад ко мне обратился один мой давний клиент с не совсем обычной просьбой. Наверное, вы знаете, что в Восточной Европе сейчас идет реституция прав собственности, национализированной после войны. Мой клиент – потомок древнего дворянского рода, которому там принадлежал замок и охотничьи угодья. Во время войны замок фактически был оккупирован нацистами. Они его использовали по назначению. Для охоты. И родители моего клиента вынуждены были тесниться на людской половине. А когда кончилась война, отца моего клиента обвинили в коллаборационизме. Поэтому замок с угодьями был конфискован. Как вы понимаете, обвинение в коллаборационизме было надуманным. Просто новые власти не могли пройти мимо такого лакомого куска. Семья моего клиента была вынуждена эмигрировать, а новые власти стали использовать замок также по назначению. Для отдыха и развлечений новой номенклатуры. Когда начался процесс реституции, мой клиент решил попытать счастья. Я подготовил все необходимые бумаги. Но, когда тамошняя бюрократическая машина начала двигаться, произошло несчастье. У моего клиента случился сердечный приступ во время попытки ограбления его дома. Поэтому мне пришлось переделывать все бумаги, на этот раз в пользу старшего сына. К сожалению, старший сын был совсем непохож на своего отца. Откровенно, очень разнузданный тип. И без особых средств. Так что все расходы по реституции взял на себя младший сын моего клиента. Настоящая копия своего отца. Он высококлассный доктор, известный гинеколог, и работает в одном из наших самых престижных медицинских центров. Кстати, именно он оплатил и мою поездку к вам.
Дело уже близилось к завершению, как опять произошло несчастье. Во время семейного ужина старший брат был отравлен. Полиция начала расследование, но его перспективы очень туманны. Я поделился этим со своим отцом, который изначально и вел дела той семьи, и он посоветовал обратиться к вам. Ведь именно благодаря вам фрау Пéтрович, в бытность фройляйн Консилиа, вернулась под сень нашего нотариального дома. О вас даже не надо было наводить справки. Ваше имя известно всем нашим юристам, работающим на стыке хозяйственного и уголовного права.
– Доктор Эдер, – пригубив виски, сказал Пéтрович, – мне лестно это слышать, но вы же приехали не для того, чтобы расточать мне комплименты. Так что давайте переходить к сути дела.
– Она такова, – продолжил нотариус. – В этой семье было установлено правило майората. Надеюсь, что вы знаете, что это такое?
– Конечно, – ответил Пéтрович. – В той семье, дворецкий который однажды позвонил вашему отцу и попросил об услуге для фройляйн Консилиа, также был установлен майорат.
– Совершенно верно. Но в нашем случае он создает проблемы. У старшего брата, ныне покойного, есть сын. Несовершеннолетний. Именно к нему и переходит вся семейная собственность, в том числе и та, которая может вернуться после реституции. Но, поскольку он несовершеннолетний, он не может вести дела самостоятельно, и ему требуется официальный опекун. В том числе, и в деле реституции. Ближайшие родственники, которые могут претендовать на право опекунства, это его мать и дядя. Младший брат покойного. Но они в настоящий момент имеют статус подозреваемых в деле об убийстве. Они оба присутствовали на том злополучном ужине. Как вы понимаете, ни одна юридическая инстанция не утвердит опекуном человека, который может быть осужден за убийство того, чье право собственности перешло к его несовершеннолетнему сыну. Право опеки должен утвердить суд на основании доверенностей двух ближайших родственников, что мы можем получить в нашем случае. И, поскольку статус аудитора позволяет заниматься опекунством, то у меня к вам предложение стать официальным опекуном этого юноши.
Пéтрович уже в последних фразах нотариуса угадал, каким будет его предложение. Но, даже несмотря на догадку, это предложение было очень неожиданным:
– Доктор Эдер, – аудитор стал неспеша набивать трубку, – позвольте мне сделать несколько уточняющих предположений.
– Прошу вас, – сказал нотариус.
– Если вы сказали, что вашу поездку ко мне оплачивает младший брат покойного, то это значит, что ваше предложение исходит от него, так?
– Совершенно верно. Он уже подтвердил согласие с вашей кандидатурой.
– Но, согласно формальной логике, – продолжил аудитор, – опекуном должна стать мать этого юноши, вдова покойного. Значит, если младший брат покойного делает мне такое предложение, то он не хочет, чтобы опекуном наследника становилась его мать, так?
– Это верно лишь отчасти, – ответил Эдер. – Да, у них в большой семье очень непростые отношения. Но здесь дело не только в этом. Младший брат, он же мой клиент, боится, что дело о реституции просто заглохнет. Большой семье сейчас необходимо подтвердить правомочность наследника, то есть, представить его официального опекуна.
– Но тогда, если я соглашусь, – рассудительно заметил Пéтрович, – мне надо будет заручиться не только согласием вашего клиента, но и матери несовершеннолетнего наследника?
– Совершенно верно, – ответил нотариус. – Я уже сказал про непростые отношения в большой семье. И самые напряженные между младшим братом покойного и его вдовой. Так что он не может с ней обсуждать этот вопрос. И, если вы примете мое предложение, то убеждать ее согласиться с вашей миссией опекуна придется вам. В этом и заключается ваша задача. Если вы получите ее согласие, то суд тут же заверит ваше право опеки.
– Другими словами, – усмехнулся Пéтрович, – на завтрашний обратный рейс у вас зарезервирован не один билет, а два?
– Если вы откажетесь, то я успею отменить бронь, – сказал нотариус.
Полет
Нотариус спал, закутавшись в плед, а Пéтрович потягивал виски и смотрел в иллюминатор. Темнота за бортом усиливала воображение.
Свое согласие он дал только утром. Вечером он посадил нотариуса на такси, а сам пошел обсуждать возможный отъезд с женой: «Дорогая, ты отпустишь меня на пару недель?». Владу в такой час звонить было более, чем поздно. Там у них скоро рассвет.
Он позвонил следователю утром. И только тогда, когда Влад сказал, что дело об отравлении наследника дворянского рода находится в его производстве, он принял решение, позвонил фрау Кламмер и попросил подготовить тетин дом к его приезду.
Они встретились с Эдером в аэропорту за два часа до отлета. Устроившись в лонже первого класса, они спокойно обсудили детали предстоящей работы, так, чтобы на эту тему в самолете не разговаривать.
На поверхности дело представлялось очень простым. Получить согласие вдовы, приложить к нему согласие младшего брата, и передать все бумаги Эдеру. А тот уже направит их в суд и потом в Восточную Европу. Правда, в этой схеме скрывалась маленькая засада. Правительственная комиссия в Восточной Европе, занимающаяся реституцией, не сможет не принять эти бумаги. Но, в силу сложившихся обстоятельств, она установит ограничения на права опекуна. Например, лишить Пéтровича права отчуждения недвижимости, то есть продажи замка и охотничьих угодий. Но аудитору это было только на руку. Это облегчало предстоящий разговор со вдовой. Мадам, не волнуйтесь, ваши угодия никуда не денутся. Тем более, что по факту его статус опекуна окажется временным. Как только со вдовы будет снято подозрение в убийстве, она сможет истребовать свое право на опеку через суд.
Но именно в этой детали и скрывалась самая большая засада, далеко за пределами дела об опеке, и как раз на поляне старшего следователя по особо важным делам департамента полиции. Если вдова покойного и его младший брат готовы передать аудитору право временной опеки, значит, и та, и другой не являются виновными, а если являются, то уверены в том, что их вину доказать невозможно. Более того, если младший брат уже выразил готовность воспользоваться услугами аудитора, значит, не исключена возможность, что он уверен в виновности своей невестки, и что право опеки в этом случае перейдет к нему.
Пéтрович поежился. Вентиляция в салоне работала на полную мощь. Он допил виски и закутался в плед. Встречусь со Владом, узнаю детали, а там посмотрим, подумал он.
Расклад
– Доктор, это так здорово, – обнимая Пéтровича. сказал Влад, – что нотариус Элизы втянул вас в это дело. Вы же теперь запросто сможете расспрашивать подозреваемых. И наверняка что-нибудь обнаружите.
– А что буду делать я? – сделав глоток пива и вытерев усы, спросил Шнайдер.
– Шеф, – ответил следователь, – у вас же сейчас разгар сезона. Бега по средам и по субботам. Массаж у Анджелы. Будете выбираться по возможности, тем более, что доктор приехал один, без семьи, и вы сможете останавливаться у него. А мы также будем все вместе обсуждать, как идет расследование, и вы наверняка подбросите нам пару ценных идей.
– Влад, – добавил Пéтрович, – есть еще одно обстоятельство, где наш друг может оказаться полезным. Один из твоих подозреваемых работает в медицинском центре. Может, нам пригодятся связи твоего бывшего шефа со службой безопасности департамента здравоохранения?
– Доктор, – Шнайдер сделал еще один глоток, – после такого феерического завершения дела об отравлении в венском экспрессе вы можете спокойно обращаться в департамент здравоохранения напрямую. Ваш авторитет там сейчас гораздо выше моего. Я, конечно, взял сегодня с собой дорожный саквояж, но пока не представляю, что я буду делать завтра.
Как всегда, друзья собрались на ужин, традиционный шнапс под рульку, в кафе напротив дома Пéтровича. Было воскресение, но Любляна не могла не разрешить Владу пропустить вечер обязательного папиного дня ради такого случая.
– Шнайдер, завтра утром, – сказал Пéтрович, – вы пойдете в гости к Кристине.
– А что я там буду делать? – спросил сыщик.
– Помните, – ответил аудитор, – что, когда мы искали драгоценности Элизы, Георг, дворецкий Кристины, сказал, что их аристократический квартал такая же маленькая деревня. Где моментально распространяются все слухи. Дом, в котором произошло убийство, расположен в том же квартале, где и живет Кристина. И где стоит дом моей жены, который мы никак не можем продать. Георг тогда рассказал, как его кумушки в лавке зеленщика обсуждали находку в доме моей жены. А нотариус мне сказал, что в той большой семье покойного были очень непростые отношения. Может, кто-нибудь из кумушек Георга поведает нам, какие там были отношения?
– А вот это по мне, – Шнайдер сразу повеселел. – Уж где-где, а в лавке зеленщика я всегда найду общий язык.
– Доктор, – спросил Влад, – а вы знаете, что такие расспросы действительно могут быть полезны?
– Еще бы, – ответил аудитор. – Как я понял, нотариус в курсе того, что происходило в этой большой семье. Но его деловая этика не позволяет ему это рассказывать. Так что будем пользоваться сплетнями. А пока расскажи суть дела.
– Тогда слушайте, – сказал следователь: – Это была годовщина смерти отца двух братьев. По традиции, был организован семейный ужин. И старший брат, как новый хозяин дома, пригласил гостей. Младшего брата и его жену. Кроме них, за столом была жена старшего брата и их сын. И периодически из кухни в гостиную выходил дворецкий. С блюдами и напитками. Сам ужин прошел спокойно. Семья обсуждала, как теперь будут обстоять дела с реституцией.
– А это что такое? – спросил Шнайдер.
– Отец братьев подал заявку на возвращение семейной собственности в Восточной Европе, национализированной после войны. Замок и угодья. Рыночная оценка порядка пятнадцати миллионов американских долларов.
– Вот это да! – Шнайдер даже присвистнул. – Доктор, как бы вас ни прихлопнули из-за таких денег.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся Пéтрович. – Реституция – это достаточно сложный правовой механизм. В частности, он ограничивает права опекуна. Я не смогу продать замок. Давайте, дослушаем Влада.
– В этой семье, – продолжил следователь, – как и у Кристины, был прописан майорат. Поэтому замок со всеми его причиндалами должен был отойти к старшему сыну. Младший брат принял это, как должное, обычай есть обычай, но за тем ужином он задал старшему брату вопрос: «Когда реституция будет утверждена, ты поступишь с замком также, как и с коллекцией семейных портретов?»
– А что случилось с этой коллекцией? – спросил Шнайдер.
– Когда, после смерти отца, старший брат вступил в права майората, первое, что он сделал, так это продал коллекцию семейных портретов. А там были работы еще восемнадцатого века. Так что сумма от продажи должна была получиться немаленькой. Младший брат тогда очень расстроился. Дело в том, что старший брат был совсем не похож на своего отца. А младший очень похож. С его слов, он вылитая копия своего прадеда, командира гусарского полка. Поэтому он просил брата не продавать этот портрет, а отдать ему. Но брат сказал нет. Поэтому, в тот трагический вечер, младший брат обеспокоился, не уйдет ли после реституции на сторону вся их фамильная гордость?
– Как я понимаю, – сказал Шнайдер, – ты успел допросить младшего брата?
– Не только его, – ответил Влад. – Но и всех остальных участников этого ужина.
– И каковы твои первые впечатления? – не унимался сыщик.
– Пока все дело выглядит, как безнадежный висяк, – ответил следователь. – Но я не зря сказал, что ваши расспросы в тамошнем квартале могут оказать полезными. По всем участникам этого происшествия видно, что они многого не договаривают. Дворецкий ссылается на семейную этику, вдова на память об усопшем. Даже младший брат, который был наиболее откровенным, что-то скрывает.
– А его жена? – спросил Пéтрович.
– Дама очень поверхностная. Этакая Барби. Завсегдатайша художественных салонов, – сказал Влад. – Она точно помнит, кто во что был одет, но кто и как двигался во время ужина, она не может вспомнить. Но есть одна серьезная зацепка, – продолжил следователь. – Орудие убийства. Как только старший брат упал, младший тут же наклонился к нему, почувствовал запах миндаля и приказал всем оставаться на своих местах. А сам по мобильному телефону вызвал полицию. Приехали дежурные полицейские. Разобравшись, что к чему, они позвонили нам в управление. Наш дежурный распорядился, чтобы ничего не трогали, никто не двигался с места, а если кому-то приспичит, то только в сопровождении. Он приехал на место и заставил всех присутствующих вывернуть карманы. Ничего. Тогда он напряг дежурный наряд, и они втроем обыскали всю гостиную. Также ничего. За это время обе дамы выходили в туалет, и дворецкий выходил на кухню, чтобы выключить печку под пирогом. Правда, пирог уже успел сгореть. Хотя уже был поздний вечер, наш дежурный не поленился осмотреть и сад под окнами гостиной. Он оставил одного парня присматривать за гостями, а второй, с фонариком, вышел за ним в сад. И там им повезло. В траве они обнаружили стеклянный пузырек, издававший характерный запах миндаля. Но тот вечер был теплым, и окно оставалось открытым в течение всего ужина. Мальчику, сыну покойного, по состоянию здоровья, категорически запрещено вдыхать табачный дым. Поэтому все гости периодически подходили к открытому окну, чтобы покурить. Убитый упал с кресла после того, как сделал глоток виски. Но, поскольку он себе наполнил целый стакан еще в начале вечера, то стакан оставался недопитым на столе в течение всего ужина.
– Цианистый калий в стакане с недопитым виски, – прокомментировал Шнайдер. – Это мы уже проходили в деле Фасснахт. А почему никто не почувствовал запах миндаля из стакана в этот раз?
– Я задал этот вопрос всем присутствовавшим. Они все они дали один и тот же ответ. Вдова, опять-таки по традиции, поставила в центре стола поминальную свечу. Вот все и запомнили запах свечи. Также все присутствующие хорошо помнят, что под горячее покойник пил красное вино. Значит, яд был налит после аперитива и перед дижестивом. Покойник сидел во главе стола, поэтому все, кто подходил к окну покурить, проходили мимо стакана с виски. Это все, что удалось узнать. Наш дежурный забрал пузырек в управление. Отпечатков пальцев на нем обнаружено не было.
– Выкидывать пузырек в сад – это работа дилетанта, – резюмировал Шнайдер. – А дилетантам обычно везет. А вот и наша рулька!
Младший брат
– Доктор Пéтрович, – господин средних лет встал из-за стола навстречу аудитору и нотариусу, – как я рад, что вы согласились! Позвольте представиться. Франц Кауниц младший.
Эдер договорился о деловом завтраке с младшим братом покойного в уютном ресторане при гостинице, расположенной на улице, разделявший богемный и аристократический квартал.
– Я приехал много раньше, – усаживаясь в кресло, сказал Кауниц. – Заложил время на пробки при въезде в город, а их сегодня как раз и не было. Я живу в маленьком городке, Обердорфе, рядом с медицинским центром, где я работаю, – пояснил он. – Что вы предпочитаете на завтрак?
– Спасибо, – ответил аудитор, – но я уже плотно позавтракал дома, так что ограничусь кофе и минеральной водой.
– Мне, пожалуйста, то же самое, – сказал нотариус.
– Значит, все вместе попьем кофе, – Кауниц сделал заказ подошедшему к ним официанту, а когда тот отошел, обратился к аудитору:
– Доктор Пéтрович, как я понимаю, доктор Эдер ввел вас в курс дела. Мое официальное согласие на вашу опеку моего племянника уже подписано и заверено. Так что я готов ответить на ваши вопросы. Доктор Эдер мне сказал, что вы хотите уточнить некоторые детали.
– На самом деле, деталь только одна. Сегодня после обеда мне предстоит непростой разговор на эту же тему с вашей невесткой. Доктор Эдер был так любезен, что договорился о моем визите к ней в четыре часа пополудни и уже подготовил соответствующую бумагу. Она у меня в этой папке, – и Пéтрович показал на папку, лежавшую перед ним. – Поэтому сейчас я хотел, чтобы вы мне рассказали, к чему мне готовиться.
– Другими словами, вы хотите услышать мое мнение о ней? – спросил Кауниц.
– Если вас не смущает такая постановка вопроса, – ответил Пéтрович, – то да.
– Моя невестка очень своеобразная женщина. С одной стороны, она очень терпелива. Иначе она не смогла бы выносить столько лет очень непростой характер моего брата. Но, с другой стороны, она способна на чрезвычайные поступки. Она рано вышла замуж и никогда не работала. Но, поскольку брат сорил деньгами, то ее быт был достаточно скромным. И, если бы не помощь моего отца, у ней не хватило бы средств на лечение сына.
– Он болен? – спросил Пéтрович.
В этот момент официант принес кофе, и собеседники сделали паузу. Когда официант отошел, Кауниц продолжил:
– Да, и к сожалению, неизлечимо. У него достаточно редкое заболевание. Хронический лейкоз. Поэтому он периодически нуждается в определенной терапии. Он проходит ее в моем медицинском центре. В Обердорфе. И это достаточно дорогостоящее лечение. Поэтому мы с братом не удивились, когда в завещании отца отдельной строкой была прописана сумма на ее имя, предназначенная для лечения.
– Ваш отец оставил завещание? – спросил Пéтрович.
– Да, он был сердечником со стажем. Поэтому еще после первого инфаркта он составил завещание и передал его доктору Эдеру.
Нотариус молча кивнул головой.
– Ваш отец тоже проходил лечение в вашем центре? – спросил аудитор.
– Нет, – ответил Кауниц. – Только диспансеризацию. Она покрывается страховкой, поэтому у меня обследовались все члены нашей семьи. И даже наш дворецкий.
– А ваша невестка, она тоже проходила у вас диспансеризацию?
– Я же сказал, – ответил Кауниц, – что смог организовать обследование для всех членов семьи. В том числе и для нее.
– Тогда позвольте еще один деликатный вопрос, – аккуратно расставляя слова, спросил Пéтрович. – Ваше замечание о способности невестки на чрезвычайные поступки наводит на мысль, что вы не исключаете того, что она могла убить своего мужа?
– Вполне, – откинувшись на спинку кресла, ответил Кауниц.
– Но тогда это был не только чрезвычайный, но и эксцентричный поступок, – сказал аудитор. – Ведь, согласно механизму реституции, если бы она получила право опеки, то все равно не могла бы полностью распорядиться наследством. Зачем же ей был убивать своего мужа?
– Вы очень верно заметили, – сказал Кауниц. – Да, это мог быть эксцентричный поступок. Не содержащий корыстного мотива. Я же говорил, что у брата был сложный характер. Может, она просто устала его терпеть? – Он достал из кармана пачку сигарет и закурил.
– Но полностью исключать корыстный мотив нельзя, – возразил Пéтрович. – Если бы она стала опекуншей своего сына, то не смогла бы продать недвижимость в Восточной Европе. Но на ваш здешний фамильный дом это ограничение не распространяется. Она смогла бы продать его.
– Да, – вмещался нотариус, – и мы с ней уже это обсуждали. Дело в том, что после смерти мужа за ним остались долги, оплатить которые его вдова не в состоянии.
– Поэтому я был вынужден, – слово опять взял Кауниц, – взять в банке кредит и выкупить долги брата.
– И что, ваша невестка не оценила вашу щедрость? – спросил Пéтрович.
– Этот жест не был подарком с моей стороны, – ответил Кауниц. – После смерти брата мы созвали семейный совет, пригласили на него доктора Эдера, и он предложил схему, которая устроила всех.
– Я предложил доктору Кауницу, – сказал нотариус, – взять кредит с гарантийным обеспечением со стороны его невестки. В этом случае на нее возлагалась ответственность за погашение кредита. И, если она станет опекуном своего сына, то для возврата кредита она продаст дом. В этом случае у нее останутся средства на покупку квартиры.
– А если опекуном станете вы? – аудитор обратился к Кауницу.
– Я точно также продам дом. И погашу кредит. Мы на том совете приняли решение, что так или иначе дом будет продан. Он мне не нужен. Мне хватает моего маленького домика в Обердорфе.
– Ваше совместное решение продать фамильный дом, – сказал Пéтрович, – значительно упрощает мой разговор с вашей невесткой. Спасибо, что рассказали об этом, – и заметив, как собеседник бросил взгляд на часы, он добавил:
– Тогда у меня больше нет вопросов.
– Ну вот и славно, – затушив сигарету, сказал Кауниц и встал из-за стола. – Очень рад был с вами познакомиться. Надеюсь, после разговора с моей невесткой вы поставите в известность доктора Эдера о его результатах.