СТОЯТЬ, БОЯТЬСЯ!
1 часть
– Стоять, бояться!!
Громогласный окрик раскатился по каменному мешку двора, канонадой эхо отразился от стен, и у Землероевой от неожиданности подкосились ноги.
Оглядываться на крикуна ей надобности не было: в тонированном стекле джипа отразилась фигура охранника, вопящего с крыльца. Поборов секундную оторопь, разозленный мужик сломал пальцами так и не прикуренную сигарету и торопливо засеменил кривоватыми ногами вниз по ступеням.
Вдобавок из-за джипа высунулась привлеченная воплем физиономия хозяина машины, который, сидя на корточках у заднего бампера, проволоку от него отматывал.
Такого множества подвохов хитроумный план Котика никак не предусматривал. Охранник офиса не вовремя решил перекурить и вышел на крыльцо. Портфель, который Евдокия тихонечко стащила с переднего сиденья джипа, оказался неожиданно тяжелым – под его мягкой кожей легко угадывались жесткие ребра портативного компьютера.
Как ни смешно, но именно ощущение под мышкой чужого ноутбука не позволило Евдокии разжать локоть и разрешить портфелю грохнуться на асфальт парковки, хотя перепуганное сознание сигнализировало: если уж попалась – оставляй добычу и ноги уноси! Дикая в подобных обстоятельствах рачительная мысль «Не дай бог, разобьется чужое дорогущее «железо»!» заставила Землероеву крепче стиснуть кейс, гигантским кенгуриным прыжком отскочить от обворованный машины и что есть силы припустить со двора: настала очередь проверить второй этап хитроумного Котикового плана – рассчитанные пути отхода.
В спину дуэтом неслись страстные вопли хозяина портфеля и свирепые рыки офисного секьюрити: первый обещал все простить, коли Дуся добычу скинет, второй грозился догнать, переломать беглянке ноги-руки и голову свернуть.
Слышать такое нежной девушке довольно жутко. Землероева мерила московский тротуар легчайшими скачками перепуганной лани, облапанный обеими руками тяжеленный портфель бился о живот острым углом ноутбука и сбивал дыхание. Солнцезащитные очки, что Дуся выбрала для операции из джеймс-бондовского арсенала, сползли с носа до верхней губы и почти что падали.
Очки было жалко, их поносить дала Синицына. Причем на недельку, пока сама не укатит в Испанию.
Евдокия перехватила портфель одной рукой, сорвала очки с лица и запихнула их в карман спортивной куртки, выбранной для операции уже из арсенала ниндзя: угольно-черный комплект из обтягивающих мягких брючек и куртки с капюшоном, простецкие черные кеды.
Секундная заминка позволила преследователям приблизиться. Когда Дуся резко свернула в ближайшую подворотню, из горла охранника вырвался победный крик: арка выходила в тупиковый двор – воровка, надо думать, никуда оттуда не денется!
Евдокия пробежала до двух гаражей в углу небольшого, окольцованного домами и бетонным забором двора, проскользнула между рифленых стенок и стремительно протиснулась в узкую щель бетонного ограждения детского садика, имеющего выход на противоположную улицу.
На данном проникновении на территорию детсада и основывался заключительный этап хитроумной комбинации: в узкую каменную щелку мог протиснуться только подросток либо худосочная девица. Охранник застрял в щели первым. Покричал из дырки маленько и уступил место хозяину портфеля, после чего в спину Дуси понеслись мольбы напополам с угрозами.
Совестливая душа воровки Землероевой съежилась от этих воплей, болезненно поворочалась под ложечкой…
Но Евдокия сурово сдвинула брови и не позволила стыду возобладать: Котик попал в беду. Котика надо выручать. Кто, если не она, спрашивается. Зачем тогда вообще настоящие сестры нужны?
Поминая «настоящих сестер», Землероева лукавила. Никаким братом Котик-Костик ей, по сути, не являлся. Его матушка – тетя Зина, жена покойного брата мамы, – второй раз вышла замуж и родила Константина уже от нового супруга, подполковника дяди Толи. Вероятно, история этого замужества заслуживает отдельного, развернутого упоминания, но пока, ввиду погони и цейтнота, ограничимся короткой справкой: если бы все беды не искупало рождение обожаемого Котика, то лучше б тете Зине с военным Толей не встречаться.
Евдокия свернула за разрисованную колокольчиками и ромашками беседку, скрылась из поля видимости преследователей и, выравнивая сбитое пробежкой дыхание, достала из кармана очки. Нацепила их на нос и, низко наклонив голову, пошагала по дорожке на выход.
У ворот садика воспитатели раздавали родителям последних детсадовцев: пятница, август, короткий день – народ массово рванул дышать чистым воздухом на дачах. На появившуюся из-за здания странную девушку в очках и капюшоне никто не обратил внимания – воспитательницы тоже люди, в голове, поддаваясь всеобщему пятничному настроению, лишь грядки и котомки с закупленной провизией – детей бы не забыть пересчитать!
Евдокия медленно продефилировала мимо группки женщин и детишек и вышла в тихий изогнутый переулок. Отсюда до двери подъезда в доме Котика оставалось не более трехсот метров.
Мольбы и вопли сгинули еще на территории детсада.
…Не типичный для августа прохладный ветерок оглаживал разгоряченные погоней щеки. Совесть пыталась пробиться сквозь радостный перестук пульса – получилось, получилось, получилось! – пальцы нервно стискивали ручку драгоценной добычи. Евдокия с трудом заставляла ноги не увеличивать скорость хода, приказывала себе останавливаться у витрин редких магазинов и в отражении обшаривать глазами окрестности.
Получилось, получились, получилось! Котик спасен! Тетя Зина, что немаловажно, спасена от позора и больницы!
Неужели – получилось?!
В непроницаемо черном окне кофейни застыла смутно узнаваемая девица с выбившимися из-под капюшона белокурыми прядями, бессмысленно вытаращенными глазами и губами, стиснутыми в противную змеящуюся щель.
«Неужто это я?» – ужаснулась Евдокия. Лицо как будто высохло за несколько часов. С него почти исчезли губы, уползли гадюками под носогубные складки. Глаза сверкали безумно, шало, как у загулявшей кошки.
Землероева стащила с головы капюшон, поправила растрепанные волосы… Но все равно не нашла в отражении – себя.
Куда девалась вчерашняя студентка, примерная выпускница, тишайшая Дуся Землероева?! В отражении торчала всклокоченная белокурая бестия с чужим портфелем в руках.
По правде говоря, экипируюясь для операции, Евдокия покрутилась перед выходом у зеркала в прихожей и нашла себя вполне привлекательной: брючки обтянули аккуратную вздернутую попку и длинные ножки, очки интригующе монтировались с пышными пепельными локонами, добавляли таинственности и стиля…
Пересохшее горло издало саркастический смешок: допрыгалась. Евдокия зашла за угол дома, вывернула наизнанку двустороннюю куртку – алой шелковой подкладкой наружу. Достала из кармана приготовленный загодя большой пакет из недорого супермаркета и спрятала в нем кейс.
Теперь, в красной куртке, с пакетом в руках, она почти перестала напоминать девушку-ниндзя, которая – допрыгалась! – свистнула чужой портфель из припаркованной машины.
Оставалось лишь надеяться, что и Котик выполнит свою часть комбинации, а совесть Дуси Землероевой перестанет скрипеть зубами и корежиться в заледеневшем подбрюшье.
Первое четкое и полное воспоминание малолетней Дуси Землероевой навсегда осталось связанным с незабываемо красивым мальчиком Константином Грушиным. До этого момента память сохранила лишь разрозненные, бессистемные обрывки: улетевший под ветки липы синий шарик, высокий, всемогущий папа прыгает на лавочке, стараясь зацепить пальцами болтающуюся нитку… Мама в новом платье, на высоченных каблуках – сама крошечная Дуся в этом же платье, на тех же каблуках тихонько копошится в маминой косметичке, выбирая самую яркую помаду, и неловко малюет губы… Подводит глаза зелеными тенями…
Красиво тогда получилось.
Помада, правда, сломалась в неопытных руках, и два часа Евдокия ревела в углу… «Нельзя брать чужие вещи без спросу!»
Все эти воспоминания не привязывались ни к времени года, ни к возрасту, ни к какому-то событию – просто были. Без очередности и повода. Знакомство с Костиком запомнилось в деталях.
Прозрачный зимний день. В Москву вернулась какая-то непонятная родственница тетя Зина и пригласила в гости – мама торопится, бигуди путаются в волосах и никак не хотят вылезать из тугих колечек волос. Папа отказывается надевать галстук: «Не новоселье, Тая, просто в гости идем!» – «Петр, я тебя умоляю, хотя бы раз послушайся меня!»
Эта суета уже как будто выступила увертюрой. Подготовкой значительного события.
Муж тети Зины – подполковник. Служил в Германии, там же родился и сын Грушиных – Константин. «Слабенький такой мальчик, – шепотом сетовала мама. – С пороком сердца родился. Хорошо хоть в Германии служили, там с врачом повезло, операцию удачно сделали. Но Зина все равно переживает, не хочет его семилетним в школу отдавать…»
«Слабенький» мальчик Костик оказался дивно крепким розовощеким бугаем. Он шумно носился среди неразобранных картонных коробок, из которых тетя Зина доставала нереально красивые сервизы «Мадонна», хрустальные графины, отрезы тюля, ворохи тряпья… «В Мухосранске их даже не распаковывала, – смеясь, докладывала родственницам. Прежде чем обосноваться в столице, подполковник Грушин несколько лет послужил за Уралом. Потом – жена москвичка с жилплощадью, позволили перевестись поближе к Первопрестольной, в часть, расквартированную в области. – Господи, думала – сгнило все! Тася, вот этот отрез на платье возьмешь?»
В Москве середины девяностых не было принято привередничать. Мама взяла и отрез на платье, и патронташ с трусами-недельками, и даже большую нарядную чашку с отколотой ручкой. Папа потом аккуратно обточил острые сколы, мама замазала белые пятна лаком для ногтей, и несколько лет большая чашка в форме распустившегося бутона служила Землероевым вазочкой под рафинад.
Все это заграничное обильное богатство поразило четырехлетнюю Дусю в самое крошечное сердце и навсегда застряло в памяти: яркие ковры во всю стену, чешский хрусталь на потолке и в горках, высокий черноволосый мальчик в фантастическом спортивном костюмчике, скроенном как будто из красочных лоскутков. А в детском садике Дуси все мальчики ходили в темных колготках и шортиках, делавших их маленькими, обычными, простыми. Неизъяснимо заграничный Котик разгуливал по дому в кроссовках, в футболке с мордочкой лисенка…
Взрослые увлеклись рассматриваем богатства, забытая всеми Дуся сидела в углу за коробками и несмело перебирала всамделишные гоночные машинки, яркие наклейки, мягчайшие ластики, в игрушках попадались леденцы…
Иногда в тот угол заглядывал Костик. По хозяйски отбирал машинки – Дуся и слово-то боялась вымолвить, отдавала все безропотно! – и, ничего не говоря малявке, уносился на голоса взрослых.
Дуся смотрела на мальчика снизу вверх. Что в общем-то типично в отношении малявки к старшему брату.
На долгие годы она словно бы застряла в том углу. Скорчилась на корточках и любовалась чужим игрушечным богатством, не смея ничего попросить поиграть на время. (Благодушная тетя Зина, правда, сама потом подарила шикарного немецкого пупса с соской и кукольный набор посуды, так как ими уже закончила играть старшая дочь Катерина.) Все связанное с Костиком так и осталось небывало ярким, определенно заграничным и не похожим на простую жизнь.
Даже когда «подлец-мерзавец-прелюбодей!» дядя Толя ушел к буфетчице из воинской части, а тетя Зина слегла с инфарктом, распродала хрустать, сервизы, барахло, брат Котик остался для Дуси мерилом совершенства. Точкой отсчета, откуда начиналось все впечатляющее, не из обыденной жизни. Никто не мог сравниться с Костей. Он самый лучший, умный, взрослый, самый-самый.
Мама и папа посмеивались над детской влюбленностью дочери. Лучшая подруга, нынешняя философиня Линка Синицына называла Котика «избалованный сукин сын». Никто не мог поколебать уверенности Евдокии: только с Костиком-Котиком ее жизнь может приобрести наполненность и смысл, он один способен сделать праздником каждый день и даже час.
Пожалуй, единственным человеком, полностью согласным с Дусей, являлась тетя Зина. Ради сына она, почти без преувеличения, встала со смертного одра, заставила себя существовать и полностью подчинила жизнь дражайшему Котику. Работала на двух работах, тащила семью, встречаясь с родственниками часами говорила о Котиковых пятерках (тройки в счет не шли, их ставят дуры-училки, не понимающие талантливого мальчика) и будущих успехах.
Кстати сказать, настоящая двоюродная сестра Евдокии Катерина вполне могла бы заслужить похвалу от матери, но все ее достижения прошли абсолютно незамеченными. Катерина легко закончила школу и институт иностранных языков. Вышла замуж за «простого инженера», неожиданно для всех ставшего приличным бизнесменом. Родила троих детей – дом полная чаша.
Как будто нарочно поддерживая уверенность Дуси в небывалой значимости, Котик изредка приглашал ее на какие-то мероприятия. Самая незабываемая тусовка случилась у девятнадцатилетней Евдокии на дне рождения брата: шикарный клуб, лица из телевизора и глянца, шампанское рекой (мажор-приятель Котика расщедрился), костюм-рубашка-туфли брата ничем не отличаются от прочих.
Дуся три дня вымаливала у мамы деньги на новое платье, но все равно чувствовала себя бедной родственницей, кухаркиной дочкой, затерявшейся между полуголых танцовщиц с внешностью кинозвезд.
В общем, кажется, понятно, откуда уши растут. Из детских комплексов, от старого пупса и чашки с отколотой ручкой. В прошлом году Евдокия категорически отказать ехать с родителями в Крым. Выбила-вымолила себе разрешение отдохнуть по-взрослому, отдельно, в настоящей загранице. Мама сходила к Костику, собравшемуся на Кипр, и попросила его взять с собою и Дусю: «Присмотришь там за ней, Евдокия девочка послушная, много проблем не доставит».
На Кипр Котик оправился с компанией и, по совести сказать, за Дусей совершенно не приглядывал. Не до того оказалось – в пух и перья разругался с девушкой. Напился в предпоследний вечер на пляжной дискотеке и…
Несколько часов Костик и Дуся целовались на песке.
Дальше поцелуев дело не зашло. А на следующий день Константин вообще ничего не вспомнил.
Но Дуся не забыла. Казалось бы – фора в еще один день! Совсем чуть-чуть! Если бы не жесткое похмелье, Костик появился бы на пляже и песок напомнил бы ему о поцелуях!
Но не напомнил. Похмельный, хмурый Котик молча довез Евдокию на такси до дома из аэропорта, вручил маме и пропал на ближайшие месяцы.
В этом году на окончание института Дуся попросила не дарить ей традиционных для случая сережек-колечка, а дать денег на тур в Испанию. Как доложила родственникам тетя Зина, сынуля собирался именно туда.
Попасть вместе с Костиком в Испанию, вновь ощутить под пальцами и на губах песок стало для Евдокии идеей фикс. Дуся позвонила брату с намеком: «Хочу съездить за границу отдохнуть, ты как?» Грушин прохладно обещал подумать и не звонил две недели.
Евдокия тоже набралась терпения. Несколько лет назад, говоря о какой-то подруге, Котик выступил с развернутым заявлением: «По телефонным звонкам могу понять – мой человек или нет. Лерка, например, еще ни разу ни позвонила в удачный момент. Всегда трезвонит не вовремя, всегда некстати. Ждешь от нее звонка – молчит. Как только занят – тут как тут. Пожалуй, нужно расставаться… Не мой человек, живем в разных ритмах».
И Дуся, кусая пальцы и зажмуривая глаза, приказывала рукам не тянуться к телефону. Не совершать ошибки, не попадать в разряд неудобных девиц с иными ритмами существования – боялась. Отправила только одну эсэмэску с вкрадчивым вопросом «Как дела, куда пропал?» и замерла в пугливом, нервном ожидании.
Сегодня Константин позвонил сам. Причем не со своего телефона, чей номер Дуся знала наизусть, а с чужого. И неожиданно все получилось мило: когда в трубке раздался любимый голос, Землероева была мрачна и равнодушна, словно египетская гробница. Через секунду ее, правда, как будто кипятком ошпарило – с макушки до пяток, но пауза, взятая для поправления нервной системы, сыграла положительную роль: не привыкший к безразличному тону сестры Котик начал смущенно мямлить.
Евдокия тут же взяла апатичную манеру разговора на вооружение: кто знает, может, ему именно этого в почти сестре и не хватало?! Добавив в голос томной протяжности, она вдруг заметила, что Котик очень картинно вздыхает.
– У тебя что-то случилось? – мигом дрогнув, спросила с пробившимся волнением.
– Случилось, Дусенция. Влип я по самое небалуйся.
Сказать по правде, девушки с ошпаренными макушками соображают так себе. Но главное из речи брата Дуся уяснила: бухгалтер крупной фирмы Константин Грушин прилично накосячил (то ли нолик где-то лишний нарисовал, то ли запятую переставил), и в итоге над работодателями бухгалтера повисла недостача.
– Для фирмы эти деньги – семечки! – горячился проштрафившийся клерк. – Покроют и не заметят, уж я-то знаю! А мне, Дусенция… – Константин вздохнул, как издыхающая лошадь, – мне – кранты. Придется продавать квартиру, увольняться, а у меня машина в кредит, в долги еще залез…
– А Катя? – напомнила Дусенция. – Ее муж! Помочь не смогут?
Братишка саркастически хмыкнул, и Евдокия прикусила язык. Два года назад, тетя Зина решила обосноваться на даче – «Котик уже взрослый, мальчику нужна свободная жилплощадь», – и муж сестры построил на своем участке каменный дом для тещи. Построил и сказал: «В последний раз. В последний раз я помогаю вертопраху».
Слова Катиного супруга донесла до Землероевых расстроенная тетя Зина, после чего долго, сидя на кухне, переживала вместе с Евдокией: «Почему «вертопрах»? Как можно о Котике сказать – такое?!»
– Может быть, еще получится как-то выкрутиться? – плаксиво пролепетала Дуся. – Со всяким может случится… Вдруг – обойдется?
– Не обойдется, – жестко отчеканил брат. Сегодня начальник отдела приказал Константину подготовить документацию по сделке двухнедельной давности. Шеф собирается все выходные работать на даче с данными и искать ошибку. – Если ты мне не поможешь, на следующей неделе ко мне заявятся коллекторы.
– Я?… Чем я могу тебе помочь?!
– Слушай сюда.
По словам Котика, выходило так. Каждую летнюю пятницу его начальник Борис торопится вывезти семью на дачу – на работе не задерживается лишней минуты. Джип шефа всегда стоит на одном и том же месте в углу парковки, под обзор камер наблюдения попадает только передняя часть машины. «У нас в охране мой одноклассник Мишка Васильков работает, помнишь? Так вот я пару раз сидел за его монитором, работу камер знаю…» Портфель Борис всегда ставит на переднее сиденье рядом с водительским местом. Если незаметно стащить из джипа кейс с ноутбуком и диском, на который Костик сегодня скинул информацию о сделке, если подправить кое-что в рабочем компьютере экономистов, что в принципе не сложно, поскольку в разгар сезона отпусков народу в офисе почти нет… То до правды никто не докопается.
Землероева не верила ушам.
– Костик, это же… воровство…
Брат твердо оборвал Дусин лепет:
– Никакого воровства не будет. Я все продумал. Портфель мне нужен буквально на час – поменять исходный диск на новый. Я уже все подготовил. Мы позаимствуем кейс на время, потом вернем его хозяину в целости и сохранности.
– Как?! В милицию подбросим?!
– Нет, это подозрительно. Я уже договорился с Пашкой Изотовым – ты должна его помнить, рыжий такой, – он отнесет портфель в милицию. Скажет, вышел мусор выносить, в подъезде какая-то подозрительная девица в портфеле копошилась, он ее шуганул, она добычу сбросила и удрала. Пашка мне пятнадцать штук торчит – в покер проиграл, никуда не денется.
Константин говорил так уверенно, словно ни секунды не сомневался, что Дуся согласится. Он уже договорился с Изотовым, уже расписал наперед все действия.
Но Евдокия не торопилась и молчала.
– Эй, Дусенция, ты там уснула?
– Нет, – сипло отозвалась девушка. – Думаю. А почему твой Пашка не может портфель стащить?… Я как бы…
– Изотов «как бы» в щелку не пролезет, – усмехнулся Костик. – Ты, Дусь, не переживай, я все продумал. Отпрошусь с работы пораньше, пройду мимо джипа шефа, накину на его задний бампер кусок проволоки и привяжу другой конец к решетке канализации. Когда машина тронется и сдернет решетку, Борис выйдет из машины проверить – что случилось, тут ты и…
– Котик! – перебила Дуся. – А если он не выйдет?!
– Чепуха, – ухмыльнулся Котик. – Выйдет и дверцы не заблокирует. Чего ему бояться на родимой парковке? Он же не знает, что «задница» его машины под обзор камер не попадает…Тебе и надо-то два шага сделать от подъезда жилого дома до машины, потом от джипа до ворот! Там всего метров десять.
Законопослушная робкая Дуся никак не могла отважиться на «да». Молчала, вздыхала, ежилась…
– Да пойми ты, Дуся! – напирал братишка. – Никакой опасности нет! В крайнем случае – удерешь. Ты ж у нас бегунья, да?
Каждый день, в любую погоду, Евдокия дважды обегала свой квартал, так как считала утреннюю пробежку наиболее результативным и дешевым способом держать фигуру в тонусе.
– Если Пашка попадется, ему даже до щелки в заборе не добежать, не то чтобы в нее протиснуться! Сам я добраться до кейса не смогу: вышел из офиса, дотопал до ворот – камеры все фиксируют. Вычислят меня, Дуська! Максимум на что времени хватит – проволоку привязать. Наши все в пятницу пораньше смываются, начальство на это сквозь пальцы смотрит. Сами норовят удрать, один наш Боря, как курьерский поезд, минута в минуту выходит. Соглашайся, Дуся! Если не выручишь – все, хана: мама в больнице, я безработный с волчьим билетом, квартиры нет.
– Ну я даже не знаю…
– Соглашайся! Тебя у нас никто в глаза не видел! Пашка живет рядом, его могли как-то срисовать, ты – темная лошадка!
Вот тут братишка был неправ. Последние две недели, пока было тепло, Евдокия надевала самую короткую юбку из скромного в основе гардероба и регулярно – через день – фланировала по переулку возле офиса. Благодаря детской дружбе с братом у Дуси образовались приятели-знакомые в окрестностях, так что случайная встреча с Котиком выглядела бы вполне невинно.
И вот гуляя, Дуся ловила на себе призывные взгляды водителей машин, выезжающих с парковки. Один нахал ей даже посвистел, оглядывая стройные ножки.
Могли такие ножки срисовать?
Да запросто!
Но вот если задуматься над тем, что, кроме оголенных прелестей, мужчины ничего не замечают… Если спрятать всю красоту под брюки – погода более чем позволяет. Приметные волосы убрать под капюшон…
Не признаваться ж в самом деле Котику, что две недели бестолково караулила его у офиса?!
Стыдоба! Жесть.
«Ага. А воровство типа не жесть? Не стыдно?»
Так брат сказал – вернет пропажу.
«А если попадусь?»
Ты?! Каждодневная, всепогодная бегунья не удерешь от начальника, протирающего задницу за письменным столом?!
– Дусь… С меня шопинг в лучших магазинах Барселоны.
Вот так Евдокия Землероева и оказалась в неуютном, без единого деревца каменном дворе, у единственного подъезда дома, к которому в конце девяностых пристроили высокое узкое здание центрального офиса крупной фирмы, специализирующейся на импорте-экспорте лекарственных препаратов и медицинского оборудования. Стояла, стараясь не переминаться с ноги на ногу, и дела вид, будто ждет кого-то из жильцов.
Дабы заранее не перенервничать, думала не о предстоящей краже и пляжах Испании с теплым песком, а вела привычный внутренний диалог с подругой Синицыной. Знакомство длинною чуть ли не в два десятка лет – один горшок в яслях делили, а позже школьную парту – позволяло конструировать виртуальный разговор почти в детальной точности: «Таких дур, как ты, Землероева, на Москве не больше трех осталось. Вас надо клонировать, поскольку сами вы можете не размножиться, и оставить в назидание потомкам, как вымирающий вид – в зоопарках. Ты же мне миллион раз обещала отрепетировать перед зеркалом слово «НЕТ»! Тебя, дурищу, оправдывает только кармическая привязанность к фамилии Землероева – вечно для всех «землю роешь» и воду носишь». При подобных заявлениях Евдокия обычно шумно вздыхала и опускала глазки. «Вот как думаешь, Дуська, долго твой Котик идиотку по Москве искал, а? Долго думал, какая овца согласится для него каштаны из огня таскать? Ты же до уголовщины докатилась, подруга!..»
Синицына Котика на дух не выносила. Зубами скрипела, видя, как от одного телефонного звонка брата глупеет, по ее словам, лицо обычно сообразительной подружки.
Мысленно Дуся парировала довольно ловко, припоминала родственные связи и сестринский долг. Но даже мысленно не сомневалась: узнав об уголовщине подруга ее не только высмеет, но еще и стукнет.
«Наверное, не буду ничего Линке рассказывать. Не поймет она».
Признаться честно, на этот раз Землероева и сама не очень понимала – как она в такое вляпалась?!
Но отступать поздно: под «хвостом» джипа спрятался кусок толстой проволоки, примотанный к решетке водослива.
По меркам любой столицы-мегаполиса Костик Грушин сказочный везун. Буквально сразу после окончания института ему подвалило счастье найти непыльную работу в шаговой доступности от дома. Понятно, что за свой рабочий стул неопытный бухгалтер держался чистым офисным клещом – ни сдвинуть, ни поправить.
Евдокия юркнула в знакомый двор, немного удивилась раскрытой настежь двери подъезда, которую для верности подперло большое гнутое ведро.
Потом припомнила: в монументальном доме дореволюционной постройки недавно расселили последнюю коммуналку на пятом этаже, и Костик хвастался – жильцы постановили на собрании отремонтировать подъезд и привести в порядок парадную дверь, заколоченную с двадцатых годов прошлого века. Чуть позже собирались посадить возле нее консьержа (с табельным оружием).
Надо отметить, когда в старинном доме с единственным подъездом жил народ попроще, то никого особенно не волновала заколоченная дверь. Жильцы безропотно огибали дом, шагали по двору и через узкую кишку бывшей черной лестницы попадали на парадные ступени: воображение советского человека не будоражил факт, что дверь эта – не для жильцов, а для простого люда. В незапамятные времена она служила исключительно кухаркам, поломойкам, молочникам и угольщикам. Но в приснопамятном СССР любой труженик почетен, только попробуй проявить замашки барина и заикнись об огромной парадной двери на мраморную лестницу… лишишься партбилета и гордого звания служителя трудовому народу.
Короче. Нынешние жильцы имели другие партбилеты и приоритеты и о парадной двери не только заикнулись, но и потребовали от жилконторы позволить им ходить нормально с улицы, а не через черный ход.
К слову сказать, Евдокия ничуть не сомневалась: зря богатеи пальцы гнут. Фасадом старый дом выходит хоть и в узкий, но все-таки сквер, и посему придется толстым дядям ходить прежним черным ходом. Как миленьким. Машины-то, кроме двора, припарковать им негде.
Но у богатых свои причуды. И только время покажет, насколько полезен вооруженный консьерж у двери, через которую никто не ходит. Набегается, поди, между двух дверей вооруженный бедолага.
Уже на углу дома ощущался сильный запах краски: маляры потому и оставили дверь открытой, подперев ее ведром, устроили сквозняк. Евдокия почти подошла к низенькому, в одну ступеньку крыльцу…
– Стой! Стоять, зараза!!
Дуся сразу же узнала хриплый рык кривоногого охранника фармацевтического офиса. Вздрогнув, вжала голову в плечи.
Как он нашел, как он узнал в девушке, одетой в красную куртку, недавнюю воровку – уму непостижимо!
Но как-то вот сподобился. Без всякого сомнения он справедливо обзывал Землероеву «сволочью» и «драной козой» и на всех парах мчался к подъезду.
Пути назад для Дуси не было. Сбив ногой заляпанное краской ведро, она заскочила в подъезд, захлопнула тяжелую металлическую дверь…
Замок не чавкнул. Рабочие либо повредили, либо обесточили электронику.
Все еще держась за дверную ручку, бестолково надеясь, что замок сработает, Евдокия оглянулась: теперь у нее был выбор – взбежать по узким ступенькам до площадки цокольного этажа и там либо спуститься вниз до распахнутой парадной двери, либо подниматься выше до квартиры Котика на третьем этаже.
На размышление – секунда.
Широкая пологая лестница плавно поднималась вверх по внутреннему желобу подъезда: с площадки цокольного этажа обзор – как на ладони. Евдокия уже абсолютно провалила хитроумную Котиковую комбинацию и привела преследователей прямиком к подъезду дома, где живет служащий их фирмы. Если продолжить в том же бестолковом порядке и взбежать по лестнице до квартиры на третьем этаже… Пока позвонишь, пока Котик дверь откроет… Попадутся оба. Дверь его квартиры расположена слишком неудобно: только голову вверх задери, и вот она, Дусенция, стоит на коврике под кнопочкой.
Удрать через подъезд на улицу?
Нет. Тоже не годится. Вылизанный скверик не дает укрытия, поблизости ни одного магазина или кафе, бежать придется на виду вопящего охранника. Какой-то доброхот из прохожих вполне способен подставить ножку.
Два варианта мгновенно проскочили в перепуганной девчачьей голове и были отвергнуты; глаза успели зацепиться за полуоткрытую дверцу в дворницкую под лестницей.
Крохотный закуток со скошенным потолком, вместилище для метел, ведер, совковых лопат и лично дворника дяди Сливы (Славы, в общем-то) Дуся знала преотлично. Не раз и не два сидела она на продавленном диванчике дворника и дожидалась, пока дядя Слива починит застежку на сандалии, закрепит цепь на велосипеде или наладит заупрямившуюся змейку на куртке. Приличный тихий дядька был обожаем всей окрестной детворой: в дворницкую прибегали переждать дождь, разобрать выброшенную кем-то из жильцов стопку журналов «Крокодил» и попросту чайку попить, если ключ от дома забыл, а мама на работе.
С внутренней стороны дверь в дворницкую запиралась на массивную железную задвижку. Иногда дядя Слива ругался с женой – вредная бабища, помнится, была, – и оставался «на работе» круглосуточно.
Сегодня дворницкую временно оккупировали маляры. Вдоль стенки напротив двери в каморку стояли пластиковые бидоны с краской, валики в изляпанных лотках-поддонах, коробка с ветошью. Евдокия в два прыжка взлетела по узкой лестнице, спустилась немного вниз до двери в дворницкую и, ловко обогнув грязнющие поддоны и бидоны, шмыгнула в темную, провонявшую скипидаром и краской каморку.
Осторожно потянула дверь на себя – заботливо смазанные петли не издали ни звука, – нашарила щеколду…
В подъезде раздался топот ног и голос:
– Борис Семенович, бегите на улицу, я тут посмотрю!
Судя по звуку шагов, к охраннику уже присоединился обворованный начальник.