Вожак стаи отпустил мальчика

Эдельвейс, сосновый лес и змей

Вожак стаи отпустил мальчика

Заря начала окрашивать край небосвода в розовый цвет. Но внизу, в котловане, еще темно. Посередине молчаливое кольцо бродячих собак. Большинство из них, даже сидя, смотрит сверху вниз на мальчика, который застыл в центре круга.

Молчит стая, молчит мальчик. Лишь раздуваются звериные ноздри, вдыхая дразнящий запах свежего мяса с кровью.

За спиной мальчика тяжелая котомка, низ которой темнеет бурым пятном. Собаки голодные – хочется броситься на эту котомку, впиться клыками и урвать лакомый кусок. Но что-то держит стаю от первого броска, она не спешит: маленький человечек не помеха. Носы и уши не чуют других помех. В такие ранние часы люди спят, в этом котловане и вокруг него шум и грохот начнется много позже, когда солнце будет жарить вовсю и стая попрячется по разным щелям, которых здесь много. А сейчас она здесь хозяйка. Мальчик вот-вот сам бросит свою ношу и побежит. Тогда…

Мальчик не побежал. Он долго смотрел в глаза огромного лохматого пса и, не моргая, не спеша, уверенно, будто хозяин, пошел прямо на него.

Пса это не удивило. Он так же молча посторонился и пропустил мальчика. С ношей, аппетитно капающей свежей кровью, которая неудержимо тянула за собой чуткий нос вожака. За ним так же молча потянулась вся стая.

Мальчик не оглядывался. В тощие плечики больно впились лямки, хотелось ненадолго прижаться котомкой к бетонному столбу или обломку. Но мальчик шёл, стараясь унять дрожь в коленках.

Через какое-то время мальчик понял, что сзади никого нет. Украдкой оглянулся: да, собак не видно. Может спрятались за кучами строительного мусора, поджидают впереди?

Перешагнул через рельсы железной дороги, которая проходила у самой калитки их дома – никого! Только встречный радостный лай Арслана. Тут полились слезы. Обнял любимого Арслана и заревел. Навзрыд…

Место действия – стройплощадка нынешних микрорайонов «А» и «Б» на месте садов кишлака Дамарык под Самаркандом.

Ноша – семейная доля от свежезарезанного бычка, которой нагрузила жена дяди Барота: «Ничего, до начала дневной жары донесешь!»

Мальчик (10 лет) – это я.

До сих пор не знаю: как угадал вожака и почему он меня отпустил.

Декабрь 2021 г., Сочи

Как я впервые вкусно согрешил

Я сейчас прочитал, что в годы Великой Отечественной войны Советский Узбекистан принял более 1,5 миллиона эвакуированных людей, из них более 250 тысяч – дети. Это – не цифры, это живые люди со своим горем, живые люди, что приняли чужое горе как своё и широко раскрыли свои двери и сердца. Приезжие тоже не оставались в долгу. Моего дядю, Абиба (мы его звали дядя Алик), 1942 года рождения, усыновила и воспитала фельдшер детского дома Клавдия Поликарповна, эвакуированная из-под Ленинграда.

Я прекрасно помню бабушку Клаву. По-моему в 1972 (или годом позже?) дядя меня со своим семейством повез в г. Каттакурган, в гости к своей маме. У нее был маленький домик в две комнаты в пригороде, но всем нам места нашлось.

Дядя Абиб моему деду Мамаду тоже приходился приемным сыном. Я уже рассказывал, что он полюбил мою младшую тетю Хасият. А дед, которому парень понравился, не просто выдал за него дочь, но и усыновил, принял к себе в дом. Помню, бабушка Ханифа тоже обожала Алика, а тот за глаза, тоже любя, точно копируя её голос, пародировал:

– Ол, е, нун билан! (Ешь с хлебом!).

Надо сказать, дядя Алик, таджик по рождению, говорил только по-русски. Родная мать ещё грудным ребенком его сдала в детдом и куда-то сгинула. Зато мы все его любили. Чуть позже, когда у дяди Алика и тети Хасият начала пополняться семья новым потомством, мои родители выделили им место под строительство дома. Мы его строили всем миром.

Недалеко от домика бабушки Клавы была целая русская деревня – аккуратненькие частные белые дома со всем хозяйством. Все – эвакуированные в годы войны с запада. Один из них, имя подзабылось, но прекрасно помню большого лысого дядю с открытым улыбчивым лицом, занимался откормом свиней на мясо (в сельской глубинке Узбекистана!), а мясо продавал на рынке. Каждый раз, когда колол очередную свинью, непременно накрывал большой стол у себя в саду и приглашал всех соседей. Приходили и узбеки из соседних кишлаков. Я тоже попал на одно из таких застолий – мне было меньше 14 лет.

Первое. что бросилось в глаза в чисто подметенном тенистом дворе под виноградными лозами – огромная белая туша свиньи, как сейчас понимаю, не меньше центнера весом. Мужики заканчивали её палить, а женщины уже хлопотали вокруг длинного стола.

Застолье было славное: еще за полтора десятка лет до того, как попал в Россию, почувствовал что такое русское гостеприимство, увидел и услышал что такое неспешные застольные беседы и душевные песнопения.

Я, у меня еще маленький двоюродный братик Алишер на коленях, сидел с торца стола и мне все было хорошо видно и слышно. Главное блюдо – жарено-тушеное парное мясо. Передо мной тоже поставили огромную тарелку с целой горой мяса. Кто-то пошутил:

– Узбечонок-то ест ли свинину?

А я знай да наяривай! Даже не знал, что мне нельзя: так аппетитно пахло и во рту таяло! Конечно, не забывал кусочки поменьше подавать и братику. Больше такого вкусного мяса нигде не ел!

Сентябрь 2021 г., Сочи

Десятилетний жених

Читатель помнит мои рассказы о десятилетней невестке. Невестка была на 19 лет младше жениха, а теперь пришло время рассказать о десятилетнем женихе. который, наоборот, был вдвое младше невест. Заинтриговал? Теперь по порядку.

Читатель так же помнит мой рассказ «Они не сдались или Богатыри – не мы?», где я описывал каким был мой дед Мамад урус. Как большинство сильных и неординарных личностей, на подсознательном уровне он считал, что всё должно вертеться вокруг его особы, по воле его особы. Но когда, в последние годы жизни, у него обнаружилась неизлечимая болезнь, тоже не впал в депрессию: это было не в его характере. До последнего своего вздоха он остался таким же шалопаем и шутником, каким, наверное, был в детстве. Его острый язык имел такую же пробивную силу, что и кулаки. Но одновременно он был добрым и справедливым. Любил жизнь, людей, свою семью и, конечно же, своих внуков. Мы тоже отвечали взаимностью: словно вырастали крылья, когда родители отпускали нас погостить к дедушке с бабушкой. Километров 4-5 через сады, что росли на месте нынешнего жилого микрорайона вдоль улицы Буюк Ипак Йўли¹ (бывшая Акмала Икрамова), мы босиком месили пыль до ул. Миршарапова (сейчас тоже часть Буюк Ипак Йўли), где они жили (дом 24 – от него и следа не осталось). Нас не пугала даже перспектива очистки 200‑300 кг. репчатого лука за вечер для самсового цеха кафе-стекляшки через дорогу по диагонали, в сторону гостиницы «Багишамал» – бабушка там подрабатывала. Лук мешками завозили прямо домой. У бабушки тоже со здоровьем было неважно, но пенсия была очень маленькая. Я с тех пор без слёз на глазах могу съесть целую луковицу без соли и хлеба.

Словами не описать каким магнитом тянуло к ним многочисленное потомство со всех далей. Дед с бабушкой были полной противоположностью друг друга: он – шумный балагур, она – тихая ворчунья, которая только и могла управлять этим сгустком кипучей энергии. Этот «сгусток» любил пошутить над своей благоверной тоже. Схватившись за сердце, падал на колени перед телевизором и целовал экранных красавиц:

– Как она хороша! Пери! М-м-м!

Бабушка тихо бурчала:

– Старый развратник! – хотя прекрасно знала, что для деда женщин кроме неё не существует. Разве что любимые дочери, которых он безмерно ревновал.

Когда дед совсем не мог работать, любил посидеть на скамейке под вековым деревом напротив ворот. По тротуару шли знакомые и не знакомые люди, чаще знакомые, которые подходили к деду и, если никуда не торопились, подсаживались и принимали пиалу зелёного чая.

Часто дед останавливал юных студенток (Самаркандский пединститут был совсем недалеко) и приглашал присесть ненадолго, познакомиться с женихом, то есть со мной. И на полном серьёзе начинал сватать. А жених, которому было лет девять-десять, краснел и прятал лицо за обширный чапан деда.

А «невесткам» – все как на подбор красавицы, в легких платьях из атласа, поток длинных кос из-под расшитых золотом тюбетеек – нравилось беседовать с весёлым дедушкой и его стеснительным внуком:

– Я тебе нравлюсь? Когда ждать сватов? Смотри, я из Джума (Пайарык, Каттакурган…).

Я поначалу всё воспринимал всерьёз и ещё больше краснел. Поговорив, веселый дед с поцелуем в лоб или щёчку с благословением отпускал девушек. И непременно дарил красную розу: всегда над его левым ухом красовался бутон атиргюль².

Сентябрь 2021 г., Сочи

Эдельвейс, сосновый лес и змей

Впервые в своей жизни в сосновом лесу отдыхал в… Самарканде. Тогда же я собрал первые свои грибы. И в одно восхождение почувствовал себя героем, и от страха чуть…

Летом 1973 года мой дядя Абиб на выходные на грузовике «ГАЗ‑51» собрался повезти свою семью и ещё двух-трёх коллег по работе на Самаркандской щеточной фабрике, тоже с домочадцами, в Аманкутан. Открытый борт застелили курпача³, накидали подушек, и мы с комфортом поехали.

Дорога к югу от Самарканда, в сторону Аманкутанского урочища, живописная. Тем более в марте, когда ещё далеко до жары, когда зелёную шубу холмов не успело выжечь палящее солнце. Поэтому погулять в горах самаркандцы выезжали до апреля. Кругом маковые поля, а на каменистых склонах радуют глаз тюльпаны, можно там же набрать сочный равач (кислячка, ревень).

Мы расстелили дастарханы и курпача на поляне в красивом сосновом лесу вперемешку с туей. Потом я узнал, что где-то в послевоенные годы местные лесоводы террасировали горные склоны (сначала небольшую площадь) и высадили районированные хвойные деревья, потом посадки постепенно расширили. Чтобы влаголюбивые деревья меньше страдали от жары, защитными полосами высадили листву. Сейчас, как я слышал, те леса под угрозой исчезновения.

В хвойном лесу мне очень понравилось. Там же у меня обнаружился талант: как оказалось, я легко ориентируюсь в лесу (потом этот талант меня выручил в России – об этом как-нибудь в другой раз) и поэтому с гордостью выполнял роль водоноса – вода была далеко внизу.

Пока женщины готовили обед, мужчины, само собою и я, пошли собирать тюльпаны и равач. Кое-где, в тени камней, попадались белоснежные плотные грибы. Дядя посоветовал собирать и их:

– Пожаришь – что тебе курятина.

Потом дома, не обращая внимания на ворчание мамы (грибы в наших краях мало кто потребляет в пищу), разжег в очаге огонь, раскалил в казане хлопковое масло⁴ и обжарил грибы. Получилось объеденье! Но я до сих пор не знаю как те грибы называются.

Собирать тюльпаны – одно удовольствие, но они быстро вянут и смотреть на них жалко. Поэтому я набрал их совсем немного. Зато равач, даже если подвянет, так вкусно и сочно хрустит!

С нами мужчинами вверх увязались и две девочки примерно моего возраста. Они же увидели на труднодоступной скале пучок эдельвейсов:

– Как красиво!

Полюбовавшись, девочки с досадой махнули ручками и вернулись к своим тюльпанам и кислому лакомству.

Я же, поискав глазами объект их восторгов, молча стал подниматься к цветочкам.

Благополучно добрался и нарвал букетик эдельвейсов. Обратно решил спуститься по более пологому склону, который оброс невысокой травой. Но моя неопытность в покорении горных вершин сыграла со мной злую шутку: было ещё достаточно рано и зелёный ковер на утреннем солнце сверкал каплями росы. Катко, хоть на лыжи вставай (Тогда я лыжи только на картинках видел). Спеша сделать сюрприз своим барышням, я чуть ускорился и неостановимо побежал. Потом поскользнулся и кубарем покатился вниз по мокрой траве. В какой-то момент даже полетел! Опять небольно приземлился шаром и, не пойму как, крепко ухватился за маленькую ёлочку и оседлал. Под ней, на плоском камне, оказывается, на солнышке грелась огромная чёрная змея, которая оказалась между моими ногами. Она, не успев понять что за напасть, со свистом слетела с камня.

Внизу, когда отдавал барышням эдельвейсы, обратил внимания, что они на меня как-то странно посмотрели. Решил, что они восхищаются моим геройством. Дошло потом, когда меня начало просто трясти. Видимо, их поразил цвет моих загорелых щек, который, наверное, мало чем отличался от цвета грибов, которые девочки за меня снесли в стоянку.

С тех пор не могу смотреть без дрожи даже на ужа.

Ноябрь 2021 г., Сочи

Кролик-бесстыдник

Один из моих друзей-коллег, как оказалось, родился в год Кролика. Пока сыпали пожеланиями соответствующего темперамента, я вспомнил один забавный случай из своего детства.

Еще школьником мне подарили трех кроликов, которые стали основой маленькой домашней кроличьей фермы. Я нашел в книжках чертежи и построил жилье для кроликов по науке: были раздельные клетки для самцов, для мамаш, для юного потомства, особым образом устроенные кормушки и т.д.

За короткий срок их стало больше полусотни. Я настолько увлекся, что взялся их дрессировать. Когда я выносил в большой коробке своих зверушек на лужайку рядом с домом и выпускал пастись, зрителей набиралось хоть отбавляй. Кролики дружно выпрыгивали на травку, а через некоторое время я топотом ногой об землю собирал их обратно в коробку и уносил домой.

А один мой кролик, самый первый и старший, серебристый великан Петр Иванович, вообще гулял сам по себе, исчезал куда-то и так же появлялся, пристраивался рядом со мной и позволял себя гладить. Серьезный был мужик. Увы, в один из походов он вернулся раненый в хребет и никакое лечение его не спасло. Мы его со слезами и торжественно похоронили – место помню до сих пор.

Конечно, мы, дети, наблюдали не только за процессом кормления. Как-то мы маленьким кружком уселись на корточках перед кроличьим домиком и, как завороженные, смотрели, как Петр Иваныч пристроился к черной крольчихе сзади и затрясся как пулемет «Максим» в кино про Чапая. Тут подошла моя мама и хлопнула по крыше крольчатника:

– Что за бесстыдство!

Так мы поняли, что Петр Иваныч – бесстыдник.

1 июля 2022 г., Сочи

Избранник не понравился

C пятого по седьмой классы у нас классным руководителем была молодая выпускница пединститута Мушарраф Кенжаева. Красавица – каких не сыскать. Она одевалась как келинчак⁵. Все мальчишки в неё были тайно влюблены. И очень смелая. Как-то в субботник мы стали мыть огромные окна нашего класса снаружи. В одном месте себе устроили гнездо осы (не пчёлы!) и было страшно даже подойти к этому окну. Наша учительница говорит:

– Ещё мальчишки называются! – и прямо беленькими ладошками переловила/передавила этих страшных кусачих насекомых.

А у меня было свежо воспоминание, как я с мальчишками охотился за гроздьями винограда, которые сборщики пропустили. Есть способ выращивания винограда, когда лозы не поднимают на навесы и шпалеры, они свободно стелются на горках-грядках – во всяком случае в моём детстве такое было. Где-нибудь да остаются под шапкой пожелтевших листьев гроздья переспелого золотистого винограда, с которых будто мёд капает. Я как-то в охотничьем азарте (кто больше найдёт!) заглянул под такую «шапку» и обомлел: под низким куполом⁶, почти касаясь земли, аппетитно висел огромный гроздь кишмиша. Я не удержался и губами потянулся к бесподобному лакомству. Не успел отщипнуть пару виноградин, как почувствовал на верхней губе болезненный укол: раньше меня там пристроилась огромная оса. Очень быстро барабаном раздуло сначала губу, потом и весь портрет – я неделю не мог показываться на людях.

Отработав три года, любимая учительница покинула нас. Через несколько лет, уже будучи студентом Самаркандского госуниверситета, я её случайно встретил в центре города. Тепло поздоровавшись со мной и расспросив о родителях и учёбе, она пригласила к себе в гости:

– Приходите в воскресенье, я живу недалеко, на Сузангаранской.

– А номер дома?

– Вы легко узнаете. Пойдёте от Регистана, повернёте на нашу улицу и почти сразу увидите нашу калитку: на двери висит самый большой замок в округе, во-от такой! – она той же ручкой, что так смело расправлялась с осами, изобразила невероятных размеров замок.

Действительно, дом её нашёл безошибочно: на косяке побуревшей и растрескавшейся от времени калитки висел не такой огромный, но внушительных размеров навесной замок, наверное, килограммов пять весом.

Калитку открыла сияющая улыбка моей обожаемой учительницы:

– Фархад, заходите! Будем чай пить!

Под деревом, на курпача и подушках, возлежал полулысый, вдвое старше хозяйки, дядька, который оказался её мужем, преподаватель не помню какого вуза. Попили чаю, поговорили о том-о сём и Мушарраф апа обратилась ко мне:

– Фархад, я помню, вы на каникулах подрабатывали на стройке. Может, в следующие выходные поможете нам подремонтировать дом?

Я, конечно, согласился. Но работали мы с ней, а домла (учитель по-нашему) ходил вокруг, почёсывая пузо и давая указания.

Мне её избранник совсем не понравился.

Сентябрь 2021 г., Сочи

Как я приготовил голубя и… похоронил

За время пандемийного домоседства я написал пару-тройку кулинарных рассказов-воспоминаний. Но, оказывается, есть еще о чём вспомнить. Вспомнить с краской стыда.

Лет восемь-десять мне было, когда мы с сестрёнкой на улице нашли раненого белого голубя и начали выхаживать. Обработали рану, кормили. Но голубь слабел прямо на глазах. Кто-то из взрослых пацанов посоветовал:

– Отвернуть ему голову и зажарить, пока не околел совсем. Делов-то!

Я не решился на «отвернуть голову», но сельская практичность взяла верх: после того, как он перестал подавать признаки жизни, мы с сестрой ощипали, выпотрошили птицу и решили зажарить её.

Зажгли в очаге огонь под казаном, налили туда хлопкового масла. И, как делала мама, помешивая шумовкой масло, я начал следить, чтобы оно как следует раскалилось и пошёл белый дым – иначе хлопковое масло будет горчить.

Тем временем сестрёнка подсолила дичь целиком и принесла мне. Тушка зашкворчала в раскаленном масле и через несколько минут была готова.

Приготовить-то приготовили, но как есть птицу, которая совсем недавно моргала глазёнками и пила с твоих ладоней? В общем, мы не смогли: выкопали в саду ямку и похоронили все останки голубя.

Столько лет прошло, но тот эпизод не стирается из памяти. Я очень долго не мог брать в руки нож, чтобы зарезать даже курицу. Но пришлось.

В восьмидесятые годы мы переехали жить в деревню под Нововятском (это в Кировской области), и я развёл целое хозяйство: куры, дойная коза, несколько романовских овец, тёлочка и поросята, целая кроличья ферма. И работал директором сельского Дома культуры.

Конечно, как единственный мужчина в семье все тяжелые работы по хозяйству приходилось делать самому. Даже научился ходить за конным плугом – огород-то был большой. Но меня ждало более серьезное испытание: как мужчина я сам должен был резать живность на мясо. Первого поросёнка заколол сосед. Я тогда впервые выдул бутылку водки залпом и не опьянел. Но я же мужчина! Позорно для такого дела кого-то звать со стороны. Пришлось научиться. Сколько овец, кроликов, я не считал, но тот голубь время от времени всплывает в памяти.

13 февраля 2022 г., Сочи

Тихий позор на всю жизнь

Сегодня тоже мы отдаем дань памяти нашим дедам, отцам, бабушкам и матерям, которые отдали свои жизни и здоровье во имя спасения Отечества и Мира от фашистской чумы. На фронтах Великой Отечественной воевали мой отец, его братья, один из которых пропал без вести, многочисленная родня. Внесла свой вклад в Великую Победу и женская половина. Я их помню и не забываю. Я так же помню постыдный поступок, который совершил более полувека назад…

Я как-то рассказывал, что мой дед усыновил сироту, потом выдал за него замуж свою младшую дочь. Дядя Алик родился в Узбекистане в начале войны (вспомнил точно: 1 июля 1942 г.) без отца (его отправили на фронт), очень скоро оказался в детском доме. Там его усыновила фельдшер, русская женщина, эвакуированная из-под Ленинграда.

И у дяди Алика, таджика по рождению, родным языком стал русский язык. Много позже я узнал, что он тоже воевал – на стороне Фиделя Кастро, имел боевое ранение. К сожалению, я ничего не знаю об этой стороне его жизни. Но я прекрасно помню, как он строил благополучие своей семьи, нарожал и поставил на ноги семерых детей. Руки были золотые. Он умел делать все: плотничать, строить дома, ремонтировать теле-радиоаппаратуру, часы, автомобили, печь хлеб. Когда им дали квартиру в многоэтажном доме, умудрился построить тандыр на крыше крупнопанельного дома и печь для своих детей лепешки и всякие другие вкусности – меня тоже угощал.

До того как получили квартиру, они мыкались по чужим углам, и мои родители отвели им место на своих скудных трех сотках под строительство дома. Я помню с каким энтузиазмом дядя взялся за постройку. Естественно, помогали и мы – мальчишки и девчонки соседские, родственники приходили. И за лето поставили дом.

Как любимец и помощник дяди Алика и тетушки Хосият, я мог когда угодно заходить в их дом, который, как и наш, вообще не закрывался на замок. Эта свобода со мной как-то сыграла злую шутку. Я знал, что дядя Алик взялся починить наручные часы деда, который, говорили, он привез из Ирана еще в годы войны. Часы были золотые, снаружи и изнутри украшены драгоценными камнями. Так и переливались на солнышке. Да, они были без стекла. Дядя так и не успел отремонтировать часы (а может не смог?) и вернуть их деду – он умер. С тех пор они так и лежали в коробочке. А мне так хотелось пощеголять с такими часами на руке!

Я как-то без спросу взял часы, приделал какой-то ремешок и целый день ходил гоголем. Но я не ожидал, что мое щегольство закончится тихим позором на всю жизнь. Дядя Алик меня позвал поддержать что-то, я, как всегда, с готовностью прибежал на его зов. Работаем, а тут рукав рубашки предательски скользит вверх и часы во всей красе!

Дядя бросил мимолетный взгляд и ничего не сказал, продолжил свою работу. Я забыл что сталось с теми часами, но тот взгляд дяди, которого очень любил, запомнил на всю оставшуюся жизнь.

22 июня 2022 г., Сочи