Freedom. Запретные чувства. Сенсационные романы Элизабет О’Роарк
WAKING OLIVIA Elizabeth O’Roark
Copyright © 2016 by Elizabeth O’Roark All rights reserved.
Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Lana Nikova, Ianisme, archetype, liansyahmora nasution, GelgelNasution, GSapphire, Larisa Rusina, AA Stocks, bamban heru cahyanto, stockvit / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
© Евсюкова А., перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Глава 1
Оливия
Сегодня мой первый день в новом университете, и я иду как на казнь. В этом нет ничего удивительного, ведь мне предстоит встреча с человеком, способным разрушить мою жизнь.
Первым делом я нахожу столовую, сверяясь с довольно паршивой картой кампуса, которую мне выслали в прошлом месяце. Всем легкоатлетам выдают план питания, вне зависимости от того, живут ли они в общежитии. И, учитывая, что последние три месяца я ела исключительно яйца и рамен, это, пожалуй, к лучшему.
Наполнив поднос едой, я сажусь за свободный столик. Омлет, овсянка и яблоко – вот завтрак, который ждет меня каждый день на протяжении всего учебного года. Для начала я принимаюсь за яблоко, молясь про себя, чтобы оно не вздумало совершить обратный путь.
Я уже знаю, что эта встреча ничем хорошим не закончится. То, что после инцидента в прошлом университете хоть кто-то решил меня взять, уже само по себе невероятно и наверняка новый тренер скажет, что я зачислена с массой оговорок. В лучшем случае меня ждет серия предупреждений и угроз, в худшем – он выдвинет условия, на которые я просто не смогу согласиться.
«Они сами захотели принять тебя и даже предложили стипендию, – напоминаю себе. – Все пройдет не так уж плохо».
Но меня все равно мутит, сколько бы я это ни повторяла.
Факультет легкой атлетики расположен в огромном здании, которое возвышается почти над всеми прочими в кампусе – что отлично демонстрирует приоритеты Университета Восточного Колорадо. Наверное, я должна быть благодарна, ведь именно поэтому мне вообще дали стипендию.
Когда секретарь приглашает меня войти, на ее лице ни тени беспокойства – значит, она одна из тех немногих людей в мире студенческого спорта, кто еще не в курсе того, что я натворила. Большинство же смотрит на меня так, словно я какое-то бешеное животное или та ядовитая малазийская змея, после укуса которой вы теряете сознание, не успев пройти и двух шагов, а затем умираете.
Но двое мужчин, ожидающие меня в кабинете, – другое дело. Сразу видно, что вот они-то прекрасно знают, что произошло. В их взгляде еще с порога читается неодобрение – глаза прищурены, руки скрещены на груди, – из-за чего я уже начинаю закипать.
Сейчас неизбежно последует нотация, и мне придется ее выслушать, потому что у меня нет иного выбора. Питер Макьюэн (тренер, сидящий передо мной) – настоящая легенда, а в данный момент только легенда меня и спасет. Раньше меня называли одаренной бегуньей, благоговейно говорили о моем потенциале. Теперь же единственное, о чем все говорят, – как я чуть не загремела в тюрьму.
Но Макьюэну тоже нужна легенда. В УВК уже почти десять лет не было женской команды по кроссу с шансами на победу: вот почему они пошли на огромный риск, предложив мне стипендию.
Им нужно, чтобы я вернула свои позиции, почти так же сильно, как и мне самой.
Ради шанса работать с Макьюэном я готова изобразить раскаяние и притвориться, что мне жаль. Для Макьюэна – но никак не для второго парня, сидящего рядом с ним. Он едва ли старше меня и с такой внешностью должен позировать для обложки журнала Men’s Fitness, а не торчать здесь с угрюмым видом. Он откидывается на стуле, сверкая голубыми как лед глазами, и у меня сводит зубы от самоуверенной улыбки на его загорелом лице. Я не против, чтобы меня поучал Макьюэн, но черта с два я стану унижаться перед этим типом. «Давай, ублюдок, продолжай сверлить меня своим взглядом. Увидишь, к чему это приведет».
Макьюэн встает и пожимает мне руку.
– Это мой коллега, Уилл Лэнгстром. – Он указывает на другого парня.
Лэнгстром тоже встает, но его глаза по-прежнему прищурены, а взгляд не стал ничуть доброжелательнее. Он выглядит довольно угрожающе, возвышаясь надо мной и глядя так, будто на досуге я убиваю котят. А когда люди чувствуют угрозу, то либо сбегают, либо нападают в ответ. Угадайте, какой вариант про меня… Я с трудом сглатываю, стараясь не запаниковать.
«Держи себя в руках, – предупреждаю я, пока желудок предательски сжимается. – Тебе сегодня нельзя облажаться».
– Оливия, – кратко приветствует Лэнгстром.
– Зови меня Финн. – Я смотрю на него не менее враждебным взглядом.
«Мне вообще не сдалось твое одобрение, кретин».
– Уилл тренирует женскую команду по кроссу, – сообщает Макьюэн.
Сердце ухает вниз, и я ощущаю такое яркое смешение паники, гнева и разочарования, что даже не могу отличить одно чувство от другого. В основном я злюсь на себя. Неужели я действительно думала, что Питер Макьюэн будет тренировать меня лично? О равноправии полов болтают все кому не лень, но ни один вуз не отдаст заслуженного тренера женской команде.
А еще это означает, что мне и впрямь нужно получить одобрение Лэнгстрома, и он ясно дал понять, насколько это выполнимо.
– У тебя два года до выпуска, и лишь от вас двоих зависит, выйдет ли из тебя что-нибудь к этому сроку, – говорит Макьюэн.
Я недовольно переминаюсь с ноги на ногу: не могу сказать, что в восторге от фразы «выйдет ли из тебя что-нибудь». Я поставила три рекорда прохождения трасс, которые до сих пор никто не побил – разве из меня уже что-нибудь не вышло? Черт, мне теперь до конца жизни придется доказывать, что я чего-то стою?
– Мы не будем обсуждать, что произошло между тобой и твоим товарищем в прошлой команде, – произносит он сдержанным голосом, от чего мои напряженные мышцы самую малость расслабляются. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что здесь это не должно повториться.
Я киваю, скромно сложив руки на коленях. «Покажи ему раскаяние».
– Потому что мы не станем ждать, пока кто-то снова окажется в больнице по твоей вине: ты вылетишь отсюда при первом же намеке на агрессивное поведение, – предупреждает Макьюэн. – Это ясно?
«Не проявлять ни намека на агрессивное поведение? Нереально. Вы уже в шаге от того, чтобы увидеть один “намек”». Каким-то образом мне удается ограничиться еще одним кивком.
– Твои внеклассные занятия – совсем другое дело, – продолжает он. – Как известно, прошлый тренер уделял особое внимание твоим индивидуальным тренировкам. Здесь такого не будет, это понятно?
Я тяжело вздыхаю. Макьюэн понятия не имеет, что собой представляли мои индивидуальные тренировки на самом деле. Ему невдомек, что они были намного хуже, чем он думает; что при всем желании я не могла остановить этого человека… И поверьте, я пыталась.
– Понятно, – отвечаю я, скрипя зубами.
Макьюэн встает и сообщает, что даст нам с Лэнгстромом возможность переговорить с глазу на глаз. У меня пересыхает во рту, пока я провожаю его взглядом из кабинета, и только когда за ним закрывается дверь, неохотно поворачиваюсь к своему новому тренеру, которого уже чертовски ненавижу.
– Надеюсь, ты здесь не задержишься, – прямо заявляет тот. – Я не куплюсь на этот бред про «хорошую девочку, которая совершила ошибку». Ты чуть не убила человека.
Я отчаянно стараюсь сдержаться, разглядывая пол, стены – что угодно, лишь бы не смотреть на него. С усилием я все же беру себя в руки, от чего мои мышцы напрягаются; я концентрирую всю свою энергию на том, чтобы не взорваться. «Да пошел ты, пошел ты, пошел ты!» Почему я вообще должна слушать этого типа? У него широкие плечи, высокий рост – телосложение пловца или футболиста, а не бегуна. Я не стану указывать автомеханику, как менять масло, так с какого перепугу этот парень будет учить меня бегать?
– Мне любопытно: ты хотя бы сожалеешь?
Я сжимаю кулаки. Люди все время задают мне этот вопрос, но на самом деле ответ им не нужен. Они просто хотят напомнить, что я должна сожалеть. И мне жаль. Жаль, что я потеряла стипендию. Жаль, что мне пришлось уйти и что я больше не смогу бегать в первом дивизионе. Но я не жалею о том, что сделала. Когда вспоминаю Марка Белла с его самодовольной улыбкой и той мерзкой тенью в глубине глаз, мне довольно трудно сожалеть о содеянном.
Главное – не озвучить последнюю мысль вслух…
– Я не хотела, чтобы он так сильно пострадал, – бормочу я.
Это единственный правдивый ответ, который не выставит меня психопаткой.
– Вообще-то не очень похоже на раскаяние, – указывает Лэнгстром.
«Это и не раскаяние, придурок».
– Бегаешь ты дерьмово, – продолжает он. – В последний раз ты поднималась выше третьего места почти два года назад и уже три года не бегала милю за четыре тридцать. Ты сдала позиции.
Эта фраза звучит в моей голове каждый день.
– Я могу их вернуть. Мне просто нужно выкладываться на тренировках, – отвечаю я.
Он скрещивает руки на груди. У него действительно красивые бицепсы, что могло бы полностью меня отвлечь, будь у нас другой разговор.
– Ты обуза, и у меня нет никакого желания тратить на тебя время – которое я мог бы вложить в действительно талантливых спортсменок, – только для того, чтобы ты «выкладывалась». Но Питер что-то в тебе увидел. Он утверждает, будто ты неограненный алмаз.
Эти слова меня мгновенно успокаивают. Питер Макьюэн считает, что я – неограненный алмаз… Это чего-то да стоит.
Его губы сжимаются в тонкую линию.
– Я с ним не согласен.
Если бы я была умнее, то уже собирала бы вещи. Потому что совершенно очевидно, что один из нас должен уйти, и вряд ли это будет он.
На улице я замечаю троих парней, сидящих у кирпичной стены корпуса легкой атлетики.
– Эй, новенькая! – кричит один из них. У спортсменов дерзость развита сильнее, чем у населения в целом, так что они гораздо меньше боятся отказа.
Я останавливаюсь и оглядываюсь на них, перекинув через плечо свои темные волосы. Приятно знать, что как бы я ни облажалась, по крайней мере, одного у меня не отнимешь – моей привлекательности. Иметь шикарную внешность почти так же круто, как владеть суперсилой: это все равно что вытянуть карту «Выйти из тюрьмы бесплатно» и заставлять мужчин игнорировать множество моих недостатков, в том числе ужасных. А у меня их очень, очень много…
– Да? – Я вопросительно поднимаю бровь.
У всех троих появляются хулиганские улыбки, и самый смелый неторопливо выходит вперед. Он горяч. И, судя по его широким плечам, вероятно, футболист. Мне это нравится: худощавые бегуны меня не впечатляют.
– Так ты новенькая?
Я снова приподнимаю бровь:
– Я думала, мы это уже выяснили.
– Меня зовут Лэндон, – представляется он, и я внутренне вздрагиваю.
«Лэндон» – так должны звать кого-то из частной школы, одного из тех ребят, которые носят поло с розовыми воротничками и избивают одноклассников после уроков.
И все же он довольно симпатичный. Не то чтобы такие миловидные парни были в моем вкусе, но после нескольких банок пива мои вкусы становятся значительно шире.
– Привет, Лэндон, – бросаю я и продолжаю идти, ведь мужчины обожают догонять и добиваться.
И конечно, он бросается меня догонять. Они все так чертовски предсказуемы.
– Ты не сказала, как тебя зовут, – говорит Лэндон, поравнявшись со мной.
– А ты не спрашивал.
Он ухмыляется, совсем не смутившись:
– Так как тебя зовут?
Я уже готова закончить разговор.
– Финн, – отвечаю я, не замедляя шага.
Лэндон останавливается как вкопанный.
– Это же мужское имя!
– Я знаю. – Меня начинает это веселить.
– Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой, Финн!
Ага. Это я тоже знаю.
Глава 2
Уилл
Мне не нужна эта девчонка в команде.
Я это понял сразу, как только она появилась в кабинете Питера. Если бы на фоне заиграла музыка из «Челюстей», и то вышло бы не так зловеще.
Уму непостижимо, что Питер вообще ее пригласил. Ради бога, да она же избила члена своей же команды. Даже если бы ее талант это компенсировал, он проявляется с переменным успехом. Единичные эпизоды блистательности – а затем месяцы посредственных результатов.
– От нее будут одни неприятности, – говорю я Питеру, после того как она уходит.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал отстраненно, пытаюсь скрыть силу своих эмоций, потому что даже я понимаю, что они выходят далеко за рамки разумного.
– Тебе в команде нужен лидер, – указывает тот. – Тот, кто заставит твоих девочек поверить, что у них есть шанс. Ради кого они захотят выкладываться.
Я устало вздыхаю. До меня тренером женской команды УВК двадцать пять лет был Питер, он известен по всей стране – нет, по всему миру! Он мог бы променять нас на первый дивизион десятилетия назад. В беге Питер – эксперт.
Но, господи, на этот раз он просто не прав.
– У нас есть Бетси, – возражаю я.
В ответ Питер только насмешливо фыркает: Бетси никому не нравится. Она высокомерна, любит над кем-нибудь поиздеваться и лишь ненамного быстрее других девушек, однако ведет себя так, словно уже звезда. И все слишком ее боятся, чтобы ей возразить.
– Ладно, но Финнеган? Серьезно? – продолжаю я. – Неужели ты считаешь, она способна поднять командный дух? Бетси в сравнении с ней просто мать Тереза.
– Ты когда-нибудь видел, как она бегает?
Я качаю головой. Я окончил университет на два года раньше, чем она поступила. Впервые я услышал ее имя несколько лет назад, когда Финнеган еще была первокурсницей и поговаривали, что она станет сенсацией. А потом эти разговоры стихли, и о ней все забыли, включая меня. Жаль, я не могу и дальше про нее не вспоминать.
– Она невероятна. – В голосе Питера звучит легкое восхищение. – Когда она действительно хочет, все остальные на поле выглядят будто в замедленной съемке.
Знаю, он думает, что эта девушка – возможность УВК вырваться вперед, и я признаю, что теоретически это возможно. Но просто не хочу, чтобы она была в команде, и точка.
– Она перестала быть невероятной уже очень давно. И уж точно не похожа на человека, который сплачивает людей.
– Кто лучше тебя сможет ее этому научить? – спрашивает Питер с улыбкой.
Я не желаю ее ничему учить, особенно после того как познакомился с ней лично. Эта девушка – ходячая проблема, и не только потому, что не умеет работать в команде или дает непредсказуемые результаты. Эта проблема из разряда коварных, манипулятивных, слишком сексуальных для своего же блага. Вошла и продефилировала по кабинету Питера, словно модель, длинноногая и загорелая, с большими зелеными глазами и многозначительной улыбкой… Она из тех девушек, которые создают неприятности просто своим существованием, а затем делают все возможное, чтобы их приумножить.
А последнее, что мне сейчас нужно, – еще больше неприятностей.
Глава 3
Оливия
Я на заднем сиденье машины, которая несется по узкой улочке. В конце каждого квартала мы проезжаем знак «Стоп», но лишь иногда сбавляем скорость. Впереди сидит мама на пассажирском сиденье, ее плечи скованы страхом. Мой брат сидит рядом со мной и, обхватив мою руку своей ладонью, сильно сжимает ее, подготавливая к боли.
На очередном перекрестке я вижу женщину: темно-синее платье, опухшие ноги… Она встречается взглядом со мной – ошеломленной, перепуганной до смерти, – и мы обе знаем, что сейчас произойдет.
Тело женщины перелетает через капот. На лобовом стекле кровь, ее брызги похожи на современное искусство. Кровь хлынула так мгновенно, словно женщина истекала кровью еще до того как мы ее сбили. Машина резко тормозит, и ее тело перелетает обратно на асфальт. А потом мы резко газуем и переезжаем эту женщину словно огромный лежачий полицейский. Я резко втягиваю воздух, пытаясь заменить ужас в груди чем-то другим, чем угодно, и задыхаюсь, словно это мои легкие только что были расплющены под автомобилем.
Затем ко мне оборачивается мама, ее глаза полны невыразимого ужаса. Внезапно мы оказываемся в ее комнате.
– Беги, – шепчет она. – Спрячься в лесу.
И хотя я почти парализована этим черным, удушающим страхом, я делаю, как она говорит. Я бегу изо всех сил, охваченная отчаянием и безысходностью.
«В лес, в лес, в лес», – единственная мысль, которая крутится у меня в голове, словно была выжжена в мозгу.
Я должна добраться до леса.
От меня не осталось ничего, кроме стремления выполнить мамин наказ, как будто это может все исправить. Сердце гулко стучит в ушах, а я бегу и бегу, зная, что он следует за мной; зная, что кровь, стекающая по моей спине, – это только начало.
Зная, что я совершила огромную ошибку, и когда остановлюсь, все это меня настигнет.
Я просыпаюсь на улице, которую никогда прежде не видела. Сердце все еще бешено бьется, по мне стекает пот, а руки дрожат. Я по-прежнему в шортах и майке, в которых заснула, и стою босиком, потому что всегда сбрасываю обувь во сне. Я понятия не имею, где нахожусь. Солнце еще не взошло, но в темном небе уже появился намек на рассвет.
– Вот дерьмо, – бормочу я себе под нос, окончательно проснувшись и начиная осознавать, что произошло.
Теперь мне надо искать дорогу в кампус.
У меня уходит больше часа, чтобы найти свою квартиру, потому что я пока плохо ориентируюсь в этом районе. Навскидку я пробежала три мили, до того как проснулась, но пока пыталась отыскать обратную дорогу, пробежала еще около четырех.
Чуть позже я наконец появляюсь на стадионе – без сомнения, единственная, кто сегодня уже намотал семь миль. Я намеренно смотрю куда-то вдаль, притворяясь, что не замечаю, как вся команда перешептывается и бросает в мою сторону косые взгляды. Все они знают, кто я. И большинство бы предпочли, чтобы меня здесь не было. В особенности одна девушка, самая высокая из них, совершенно не скрывает презрения ко мне. Черт… Я еще даже не познакомилась с новой командой, а мне уже хочется кому-нибудь врезать.
К нам подходит Уилл Лэнгстром, мой новый тренер и исключительный придурок, и все тут же переключают внимание на него. Теперь, имея возможность свободно его разглядывать, я вынуждена признать, что он до нелепости привлекателен. Взъерошенные каштановые волосы, слегка впалые щеки, форма верхней губы… Даже походка у него сексуальная, дерзкая, что делает его еще более притягательным. За что я в некотором роде ненавижу нас обоих.
Он широко улыбается:
– Доброе утро, дамы.
– Доброе утро, тренер, – отвечает ему хор голосов.
Я не издаю ни звука. Вся команда смотрит на него так, словно он самый прекрасный принц и Кристиан Грей в одном флаконе. Он мог бы спустить штаны прямо сейчас – и половина девушек тут же упала бы на колени. Неудивительно, что он такая сволочь.
– Полагаю, вы уже познакомились с новыми членами команды, – произносит он, глянув на меня.
Конечно же, все дружно молчат. Он хмурится и представляет им двух первокурсниц, а затем поворачивается ко мне:
– И Оливией Финнеган, которая перешла к нам из Техасского университета.
Все переводят взгляды на меня, очевидно, наслаждаясь тем, что девушку из первого дивизиона настигла карма и ее отправили обратно в младшую лигу. Однако они не могут открыто злорадствовать, поскольку лишь я способна помочь им завоевать титул. По просьбе Лэнгстрома все называют свои имена, но я не особо обращаю внимания. Единственная, кого я запоминаю, – это Бетси: та девушка, что продолжает бросать на меня злобные взгляды. Приятно знать, как зовут человека, которого мне, видимо, предстоит втоптать в грязь.
– Сегодня мы бежим десять миль, и это ваш счастливый день, потому что я побегу с вами. – Голос Лэнгстрома сопровождают недовольные стоны. – Вперед, посмотрим, кто из вас ленился этим летом.
Я не ленилась. Все лето я давала уроки верховой езды днем и бегала утром и вечером. Но сегодня этого никто не увидит.
Бетси стартует, и мы все следуем за ней. Она задает достойный темп. Ничего выдающегося, но, учитывая, что я едва успела принять душ после утреннего забега, у меня никаких возражений.
Просыпаться от кошмаров в незнакомом месте, как сегодня, мне не впервой. Со мной это происходит с детства, обычно когда я испытываю стресс, но иногда и без видимой причины. Я не единственная с такой проблемой: есть и другие «счастливчики», и в интернете этому посвящен отдельный форум, где они делятся своими историями. Но я никогда не рассказывала свою, поскольку даже среди них я ненормальная. Эти люди могут во сне спуститься по лестнице или пробежать один-два квартала. Я же бегу несколько миль, бегу по лесам, просыпаясь в крови и в поту, – что запросто может разрушить мои шансы на карьеру бегуньи, потому что я никак не могу этому помешать.
Иногда это проходит без особых последствий, но сегодня у меня в ногах такая тяжесть, словно на них висят гири. Не то чтобы я не могла пробежать семнадцать миль в день, просто я не могу пробежать их быстро, не могу пробежать спринтом. А во сне я, похоже, выдала настоящий спринт, потому что сил у меня совершенно не осталось. Однако я их нахожу, мне приходится – я не могу и здесь облажаться.
На полпути мы останавливаемся попить воды, и только теперь я впервые оглядываю своих товарищей по команде. Сейчас все они покрыты пылью, поднявшейся во время бега; в этой пыли выделяются тонкие дорожки пота, стекающего у них по рукам. Один взгляд на ту девушку, что бежала впереди, – эту Бетси – порождает у меня дурное предчувствие. В ее позе, ее расправленных плечах есть что-то надменное, агрессивное… Хотя, полагаю, то же самое можно сказать и обо мне.
Уилл всю дорогу молчит, и я невольно испытываю к нему уважение за то, что он вообще может за нами угнаться. Каждый лишний килограмм в теле – будь то мышцы, жир или что-то еще – подобен паре кирпичей, с которыми вам приходится бежать. Лэнгстром тяжелее меня килограммов на сорок: это немало кирпичей.
Когда впереди появляется кампус, я испытываю огромное облегчение. Мне удалось не отстать, и я не опозорилась в первый же день. Я как раз начала замечать характерное головокружение, после которого обычно теряю сознание, так что все могло быть гораздо хуже. Когда мы добегаем до стадиона, Уилл сообщает, что раздаст нам заметки на завтрашней тренировке, и всех отпускает.
Ну, почти всех.
– Оливия, – останавливает меня тренер, в его голосе слышны резковатые нотки. – Нужно кое-что обсудить.
Я тут же напрягаюсь. Вряд ли он заготовил ободряющую речь, чтобы поприветствовать меня в команде. Проходя мимо нас, Бетси ухмыляется.
– Зови меня Финн, – буквально рычу я.
Уилл делает вид, словно не слышал.
– Что, черт возьми, это было? – требует он. – Не знаю, как тебя тренировали раньше, но когда я говорю пробежать десять миль, то хочу увидеть, что ты прилагаешь хоть немного усилий.
У меня отвисает челюсть. Что за фигня? Я там чуть не сдохла, а он еще мной недоволен?
– Ничего подобного! – возмущаюсь я. – Я ни разу не отстала.
– Думаешь, мы тебя взяли в команду, чтобы ты здесь не отставала? – спрашивает он, сощурив голубые глаза. – Нам нужен лидер. А ты еле шевелилась, словно мамаша, которая решила немного сбросить жирок.
Мои руки сами собой сжимаются в кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. «Боже, что за ублюдок…»
– Я устала.
– Ты провела точно такую же тренировку, как и все остальные, так что у тебя нет причин уставать, – заявляет Лэнгстром, скрестив руки на груди. – Если только вчера ты не нарушила запрет Питера на выпивку перед занятием.
Я закрываю глаза, чувствуя себя загнанной в угол, в то время как мой пульс учащается. Объяснение, которое я давала в прошлом вузе, здесь не прокатит, поэтому я принимаю очень сомнительное решение сказать правду – что, как правило, ни к чему хорошему не приводит.
– Я немного пробежалась сегодня утром перед тренировкой, – тихо признаюсь я.
Все говорят, что когда сознаешься в чем-то, то испытываешь облегчение, но прямо сейчас я просто чувствую себя беззащитной, маленькой и слабой. А я ненавижу это больше всего.
Уилл сердито поджимает губы.
– И почему же ты это сделала?
Всего на мгновение, на миллисекунду, я непроизвольно встречаюсь с ним взглядом. Отчасти хочется умолять его, чтобы он не задавал вопросов, не допытывался, не отнимал у меня эти секреты. Я отвожу взгляд, потому что отказываюсь умолять его или кого бы то ни было.
– Мне… Мне не спалось.
Пару секунд он молчит, на его скулах играют желваки, но в глазах читается неуверенность.
– Ты у меня на карандаше, – наконец отвечает он. – Будешь бегать, когда я скажу тебе бегать, и точка. Чтобы больше это не повторялось.
Он разворачивается и уходит прочь, а я стою и гадаю, как скоро Лэнгстром выгонит меня из команды. Ведь, если бы я могла это прекратить, я бы вообще здесь не оказалась.
В раздевалке я игнорирую всех до единого. Эти девчонки мне не подруги и не станут моими подругами даже через два года: я уже это проходила и прекрасно помню, к чему это привело.
– Я Эрин, – подает голос девушка, которая переодевается рядом со мной.
У нее необычайно приятная внешность – длинные светлые волосы, россыпь веснушек и большие васильково-синие глаза. Такую девушку можно увидеть в рекламе молока или церковной молодежной группы. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: она никогда не страдала. Я не должна ненавидеть ее за это, но ничего не могу с собой поделать.
Склонившись над сумкой, я бурчу в ответ что-то неразборчивое в надежде, что это прозвучит достаточно враждебно, чтобы ее оттолкнуть.
– Так… – начинает она, выпучив глаза и улыбаясь как ненормальная, – это правда, что тебя выгнали из команды за то, что ты избила Марка Белла?
Я крепко сжимаю челюсти. Для нее фиаско всей моей жизни – всего лишь пикантная сплетня. Забавно, как все меня осуждают за то, что я сделала, но не видят ничего плохого в том, какой гребаный восторг у них вызывает эта история.
– Ага, – бросаю я, продолжая складывать вещи в сумку. – Так мне говорили.
– И зачем ты это сделала? – шепчет Эрин, словно мы с ней секретничаем тет-а-тет, тогда как половина команды стоит рядом и греет уши. – Он, наверное, тебе что-то сделал, да?
– Да. – Я пристально смотрю на нее, а затем на остальных девушек, которые уже перестали изображать незаинтересованность и теперь открыто подслушивают. Подхватив свою сумку, я направляюсь к двери. – Он задавал слишком много чертовых вопросов.