Предисловие
Ивот – реально существующий населенный пункт. И у него достаточно много трагедий: и общих, и личных. Поэтому Ивот в книге – альтернативное место с альтернативными людскими судьбами. Так что не ищите себя, свой знаменитый «нос» или отголоски того, что когда-то омрачило реальность. Максимум, что вам удастся обнаружить, – это улицы и общеизвестные точки Ивота. Всё остальное – фантазия, призванная развлечь вас.
Почему такой пиетет с моей стороны? Потому что некогда я был жителем этого уникального места, хоть и проживаю ныне в отдалении от него. Больше, в принципе, добавить нечего. Надеюсь, после прочтения книги вы непременно захотите прогуляться по Ивоту и его окрестностям ясной лунной ночью. А уж я постараюсь, чтобы у вас при этом, к вашему ужасу, было что вспомнить…
С любовью к Ивоту и Г. Лавкрафту, автор.
Глава 1
Перед нами Ивот – почти современный городок загубленных душ и оплывших отчаянием надежд. Он почти безопасный и почти интересный – с развесистыми ивами, разбросанными там, где заканчивается асфальт, стеклянными шариками и косматым лесом, подчеркивающим его границы. Главное, конечно же, во всём этом – слово «почти».
Территориально этот некогда бывший поселок находится всё там же – между Дятьковом и Бытошью и вашим желанием убраться оттуда как можно скорее…
Получив в свое время желанный статус города, Ивот до поры спокойно жил трудовой и созерцательной жизнью – лесопилка и лесосплав, расцвет магазинчиков и их хозяев, появление градообразующей корпорации «ЗОЛА» и приобретение ею стекольного завода, одинаково скрипящие карусели и трамвайчики, оптимистичные попытки проложить ветку метро и занятное деление городка на Старый Ивот и Новый.
Однако ни деление на районы, ни бурный расцвет не уберегли Ивот от череды массовых самоубийств, черным валиком прокатившихся по нему около десяти лет назад.
Те кошмарные события газетчики быстро окрестили емким словом «Канун», тогда как профессионалы посерьезнее спорили о природе внезапной тяги к самоубийству у населения и о том, к какому виду массового психоза ее стоит отнести в первую очередь. Как бы то ни было, но никакие сторонние специалисты и поднятые по тревоге службы Брянской области не смогли остановить эту жуткую эпидемию, длившуюся пятнадцать дней и унесшую с собой жизни трети населения Ивота.
Всех самоубийц того страшного периода роднила одна пугающая деталь – перевернутая мисочка с остатками промытого риса, найденная возле каждого, кто решил свести счеты с жизнью. Выглядело это так, словно все умершие перед смертью прошли через некий ритуал, в то время как сами они являлись частью зловещего культа, тайно существовавшего в Ивоте. Однако эту теорию быстро исключили как несостоятельную. Потому что среди самоубийц были и приезжие, и даже те, кто явно был не способен осмыслить или спланировать что-то подобное, а именно – дети…
Немаловажной частью тех трагических событий было еще кое-что – странный низкий гул, появившийся за две недели до первого самоубийства и пропавший сразу же после последнего. Прокля́тый гул звучал лишь на рассвете и закате, словно сам дьявол глубоко под землей бил в циклопический погребальный колокол, предвещавший своим похоронным звоном ужасную кончину каждому, кто его слышит. Тем не менее, несмотря на очевидную связь гула со смертями, найти доказательств этому не удалось, равно как и не удалось найти исток этой пугающей аномалии или постичь ее суть.
Как нетрудно догадаться, после случившегося все компании, толкавшие Ивот к технологическому и культурному прорыву, разом ослабили свое присутствие в городке, оставив после себя лишь заброшенные проекты и горечь тем, кто не нашел в себе сил покинуть насиженные места.
Это был тяжелый удар для Ивота, повлекший за собой не менее тяжкие несколько лет. Но время взяло свое, и жажда наживы сумела подавить суеверия, после чего проекты были разморожены, а в городок снова вернулась жизнь. И вот теперь, когда Ивот наконец сумел оправиться после случившегося, а его жители вспоминали события Кануна лишь в кошмарах, гул вернулся…
Однако на этот раз странный гул сопровождало не менее странное явление – почти любые пугающие слухи или городские легенды могли оказаться правдой, словно каждый их пересказ наливал черные сюжеты дьявольской силой стать реальными.
Но всё же давайте оставим сию печальную прелюдию и перейдем к герою дальнейших страшных событий, пристроимся к нему на плечо и будем наблюдать, терпеливо ожидая иных участников этой ужасающей истории…
Итак, Старый Ивот, июнь, закат, гул…
Возле Ивотской администрации остановилась маршрутка, и из нее вылез субтильный молодой человек двадцати пяти лет от роду. Он огляделся, пытаясь сообразить, куда ему дальше идти. У молодого человека были карие глаза, раскосые зубы, через которые явно прошел не один залихватский свист, темноволосый «горшок» по брови и малопонятное имя – Лунослав. Через плечо у него была перекинута холщовая сумка с чем-то тяжелым.
Лунослав послюнявил палец, проверил направление теплого ветра и, наконец, пошел вдоль Пролетарской – к бару «Прощание», располагавшемуся в парке за Домом культуры. Он прислушался: перемалывающий психику едва заметный гул, казалось, шел разом отовсюду. Где-то в подворотне гулу хрипло вторили собаки.
– Вернулся… – пробормотал Лунослав. – Вот уже как… Среда, вторник… Ага! Вот уже две недели как вернулся… Ничего, ничего! Я еще с тобой разберусь, я тебя раскрою! – погрозил он звуковой аномалии.
Этим утром в одной из высоток Нового Ивота были обнаружены двое повесившихся – влюбленная пара. Прокля́тых мисочек рядом не оказалось, что, скорее всего, указывало на «естественность» недовольства жизнью этими двумя. Случившееся занимало все мысли Лунослава, заставляя его с самого утра ломать голову: не станет ли это предвестником еще одной волны самоубийств – новым Кануном.
Лунослав невольно вспомнил, как потерял в событиях десятилетней давности родителей и пятилетнюю сестренку. Отец и мать отравили себя газом на кухне, а малолетняя сестра захлебнулась в ванне. Возле каждого из них были найдены те самые мисочки с остатками риса. Кошмар, который не всякому дано пережить…
С тех пор жизнь Лунослава круто изменилась, пойдя если не под откос, то хотя бы скатившись по нему в овраг безысходности и бессилия. Посвятив этой чудовищной загадке всего себя, Лунослав всеми фибрами измученной души хотел изобличить злую волю, толкнувшую его близких и прочих людей на те роковые шаги.
И вот теперь у него появилась реальная возможность сделать это.
Пять дней назад Лунослав получил необычную посылку без обратного адреса. В посылке обнаружились: большой конверт, внушительный черный фолиант и короткая записка. В записке указывалось, что на имя Лунослава оформлено бюро с издевательским названием «Канун». Цель бюро – расследование и устранение паранормальных явлений.
Помимо этого, записка содержала предписание: через пять дней явиться в девять вечера в бар «Прощание» и нанять там второго и последнего сотрудника бюро. В конверте также нашлись все юридические бумаги. В черном фолианте, в свою очередь, ничего не было: желтоватые листы книги словно ждали первых касаний пера.
Поиски отправителя посылки и создателя бюро оказались тщетными, поскольку выяснилось, что всё организовали сами работники казенных учреждений, о чём они, как ни странно, ничего не помнили. Зато обнаружилась приятная мелочь: расходы на содержание бюро были оплачены на год вперед, а двум его сотрудникам полагалась внушительная зарплата.
Неожиданно Лунослав услышал позади приближающиеся шаги, словно кто-то бежал прямо на него, желая сбить с ног. Он вопросительно оглянулся, но вокруг сновали только безразличные прохожие.
– Что за чертовщина?.. – пробормотал Лунослав, с холодком ощущая, как чужеродное присутствие и топот сместились за его спину.
Он испуганно обернулся: снова никого. Звуки чужого бега тем временем всё нарастали и нарастали, ввинчиваясь в его уши. Казалось, незримый бегун находится прямо у молодого человека за затылком, преодолевая последние метры до столкновения. Послышалось чье-то зловещее одышливое дыхание.
– Да что за… – И Лунослав еще раз нервно обернулся.
Вдруг черный фолиант в его сумке затрепетал и как будто потяжелел. Лунослав вынул книгу, и она сама открылась в его руках. На некогда пустой желтоватой странице возник короткий текст на малопонятном языке. Буквы отсвечивали кроваво-красным. В них была видна древняя, пылающая плоть фолианта.
– «Мертвое, иди за мертвым», – неожиданно для себя гортанно прочитал Лунослав и закашлялся, ощутив боль в горле. – А книжица-то непростая…
Нарастающий топот в его ушах неожиданно пропал и послышался впереди, словно незримый преследователь решил избрать иную жертву. Шедшая навстречу девушка испуганно обернулась, а затем еще и еще, будто кто-то пытался ее ужалить. Через миг она в ужасе завизжала, шагнула в сторону – и на нее налетел мотоциклист. Мотоцикл подмял под себя несчастную, протащил ее несколько метров и ударил головой о клумбу. Послышался глухой щелчок, и все, кто это видел, взмолились, чтобы это треснул цветник.
– Это не я… – неуверенно произнес Лунослав, видя, как страница черного фолианта вновь становится чистой. – Чертова книга! Ты же просто чертова книга!..
– А ты чего ожидал?! Это же Черномикон, глупый ты мальчишка! – гундосо заявил некто поблизости.
Под липой, вульгарно поцыкивая, стояла Сосулина Алла – местная умалишенная, чей крупный лоб придавал ей сходство с метеором, несущимся к Земле. В руках у нее был кабачок, с которым она никогда не расставалась и который, по ее мнению, умирал и воскресал каждый год.
– П-простите, вы про книгу? – уточнил Лунослав, стараясь не смотреть на безуспешные попытки прохожих оказать первую помощь пострадавшей.
– Черномикон, – кивнула Сосулина и со смешком закрылась от фолианта кабачком. – Мои сны, да, мои сны знают правду! Печать… печать… Да-да! Но она не одна, нет! Эта куда страшнее! Ее использование призовет зло! Настоящее зло! Древний разум, пришедший к нам из бездн космоса!
Заметив, что за ней следят двое мужчин в комбинезонах «ЗОЛЫ», Сосулина умолкла и бросилась прочь, зачем-то натирая рукой лицо. К удивлению Лунослава, двое неизвестных кинулись за ней, одарив его напоследок странными взглядами.
– Происходит что-то нездоровое, – заключил Лунослав и торопливо убрал фолиант обратно в сумку. – Значит, Черномикон? И его использование призовет зло, да?.. А если Канун повторится?! А если… а если… – Молодой человек замер и еще раз взглянул в сторону аварии. – А я буду использовать этот… этот Черномикон! – неожиданно со злостью выпалил он. – И ничего больше не повторится! А эта… эта сама виновата! Не надо шляться по улицам… мертвой!.. Вот мертвое тебя и забрало! Боже, что я несу?..
Устыдившись собственных слов, Лунослав виновато зашагал к бару. У входа в заведение было подозрительно безлюдно: пустовали машины, валялись опрокинутые мотоциклы, словно нечто ужасное разом забрало всех людей. Из-под помятого форда в закатных лучах зловеще выползала вереница муравьев – в форме кометы.
– А вот это совсем странно, – заметил Лунослав и вошел.
К его ужасу, все посетители бара «Прощание» были мертвы. Окровавленные и покореженные, они встретили свои последние мгновения не только в пьяном угаре, но и с жуткими гримасами суеверного ужаса на лицах. Выглядело всё так, словно убранство помещения сошло с ума, проткнув и раздробив их головы и тела.
– Матерь божья!.. – прошептал Лунослав, случайно ступая в кровь. – Ч-что здесь случилось?..
А затем он неверяще уставился на то, что выделялось даже среди этого хаоса, – на парившего вверх ногами связанного мужчину, опустившего голову в кипящую кастрюлю. Мужчина едва заметно просвечивал.
– Д-дух?.. – удивленно сглотнул Лунослав, не заметив, как в сумке задергался Черномикон.
Призрак неспешно поплыл в его сторону. Кастрюля опрокинулась, сполоснув варевом кровь на полу, и Лунослав увидел лицо духа. То был скелетообразный лик потустороннего ужаса, обрамленный сварившимися лохмотьями кожи и кусками мяса, от которых шел пар. В пустых, почерневших глазницах чувствовались шипящая злоба и ненависть ко всему живому.
– Б-боже ты мой, – просипел Лунослав, пытаясь переставить онемевшие ноги.
– А п-почему, ядрен батон, так тихо, а?! – вдруг раздался недовольный голос.
Из-под стойки вылез молодой человек с прилипшей к щеке зубочисткой. Это был Булат – одногодка Лунослава, зарабатывавший на жизнь выполнением «различных поручений» – от рукоприкладства к мужчинам до губоприкладства к женщинам. Имея желтые глаза, прическу а-ля Элвис и одежду байкера с позвякивающими сапогами, Булат при этом не имел того, что было свойственно всем, кто обладал хоть каким-то инстинктом самосохранения, – страха. По крайней мере, так он считал.
Булат обвел мутным взглядом погром в баре и его мертвых посетителей.
– Это всё я, да?.. – охнул он, прикрыв рот руками.
Лунослав быстро показал в сторону замершего призрака. Булат облегченно выдохнул и развалился на стуле. Тут на его лице проступило мучительное озарение.
– Эй, а на кого и с кем я теперь работать-то буду?! – возмутился Булат. – Ах ты ж рожа прокисшая! – брезгливо покосился он на призрака. – Решил меня заработка лишить?! Покоцал тут всех и думаешь, упорхнешь себе, да?! Готовься: огребать будешь!
Закусив зубочистку со щеки, Булат добрел до порождения зла и бесхитростно попытался его избить. Однако всё прошло насквозь – и кулаки, и плевки изо рта Булата. Призрак дернулся, и молодого человека ударил взлетевший столик, после чего в него полетели окровавленные пивные бокалы с позвякивавшими в них зубами.
– Ядрен батон! Наших бьют! – проорал Булат, закрывая голову. – Дрищ! Не стой столбом! Позвони кому-нибудь! Хоть… хоть охотникам за этими!.. – Схватив чью-то лазерную указку, он пустил точку лазера в пустую глазницу призрака. – Н-на, гад безглазый! Безглазый? М-да, понял.
Призрак с хрустом передернулся, и барный стул саданул Булата по лицу, отбросив его на стойку с киями и бильярдными шарами. Тут Лунослав сообразил, что «дрищом», к которому обращались, был он. Черномикон тем временем всё продолжал дергаться в сумке, и Лунослав наконец вынул его. На страницах пугающего фолианта появился новый текст. Лунослав прищурился и попытался прочитать увиденное, отчего по его горлу пробежали болезненные спазмы.
– А покинь-ка сей мир, зло! – воодушевленно проорал Булат, делая из двух киёв крест.
Поднявшийся рой бильярдных шаров обрушился на его голову, нанося по ней удары с характе́рными для игры звуками. Призрак наслаждался страданиями склонявшегося перед ним человека. Булат упал на колени, поблагодарил природу за «крепкий чугунок» и, подтянув к себе стационарный телефон, суматошно набрал номер справочной.
– Алло, девушка? Телефон ближайшей церкви! Срочно! – крикнул он в трубку, игнорируя лупцующие его бильярдные шары. – Что?.. Это срочно! Тогда сама явись сюда и сделай так, чтобы эта штука отъявилась отсюда!
Однако трубка выскользнула из его рук, не дав закончить, стукнула его по лбу и накинула телефонный провод вокруг шеи молодого человека. Призрак навис над захрипевшим Булатом, приблизив свое уродливое лицо. В этот же момент Лунослав почувствовал, что его горло закончило пугающе трансформироваться.
– «Да утяжелятся конечности жертвы! Да впитают они силу касаться мертвых эфирных глобул!» – раскатисто пропел Лунослав на древнем и чуждом языке. – Теперь… теперь можешь его задеть! – крикнул он Булату. – Бей! Должно сработать! Наверное…
Призрак на миг замер, узнав прозвучавшее наречие. Булат боднул его головой, и тот отлетел где-то на метр. На мертвенном лице духа промелькнуло нечто, похожее на растерянность.
– Ага, – обрадовался Булат.
Он широко улыбнулся, распрямился, вытряхнул из волос осколки пивных кружек и принялся воодушевленно колотить призрака. И каждый раз, когда конечность Булата касалась призрачной плоти, предметы и мертвецы в баре взлетали в воздух, будто оказавшись на шкуре огромного барабана, по которой неистово лупили.
Лунослав не сразу сообразил, что корчившегося в агонии призрака сносит прямо на него.
– Эй-эй, парень! Стой-стой-стой! – запротестовал он, вскидывая руки с Черномиконом. – Сги-и-инь!
Дух соприкоснулся с жутким фолиантом – и бар озарила черная вспышка, во время которой выходца с того света бесшумно засосало в Черномикон.
– Ничего себе… – пробормотал Лунослав, обнаружив, что в фолианте один из листов стал угольно-черным.
– Ничего себе! – согласился Булат и поцеловал свои кулаки. – Я теперь всех смогу так колошматить?
– Людей – точно, а этих – не знаю, – честно признался Лунослав и с опаской вернул Черномикон в сумку.
– Ну и ладно, – отмахнулся Булат и принялся наливать в окровавленные бокалы пиво. – Дрищ-колдун, иди-ка сюда, к стойке. Будем знакомиться! – И он с гордостью протянул руку: – Булат Боянович Шибкий!
– Хм, почти… – пожал руку Лунослав.
– Что почти? – не понял Булат, передавая пиво.
– Почти побил мое имя. – И Лунослав с отвращением посмотрел на красноватую пену в бокале, после чего отставил его.
– О. И какое? – оживился Булат.
– Лунослав.
– Лунослав?!
– Да, и скажу сразу: фамилия – Безликий.
– Хех! Ядрен батон! Лунослав Безликий! – развеселился Булат, подвигая новому знакомому бутылку водки. – С таким именем и такой книжкой можно запросто сектой руководить!
– Так и есть. Только это бюро.
– Бюро? Оно-то как называется?
– «Канун», – ответил Лунослав и глотнул водки прямо из горлышка.
– Лунослав Безликий работает в канун?! – засмеялся Булат, довольный получившимся каламбуром. – Ну дела, шаман-брат!
– В б-бюро т-требуется второй сотрудник, – пролязгал зубами Лунослав, чувствуя, как его начинает трясти. – И, похоже, нужен кто-то, кто… может вот так… без страха… всё то же… Ну и еще: ты, видимо, единственный, кого я могу нанять в этом месте в это время. – И он многозначительно покосился на мертвецов.
– Да? – Булат поднял свой бокал с пивом и сразу же наполовину осушил его – вместе со сгустками крови и волосами. – А что по денежкам? А то, знаешь ли, я человек востребованный, занятой, ну и всё такое.
Лунослав понимающе кивнул, снова хлебнул водки, вывел на барной стойке чьей-то кровью внушительную сумму и сказал:
– Ежемесячно.
Мельком взглянув на столь приятное число, Булат быстро стер его рукавом «косухи»:
– Когда, говоришь, выходи́ть?
– Похоже, мы уже вышли, – неуверенно сообщил Лунослав.
– Кстати, слышал байку о том, что бывает, если ночью идти от Шлагбаума по заброшенной железной дороге? Там еще оглядываться нельзя, когда стук сзади услышишь. А то, говорят, появится какая-то мертвая баба, разрубленная пополам поездом! Да кто это вообще придумывает? Короче, слушай…
Так бюро «Канун» получило своего второго сотрудника – бесстрашного, ловкого, пренебрегающего чистотой алкоголя и не менее ценного, чем первый. Мы же оставим наших героев разбираться в хитросплетениях новых слухов, тонкостях полицейских протоколов и искусстве совместного вранья и покинем их до следующей главы, в которой мы, несомненно, узнаем, что такое Шлагбаум и что бывает с теми, кто берет на себя смелость прогуляться по нему ночью.
Глава 2
Что такое шлагбаум, спросите вы? Это такая привлекающая внимание перекладина, запрещающая или разрешающая движение через железнодорожный переезд. А что за Шлагбаум, в чьем написании непременно присутствует заглавная буква, поинтересуются особо настырные? Это прозвище неухоженного перекрестка, от которого дорога разветвляется на три направления – Дятьково, Старь и, конечно же, Ивот. Здесь почти всегда можно встретить автостопщиков, которым повезло проехать лишь половину пути и которым еще предстояло созреть для легкой прогулки в несколько километров.
Ну и, конечно, занимательный факт об этом месте: несмотря на железнодорожное полотно, соединяющее Ивот и глухие лесные дебри, на Шлагбауме самого́ шлагбаума давно нет…
Итак, полночь, двое подвыпивших мужчин идут от Шлагбаума по рельсам домой…
– Слышь-слышь! Танюха-то сегодня вообще зачетная была, да?
– Ну-у…
Неуместный в женской компании вопрос принадлежал монобровому Витьке Ковриге, тогда как односложный и неуверенный ответ на него – Петьке Копченому. Конечно, в семейном кругу этих сорокалетних мужчин величали более уважительно и приветливо – не иначе как Виктор Хлебов и Петр Салов. Эти двое – только что из Стари, где гремевший день рождения местного авторитета плавно перешел в вечеринку «для своих». А поскольку ни Коврига, ни Копченый там «своими» не были – их «по-дружески» подбросили до Шлагбаума.
– Ты чего такой тихий? – поинтересовался Коврига, выковыривая из зубов остатки бутерброда с красной рыбой.
– А ты чего такой громкий? – огрызнулся Копченый, пугливо всматриваясь в черные кусты вдоль рельсовой колеи. – Не слышал, как на днюхе рассказывали, что бывает с теми, кто вот так, как мы?
– Что, пожрут на халяву? – не понял Коврига.
– Нет! Что бывает с теми, кто ночью от Шлагбаума идет по рельсам домой!
– Ой, да не мороси ты! Знал бы, что ты такой бздун, пошли бы по дороге!
– Говорят, – вытаращил глаза Копченый, – год назад пьяные железнодорожники в этом самом месте на тепловозе перерубили пополам заблудившуюся бабу-грибника! Хрясь – и надвое! А половинки тела потом спрятали по разные стороны этой самой железной дороги! С тех пор эта баба-призрак по ночам является путникам, что по рельсам шляются, – ищет тех самых железнодорожников! Пристраивается за ними сзади и стучит, стучит, стучит – то ли зубами, то ли еще чем. Но оборачиваться нельзя, нет! Иначе признает та баба-призрак в тебе своего убийцу – и того!
– Чего «того»? – лениво спросил Коврига.
– И того – не найдут тебя! – зло буркнул Копченый, раздосадованный толстокожестью друга.
Тук-тук! – внезапно раздалось позади них. Коврига и Копченый одновременно замерли. Стук был тихим, металлическим и зловещим, словно кто-то попытался привлечь к себе внимание – с того света.
– Не оборачивайся! – взвыл Копченый.
– Да ты гонишь, что ли? – удивился Коврига. – Сам, небось, и постучал – чтобы не одному тут пованивать!
– Говорю тебе, это не я! Только не оборачивайся!
Тук-тук! – снова раздалось позади них, будто что-то донельзя жуткое решило напомнить о себе. Выглянула луна, придав ночной синеве леса окончательно мертвенный оттенок.
Копченый снова вытаращил глаза и горячо прошептал:
– Просто пойдем побыстрее к людям! А еще лучше – побежим! Тут всего-то несколько километров!
– Ага, чтобы я потом себя не уважал? – возмутился Коврига. – Ну уж нет, дудки! Смотри, как это делается: мужик – оборачивается, мужик – остается мужиком!
Изложив только что придуманную мудрость, довольный собой Коврига обернулся – и истошно завизжал, почти по-мужски. Его дернуло назад, и Копченый окончательно остолбенел от парализовавшего его страха.
Позади пару раз звякнуло, и, к удивлению Копченого, рядом с ним пробежал перепуганный товарищ. Бедный Коврига не прекращал вопить и оглядываться. В свете луны сверкнула сталь, и в монобровь Ковриги воткнулась чудовищная коса, сделанная из развороченного рельса. Коврига всхлипнул, по его лицу заструилась кровь, и он, не прекращая потрясенно смотреть за спину Копченого, упал, после чего – умер.
– Я, я, я… – заблеял Копченый, – я ничего не видел! Я ничего не видел! Клянусь! – И он закрыл руками лицо, чтобы действительно никого и ничего не зреть.
Тук-тук! – снова тихо и просительно раздалось сзади.
– Я же ничего не… не видел! Не надо! Я не оглядывался! Я не буду смотреть! Н-не надо! – запричитал Копченый и, несмотря на трусоватость, принял единственное верное решение.
Он медленно пошел вперед – закрывая лицо и ориентируясь ногой по рельсовой нити, которая должна была вывести его через лес в Ивот – к людям. И на каждое его постукивание ботинком по рельсу сзади неизменно доносилось: тук-тук! Однако Копченый был упрям в своем желании выжить любой ценой и потому не оборачивался. Так он, как ему показалось, шел долгие часы и даже успел состариться на пару десятков лет, пока его не окликнули.
– Мужик, ты чего? – раздался участливый голос.
– Л-люди?.. Л-люди, это вы?.. – не поверил своей удаче Копченый, продолжая держать лицо закрытым. – Позади м-меня есть кто-нибудь… или… или что-нибудь?
– Позади тебя? Ну-ка… Ого, еще как есть!
– И что там? – плаксиво спросил Копченый.
– Коричневый след! Ты, мужик, похоже, конкретно обделался!
Раздался взрыв хохота – молодого, человеческого, успокаивающего.
Копченый с дрожью убрал руки от лица и увидел перед собой группу веселящихся парней и девушек. Круго́м были огни улицы Ленина – огни Ивота.
– Я дошел… – сча́стливо пробормотал Копченый и с облегчением упал в обморок.
Едва начался день, как уже весь Ивот обсуждал злоключения Петра Салова, известного в миру как Копченый. Газеты пестрели фотографиями перепуганного мужчины и рябили подробностями, высосанными, по мнению большинства, из пальца. И потому эти многие считали, что и сам Копченый тоже был высосан из какого-то не очень приятного места.
Было около одиннадцати утра – час, когда безработные и отпускники поднимают чарочки за собственное здоровье.
Несмотря на усталость после уборки бюро, на которую ушел весь предыдущий день, Лунослав и Булат всё же решили проверить эту историю. Как никак – бюро должно работать! И вот теперь, пройдя почти всю улицу Чапаева Старого Ивота, они оказались перед домом Копченого. Дом, к слову, был частным, желтым и облупившимся, словно яичко, которое забыли скушать на Пасху.
Булат положил руку на калитку:
– А нам удостоверения какие-нибудь полагаются? Ну, там, понимаешь, врываешься и такой: «Всем лежать! Работает "Канун"!» И особо наглым по губам этим удостоверением! Прям по губам!
– Не припомню, чтобы нам что-то такое полагалось, – задумался Лунослав. – Будем просто представляться и говорить по делу.
– «Представляться»… – пробурчал Булат и, пройдя через запущенный палисадник, постучал в дверь.
Открыла жена Копченого – дородная бабища с ласковым именем Нелли.
– Ам… э… Здравствуйте! Бюро «Канун»! Мы расследуем всякое там ненормальное, сверхъестественное… П-помогаем, когда уже всё… У вас ничего ненормального нет?.. – натянуто сказал Лунослав, с досадой ощутив, как жалко он выглядит.
– Журналюги? – недобро прищурилась Нелли, и Лунослав окончательно стушевался.
– Говорю же, нужны «корочки», – шепнул Булат товарищу. – Нель, мы к Копченому. Говорят, он дичь какую-то пережил.
– Петя! Поклонники дичи! – объявила та тоном герольда и пошаркала по домашним делам. – Болезный в зале на диванчике – лечится.
– Это ж мужика так зазря губить, – обеспокоился Булат, проходя внутрь. – Одному «лечиться» – нельзя!
– Если что, мне тоже нельзя: мне нужна дикция, – сразу предупредил Лунослав и похлопал по Черномикону в сумке.
Они вошли в зал. Копченый, развалившись на диване в одних лишь семейных трусах, задумчиво смотрел на непочатую бутылку самогона и просвечивавшие в лучах солнца молодые огурчики.
– Петр, здравствуйте! – оптимистично произнес Лунослав, твердо решив реабилитироваться за растерянность при общении с Нелли. – До нас дошли све́дения, что с вами приключилось…
– «Дошли»?! – возмутился Копченый. – Да это я – едва дошел! А Коврига так и вообще… того!..
– А Ковригу-то не нашли, – вклинился Булат, с интересом поглядывая на самогон.
– Как не нашли?! Я же… я же всё подробно описал! И ст-стук, и к-косу… и Ковригу с… с косой! – И Копченый потрясенно налил себе стопочку.
– Ядрен батон, Копченый, полиция осмотрела всё железнодорожное полотно. Прям твое паломничество повторили. И ничего. Ты нам расскажи, как всё было, а мы вечерком, ближе к полуночи, и сами туда сгоняем. Да, брат шаман?
Лунослав с готовностью кивнул, не совсем понимая, как разговаривать с такими, как Копченый. Зато Копченый прекрасно понимал, как ему разговаривать со всеми.
– Ну конечно! Дерьмо это всё! – скривился он. – Никого и не нашли бы! И вы ничего не найдете! Жертвы-то – пропадают! Что, не слышали, что в народе говорят?!
– А что в народе говорят? – поинтересовался Булат и, подсев к Копченому, бережно влил ему в рот полную стопку.
Копченый закашлялся, закусил, а потом его как будто прорвало. Он всё говорил и говорил – и про прокля́тый день рождения; и про то, как они с Ковригой на нём услышали этот дурацкий слух; и про Шлагбаум; и про то, как Коврига до конца мужиком оставался, а сам он шел и молился, божился, что бросит пить, курить, изменять… В итоге Копченый выговорился, а Лунослав и Булат получили полную картину случившегося, что называется, из первых рук.
– Это же просто байка, еще одна городская легенда, – осторожно сказал Лунослав.
– Да? А про сандаль слышали? – шепотом спросил Копченый, и Булат тут же влил ему в рот еще самогона. – Говорят, иногда, особенно в старых домах, можно услышать вот такой звук. – И он выразительно и размеренно пошлепал себя ладонью по голой коленке. – Так вот это…
– Знаем мы этот шлепающий звук по ночам! – хохотнул Булат. – Плавали – знаем!
– Нет же! Это… это… – Копченый понизил голос. – Это шлепает сандаль, за которым не ухаживали при жизни!..
Булат застыл, а потом расхохотался, одобрительно хлопнув Копченого по плечу.
– Так, ясно. Значит, может материализовываться обувь, за которой не ухаживали. Мы проверим, – серьезно сказал Лунослав, записав всё в блокнотик, и на всякий случай покосился на свои сандалии. – Спасибо, за… эм-м… фольклор.
После этого сотрудники бюро направились к выходу.
– Я вам говорю, в Ивоте орудует какая-то секта или культ! – крикнул им вслед Копченый. – Это они сделали так, что любая жуткая болтовня становится правдой! Зуб даю!
– А вот это мы точно проверим! – беззаботно бросил Булат.
Оказавшись на улице, Лунослав с облегчением выдохнул:
– Думал, всё пройдет куда сложнее.
– А чего тут сложного? Подливай да слушай! – усмехнулся Булат. – Ну а мы что? В полночь на Шлагбаум?
– В полночь на Шлагбаум. – И Лунослав неуютно поежился.
После этого они отправились обратно в бюро – коротать время за беседами и игрой в карты на одевание.
Полночь того же дня. Шлагбаум.
К перекрестку подъехало такси, из которого вылезли Булат и взволнованный Лунослав. Едва дождавшись оплаты, таксист дал по газам, и машина с визгом скрылась в ночной мгле.
– Наверное, покатил рассказывать про очередных дураков, решивших здесь прогуляться, – хмыкнул Булат, вдыхая сырой воздух.
– Или у него проблемы посерьезнее, – возразил Лунослав. – Он всю дорогу таблетки от диареи грыз.
– Тут мешок цемента сразу грызть надо – дело такое. Ну что, пошли, брат шаман?
– А пошли, брат Булат, – отважно кивнул Лунослав.