Elizabeth O’Roark
The Summer We Fell
Copyright © 2023. THE SUMMER WE FELL by Elizabeth O’Roark
The moral rights of the author have been asserted.
© Сидорова О., перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Глава 1
Сейчас
Не так давно я могла пройти по аэропорту незамеченной. Скучаю по тому времени.
Солнцезащитные очки – мой обязательный атрибут на сегодня. Всегда ненавидела это отвратительное «Я звезда!», но лучше так, чем куча комментариев о моей внешности. Благодаря запасу снотворного большую часть пути от Лиссабона до Сан-Франциско я проспала. Но у меня до сих пор голова идет кругом от звонка, полученного прямо перед вылетом… и это наверняка заметно.
Донна всегда была сгустком энергии, жизнерадостной и неутомимой. Не представляю ее другой. Столько людей на планете… Почему это случилось именно с ней? Почему людей, которые больше всего заслуживают жить, забирают так рано? А те, кто заслуживает этого меньше всего, похоже, процветают?
Я дала себе слово, что продержусь еще немного, но впереди у меня как минимум три недели, и конца этим мучениям не видно. Но если я не задумываясь вру всем остальным, то уж точно не собираюсь придираться по поводу лжи самой себе.
Перед получением багажа заскакиваю в туалет освежиться. Под карими глазами синяки от усталости, кожа землистого цвета. Осветленные, будто выгоревшие на солнце пряди, которые колорист добавил к моим каштановым волосам, никого не смогут обмануть и заставить подумать, что последнее время я провела где-то под солнцем, особенно Донну. Каждый раз, когда она навещала меня в Лос-Анджелесе, она говорила одно и то же: «Ой, дорогая, ты выглядишь такой усталой. Хорошо бы тебе вернуться домой». Будто возвращение в Родос могло что-то исправить.
Я отхожу от зеркала и сразу замечаю женщину, фотографирующую меня сбоку.
Она пожимает плечами, совершенно не смущаясь.
– Извините. Вы не в моем вкусе, – говорит она, – но моей племяннице вы нравитесь.
Раньше я думала, что слава решит все проблемы. Чего я не осознавала, так это того, что будет так же тоскливо, как и прежде. Просто теперь на тебя смотрит весь гребаный мир и напоминает, что у тебя нет права грустить.
Я быстро выхожу, чтобы не успеть сказать что-нибудь, о чем потом пожалею, и направляюсь в зону выдачи багажа. До того как я начала встречаться с Кэшем, я не понимала, какой хаос может воцариться, когда публика думает, что знает тебя, – но сегодня толпы нет. Только Донна ожидает у эскалатора, немного похудевшая, но в остальном как будто в порядке.
Она заключает меня в объятия, аромат ее духов с розовыми нотками напоминает о ее доме – месте, где случились одни из самых лучших моментов в моей жизни. И одни из самых худших.
– Тебе не нужно было меня забирать. Я собиралась воспользоваться «Убером».
– Влетело бы в копеечку, – говорит она, не помня или не обращая внимания на то, что я больше не бедное дитя, которое ей однажды пришлось приютить у себя дома. – Когда моя девочка возвращается домой, именно я хочу ее встречать. К тому же… я приехала не одна.
Я смотрю ей за плечо.
Не знаю, как я его не заметила, учитывая, что он на голову выше и шире всех в этом зале. Некоторые крупные парни из кожи вон лезут, чтобы казаться помельче, – сутулятся, улыбаются, шутят. Люк никогда ничего такого не делал. Он неизменно остается таким, какой есть, – неулыбчивым, здоровым и все такое.
Он выглядит старше, но прошло уже семь лет, так что, думаю, он и должен так выглядеть. Теперь он даже более здоровый, крепкий и скрытный, чем раньше. Его растрепанные каштановые волосы все еще отливают золотом от множества часов, проведенных на волнах, а на обычно гладко выбритом лице недельная щетина. Хоть бы меня подготовили. Хоть бы кто-нибудь предупредил: «Люк будет там. И ты почувствуешь, что он словно прилив, утаскивающий в море».
Мы не обнимаемся. Это было бы слишком. Учитывая обстоятельства, не думаю, что он этого хочет.
Он даже не улыбается, а просто слегка приподнимает подбородок.
– Джулиет.
Он совсем взрослый, даже голос у него зрелый – еще ниже и увереннее, чем был. А он всегда был низким и уверенным. Всегда был способен поставить меня на колени.
Кажется, не случайно я только сейчас узнаю, что он здесь. Донна знает, что мы никогда не ладили. Но она умирает, а это значит, что мне никак нельзя обижаться на ее мелкие манипуляции.
– Он предложил подвезти, – добавляет она.
Он приподнимает бровь при слове «предложил», его руки до сих пор сложены на широкой груди – это четко дает понять, что все произошло не совсем так. Это так похоже на Донну – считать нас лучшими, чем мы есть на самом деле.
– Сколько у тебя сумок? – Он уже разворачивается к ленте, готовясь оказать любезность, невзирая на то, как сильно меня ненавидит.
Я встаю перед ним.
– Я сама могу забрать багаж.
Меня раздражает, что он все равно направляется к ленте. Я прижимаю палец к правому виску. Голова раскалывается – эффект от всего, что я вчера приняла, окончательно испарился. И я просто не настроена вести вежливую беседу, особенно с ним.
Я сглатываю.
– Я не знала, что ты будешь здесь.
– Извини, что разочаровал.
Я вижу, что моя сумка приближается, и двигаюсь вперед.
– Я не это имела в виду.
Что я на самом деле имела в виду – это наихудшая из возможных ситуаций, и я не представляю, как проживу эти три недели. Думаю, это ненамного лучше.
Я оглядываюсь через плечо.
– Как она?
Его глаза темнеют.
– Я только сегодня утром приехал, но… ты сама ее видела. Сильный порыв ветра свалит ее с ног.
Мне нечего на это ответить. Во всяком случае, чего-то непринужденного или приятного. Молчание затягивается…
Мы одновременно тянемся за моей сумкой, и наши руки соприкасаются.
Я отдергиваю ладонь, но уже слишком поздно. Люк уже в моих венах, уже отравляет меня. Заставляет желать всего того, что неправильно, как он всегда и делал.
Глава 2
Тогда
МАЙ 2013
Почти конец учебного года, а дорога перед закусочной похожа на плохо организованный парад – джипы и пикапы, полные детей и досок для сёрфинга; взрывная музыка, которая резко оживает и так же быстро затихает. Это знаменует начало высокого туристического сезона, и следующие три месяца Родос будет наводнен сёрферами и семьями, покупающими мороженое и футболки, бургеры и бензин. Это время, когда большинство местных предпринимателей зарабатывают прибыль, когда город и его жители, кажется, просыпаются от долгой спячки.
Особенно я, хотя в данный момент мне это приносит больше вреда, чем пользы.
– Если бы у нас не было столько посетителей, ты бы была уже уволена, – ворчит Чарли, шеф на раздаче.
Если бы это был кто-то другой, я бы сказала ему, что мой парень наконец-то возвращается домой, но Чарли этого не поймет. Я могла бы сказать ему, что мне поставили смертельный диагноз, но он все равно не понял бы.
– Я знаю. Простите. – Я откидываю волосы за плечи и хватаю две тарелки из-под тепловой лампы.
– Не извиняйся, – отвечает он, как обычно, без сочувствия и поворачивается, чтобы переделать заказ, который я неправильно записала. – Просто хватит уже портачить.
Стейси берет тарелки у меня из рук.
– Набожные, второй сектор. Они твои.
Она все время подсовывает мне пожилых тетушек, которые приходят сюда после чтения Библии, так как они скупы на чаевые. Для меня труднее всего выносить их отношение – чопорность и самодовольство, с которыми они напоминают, как мне повезло с этой работой. Как повезло, что пастор с женой – родители Дэнни – приютили меня.
– Удивительно, что ты здесь, – произносит миссис Поффстедер. – Разве Дэнни не приезжает сегодня домой?
Вопрос совершенно простодушный. Однако в тоне нет и следа сердечности. Она думает, что я слишком взволнована, чтобы работать сегодня. Должна готовиться к приезду. А если бы я не работала сегодня, тогда она, вероятно, подумала бы, что я лентяйка. Им не угодишь.
– Сегодня вечером, – ответила я. – У меня полно времени.
– Мисс Донна сказала, что он приедет домой с другом.
Я выдавливаю улыбку.
– Да, с Люком.
Думаю, они собираются заняться сёрфингом. Люк Тейлор, товарищ Дэнни по команде, показался мне очень приятным парнем во время нашего единственного разговора. Я знаю, что его стипендия не покрывает расходы на жилье летом, но совсем не хочу, чтобы мое с Дэнни лето украл какой-то друг из колледжа, у которого другие приоритеты. Моя общественная жизнь за последний год полностью вращалась вокруг церкви – пение в хоре, помощь Донне с мероприятиями, – поэтому мне кажется, я не прошу слишком многого, желая, чтобы Дэнни чуточку времени посвятил мне. На самом деле я надеюсь, что Люк не планирует оставаться.
– Я думала, к этому времени он уже найдет себе девушку из колледжа, – произносит миссис Майлз. – Но я полагаю, для тебя все пока хорошо складывается. Как же благородно поступил пастор, приняв тебя вот так.
Меня не волнуют ее намеки на то, что Дэнни может добиться большего, чем я, – это мнение я разделяю. Меня напрягает подтекст. «Надо быть более благодарной, Джулиет. Где бы ты была, если бы не они, Джулиет? Докажи, что ты достойна той благосклонности, которую они тебе оказали, Джулиет».
– Да, благородно. – Я достаю блокнот. – Что могу предложить вам из напитков?
Они выглядят разочарованными, но заказывают чай со льдом. Я знаю, чего им хотелось, – каких-то слов благодарности с моей стороны. Им хотелось, чтобы я ударила себя в грудь, упала ниц, признала, что я отброс и всегда буду отбросом, который не достоин ничего из того, что мне досталось. Людям хочется, чтобы благотворительность совершали только по отношению к тем, кто знает свое место.
А я благодарна – чуть больше года назад я не могла сделать и сэндвич, не повредив плечо. Я изначально не могла надеяться, что у меня вообще будут ингредиенты для сэндвича.
Но есть что-то в этих постоянных требованиях проявлять благодарность от людей, которые ради меня никогда и пальцем не пошевелили, что будто замораживает изнутри. Я благодарю Донну каждый божий вечер. Но благодарить этих стерв из церкви? Ну уж нет.
Я приношу им напитки и принимаю заказ. Они замолкают каждый раз, когда я приближаюсь к их столу, что не удивительно. Они отложили Библии и приступили к любимой теме – насколько больше меня добьется Дэнни в жизни и сколько несчастий я ему принесу. Меня охватывает невероятное облегчение, когда они наконец уходят.
Я убираю их стол – один доллар на чай при чеке в двадцать пять, тоже неудивительно. Я поднимаю поднос, когда снова звенит колокольчик над дверью. Входит задумчивый красивый парень – блондин с волевым подбородком, улыбающийся мне так, будто я его самая большая драгоценность на свете. Он сменил шикарный блейзер из частной школы на шорты и футболку с логотипом футбольной команды Калифорнийского университета в Сан-Диего – UCSD. Но он все тот же идеальный подросток из диснеевских фильмов, каким был, когда я его впервые увидела на втором курсе. Он до сих пор выглядит слишком круто для меня. Но каким-то образом он мой.
– Дэнни! – визжу я, с грохотом роняя поднос, и бегу через всю закусочную, чтобы обвить его шею руками.
Он всего секунду крепко меня сжимает и аккуратно отстраняется. Он неохотно проявляет чувства, и его сложно в этом упрекнуть. Поскольку он – сын пастора в маленьком городке, каждый его шаг будут подробно обсуждать… И скорее всего, с его родителями.
– Как ты здесь оказался в такую рань? – спрашиваю я затаив дыхание.
– Дело в том, что… – Он с усмешкой оглядывается через плечо. – Меня подвезли.
И только тогда я смотрю на парня, который входит вслед за Дэнни. Я моргаю. Раз, два. Я представляла, каким будет Люк, – симпатичным, типичным американским мальчиком, которого ты приводишь домой познакомить с мамой. Таким, как Дэнни.
Но Люк не совсем симпатичный. Он не тот мальчик, которого ты приводишь домой познакомить с мамой. Он вообще не мальчик – гора мышц ростом под два метра, на лице щетина, подтянутый, загорелый и… какой-то опасный. Так сильно не похож на Дэнни, как и все, кого я когда-либо встречала.
Моя улыбка гаснет. Во рту пересыхает, а стук сердца отдается в ушах. Люк тоже не улыбается. Не могу сказать, он чувствует себя неловко или злится, но приятный парень, с которым я познакомилась по телефону, полностью исчез. А тому, кто оказался на его месте, похоже, я не очень нравлюсь.
– Привет, – шепчу я неровным голосом. Что-то в его лице заставляет меня глазеть на него. Необычный цвет глаз – карие с зеленоватым оттенком, впалые щеки, неожиданно мягкие губы.
Дэнни обнимает меня за плечи.
– Говорил же тебе, что она самая красивая девушка из всех ныне живущих, а?
Люк бросает на меня взгляд, как будто взвешивая слова Дэнни.
– Да ты всем это говорил.
Он не явно, но опроверг слова Дэнни. И все же я стою и пялюсь на него, пытаясь игнорировать неожиданно появившийся настойчивый трепет глубоко внутри.
Я с трудом сглатываю и перевожу взгляд обратно на Дэнни.
– Я освобожусь только в пять.
Он нежно целует меня в лоб.
– Не торопись. Мы едем в Киркпатрик, покажу Люку, почему он должен остаться на лето.
Я выдавливаю из себя улыбку, чтобы скрыть волнение, которое не могу объяснить даже себе. А видя угрюмое лицо Люка, я понимаю, что он чувствует то же самое.
* * *
Солнце начинает скрываться за горизонтом, когда я подъезжаю к аккуратному дому Алленов с его приветливым крыльцом и ухоженными цветущими кустами роз бледно-розового оттенка.
В прошлом году больше всего на свете я хотела такой милый дом, где бы я чувствовала себя в безопасности. Я приехала сюда сразу после того, как сводный брат выдернул мне плечо из сустава. И я мечтала, как буду счастлива, если смогу вставить его на место.
Забавно – как только получаешь то, что хочешь, сразу начинаешь желать чего-то еще.
Жаль, что сегодня вечером я не могу поваляться на кровати минут пять или хотя бы смыть с волос запах еды из закусочной. Однако когда ты чей-то гость, ты не можешь быть уставшим. У тебя не может быть плохого дня.
– Джулиет? – зовет Донна из кухни. – Поможешь мне с картошкой, ладно?
Донна не имеет в виду ничего плохого. Она действительно любит готовить и создавать уют в доме. И она всегда хотела иметь дочку, чтобы та помогала ей на кухне, чтобы можно было передать ей весь опыт. Но находясь здесь, я часто чувствую, будто рабочий день продолжается. Даже во сне я подливаю кому-то кофе или бегу за кетчупом.
Люк и Дэнни сидят за столом, раскрасневшиеся от полуденного солнца, с влажными после душа волосами. Люк сидит на дальнем краю стола, на обычном месте Дэнни. В закусочной он показался мне каким-то долговязым. Однако сидя он смотрится слишком крупным за столом и вообще в комнате. Без него нас было бы четверо людей нормального роста, идеально подобранных. Он вывел нас из равновесия, и это почему-то кажется опасным.
Дэнни спрашивает, как прошел мой день на работе, пока я вынимаю картошку, сваренную Донной. Если бы я могла говорить свободно, то упомянула бы тетушек из церкви, которые весь обед отчитывали меня и удивлялись, что Дэнни не нашел себе кого-нибудь получше. Я бы упомянула мистера Кеннеди, который снова положил руку мне на задницу, или подростков, которые кетчупом прилепили чаевые к столу.
– Все хорошо, – отвечаю я вместо этого, так как работу мне нашел пастор, и я не хочу показаться неблагодарной. Аллены считают меня тихоней, но не думаю, что это так. Просто я так многого не могу сказать, что проще молчать.
Я делаю пюре, а разговор быстро переключается на сёрфинг – занятие, которое в последний год сблизило Люка и Дэнни. Существует тысяча выражений, чтобы описать волну: бугристая или кашеобразная, гладкая или плотная – и они, кажется, используют их все. Не понимаю значения ни одного из них, но, когда оглядываюсь, меня поражает, как оживился Люк, рассказывая об этом. Глаза яркие, улыбка широкая – кажется, я никогда в жизни не видела никого настолько притягательного. Он мне даже не нравится, а я на него глазею. Мне хочется улыбаться, когда он так себя ведет.
На подъездной дорожке раздается шум машины пастора, и мы начинаем торопиться – он любит, чтобы ужин подавали сразу же. Он обнимает сына, жмет Люку руку и усаживается во главе стола. Я помогаю Донне принести еду и опускаюсь на скамью рядом с Дэнни. Он прижимается губами к моей макушке и морщит нос.
– От тебя пахнет чизбургером, – усмехается он.
Люк, сидящий напротив нас, задерживает на мне взгляд, будто ждет пояснений. Возможно, он думает о том же, о чем и миссис Поффстедер, – если бы Дэнни был мне небезразличен, я бы взяла выходной. Что я какая-то хищная девчонка, которая использует его друга ради бесплатного жилья.
Я не такая. Я знаю, что не такая. Но я действительно не представляю, куда бы пошла, если бы мы с Дэнни расстались. Я совсем немного накопила, работая в закусочной, а дома ясно дали понять, что больше мне там не рады. Хотя я и сама ни за что не хотела бы туда вернуться.
– А перец есть? – спрашивает пастор.
У Донны округляются глаза от удивления. Не понимаю, почему она так поражена. Пастор всегда найдет, что чего-то не хватает, как бы она ни старалась. Не дожидаясь, когда попросят, я поднимаюсь, а Люк хмурит бровь и продолжает смотреть на меня тяжелым взглядом, когда я возвращаюсь с перечницей.
– Можешь принести чай, раз ты встала, Джулиет? – добавляет пастор и начинает длинную историю о женщине и ее ребенке, которые приходили просить помощи. Он часто так делает за ужином – обсуждает события прошедшего дня в поисках мыслей, которые мог бы потом высказать во время воскресной проповеди. Возможно, темой станет «Бог помогает тем, кто помогает себе», а может, «Благотворительность начинается дома». Он еще не решил.
Весь разговор Люк молчит, но при этом словно выкачивает из комнаты воздух. Дом Дэнни был для меня раем в последние полтора года, но с Люком… он больше не такой. Я действительно надеюсь, что он не останется здесь.
Мы с Донной встаем, чтобы убрать со стола, но, как только Люк тоже начинает подниматься, Донна с мягкой улыбкой показывает рукой, чтобы он сидел.
– Сиди-сиди, – убеждает она, как будто он очень важный гость.
Я бегу в гараж взять банку мороженого из холодильника, а Донна варит кофе. Я ставлю сливки и сахар на стол, а она нарезает пирог. Все эти вещи я делаю абсолютно каждый вечер, но из-за постоянного внимания Люка кажется, что сейчас на меня направлены тысячи софитов. И его мнение осязаемо, каждое мое действие из-за этого кажется наигранным и фальшивым.
Они едят пирог, а я начинаю отмывать сковородки. Когда мы случайно встречаемся с ним взглядами, он мгновенно переводит презрительный взор на кухонное полотенце, а его мысли настолько очевидны, как будто он произносит их вслух: «Я вижу тебя насквозь, Джулиет, и тебе, стерва, здесь не место».
Я весь последний год изо всех сил старалась быть доброй, кроткой и великодушной, как Аллены, но я не могу такой быть с Люком. Просто не могу.
Я смотрю на него, прищурившись. «Может, мне здесь и не место, Люк Тейлор. Но и тебе тоже».
В его глазах вспыхивает довольный блеск, словно он с самого начала ждал от меня именно этой реакции.
* * *
После ужина мы отправляемся на закрытую вечеринку, устроенную одним из ребят из Вестсайда – пафосной частной школы, обучение в которой Дэнни покрывала стипендия. Дэнни очень старается, чтобы меня там приняли.
– Помните мою девушку, Джулиет? – представляет он, и многие узнают, но делают вид, что нет. Вот такие они.
Нам предлагают пиво, от которого Дэнни отказывается и за меня, и за себя. С этим все в порядке. А вот чего бы я хотела больше, чем просто быть старшеклассницей, так это быть как Аллены, каким-то образом стать достойной всего того, что они мне дали, или еще большего, или даже невозможного – стать одной из них. Быть маленькой Донной, которая с улыбкой разглядывает белочек, гоняющихся друг за другом во дворе. Самое большое ее желание на день – это испечь пирог и сидеть за столом с близкими. Она вся такая умиротворенная, пребывает в довольстве и тишине, и мне тоже хотелось бы немного такого покоя.
– Ты та самая девчонка, которую приютил пастор, так ведь? – спрашивает один из ребят, когда нас представляют. – У тебя умер брат или что-то вроде этого, да?
Что-то вроде этого. Будто у человека существуют другие исходы, которые так похожи на смерть, что ее можно с ними перепутать.
Я с трудом сглатываю.
– Да.
Он умер или что-то вроде этого.
Беспокойство Дэнни хуже, чем это напоминание. Я не уверена, то ли он мне сочувствует, то ли ему просто неловко от того, что он каким-то образом с этим связан. Когда подросток из Хаверфорда умирает, скорее всего, он сам в этом виноват.
Мы выходим наружу, где у костра сидит Люк с банкой пива в руке и с девушкой на коленях, хотя мы пришли всего десять минут назад. В отличие от меня, его уже приняли в компанию, потому что играть в бейсбол за команду колледжа круто, а быть чьей-то девушкой – нет.
– Джулиет? – восклицает девушка, стоящая рядом. Она очаровательна, но, похоже, никаким образом не вписывается в эту компанию. У нее светлые волосы и аккуратное каре. Лицо не залито искусственным загаром, нет накладных ресниц и макияжа. – Я Либби. Мы с семьей недавно сюда переехали, но я просто хотела сказать, что слышала, как ты пела в церкви. У тебя прекрасный голос. Я чувствую себя ближе к Богу, просто слушая тебя.
Такого чувства я ни разу не испытывала. Я бы подумала, что она прикалывается, если бы в ее глазах не светилась искренность.
Она говорит, что только закончила первый курс колледжа, а я не могу поверить, что она на целых два года старше меня. Полагаю, это из-за ее простодушия и благородства. Во мне же нет ни того, ни другого.
– Присоединяйся к хору, – приглашаю я, когда она упоминает, что любит петь. – Мне нужен там кто-то, кому еще не исполнилась тысяча лет.
Она смеется, а потом прикрывает рукой рот, как будто чувствует себя виноватой.
Если бы у меня было больше благородства, я бы отпустила Дэнни. Я бы позволила ему оставить меня и влюбиться в какую-нибудь милую чистую девушку, которая чувствует себя виноватой от любого ехидного замечания или чувствует себя ближе к Богу в любой момент, когда бы он ни случился. Но я не настолько благородна, и я не отпущу его.
– Эй, Мэгги! – кричит парень девушке, выходящей из затемненного домика у бассейна. Она застегивает шорты. – Ты что-то совсем быстро. Меня возьми с собой в следующий раз.
Она смеется.
– Меня перекус не устроит, люблю полноценную еду.
Дэнни совершенно непреклонен в отношении правила без рук, так как я несовершеннолетняя, а мой опыт до него был в основном нежелательным – в общем, проявляет себя наилучшим образом. Но выражение лица Мэгги такое глуповатое, потрясенное и удовлетворенное, какое я уже когда-то видела у других девушек. Мне хочется знать, каково это. А еще мне хочется знать, каково это, когда тебя после этого не тошнит.
Я отворачиваюсь и ловлю на себе взгляд Люка. Он как будто видит меня насквозь, как будто точно знает, чего бы мне хотелось. И на мгновение между нами возникает странная энергия, воздух становится тяжелым.
– Нам здесь не место, – тихо произносит Дэнни, переводя взгляд с Мэгги на парня, который раскуривает косяк справа от него. – Хочешь уйти?
Я киваю, хотя, по правде сказать, здесь и есть мое место. В мире без Алленов я была бы совершенно другой девушкой.
Мы поднимаемся, и Люк бросает Дэнни ключи от джипа.
– Не ждите меня.
Девушка у него на коленях уже засовывает ему руку за пояс, и от этого у меня начинает гореть в животе. Все в этом мире – девушки наподобие нее и Мэгги – получают то, что хотят. Они могут выпивать, танцевать и… экспериментировать. Почему мне нельзя?
«Добродетель – сама по себе награда», – часто говорит пастор Дэн. Но прямо сейчас она совсем не кажется наградой.
Мы забираемся в джип, Дэнни заводит двигатель и аккуратно трогается с места. А мне интересно, что Люк будет делать дальше. Будет он целовать эту девушку так, будто она для него что-то значит, или так, как меня целовал Джастин, – чтобы молчала и не могла отказать?
– Ты притихла, – замечает Дэнни.
Я поворачиваюсь к нему.
– Он не похож на человека, который мог бы быть твоим другом.
Дэнни пожимает плечами.
– Я, может, и не одобряю все, что он делает, но он хороший парень, и ему досталось по жизни. Капец как досталось. Он был бездомным с шестнадцати лет… Полагаю, отчим избивал его маму, и они его вышвырнули, когда Люк попытался это прекратить. Ты можешь себе это представить… бездомный в шестнадцать?
Я тихонько смеюсь.
– Ну… да. Я-то ушла из дома в пятнадцать.
– Ты ушла по собственному желанию, – поправляет он, а я скрежещу зубами. Не сказала бы, что у меня было пипец какое огромное желание. Учитывая, что я ушла после того, как сводный брат выдернул мне плечо из сустава. Дэнни порой чуть ли не сознательно искажает представление о моем прошлом.
– Мне кажется, я ему не очень нравлюсь.
Дэнни качает головой.
– Он спокойный парень. Дело не в тебе.
Я хочу объяснить, что в выражении лица Люка есть что-то жестокое, когда он смотрит на меня; есть что-то, чего нет, когда он смотрит на остальных. Но если я продолжу об этом спорить, то буду выглядеть сумасшедшей. Лучше буду надеяться, что после выходных он решит уехать.
* * *
Когда мы просыпаемся в субботу, чтобы поехать на пляж, с океана дует сильный ветер, и я сильно жалею, что взяла выходной. Я взяла его только потому, что рассчитывала провести день с Дэнни. Погоду в Северной Калифорнии в конце мая в любом случае не угадаешь. Может быть душно в тени или так ветрено, что даже на солнце не согреешься. Сегодня – второй вариант, а с Люком, который ведет себя так, словно я порчу все вокруг, небольшой шанс на приятную поездку сводится к нулю.
Дэнни и Люк спускаются вниз как раз в тот момент, когда мы заканчиваем накрывать завтрак. У Люка едва открыты глаза, но я все равно вижу в них неизменное презрение.
– Ты надела костюм, милая? – спрашивает Дэнни. – Выезжаем сразу, как поедим.
Не могу. Не могу провести весь чертов день с парнем, который ненавидит меня за то, что я жалкая, нуждающаяся и подлизываюсь к людям, которые меня приютили. Не могу.
– На улице довольно холодно, – уклоняюсь я. – А сильный ветер будет поднимать пыль.
– Будет теплее, – говорит Дэнни. – Ты должна поехать. Я тебя не видел столько месяцев.
Вот так Дэнни добивается своего – ведет себя будто он единственный человек, который хочет, чтобы я была рядом. Я тщательно избегаю взгляда Люка, когда соглашаюсь.
Они едят, пока я мою посуду, а как только я сажусь, Дэнни спрашивает маму, есть ли еще сок.
– Я принесу, – говорю я и направляюсь к холодильнику в гараже. Вернувшись, я натыкаюсь на взгляд Люка. Он поднимает бровь, как бы говоря: «Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься».
Я смотрю на него в ответ: «Пошел к черту, Люк». Нет ничего плохого в том, что я изо всех сил стараюсь быть полезной. Стараюсь внести свою лепту. Может, я делаю это, чтобы убедить Алленов, что я не плохой человек, или, может быть, чтобы убедить в этом себя. В любом случае – не его ума дело.
После завтрака мы идем на улицу к древнему раздолбанному джипу Люка. Я одета в толстовку с капюшоном, но дрожу от холода, прижимая к груди книгу и полотенце. Люк оглядывает меня, начиная с лодыжек и постепенно поднимая взгляд выше.
– Где ее доска? – спрашивает он.
Дэнни смеется, обнимая меня.
– Джулиет не сёрфер. – Однажды, прошлым летом, он пытался меня научить, но из это ничего не вышло. – Поверь мне, для всех будет безопаснее, если она останется со своим красивым личиком сидеть на пляже.
На щеке Люка дергается мускул – безмолвный протест то ли против моего провала в обучении, то ли против заявления Дэнни о том, что я хорошенькая.
– Может, поедешь с ней в фургоне? Если ей уже холодно, на дороге без крыши она вообще задубеет.
– Ты же будешь в порядке, правда? – спрашивает Дэнни, аккуратно сжимая мое бедро. – Нам ехать всего десять минут.
Я киваю. Если Дэнни возьмет машину, его родителям придется вместе ехать на одной. Тогда из-за меня им будет неудобно. Я же по возможности всегда стараюсь избегать таких ситуаций.
Я протискиваюсь в малюсенький уголок заднего сиденья, где доски упираются мне в плечо, а ветер из открытых окон не позволяет следить за большей частью разговора.
Телефон звякает – пришло сообщение. Когда я понимаю, что оно от подруги, Хейли, то сползаю чуть ниже на сиденье. Я уже представляю, что она написала, и эта информация не для посторонних глаз.
Она была уверена, что прошлой ночью все должно произойти.
Я же была уверена, что ничего не произойдет, и оказалась права.
Ответила бы я да на многочисленные предложения Шейна, если бы не встречалась с Дэнни? Возможно, но я с Дэнни, живу с его родителями, поэтому нет смысла задавать себе этот вопрос.
Джип съезжает на обочину, когда мы подъезжаем к Киркпатрику. Я дрожу, когда выбираюсь с заднего сиденья, а Люк закатывает глаза, видя, как я заматываюсь в полотенце, чтобы согреться.
Я следую за ними на пляж, усаживаюсь, засовывая коленки под толстовку, пока они снимают шорты и натягивают гидрокостюмы. Ветер доносит запахи солнца, морских водорослей и диких цветов. И хотя все еще прохладно, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, поднимая лицо к небу. Бывают моменты, когда здесь светит солнце и дует легкий ветерок, а я почти уверена, что меня снова можно починить.
Когда я открываю глаза, Дэнни уже шагает к воде, как стойкий и умелый солдат, а Люк – нет.
Замерев, он стоит и наблюдает за мной, но когда я открываю глаза, отворачивается и молча следует за Дэнни.
Он легко несет доску под мышкой, как будто она вообще ничего не весит. Из-за роста он выглядит долговязым, но у него широкие, как у пловца, плечи, и в нем есть грациозность, которая точно не ассоциируется с футболом, но и с балетом тоже. Он больше похож на тигра в человеческом обличье, обладающего своего рода изящным атлетизмом, даже когда просто идет к воде.
Они гребут от берега до предполагаемой линии, где будут ловить волны, а я закапываю стопы в прохладный песок, чтобы закрыть их от ветра. Скоро станет теплее, но я все равно жалею, что приехала.
Дэнни ловит первую волну, такую же, как и всегда, – умеренную и предсказуемую. Он пытается разрезать ее, но у него не выходит.
Я жду, что Люк возьмется за следующую, но он не плывет к ней. Он пропускает мимо одну волну за другой. Дэнни утверждает, что Люк на самом деле хорош – рос, занимаясь сёрфингом, пока семья не переехала, когда он был в старших классах, – а мне интересно, страшно ли ему, ведь он занимался сёрфингом только в Сан-Диего. Глупо, конечно, но я надеюсь, что ему страшно.