Крысолов

Володя вышел прогуляться. И всем показать, какой он красивый в новых куртке и штанах защитного цвета – прямо как солдат с картинки!

Гулял весь день, гордо глядя в лица знакомым и незнакомым прохожим. То, что камуфляж был охотничий, Володя не знал.

Стоял мороз, но термоноски, штаны и куртка грели. Спасибо соседям, которые в связи с переездом подарили их Володе.

Дорожки были подметены, посыпаны солью и влажно блестели. И звали Володю. Он даже забыл зайти домой на обед и ужин.

«Хорошо, – говорил про себя Володя. – Зима».

Вечером пришло время, как всегда, повернуть в Парк. Володя любил гулять в Парке, когда темнеет.

Когда темнеет, небо и, казалось бы, привычные деревья преображаются. Вчера так, сегодня по-иному – ни разу не повторяясь. Каждый закат рисовал свою картину, и Володя их запоминал. Мог вспомнить, какие краски текли по Парку два или три года назад.

А ближе к ночи в Парке тихо, спокойно. Фонари вдоль дорожек дрожат свечками. Исчезают, перестают встречаться бегуны и просто гуляющие. Никакой суеты.

Володя брёл по тропинке вдоль речки. К январю её русло превратилось в белый овраг под конвоем сосен. Утки, Володины друзья, мигрировали на незамёрзшие участки.

Володя вдруг услышал кое-что не вписывающееся в вечернее безмолвие.

Среди верхушек сосен плыла мелодия. То затихая, то заливаясь в полную мощь… Свирель или дудочка. Что-то в ней цепляло. Или вернее – царапало.

Володя решил разведать. Это чья-то колонка? Телефон?

Тропинка вела прямо к источнику. С каждым пройденным деревом мелодия расцветала всё громче и затейливее…

«Стой!» – приказал себе Володя. И даже выставил руку вбок, будто преграждая путь кому-то. Сердце забилось как подстреленное.

Между сосен вереницей по сугробам шли четверо.

«Артисты?» – не понял сперва Володя.

Впереди на блестящей дудке играл эту самую мелодию Дудочник в обтягивающем трико из прямоугольных красно-сине-жёлто-зелёных заплат. Голову его венчала шляпа с аистиным пером.

Второй была маленькая Девочка В Сарафане в клетку, с мишкой и в красных колготах. За ней следовал Серьёзный Мальчик, такой же маленький, шагавший как солдат – кулаки сжаты, корпус вперёд. Замыкала шествие совсем Большая Девочка в толстовке, лосинах и тапках.

Дудочник дрыгал в танце тонкими ножками, вскидывая коленки аж до подбородка. Шёл он легко, вприпрыжку, под наст не проваливаясь – хотя был больше всех детей. А дети иной раз ползли сквозь сугробы, как приклеенные взглядом к его согнутой спине. Торопились, старались не отстать, выпутаться из веток или толщи снега.

Он вёл их к речке. В темноте над ней что-то светилось. Мигающее бело-оранжевое пятно поверх полыньи. Лёд вокруг зеленел… В том берегу был закопан каменный коллектор. Иногда он испускал пар, и оттуда пахло тухлятиной.

Володя решал, что же ему делать.

Ему всё сильнее не нравилось то, что он видел. Бежать к охране? Позвать на помощь? Спросить, почему здесь неодетые дети со странным человеком ночью? Только бы его поняли!..

Володя похолодел. Он осознал, чем его так встревожила мелодия. Он никак не мог в неё вслушаться. И не мог запомнить – хотя запоминал любые мелодии с первого раза, реже со второго. И даже просто звучание инструмента. Он до сих пор помнил перебор струн с музейных гуслей.

Мелодия Дудочника была как музыка из сна. Которая веселит, зачаровывает, но начисто стирается при пробуждении.