Спящие псы

Вот зе ф… сказала я, когда героиня стала поливать сосиску горчицей. Автор русский, сказала самой себе я. Нет, сказал внутренний голос, русский автор, чью рукопись купили в 37-ми странах, стал бы сенсацией. Я пролистывала страницы, всё более убеждаясь, что никакой это не американец – слишком нарочито мне подпихивали элементы «американской жизни». Они были взяты блоком. Из пары-тройки интернет-статей «По каким вещам мы будем скучать, вспоминая 80-е». Названия университетов, названия сериалов (исключительно известных), марок автомобилей. Этот человек врёт, заключила я. Всё оказалось проще, автор не русский. Автор – румын. Но об Америке он знает не больше, чем его героиня, которая не в курсе, что сосиски – это начинка хот-дога или составная часть барбекю, когда же сосиска становится ужином без гарнира, то она превращается в такой же повод для объяснений, как и жестяная коробка для завтрака, которую вдруг дала бы с собой в школу ребёнку российская мать.И тут даже дело не в плохом знании реалий чужой страны (что даже я могу их уловить), когда ты пишешь про чужую страну, это неизбежно, но и плохом владении писательским материалом. Упоминая телешоу далёких 80-х, какой-нибудь Стивен Кинг обязательно бы описал полулегальное шоу, шедшее два месяца на местном (штат Мэн) телевидении, остальные поступили бы проще – выдумали бы эти телешоу. Пересказ википедийной статьи «Самые популярные шоу 80-х» не создаёт образа, оно лишь выдаёт неумелого лжеца. А писатель обязан быть высококлассным вруном. Настолько шикарным, чтобы читатель поверил ему. Я обычно пытаюсь предсказать финал. Не убийцу, а понравится ли мне финал. Нет, не понравится, предупредила я саму себя, начиная окончательно понимать, что обещанной схожестью с «Ночным кино» тут и не пахнет. Довольно интересная завязка (литературному агенту присылают заявку на роман о реальной жизни, повествующий об убийстве известного психиатра), довольно интересная идея (мы помним вовсе не то, что происходило в реальности, а только своё представление о ней) и крайне простенькое, если не сказать примитивное, исполнение. Автор скоропостижно умирает, его рукопись нельзя найти (сожительница мужика прячет рукопись, приревновав покойника к любви из прошлого, при этом наплевав на возможность получить миллион долларов гонорара, как главная наследница), потому вместо поиска рукописи, литагент нанимает журналиста, чтобы тот расследовал давнее убийство.Все четыре героя – автор рукописи Ричард Флинн, литагент Питер Кац, журналист Джон Келлер, а впоследствии и темнокожий стареющий следователь Рой Фриман, все ведут повествование от первого лица. И этот «Лунный камень» начала третьего тысячелетия" – совершенно себя не оправдывает, так как каждый персонаж разговаривает примерно одинаково, мысли у них схожи и различаются только взаимоотношения со своими бабами. Преступления прошлого (а их два!) поражают редкостным идиотизмом полиции. У девки есть алиби! У парня есть алиби! У всех есть алиби! Да ёпрст! Все эти алиби строятся на показаниях одиноких людей. Не «пиццот человек видели его/её на переполненном стадионе», а «друг/подруга подтверждает». Перекрсётный допрос, сличение показаний – да камня на камне можно от подобного алиби не оставить при желании. Профессор посылает заявку на новую книгу, которую не печатает, а первые главы слово в слово появляются впоследствии в работе его ученицы. И академический мир это не видит? Этот маленький гадюшник? Профессор не состоял в связи ни с одной женщиной! Нам повторили это раз пиццот. Это Америка, 80-е. Мыслей, что профессор, у которого нет баб, слегка гомосексуален, ни у кого не возникло, не? Даже в Румынии такие подозрения возникли бы, хотя я понимаю, что, возможно, в румынских книгах о таком писать нельзя. Расследование убийства профессора дают прокурору, который губит дело настолько, что оно официально становится нераскрытым, и пьянице-следователю (тот самый Фриман), который в стрессе от того, что его бросила жена. Домнуле Чировици, так не бывает. Это громкое дело с известной личностью. Сколько бы ни было связей у прокурора, врагов у него тоже немало. Газеты перемололи бы его на крошки. Никакого «был подозреваемый по другому убийству и мы подозревали, что он и укокошил профессоре». Проще поверить в то, что для связности нашли бы бродягу и на него повесили преступление (а бродягу «случайно» бы подстрелили во время задержания, чтобы не болтал лишнего). Нераскрытыми громкими делами (не политическими) люди мостят себе дорогу в ад карьерной лестницы. Не говоря уже о том, что полиция обязана была бы расследовать и дотошно, кому звонил свидетель при обнаружении тела за восемь минут до того, как вызвал полицию. Ко всему, так и осталось невыясненным, какого чёрта Видер помогал Симмонсу. Чем таким он мог его шантажировать, что Видер признал его психом, а потом приблизил к себе. Держать Симмонса в психушке от обеда и до упора – это было единственно правильное решение, точно зная, что в чём бы он из палаты профессора ни обвинил, всем было бы до лампочки.Быть может, стоит обратить внимание не на сюжет, а на то, как всё это написано?– Кстати, а почему Лора сегодня с вами не пришла?– Она в Нью-Йорке, с подругой встречается. Они хотели мюзикл посмотреть, так что Лора заночует у подруги и завтра утром вернется.Он пристально посмотрел на меня:– Великолепно. Я при случае спрошу, понравился ли ей мюзикл. А как подругу зовут?– Дхарма, если не ошибаюсь.– Двадцать лет назад хиппи не устраивали обычные имена, всякие там Розы и Лилии, – хмыкнул Видер. – Ну, до свидания, Ричард, увидимся после Дня благодарения. Я бы вас пригласил на ужин, но завтра уезжаю в Чикаго и вернусь только в пятницу. У Лоры есть запасные ключи от дома. Если у вас будет время, приходите, поработаете без меня.<. . .>И, если я правильно понял, Видер намекнул, что про подругу Лора мне солгала.Простите… ЧТО? Это был намёк на ложь? Окей, предположим, Чировици имел в виду, что автор рукописи псих, который короткий разговор понимает НАМЁКОМ, но почему тогда не среагировали те, кто рукопись читал? Нет уж. Всё надо понимать, как есть. Чировици реально считает написанное «намёком». Домнуле Чировици, найдите, плиз, изданные на румынском или хотя бы на английском, если вы сейчас живёте в Нью-Йорке и изучаете английский, книги Ивлина Во. Намекать – это то, что делал снедаемый завистью к чужим чувствам Антони в ресторане по отношению к Чарльзу Райдеру, что потом последний обалдело осознавал «Да вы знаете ли, что он весь вчерашний вечер пытался настроить меня против вас и это ему почти удалось?» То, что пишете вы, мистер Черовици, это нервная реакция психа и неумение профессора повернуть разговор. Мне жалко учёного. Мне жалко учёного Эуджена Овидиу Чировици. Я не испытала злости, пока читала. Человек действительно попытался написать ХОРОШИЙ роман. Он придумал шикарную идею. Он поблагодарил читателей в послесловии. Он прошёл путь пробивания на книжные прилавки. Он не пытался презрительно отнестись к читателю. Кто виноват в том, что книга всё равно слабенькая? Увы, он человек, которому не попался на пути хороший редактор. Редактор, который посоветовал бы ему иной, более броский финал для книги. Который посоветовал бы ввести мотив гипноза, которым бы пользовался вовсю профессор Видер, что сделало бы книгу гораздо глупее, но при этом и более любимой людьми. Кто подчистил бы спорные эпизоды. Но бедный румынский журналист и экономист со своей первой книгой попал в пул раскрутки. И не сказать, что при должном маркетинге его книга не будет пользоваться успехом. Всё может быть. Читатели не так часто смотрят на логичность, сколько на эмоциональную составляющую. Если даже я прониклась добрыми чувствами если не к книге, то хотя бы к её автору, то книга действительно может «выстрелить», дать какие-то плоды читательского интереса. Даже при том, что сюжет очень и очень средний. Автор не глуп. Он просто дичайше неопытен. Но будет и вторая книга. А второй раз невозможно сказать что-то снова пусть неуклюже, но настолько же искренне, как и в первый. И пока бедняге Чировици не преподали уроков писательского мастерства, он стоит одиноко словно мишень на поле, которая будет один раз расстреляна и сломана.

Маркетинг – прекрасная вещь, маркетологи – гении, ведь в один удивительный момент кому-то пришло в голову сравнить «Книгу зеркал» с «Ночным кино» Пессл и на российском рынке случился внезапный фурор – «Книга» заполонила инстаграмы, буктьюберы всех мастей её хвалили, отзывы посыпались как из рога изобилия. Рейтинги – тоже вещь хорошая, но сейчас не хочется говорить о рейтинге продаж или упоминаний в соцсетях. У «Книги зеркал» почти не было шансов (извините) стать той книжкой, которую не стыдно поставить на полку, потому что (опять извините) стыдно и причин тому довольно много.Эуджен Овидиу Чировици – писатель не начинающий, и мне неведомо, отчего его всё время пытаются назначить каким-то новичком в мире литературы – он издавался, хотя никакой известности эти публикации ему не принесли. Лет семь назад Чировици переехал в Великобританию, потому что его сын поступил туда в университет, там же продолжил писать и именно потому на английском (а не как почему-то думают – вдруг в голову взбрело). Просто довольно сложно писать на румынском в Великобритании – издатель просто страшно удивится, да и румынский, как вы понимаете, не совсем в Великобритании в ходу. Собственно говоря, первые шесть агентств роман отвергли и Чировици сетовал, что ему даже не стали объяснять причин отказа. Потом нашлось одно агентство, которое разглядело в сочинениях румына что-то эдакое. Что случилось дальше, объяснить с точки зрения логики тяжело, но факт остаётся фактом – 23 страны сразу купили право издать эту книжку, и даже (тут вообще особо чувствительным лучше сесть) Исландия, которая, как заботливо пишет the guardian, вообще редко что покупает до той поры, когда книжку не издадут в США или Великобритании и только потом издательство (которое, наверняка там вообще одно) принимает решение, хорошие сапоги или читайте, уважаемые исландцы, прошлогоднюю коллекцию. Так вот, да, Исландия в этом случае ждать не стала и купила права на роман ещё до его публикации в 2017 году. В Германии одиннадцать издательств боролись за право издать «Das Buch der Spiegel», во Франции таких сумасшедших было девять и шесть в Великобритании кусали локти, что не урвали право публикации первыми. В Европе книжку сравнивали не с «Ночным кино», а (наберите воздуха в грудь) с «Тайной историей» Тарт и «Тенью ветра» Сафона. Чировици в интервью после такого сказал: «Я не понимаю, что происходит, это всё так неожиданно» и это прямо моя цитата в этом месте – что, чёрт побери, происходит?Дальше много текста«Книга зеркал» состоит, собственно, из трёх зеркал, из каждого на читателя смотрит по одному рассказчику. Первый – литературный агент, которому автор по имени Ричард Флинн прислал некую незаконченную рукопись на публикацию. Агент не знает, выдумка ли всё написанное или нет, но страшно заинтригован, потому что в рукописи речь идёт про убийство известного (и реального) профессора тридцать лет назад, а кто убил – непонятно. Второй рассказчик – это журналист, которого нанимает агент, чтобы тот нашёл Флинна и выяснил, что, чёрт побери, происходит (с). В третьей части историю рассказывает полицейский, который когда-то в молодости расследовал убийство профессора, сейчас полицейский на пенсии и хоть он и слишком стар для этого дерьма, но, тем не менее, хочет достойно закрыть свой незакрытый ранее «висяк». В общем-то, задумка, разрекламированная перед продажами, была удачной – нет достоверного рассказчика (или есть? Пусть читатель выясняет), ведь очевидно, что кто-то из участников событий тридцатилетней давности нагло врёт и является убийцей. Но вот кто? Тут опять хочется процитировать Чировици, потому что непонятно, что тут вообще происходит. Можно довольно длинно расписывать, что при всех своих достоинствах (я не знаю, каких, но, допустим, они есть), роман кошмарно отредактирован даже в своём англоязычном виде и об этом написано довольно много. Пусть – российского читателя это не должно интересовать, потому что он также кошмарно отредактирован и переведён на русском. Стилистические спотыкания, конечно, простить можно – в конце концов, допустим, волшебства здесь не жди, но переводчик Александра Питчер точно добила гвоздь в крышку этой книжки. Инверсия! Ну в самом деле, для того, чтобы передать прямую речь и сделать её более «разговорной» не обязательно делать всех персонажей мастером Йода, который говорит с глаголом в финале фразы – нет, это не особенность книжки про зеркала, это особенность ВСЕХ переводов Питчер. «Не время еще. Давай здесь останемся», – скажет персонаж «Сарума», переведённого ею же. Любой. Они все так разговаривают. «Год назад, если б я Лору на ужин пригласил, она б сюда стрелой примчалась» – так говорят персонажи «Книги зеркал». Всю книгу. Все. Под конец вы можете обнаружить у себя инверсивное заболевание, где глагол в последнее место поставить будет хотеться, и это довольно сложно лечится. Другими книжками другого переводчика, например. Но куда смотрел редактор? Отсюда же вытекает общая проблема романа, отнюдь не переводческая – её отмечают читатели «Зеркал» на любом языке – все рассказчики разговаривают одинаково, они не кажутся разными людьми со своими речевыми фишками и характерами – нет. Они все одно и то же и это даже довольно зловеще, потому что имя нам легион. Все они абсолютно одинаковые, и если бы не разделение на части и не на именные ремарки, их можно было бы с лёгкостью спутать, особенно по этому глаголу в конце фразы – ой, кто это сейчас сказал? Лора или Ричард? В начале каждой главы есть любопытные затравки: «Беcедовать с покойниками я начал из-за поломанного стула» – сообщает в начале своей главы журналист. Будет ли про это что-то интересное дальше? Ответ отрицательный – там будет много всякого, но о том, как начинает свой рассказ очередной герой, автор довольно быстро забывает. Третий его рассказчик (полицейский) в начале своей истории летит в самолёте и три страницы нам рассказывают о попутчике-идиоте, который травит полицейскому несмешные анекдоты, а потом в зале прибытия его встречает блондинка в «стандартном кантри-прикиде – джинсы „Ливайс“, клетчатая рубашка, кожаный жилет и ковбойская шляпа». Для чего эта сцена? Для чего эти детали, которых в книге в каждой главе по тонне? Для чего эти джинсы «Ливайс»? Для чего этому чуваку в самолете дали даже имя? (его звали Джон Дубчек, живите теперь с этим). Терпеть в этом месте сил уже никаких нет, потому что не назвать это ужасным, кошмарным и глупым очень тяжело. Куда? Смотрел? Редактор? Где обещанное откровение о природе зла, об играх разума, о сломанном стуле, наконец? О том, как герой из рукописи поверил в Дьявола, как он заявляет в самом начале? Эти вопросы риторические. В «Книге зеркал» читатель только и следит за тем, что делает персонаж, каким лаком накрашены ногти у героини, куда кто пошёл, что сказал, как в анекдоте про чукчу-писателя. Событий здесь нет, нет прямого импульса. Проза плоская и сухая, обидная до невозможности, но отчасти гениальная по своей раскрутке. Обещанных поворотов сюжета, психологии и обманной памяти здесь просто нет, потому что всё тонет в нудном хождении вокруг да около, пустых разговорах и персонажах, одинаковых до боли. Вопрос «кто убил профессора» к финалу уже тускнеет – да какая к чёрту разница, тем более, в самом деле, убийца действительно очевиден донельзя и спасибо на том, что не является роялью из куста. Игры с памятью здесь пройдут пунктиром – вроде как они были, но очевидно, что психология для автора такая же загадочная тема, как и писательство. Что ж, бывает.Один из отзывов румынского читателя на goodreads кончался как-то так: вторую звезду я дам ему только потому, что он румын и я ему желаю счастья и популярности. У парня лучший отзыв, что я читала, поэтому – что поделать, вот тебе четыре на погоны.

К редактору журнала попадает заявка на роман некоего Ричарда Флинна, который автор предлагает для последующей публикации. В ней автор рассказывает историю о произошедшем двадцать восемь лет назад убийстве известного профессора-психиатра Джозефа Видера, расследование которого так и не было завершено. Рукопись Флинна обрывается на самом интересном месте, заканчиваясь заверениями автора, что он-де прольет свет на это запутанное дело. Отправившись на встречу с автором, редактор узнает, что этот человек скончался, а продолжение рукописи исчезло. Заинтригованный её содержанием, он нанимает журналиста Джона Келлера, чтобы тот проверил изложенные факты, выяснил, что там произошло дальше и, если понадобится, сам дописал этот роман. В результате выясняется, что реальные факты не всегда совпадают с историей Флинна, и он, по всей видимости, привнес в свой роман слишком много фантазии. Но эта история убийства производит на журналиста такое гнетущее впечатление, что он, не доведя до конца, бросает расследование, и, назвав эту историю проклятой, отказывается работать над её завершением.Его эстафету подхватывает бывший полицейский Рой Фримен, с которым на каком-то этапе расследования встречался Келлер. Когда-то он вел дело об убийстве Видера, но по различным обстоятельствам закончить его не смог. Теперь он на пенсии, у него начинающийся Альцгеймер и он хочет под конец жизни совершить что-нибудь стоящее, раскрыв это преступление. И в конце концов он докопается до истины, не без помощи Deus ex machina, а для нас это окажется уже третьей версией событий, произошедших без малого тридцать лет назад в одном из американских университетов.По всей видимости, автор хотел донести до нас мысль, что герои его романа, как и все люди, не только видели и запоминали одинаковые события по-разному, но и были способны подменять в воображении реальные события выдуманными. Идея, безусловно, богатая, но мне показалось, что непосредственно в его истории, по крайней мере часть персонажей просто лгали или впадали в выгодный им самообман. Что же касается бедного Ричарда Флинна, то здесь речь идет не о способности разума подменять и расцвечивать воспоминания, а о создании им на пороге смерти художественного текста, в котором он постарался воплотить свои мечты в реальность. И, кстати, больше всего мне не хватило в «Книге зеркал» именно этой концовки романа Ричарда. Очень хотелось узнать, как он развернул и объяснил те события, об истинной подоплеке которых он знать не мог. Автор сам признается, что текст его романа подвергался многократной переработке, в ходе которой, как мне кажется, он «выплеснул с водой и ребенка», то есть потерял или сознательно принес в жертву некоторые сюжетные ходы, связанные непосредственно с линией работы профессора над книгой в области гипноза и наведенных воспоминаний и истории с её черновиком. Роман о загадках человеческого сознания превратился в роман о загадке криминального расследования, что в общем тоже неплохо, но пообещали-то больше. А так получился неплохой занимательный детектив, с которым приятно скоротать вечер, но без изюминки.