Греция. Июль. Маленький курортный поселок на берегу Эгейского моря. Словно птичий гомон, летела над пляжем разноязыкая речь, в которой почти не было знакомых слов. А те, что улавливало ухо, оказывались похожими, но не родными.
– Не верю, что это поможет, – вздохнула Рита, поправляя солнцезащитные очки. Каштановая прядь упала на глаза, и Рита убрала ее за ухо. – С чего ты взяла, что после отпуска моя жизнь должна стать другой? Я сама ведь останусь прежней.
– Ты слишком много думаешь, – ответила Маринка, вытирая рот измазанной в шоколаде дочке и пытаясь удержать на месте норовящего уползти с коврика младшего отпрыска. – Просто расслабься и получай удовольствие. Оглянись, разве здесь не здорово?
– Здорово, – нехотя призналась Рита, помогая водворить сбегающее чадо на место.
– Вот и наслаждайся. Жизнь – она здесь и сейчас, – и, вручив сыну ярко-желтую погремушку, Маринка с улыбкой посмотрела вслед убегающей дочери.
– Тогда я тоже пойду поплаваю.
– Отличная идея.
Даже не видя ее лица, Рита знала, что та улыбается. Уже у воды, оглянувшись, Рита заметила Маринкиного мужа, Костю, с тремя стаканами фраппе, но решила не возвращаться.
Маринка, старшая сестра Риты, всегда была оптимисткой и неосознанно старалась сделать счастливыми всех, кто попадался на пути, особенно своих близких. Поэтому, едва почуяв, что младшая сестренка норовит впасть в депрессию, сразу приняла меры – уболтала ее бросить все дела и полететь вместе в Грецию. В результате, взяв двухнедельный отпуск за свой счет (и оставив начальницу в очень мрачном настроении), Рита, сама не понимая зачем, просто доверившись Маринкиному убеждению, полетела к морю.
Всю дорогу в самолете она спала. Всё время в Греции – тоже. Просыпаясь, чтобы поесть и сходить на пляж (иногда Рите казалось, что и в это время она спала тоже). Вечерами Маринка с мужем и детьми вытаскивали ее на прогулку – главная улица поселка, сплошь занятая тавернами и магазинчиками, после заката превращалась в оживленный бульвар. Иногда они просто прохаживались, глядя на раскрашенный огоньками дальний край побережья. Иногда усаживались под навесом какой-нибудь таверны поесть рыбы. И даже в такие моменты Рита чувствовала себя, словно во сне, глядя на происходящее чужим, равнодушным взглядом.
– Человек должен делать то, что ему нравится, – однажды во время ужина произнесла Маринка. – Это заряжает. И только в этом есть смысл.
– Это ты о чем? – поинтересовался Костик, скармливающий младшенькому креветку.
– А, сама не знаю, – засмеялась Маринка, махнув рукой, – просто в голову пришло.
– А если не получается? – внезапно спросила Рита, наверное, впервые за весь отпуск включившись в беседу.
Вилка Костика на секунду замерла, на Маринкином лице расцвела улыбка.
– Если хочешь, значит получится. Всегда так бывает.
– Если бы, – вполголоса произнесла Рита, вновь уходя в себя.
Следующее утро застало ее на террасе с блокнотом в руках. Ручка летала по бумаге, рождая на белом листе маленькие графические истории: появляясь из причудливых линий, в мир приходили быстрокрылые птицы, изящные диковинные рыбы и странные человечки с глазками-точками и широкой улыбкой, способной объять мир. Тихо шелестела листва, на покрытой черепицей трубе пела горлица, мир просыпался. И точно так же, тихо и постепенно, что-то давно забытое просыпалось в душе Риты, отодвигая в сторону переживания и заботы, словно паутиной связывавшие сознание последние пять лет.
Вспомнилось то забытое ощущение, когда просто хочется рисовать, а не разрабатывать какой-нибудь дурацкий рекламный проект, «удовлетворяя пожелания заказчика».
Снова воскресло то удивительное чувство, когда из ничего появляется новый, неведомый мир, и ты, создатель, видишь собственными глазами рождение этого чуда, когда что-то появляется хоть и твоими руками, но при этом как-бы само собой.
Рита настолько погрузилась в свой мир, что не заметила, как на террасу выглянула и, улыбнувшись, исчезла Маринка, придя в себя лишь когда ее позвали завтракать.
На следующее утро история повторилась. Рита была счастлива, что, перед отъездом из дома, по привычке бросила в сумку чистый блокнот и пару гелевых ручек. Блокноты она таскала в сумке еще со студенческих лет, однако последние годы они валялись без дела, ветшая и обтрепываясь по краям.
Теперь, ежедневно пролистывая тающие на глазах чистые страницы, Рита раздумывала о том, где взять еще чистой бумаги. В магазинчиках поселка, как назло, попадались только тетради в клетку.
Время шло, количество чистых листов стремительно уменьшалось, отпуск подходил к концу, грозя снова отправить Риту в нокаут. И тут, когда до отлета остался последний день, судьба в лице Маринки снова протянула сестре руку помощи – на дне Маринкиной сумки обнаружилась старая карта мира, обратная сторона которой была белой, (ну, или относительно белой, если не считать пятен, дыр и потертостей, на которые Рита махнула рукой). Ручка писать на такой бумаге отказалась и, недолго думая, Рита схватила первое, что оказалось под рукой – зубочистку и кетчуп, оставшиеся после обеда.
Диковинная красная птица успела до отъезда в аэропорт благополучно высохнуть и заняла свое место рядом с другими рисунками, а на душе у Риты воцарились мир и покой, словно она смогла наконец поставить точку, завершив задуманное.
* * *
Дом показался Рите чужим, скучным и неприятным. Не вдаваясь в анализ своих ощущений, первым делом она завалилась спать. Когда проснулась – впечатление чуть сгладилось, но все-равно осталось прежним. Понимая, что скоро привыкнет и успокоится, Рита ушла гулять. Прошлась по парку, заглянула в магазин – все было какое-то не такое, неправильное, скучное, серое и унылое.
Мысль о том, что скоро вода в родном болотце успокоится, и нынешние ощущения исчезнут, уступив место привычке, вызывала протест. В результате, зайдя в хозяйственный магазин, Рита купила несколько банок цветного акрила и, решительно отодвинув диван, принялась расписывать стену в спальне. Когда место в спальне закончилось, перешла в гостиную. Досталось и кухне, и коридору в прихожей. Словно безумный бог, отворяя двери в неведомое, она превращала свою квартиру в новый мир, полный загадочных существ, ветвистых деревьев и диковинных вьющихся растений, в цветах которых тоже кто-то жил.
Остановилась она глубокой ночью, в изнеможении опустившись на пол в коридоре, по-прежнему не выпуская кисти из рук. Огляделась, улыбнулась и мысленно сказала: «Да!»
И лишь теперь вспомнила, что утром ее ждут на работе, где наверняка накопилась целая куча дел, давящих словом «надо».
Хорошее настроение попыталось исчезнуть, но запуталось в волосах русалки, глядящей со стены, и осталось на месте. «А, ладно, – отмахнулась Рита, – разберусь как-нибудь», – и отправилась отмываться.
* * *
На работе царила вечная суета. Деловито сновали менеджеры, важно прохаживались с папками девушки из бухгалтерии. Дожидаясь, пока вернется с планерки начальница, Рита пила кофе в крошечной каморке, важно именуемой «Комната приема пищи». Девочки из отдела продаж, косясь на дверь, в самых сочных красках живописали о том, какой мегерой была начальница последние две недели. И уверенно заявили, что теперь бедняге Рите придется отдуваться за свой внеплановый отпуск, вкалывая по-черному. Королевишна (это ехидное прозвище закрепилось за начальницей после неудачного выступления на новогоднем корпоративе) наверняка придумала план мести, в котором Рите отведена самая жуткая роль в истории человечества.
Рита слушала их вполуха, размышляя о том, успеет ли вечером съездить за новыми кистями. Ближайший магазин с художественными принадлежностями находился в двух кварталах, но работал до семи, а Рита – до полседьмого. Всё остальное казалось неважным.
Вскоре в дверь заглянула Людочка, шустрая девчушка-менеджер и, крикнув: «Закончилось, идут», – тут же исчезла. Стаей птиц вспорхнули девчонки, бросаясь на рабочие места, и Рита, вымыв бокал, отправилась к Королевишне.