Глава 1
В пятницу Вера пришла домой раньше обычного и открыла дверь своим ключом. Вернулась как раз вовремя, чтобы застать своего мужа Марата и соседку Аську в самой недвусмысленной позе. Так они втроем и застыли: Вера с ключами в руке у входной двери, Марат на диване и едва одетая Аська на Марате.
Муж молчал. А что тут скажешь?
Вера тоже не сумела выдавить ни слова. Прямо в обуви прошла на кухню, захлопнула за собой дверь, швырнула на стол сумку и упала на табурет возле окна. Сердце колотилось, не давая вздохнуть, в голове гудело, ладони были ледяные и влажные. Хотелось выскочить из дома и бежать отсюда куда подальше, но она не могла. Не было сил.
Вдобавок в коридоре мыла полы соседка – Лидия Адольфовна, которая почему-то недолюбливала Веру и к тому же обожала почесать языком. Если она сейчас выбежит из квартиры, та сразу сообразит – что-то неладно, и немедленно разнесет новость по всему дому. Только пересудов сейчас и не хватало.
Хотя в их доме и без стараний Лидии Адольфовны трудно скрыть что-либо. Это была малосемейка, построенная в семидесятых, с лязгающим, вечно ломающимся лифтом, длинными темными коридорами и дверями по обе стороны. Жили здесь, как в аквариуме, на виду у соседей. Ругаться, мириться, любить и ненавидеть следовало по возможности тихо, чтобы не информировать невольных зрителей и слушателей о подробностях личной жизни.
К сожалению, это мало кому удавалось. Железные двери, которые ставили некоторые жильцы в надежде спрятаться от чужих глаз, не спасали: стены-то все равно картонные.
Квартирки в доме имелись только однокомнатные, но зато двух видов – большие и маленькие. Те, кому повезло жить в «больших», шиковали на шестнадцати квадратах. Прочие, в том числе и Вера с Маратом, довольствовались одиннадцатью. Плюс кухня, коридор в виде крохотного пятачка и совмещенный санузел.
Квартира просматривалась сразу и навылет. У Веры просто не было шансов не заметить своего блудного мужа с Аськой. Вошел в квартиру, не слишком широко шагнул вперед – уперся носом в перегородку между кухней и комнатой, а плечом – в дверь туалета с ванной. Повел глазами влево – кухня, вправо – комната. Вот и все хоромы.
Но и этому жилищу они с Маратом радовались – свое, не съемное! Мечтали о большем, строили планы по расширению. И продолжали бы мечтать, строить и радоваться, если бы не сегодняшняя сцена. Нелепая случайность, из которых, если подумать, и состоит жизнь.
Сегодня в библиотеке, где работала Вера, закончилась проверка фонда. Длилась она всю неделю и, слава богу, осталась позади. За эти дни девушка вымоталась до предела, застревала на работе на два, а то и три часа сверхурочно, но кто эти часы считает? Заплатят обычный минимум, даже премии не жди.
Однако о грустном не думалось.
Во-первых, по случаю завершения проверки сотрудников отпустили пораньше. Скоро, думала Вера, спеша с работы, должен вернуться Марат. Можно сходить куда-нибудь. Или просто посидеть вдвоем дома, расслабиться, выпить вина, скачать с Интернета какой-нибудь фильм.
Во-вторых, с понедельника у нее начинался очередной отпуск. Муж тоже взял две недели, и они мечтали рвануть к морю.
В-третьих, в потайном карманчике сумки лежали немалые деньги. Восемнадцать с лишним тысяч отпускных, да еще Аня долг отдала, а ведь держала без малого год. Итого двадцать восемь – огромная сумма по меркам Веры.
Жизнь была прекрасна и удивительна. Самая лучшая, самая светлая пора – конец весны, начало лета. Выходя из лифта, Вера улыбалась в предвкушении приятного вечера. Кто ж знал, что ее ожидало дома!
Она сидела на табурете и смотрела перед собой невидящим взглядом. Хотелось заплакать, но почему-то не получалось. За закрытой дверью кухни слышались возня и нервные перешептывания. Один раз что-то с глухим стуком упало, Марат споткнулся о ножку дивана и громко чертыхнулся. Наконец дверь за Аськой захлопнулась.
Марат зачем-то метнулся в ванную, включил воду, через минуту выключил ее и снова вернулся в коридор. Потоптавшись в прихожей, видимо, сообразил, что Вера отлично видит его через прозрачную кухонную дверь и вошел.
– Вер… Как-то глупо все…
Он мучился, оттого что не знал, как выбраться из неприятной ситуации. Ждать, когда муж сформулирует свою мысль, Вера не стала. Рывком поднялась со стула и шагнула к двери, оттеснив Марата в сторону.
На миг в большом зеркале прихожей мелькнуло их общее отражение.
Им часто говорили, что они похожи, как брат с сестрой: темноволосые, темноглазые, худощавые и тонкокостные, почти одного роста – Вере до метра семидесяти не хватало трех сантиметров, а Марат на сантиметр перерос этот рубеж.
– Вер, – опять затянул муж, пряча глаза, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Она, не оборачиваясь, бросила:
– Да, Марат, теперь точно знаю, – вышла из квартиры и пошла по коридору к лифту.
Справа открылась коричневая дверь, пахнуло густым ароматом мясного варева. За дверью проживала «тихая» таджикская семья из двенадцати человек. Интересно, как они там помещаются, всегда недоумевала Вера. Может, спят и едят по очереди? Сейчас из квартиры дружным роем выкатывались один за другим разнокалиберные дети от трех до шестнадцати, круглоголовые, черноволосые, черноглазые и горластые. Самого маленького мать несла на руках. Вся эта гвардия вознамерилась забраться в лифт, так что Вера сочла за лучшее спуститься пешком.
Она быстро шла вниз по лестнице. Один пролет, другой, третий… Нельзя сказать, что поступок Марата разрушил ее идеалы и попрал веру в людей. Конечно, Вера продолжала, несмотря на близость тридцатилетия, верить в любовь. И считать, что любит своего мужа, пусть не так пылко и исступленно, как в романах, но все же достаточно, чтобы оставаться вместе и получать от этого удовольствие.
Однако прожив двадцать два года в общежитии швейников, потом два года мыкаясь по съемным квартирам, а последние три проведя в малосемейке на улице Северной, трудно удержать на носу розовые очки. Волей-неволей приходится замечать вещи, о которых не пишут в классической литературе.
Остается либо принять жизнь во всей ее красе и безобразии, либо решительно противопоставить себя ей. Вера не была ни идеалисткой, ни революционеркой, поэтому предпочла первое.
Умом она сознавала, что Марат, возможно, изредка погуливает на стороне, хотя особых поводов сомневаться в своей верности муж не давал. Так, кое-какие штришки и приметы, на основании которых, если очень постараться, можно сделать далеко идущие выводы. Но стараться и разоблачать Марата Вера не стремилась. Она наивно принимала тезис о полигамности мужчин, полагая, что против природы не пойдешь. И вместе с тем умудрялась вполне искренне верить, что Марат любит ее и они всегда будут вместе. Вот такая двойная философия! Мелкие же интрижки, если они и есть (а может, ничего такого и нет!), не навредят их отношениям.
У Веры не было других родственников, кроме мужа. И свое будущее она видела только совместным с Маратом: общий дом, общие дети, поездки, интересы, желания, старость.
Его предательство, да еще такое явное, не оставляющее сомнений, не дающее даже крохотной надежды, что все неверно истолковано, выбило почву из-под ног. В глубине души она понимала, что жалеет о вскрывшейся правде. И презирала себя за собственное малодушие.
Недавняя сцена поставила обоих в затруднительное положение. Теперь у Марата нет шансов половчее соврать, а у Веры не получится сделать вид, что ничего особенного не случилось. Больно, обидно и совершенно ясно, что жить, как раньше, не получится.
На первом этаже, проходя мимо почтовых ящиков, она заметила, что в их ящичке что-то белеет. Газет они не выписывали, писем не получали. Это не мог быть рекламный мусор: в остальных ящиках, большей частью не запертых, было пусто, а рекламу обычно раскладывали всем.
Она, будто взломщик, попыталась открыть ящик без помощи ключа. Вскоре все получилось, и в руках у нее оказался официального вида конверт с письмом на имя Веры Владимировны Андреевой.
«Может, что-то выиграла?» – глупо подумала она.
Но в конверте оказалось совсем другое.
Администрация Владимирского района повторно уведомляла гражданку Андрееву о необходимости лично явиться и оформить необходимые документы для вступления в права собственности на землю и дом в деревне Корчи, а также оплатить сборы и долги в фонд сельского поселения.
Повторно – это потому, что пару лет назад Веру уже ставили в известность: со смертью дедушки по отцовской линии она является единственной наследницей имущества. Старик умер, не оставив завещания, и дочь его единственного (ныне покойного) сына, наследовала все по закону.
Большого значения этому девушка тогда не придала. Дело в том, что после смерти Вериного отца мать не общалась с родственниками мужа. Прервала всяческие контакты, даже на Новый год не поздравляла. А поскольку овдовела, когда дочь была совсем крошкой, то ни бабушки, ни дедушки Вера никогда в глаза не видела.
Кроме того, мать буквально заклинала ее ничего от них не принимать, о наследстве забыть и в деревню с дурацким названием Корчи не ездить. К тому же вскоре после получения того письма мама заболела и, промучившись несколько месяцев, умерла. Вере стало не до ненужного дома. И вот сейчас он напомнил о себе вновь.
– Веруня, привет! – окликнули ее.
Она обернулась и увидела свою подругу Свету, которая волокла за руку упирающуюся девчушку – трехлетнюю дочь Ксюшу.
Света была похожа на располневшую куклу Барби. В области талии, живота и бедер – многочисленные валики и складочки, бесстыдно подчеркнутые открытыми кофточками, топами в обтяг, облегающими платьями и брюками «в облипочку», до которых подружка была большая охотница. На круглых белых плечах сидела головка с кукольным личиком: огромные голубые глазищи, маленький носик, губки бантиком, блондинистые локоны до плеч. От нее всегда крепко пахло сладковатыми духами, заказанными по каталогу «Эйвон». Их названия Вера никак не могла запомнить.
– Ты чего тут? Да отцепись от подоконника, Ксюш! Письмо получила?
– Привет, – рассеянно откликнулась Вера. – Да, получила.
– Нет, посмотрите на нее, а! Балбеска! Всю дорогу мозги выносила. Полдня из садика дойти не можем, Вер! То тут застрянет, то там. Встанет, главное, и стоит, смотрит, как баран на новые ворота! – тараторила Светка. Наткнулась взглядом на опрокинутое Верино лицо, нахмурилась и спросила:
– А ты чего… такая?
– Какая?
– Не знаю… Тихая. Что случилось?
За три года знакомства Вера привязалась к Светлане. Это была простая, искренняя, независтливая и добрая девушка. Вся ее жизнь, подробности которой Свете и в голову не приходило скрывать, была у Веры как на ладони. Она знала, чем подруга лечит свои женские болячки, из-за чего ругается с мужем и сколько тот зарабатывает.
Сама Вера по натуре не склонна была откровенничать с людьми, но тоже частенько делилась со Светой горестями и радостями. Они нередко отмечали семьями праздники, ездили на пикники, забегали друг к дружке на чаек, ходили по магазинам. Вера охотно соглашалась посидеть с Ксюшкой, а охочая до рукоделия Света вязала им с Маратом шарфы, носки и варежки.
Сейчас подруга озабоченно смотрела на Веру, неподдельно волнуясь и пытаясь угадать, что произошло. От того, что есть на свете человек, которому небезразличны ее беды, защипало в глазах. Подступили слезы, которые никак не желали пролиться дома.
– Так, кое-что произошло, – Верин голос задребезжал и надломился, и, услышав эти жалкие звуки, она почувствовала себя такой несчастной и одинокой, что закрыла руками лицо и заплакала.
От неожиданности Ксюша перестала шалить, оторвала пухлые ладошки от подоконника и раскрыла рот, готовясь поддержать тетю Веру собственным ревом. Мать коротко глянула на дочь и легонько покачала головой. Ксюша реветь передумала, тихонько подошла поближе к матери и встала рядом. Светлана кинулась к подруге, обхватила ее за плечи и стала подталкивать к лифту, приговаривая:
– Вер, да что случилось? Что ты… Ну, ладно, все, все, тише.
– Да не пойду я домой, – стала вырываться Вера – Что ты меня тащишь!
– Ко мне пойдем, ко мне, Верочка! Тут люди кругом. А у меня… Мой в командировке, мы с Ксюшкой одни. Посидим, успокоишься. Пошли, пошли.
Вера поняла, что именно это ей сейчас и нужно: выплакаться, выговориться, выпить – самая лучшая психотерапия для нашего человека. Она позволила Свете увлечь себя к лифту. Тот приехал на удивление быстро и с кряхтением и скрипом повез маленькую компанию на восьмой этаж.
Глава 2
Через полтора часа подруги сидели на бело-голубой Светланиной кухне. В прошлом году Марат помогал ее мужу Витьку с ремонтом, и они вдвоем ничуть не хуже бригады приезжих умельцев побелили потолок, наклеили обои и постелили линолеум. А Света и Вера, взяв Ксюшку на прицеп, тем временем носились по магазинам, дотошно выбирая мелочи: занавески, светильники, клеенку, посуду и разделочные доски в тон.
Ксюша самолично приобрела перечницу и солонку в виде белой кошки с котенком, и теперь фарфоровое кошачье семейство сидело на столе и равнодушно взирало круглыми нарисованными глазами на Верино несчастье.
За окном с голубыми занавесками клонился к закату день. Люди спешили по своим делам, тащили сумки с продуктами, парковали машины, ныряли в подъезды, чтобы не покидать домов до завтрашнего дня, загоняли туда детей, которые упорно не желали покидать песочницы и качели. Жизнь продолжалась.
На столе перед подругами стояла тарелка с нарезанной неровными кружочками колбасой, селедка в пластиковой таре, сыр, картошка в большой миске, сладкие перцы вперемешку с огурцами, хлеб, деревенское сало на блюдечке. А еще томатный сок в пакете и на треть пустая бутылка водки. Накормленная Ксюша смотрела телевизор в комнате.
Подруги раскраснелись, Светку слегка повело. Вере же пережитое потрясение никак давало опьянеть и расслабиться.
Загудел Верин мобильник.
– Во, опять он! – с набитым ртом констатировала Света.
– Угу, – подтвердила Вера, глянув на экран. – Не буду брать.
– Не бери, не бери. Пусть понервничает. Смотри-ка, запрыгал, козел! Вер, что…
– А, ладно, – прервала подругу Вера, – давай лучше выпьем. Не берет и все, водка какая-то непьяная.
Света наполнила простенькие граненые рюмки, долила в стаканы сок.
– За нас с вами и хрен с ними, – провозгласила она.
Выпили.
– Мам, иди сюда, мультик кончился, – позвала Ксюша.
– Иду, иду! – Света унеслась менять диск.
Послышались громкие голоса: Светлана уговаривала дочь посмотреть «Простоквашино», а та ни в какую не соглашалась ни на что, кроме «Чип и Дейл спешат на помощь».
Вера встала и прошла в ванную. Включила воду, ополоснула лицо и грустно посмотрела на себя в зеркало. Милая симпатичная девушка: тонкие ровные брови, большие глаза, прямой нос, аккуратный подбородок – только выражение тоскливое, как у побитой дворняжки.
Она придирчиво пригляделась и решила, что пора подкрасить корни. Вера окрашивала волосы со школы. Природный цвет был светло-русый, невыразительный, «пыльный». В таких случаях девушки традиционно становятся блондинками всех мастей, однако она выкрасилась в брюнетку. И не прогадала. Темно-карие глаза сразу стали казаться больше и выразительнее, лицо приобрело законченность, исчезла расплывчатость черт. Даже мама, которая поначалу возражала против идеи красить шевелюру в столь нежном возрасте, вынуждена была признать, что дочь похорошела.
Вера вытерла лицо полосатым махровым полотенцем. Что делать? Боль в груди не отступала, решение, как жить дальше, не находилось. Она вздохнула и вернулась на кухню.
Света уже была там. Из комнаты доносились бодрые звуки песенки спасателей: судя по всему, победила молодость, Ксюша отвоевала право наблюдать за приключениями грызунов. Вера села к столу и увидела на экране телефона очередной пропущенный вызов. Марат не сдавался.
– Ни один наших слез не стоит, вот ни один! Все они сволочи! – в сердцах сказала Света. Задумалась о чем-то своем и, не дожидаясь Веры, опрокинула рюмку, со стуком поставив ее на стол.
Про сволочей Светлана Сюкеева знала немало, причем на собственной шкуре. Ее муж Витек, водитель с ликеро-водочного завода, лично преподал жене немало веских уроков.
Были они из одной деревни, приехали в город в поисках работы, потому как на селе с этим туго. Светлана, окончившая педучилище, быстро устроилась в детский садик. Витек пошел крутить баранку. Родилась Ксюша. Когда дочке исполнилось полтора года, Светка вышла на работу, пристроив дочь в свой садик. Получилось удачно – душа спокойна, что ребенок под присмотром, и деньги в семье нелишние. Квартиру на Северной они сначала снимали, потом выкупили по ипотеке. Теперь большая часть семейного бюджета перетекала в банк.
Витек трудился на своей «ликерке», считался неплохим работником и вообще хорошим парнем. С женой они жили неровно. Вроде и деньги Витек приносил, и по дому мог помочь, и ремонт своими руками делал, и жену с дочкой любил.
Но несколько раз в году в нем играло ретивое. Ипотека, прочнее любых уз связавшая его судьбу с судьбой Светы, накинула петлю на бесшабашную веселую жизнь. И иногда этот узел так давил на шею, так туго затягивался и перекрывал кислород, что Витек рвался прочь и зверел.
Уходил в загул, начинал пить литрами. Делать этого тихо и пристойно не умел, и окружающим, а в первую голову – жене, становилось попросту жутко. Детина ростом под два метра, с кулаками размером со средний вилок капусты, Витек легко прошибал стены, выбивал окна, швырял и крушил мебель и посуду. Исступленно матерился, ревел дурным голосом, говорил бедной Свете гадости, несколько раз избивал так, что она ходила в синяках и лечила почки.
Все это, естественно, на глазах у ребенка. Правда, дочь не обижал, как бы пьян ни был, за что Света была благодарна ему иррациональной благодарностью. Бывало, Витек не ночевал дома, и жена ночи напролет рыдала, потому что была уверена, что муж с другой женщиной. Она страшно его ревновала, хотя и знала, что эти пьяные измены на отношение к ней не влияют, и жену он ни за что не бросит.
О разводе Света не помышляла. Всплески его пьяной дурной энергии прощала с истинно русской покорностью, которая давно уже стала особенностью национального характера и которую не способны вытравить ни американские фильмы, ни вошедшие в жизнь новые технологии, ни статьи продвинутых журналистов, ни призывы феминисток. Света понимала и внутренне принимала мужнины метания, не задумываясь о том, что ей-то, в сущности, живется не легче. Только вот женщины не могут позволить себе ни загулов, ни послаблений.
Выпустив пар, протрезвев и отгулявшись, Витек становился покорным и кротким, трогательно просил прощения, клялся, что это в последний раз (хотя оба прекрасно знали цену таким клятвам). Будь Света более рассудительна, вдумчива и склонна к анализу, она понимала бы, что с годами загулы будут становиться чаще, а промежутки между ними – короче. Что бурные семейные сцены не проходят бесследно для психики маленькой Ксюши. Что Витек, каждый раз обретая прощение, начнет наглеть, позволять себе все больше, и в своей склонности к разрушению заходить все дальше.
Однажды Света сказала Вере с наивной прозорливостью: «Если бы я задумалась о том, как живу, то, наверное, пошла бы и повесилась. Но я не задумываюсь и поэтому живу хорошо». В этом была вся она.
История подруги, по правде говоря, не произвела на нее большого впечатления. Увидев Веру в слезах, она поначалу испугалась, подумала, случилось что-то непоправимое, ужасное. Например, рак или СПИД.
Но поняв, что произошло, успокоилась. В ее понимании, случай был пустячный. Она, разумеется, сочувствовала Вере и негодовала по поводу поведения Марата, но в глубине души не считала случившееся поводом для сильного расстройства. Ну, изменил мужик, ну, привел бабу. Но ведь не заявил, что любит другую и собирается разводиться! Из дому не гонит, наоборот, звонит, прощения хочет попросить. Света была уверена, что все у подруги наладится, и не собиралась подливать масла в огонь. Мудро рассудив, что если мириться все равно надо, так зачем долго друг друга терзать, она начала исподволь подталкивать Веру к мысли о прощении.
– Смотри, опять названивает! Настырный! Вер, а может, это она его соблазнила? Такое сплошь и рядом! Сучка не захочет – кобель не вскочит. А эта стерва белобрысая та еще тварь! Раскрутила мужика, а они ведь, сама понимаешь, слабые! – Света выразительно округлила глаза и отправила в рот кусок колбасы.
– Почему белобрысая? – прервала Светкин поток сознания Вера. – Она же рыжая!
– Кто рыжая? – опешила Светка.
– Аська, кто еще! Он же с ней был. Или ты… – Вера замолчала, сообразив, в чем дело.
В разговоре подруги называли разлучницу не иначе как «эта шлюшка», уверенные, что имеют в виду одну и ту же девицу.
– Вот черт, – пробормотала тоже разобравшаяся, что к чему, Света.
Зато теперь решение нашлось.
Одну женщину, может быть, действительно, случайную слабость, помноженную на хищный характер любовницы, Вера могла бы Марату простить. Помучилась бы сама, помучила его, чтоб неповадно было, но в итоге простила. Слишком многое их связывало.
Теперь все изменилось. Это уже, как говорится, другой компот.
Помимо рыжей Аськи имелась, оказывается, белобрысая Оксана! С ней Марат, как выудила Вера из окончательно растерявшейся простодушной Светы, встречался около полугода назад. Причем регулярно: та многократно заставала его возле Оксаниной двери (Сюкеевы жили в соседней квартире). Светлана молчала, чтобы не расстраивать подругу.
Логично предположить, что до Оксаны у Марата были другие пассии – разнокалиберные, разновозрастные, с волосами всех цветов и оттенков. Похоже, все эти годы в Вериной семейной жизни незримо присутствовала дублерша. Стало противно и тошно. В прямом смысле. Вера вскочила, выбежала в ванную, и ее вырвало.
Пока за стенкой лилась вода и слышались характерные звуки, Света костерила себя последними словами. Сама того не желая, усугубила ситуацию настолько, что положительный исход не предвиделся. Она была не из тех людей, про которых говорят «сделал гадость – вот и радость», ей искренне хотелось все исправить.
Она протянула руку к Вериному телефону, чтобы набрать Марата. Рассуждала просто: пусть человек подготовится к разговору с женой, придумает оправдание, попросит прощения, купит цветы или подарок. Но не успела взяться за телефон, как в дверях показалась зареванная Вера. Света поспешно отдернула руку.
– Можно я у тебя переночую? Не могу его сегодня видеть, – горло саднило, голос звучал хрипло.
– Что ты спрашиваешь! Ночуй, конечно!
– Если это неудобно, скажи.
– Перестань! – возмутилась Света. – Мы с Ксюшкой на диване ляжем, а ты в ее кресле отлично поместишься!
– Спасибо, – слабо улыбнулась Вера.
Света бросилась стелить постели, и она осталась одна. Повертела в руках замолчавший мобильник, нашла номер Марата, изменила «Любимый» на «Бывший муж» и выключила телефон.
Когда вошла в комнату, Света и Ксюша уже лежали в кровати. Малышка возилась, что-то лопотала, требовала Мишутку. Света вполголоса отвечала, уговаривала закрыть глазки, сердилась, объясняла, что Мишутке с ними в кроватке будет тесно, он слишком большой и толстый, а под конец пригрозила выкинуть «драного медведя» с восьмого этажа. Ксюша обиженно засопела и мигом заснула. Вскоре и Света, устав от пережитых волнений и выпитой водки, тоже крепко спала.
Вера слушала их возню, потом слаженное сонное дыхание, и до слез жалела себя. Конечно, у Светки жизнь не сахар, но все-таки у нее есть дочка. А у нее теперь вообще никого нет.
И ведь только-только все устоялось, наладилось! Они с Маратом стали всерьез задумываться о детях. На море планировали поехать. Вот тебе и море!
Что дальше? Даже если отбросить мысль, что ее предали, растоптали, наплевали в душу, то никуда не денешь тот факт, что снова надо начинать с нуля. Встречаться с кем-то другим, притираться, строить новые планы…
Мысли о том, чтобы навсегда остаться одной, Вера не допускала. Не думала на манер Тоси из «Девчат», что одной лучше – хочу халву ем, хочу пряники. Понимала, что не сможет так жить. Она принадлежала к числу женщин, которым непременно нужно вить гнездо, заботиться о ком-то и чувствовать тепло в ответ. Без этого жизнь казалась пустой и бессмысленной. В последнее время Вера часто представляла себя беременной, думала, какие у нее будут дети, радовалась, что ей достался такой положительный муж – не пьющий, не бьющий, не гулящий.
Да, с последним качеством вышла промашка. Вера повернулась на другой бок и вздохнула. Как он мог? Чего ему не хватало? Ведь и не ссорились почти, и в постели все было нормально. Спортивный интерес? Азарт? Испорченность натуры?
В полной мере осознать и оценить случившееся еще предстояло, а пока она испытывала шок. Вера читала, что даже после самой страшной раны человек в первые минуты ничего не чувствует. Боль приходит и ослепляет позже, когда ощущения возвращаются в полной мере…
Она думала, что ни за что не уснет. Сон и в спокойном-то состоянии приходил к ней не сразу, она могла подолгу лежать и таращить глаза в темноту, слушая гудение лифта, кашель и скрип половиц в соседних квартирах, звуки подъезжающих к подъезду автомобилей, писк сигнализации. Однако истрепанные нервы требовали отдыха, да и усталость взяла свое.
Проснулась Вера рано, в начале седьмого. Стараясь не шуметь, прошла в ванную, долго стояла под душем, выдавила из тюбика пасту прямо на палец и кое-как почистила зубы.
В районе желудка застыл противный холодок, как это обычно бывало перед экзаменом, и она постаралась занять себя чем-то, сосредоточиться на привычных вещах. Плотнее прикрыла обе двери, прибралась на кухне, устранив следы вчерашнего застолья. Приготовила завтрак: пожарила яичницу с остатками колбасы и сыра, заварила чай, намазала маслом хлеб. На часах было уже почти восемь, когда в кухню выползла сонная растрепанная Светка.
– Привет! – зевнула она. – Ой, каждый раз бы так просыпаться: завтрак готов, все сверкает.
– Доброе утро. Давай умывайся и садись. Ксюша спит? – Вера говорила непринужденно-бодрым чужим голосом.
– Без задних ног, – отозвалась Света уже из ванной. – Раньше девяти не встанет.
Завтракали тихо. Молчали каждая о своем. Светлане нужно было заняться уборкой, сходить на рынок – затарить холодильник на неделю вперед. Вечером должен приехать муж, и она собиралась приготовить что-нибудь вкусненькое. Света вынырнула из привычных размышлений и виновато посмотрела на Веру: вот у той заботы так заботы!
– Вер, – несмело позвала она, – ты как? Спала хоть?
Она поставила чашку на блюдце, отложила бутерброд.
– Да, как ни странно.
Света помолчала, потом рискнула повторить первую часть вопроса.
– А вообще-то ты как? Отошла?
– Нормально, не переживай. Дело житейское, – бледно улыбнулась Вера и махнула рукой.
Света осторожно перевела дух. Может, еще и утрясется. Помирятся.
– И чего ты надумала?
– Тут и думать не о чем, Свет. Развод и девичья фамилия. Даже проще: мы же официально не женаты. Пусть катится со своими бабами.
– Как?! Да ты что! Не руби с плеча, Вер! Всякое бывает, нельзя вот так, сразу! Надо успокоиться, все обдумать, – она лепетала обычные в таких случаях слова и видела, что эти банальности отскакивают от подруги, которая все для себя решила.
– Ладно, Светик, начну собираться. Время уже… – Вера покосилась на часы, – почти девять.
– Сиди, не торопись!
– У тебя своих дел полно, и так со мной второй день возишься. Неудобно.
– Неудобно трусы через голову надевать, а здесь чего неудобного? Оставайся, сколько надо! – Света говорила горячо и торопливо. В глубине души ей было стыдно: если честно, дел и в самом деле выше крыши и гостья уже некстати. Мыслями Света была в заботах по уборке, готовке, встрече любимого мужа.
Вера уловила настроение подруги, на ее месте она чувствовала бы то же самое. Подруга подругой, а семья есть семья.
– Нет-нет, Свет, пойду. Рано или поздно нам придется поговорить с Маратом. Только косметичку дай, а то я все дома оставила, лицо нарисовать нечем.
– Конечно, бери, что надо! – Света притащила из ванной объемный, доверху заполненный сундучок. Поковырявшись в залежах засохших румян, пустых тюбиков помады и рассыпавшихся теней, Вера отыскала относительно новую тушь, пудру и блеск для губ. Хватит, не на дискотеку.
– Тут у меня свалка, старье выкинуть некогда, – виновато улыбнулась Светка, занявшись посудой. – Вот говоришь, развод. Но вы так давно вместе, как же ты…
– Как-нибудь. Не пропаду, не бойся. Крыша над головой есть, а там посмотрим. Он пускай к мамочке переезжает. То-то она обрадуется.
Вера поморгала накрашенным правым глазом и принялась за левый.
После смерти матери она продала их комнату в общежитии. Комната была большая, ухоженная, поделенная гипсокартонной перегородкой на две части, с новым окном и дверью. Даже душевая кабина имелась!
Покупатели нашлись моментально. Добавив денег, они с Маратом сумели приобрести пусть небольшую, но изолированную квартирку. Недостающую сумму пришлось взять в кредит, который на себя оформляла опять-таки Вера. Платили они его с двух своих зарплат, экономили, выкручивались и три месяца назад досрочно погасили долг.
Квартиру оформили на имя Марата. Решили, так будет проще. Все равно оба знают, что жилье общее. И хотя по документам получалось, что хоромы на Северной – собственность мужа, а Вера там просто зарегистрирована, она была уверена, что он добровольно отдаст и перепишет на нее квартиру.
– Ну, все, – Вера напоследок изучила свеженакрашенные глаза и губы в маленьком зеркальце и захлопнула пудреницу.
Попрощаться как следует не удалось – проснулась Ксюша, причем сильно не в духе. То ли недоспала, то ли переспала. Залезла к матери на руки, уткнулась носом в ее шею. На призывы сказать «пока-пока» не отреагировала, в ванную идти умываться не пожелала.
– Ладно, воюйте. Спасибо за все, Светик.
– Брось! Но ты подумай еще разок, Вера, – завела было подруга, поглаживая дочку по спинке. Вера мягко перебила:
– Девчонки, я побежала, – чмокнула Свету в щеку, Ксюшу куда-то в район затылка и ушла, прикрыв за собой дверь.
Светлана грустно смотрела ей вслед.