000
ОтложитьЧитал
Глава 77
За две недели до свадьбы, когда все приглашения были вручены, Иван подошёл к Наде со словами:
– Надя, извини, но я не могу не пригласить тебя на свадьбу, хотя и понимаю, что ты не придёшь – сам бы я не смог.
– Спасибо за понимание, я не приду.
Иван молча и еле заметно покачал головой, как бы подтверждая, что иного он и не ожидал. Несмотря на то что он был абсолютно уверен в том, что она не придёт, он долго мучился – приглашать её или нет.
Его сомнения проистекали из её явно противоречивого поведения. Когда-то давно, даря ему свою фотографию, она на обороте карточки предлагала ему свою дружбу. И всё это время она не переступала границ дружбы, потом она встретила Игоря. Какие неприглядные поступки совершил за это время её «друг»? Друг решил жениться, но разве это может быть поводом для обиды? В чём же виноват её «друг»? Почему не идти к нему на свадьбу? Ответы на эти вопросы Иван прекрасно знал, но другие вопросы были дня него неразрешимы.
Иван мучительно рассуждал и никак не мог понять женщину, которая совсем недавно, 16 апреля, ему говорила: «…главное, что для себя-то я давно решила, что мы всегда будем вместе». То есть она «давно решила», но продолжала играть роль друга. Зачем? Зачем нужна была эта глупая роль друга, которую она разыгрывала последовательно и настойчиво? И главный вывод напрашивался сам собой – оказывается, это роль с какого-то момента стала её маской, а всё её поведение стало осмысленно лживым. Какой цели она хотела достичь? «Она говорила что-то про то, что хотела помучить меня. Неужели сладость безраздельной власти так притягательна, что ради неё она могла проводить надо мной натурные эксперименты? Нет, не верю. Тогда, как всё это можно понять?..» – все эти размышления не привели его ни к какому логичному результату.
Глава 78
Последние годы Надя легко и свободно плыла по реке жизни, она не думала с тревогой о туманном будущем, как её подруги. Она, на пороге своего 25-летия, не подозревала, что уверенность в будущем проистекала не изнутри неё, а уверенность ей давал Иван, который ни на что не претендовал, но всегда был рядом. И теперь река выносила её в открытый океан, и рядом не было Ивана – берега, к которому всегда можно пристать.
Очень и очень давно судьба послала ей странного посетителя. Он осторожно постучался в её жизнь, она встретила его снисходительной улыбкой и продолжала жить своей жизнью, изредка одаривая вопросительным взглядом. Он скромно потоптался на пороге и, так и не дождавшись приглашения войти, тихо и незаметно удалился, стараясь не хлопать дверью. Ей и мысли не было удерживать его – пусть стоит. И только, когда он исчез, оказалось, что огромный мир вокруг Нади опустел.
Чтобы заглушить боль, она кинулась к бесчисленным друзьям, но не помогло – шум разговоров и веселье теперь только раздражали её. Она слышала, что лучшее лекарство от любви – новая любовь, но организм отказывался принимать лекарство. Тогда она решила кардинально сменить обстановку. Она написала заявление об уходе, завербовалась на три месяца подсобным рабочим в археологическую экспедицию и в начале июля уехала в северный Казахстан.
Смена места пошла ей на пользу, но старые мысли ещё долго не отпускали. Ей казалось, что оскорбительным стихом она ставит точку. В отношениях с Иваном – да, но сама для себя она хотела разобраться – почему так всё произошло. Маятник мыслей метался из стороны в сторону: то винила его, то себя, потом – какие они оба были дураки. В конце концов она утвердилась в мысли, что виноват Иван: он – мужчина, он должен был вести себя дерзко, и в Ленинграде, и вообще. И удивительное дело – стих, который она написала с определённой целью, теперь ей представлялся безусловно истинным: это не она, а он верил в какую-то необыкновенную любовь, а в жизни всё проще. Такая метаморфоза в её сознании произошла потому, что так ей было легче пережить утрату.
После возвращения из экспедиции она выбросила из головы когда-то ей же самой придуманные глупости про ожидание великого светлого чувства и желала просто встретить достойного человека, – не такого, как у сестры, с которым можно создать семью с простым и незатейливым женским счастьем.
Такая блистательная женщина, как она, не могла остаться незамеченной и одинокой. В 26 лет, в критический для женщины возраст, который когда-то сама для себя определила, она встретила такого человека и, не мучая ни его, ни себя, вышла замуж.
Женщина – существо более приземлённое. Она, за счёт большей гибкости поведения и умения приспосабливаться, может находить счастье среди самых простых вещей. Самцы рвутся в неведомые дали: покорять Эверест, искать затерянные миры, или какая-то сумасбродная идея их влечёт всю жизнь. Женщина способна довольствоваться малым.
Мы все не раз наблюдали, её невозможно не заметить, ту явственную и удивительную перемену, которая происходит с замужней женщиной. Она вдруг начинает словами, поступками, всем поведением откровенно демонстрировать, что жизнь проще и не нужно её усложнять. После расставания с Иваном она избегала разговоров о замужестве и лишь ночью подушке доверяла свои тревожные мысли, теперь же она двоюродной сестре и незамужним подругам давала бескорыстные советы, как выйти замуж и как общаться с мужчинами.
Надя обросла новыми родственниками, знакомыми и друзьями. Мучительные раны прошлого затянулись, а она не желала их более бередить. Она нашла себя в бесконечных семейных заботах и с удивлением и радостью обнаружила, что самое желанное для неё счастье – это быть нужной своим близким. Необыкновенный восторг её наполнил, когда первый раз её первенец, этот крохотный мягкий комочек, взял грудь. Когда-то давно она говорила Ивану, что её сестра – «вся такая мягкая и домашняя» и что она совсем на неё непохожа, а теперь она бы так не сказала. Она не перестала быть яркой личностью, но женщина в ней вышла на первый план. Случалось, что Надя спрашивала себя – зачем в молодости так долго она разыгрывала чуждую и непонятную теперь ей роль.
Женщина может забыть всех своих любовников и спустя годы стать безразличной к тем, кто вёл себя с ней подло, но необычное, выходящее за рамки, выкинуть из памяти невозможно. Иван показал Наде любовь, не похожую на любовь в исполнении большинства, любовь, какой она может быть. В ней не было ничего общепринятого, даже её ладонь никогда не лежала в его руках. Удивительно, но это «ничего» не смогло раствориться во времени.
Глава 79
Иван после возвращения из свадебного путешествия по Байкалу вышел в середине июля на работу и, выходя, уже знал, что Нади больше нет. Но всё равно опустевший Надин стол сильно поразил его и постоянно притягивал взгляд. На нём изо дня в день ничего не менялось: из пластмассового стакана торчали два карандаша и рядом лежала стопка ненужных бумаг. Уберёт ли их кто-нибудь? Но никому не было дела. Так же, как и она, он не мог находиться в месте, где всё её напоминало, особенно – пустой стол. Через три недели он уволился.
Надя была далеко, за тысячи километров – он это точно знал, но, вопреки рассудку, он стал, как ему казалось, постоянно видеть её, и повсюду. Вот она мелькнула в толпе, не может быть!.. Нет, не она! Она идёт ему навстречу, неужели?.. Нет, опять мираж… Вот он оборачивается и выхватывает вдалеке знакомый силуэт. Что это?.. Что со мной?.. Через несколько месяцев видения пропали.
Спустя какое-то время к нему стал приходить один и тот же сон: то часто, то редко, потом – по нескольку раз в год. Разнясь в деталях, главный сюжет был одним и тем же. Мрачная полутёмная комната в серых тонах с низкими потолками или несколько комнат, соединённых между собою множеством переходов. Вдруг ниоткуда появляется она. Он хочет её что-то спросить, но отвлекается на чужой голос, а её уже нет. Он начинает метаться и искать по комнатам, но там никого: ни её, ни того, кто помешал ему. Или она проходит мимо, он не в силах ничего сказать и пошевелиться; вот она исчезает за дверью, он бросается за ней, а там – пустота. Утром, перебирая детали, он не может вспомнить её наряд – только что-то невзрачное и серое. Единственное, что помнит ярко, – это её лицо: абсолютно бесстрастное, неподвижное, без намёка на улыбку.
Навязчивый сон из раза в раз кончался тем, что он просыпался, будь то полночь или под утро. Всегда возникало тягостное чувство какой-то недоговорённости, недосказанности. Он стал себя убеждать и настраивать, что в следующий раз, когда она придёт, надо ей задать простой вопрос: «Как ты живёшь, Надя?» Он повторял многократно этот вопрос, но бесполезно: в очередной ночной визит он снова ничего не мог сказать, а она по-прежнему хранила молчание.
Однажды ему приснился другой сон, её там не было, но это был сон о ней. Величественный огромный зал с высокими потолками и колоннами, залитый ярким светом и чудесными красками. В зале много людей в прекрасных бальных нарядах: мужчины в строгих чёрных костюмах, а женщины в роскошных белых платьях. Вот-вот должен грянуть бал, но вдруг появляются простые девушки в пёстрых цветных нарядах и с цветными лентами в волосах. Толпящиеся расступаются, девушки начинают водить хоровод, источая пронзительно простой незатейливый напев: «Вот кто-то с горочки спустился. Наверно, милый мой идёт». У него мелькает мысль: «Моя Надя могла бы быть такой же» – и он проснулся.
В жизни не раз человек оказывается на сложном перепутье. Когда Иван не мог определиться с выбором, он спрашивал себя: «А как бы она поступила?.. какой путь одобрила?..» – и это ему помогало.
Глава 80
Перед свадьбой и последующим отпуском Ивана, в последний их совместный рабочий день, она, уже зная о дате своего отъезда в Казахстан, сказала на прощанье:
– Ваня, ты не пропадай, звони… Знаешь, иногда так хочется кому-нибудь поплакаться в жилетку.
Какие хорошие – своей простотой – слова она произнесла. Как ему раньше не хватало подобных слов. От её облика веяло женственностью и добротой. Он ответил не сразу:
– Как было бы хорошо, если бы ты была моей сестрой… Я позвоню, но обещаю, что надоедать слишком не буду.
Он позвонил через год, она как будто была рада, потом ещё раз через год, на третий раз среди прочего она сказала: «Ваня, Ваня, а ты всё такой же». Умные люди, хорошо знающие друг друга, обладают тончайшим слухом на мельчайшие оттенки интонации любимого человека. Через телефонную трубку он безошибочно понял, что она хотела сказать, и перевёл её слова абсолютно точно: «Глупый, глупый, зачем ты звонишь?» Оказалось, что даже и эти короткие разговоры, всего лишь на пару минут, ей не нужны.
При расставании она просила его звонить, он опять ей поверил, как когда-то давно поверил в то, что она будет ждать «великое и светлое чувство». Снова пустота женских слов предстала перед ним. Слова женщины – продолжение её эмоций – не выражают ничего, кроме её сиюминутного состояния.
За миллионы лет эволюции природа так сформировала женщину, что она отличается от мужчины: у неё шире угол зрения, у неё богаче восприятие цветовой палитры, осязание и обоняние у неё гораздо лучше – и ещё много в чём она превосходит. Проигрывая в силе и потому, не имея возможности достичь силой своих целей, она гораздо хитрее, тоньше, у неё сформировалась значительно более широкая гамма эмоций. Беда не в том, что эмоции переполняют её, а в том, что меняются они непредсказуемо, как в калейдоскопе.
Поэтому строить достоверные заключения о её завтрашнем поведении на основе её вчерашних слов нельзя. Она ершится иголками, а сама желает, чтобы их срезали. Она отстаивает свою свободу, а сама всё делает для того, чтобы привлечь внимание. Слово «Нет», сказанное со взволнованным испугом перед неизвестным, со временем может переродиться у неё в «Да», но женщине произнести его неимоверно сложно, и вместо этого она задаёт себе вопрос: «А чего он ждёт, почему ещё раз не спрашивает?» Она противоречит себе так естественно, что сама не замечает этого. Ивану показалось, что он наконец постиг смысл слов А.Толстого: «Женщина лжёт самим фактом своего существования». Чтобы понять эти парадоксальные слова, надо произнести их с чувством искреннего уважения к женщине и чувством невозможности ничего исправить и ничем ей помочь.
Зрелый человек понимает и принимает естественную врождённую противоречивость женской сущности, а Иван, в свои в двадцать с небольшим, – не смог разобраться. Глупая женщина возмутится этой «клеветой», а умная – с горечью и сожалением скажет: «Да, это так».
Более он не стал беспокоить её звонками, сама же она никогда ему не звонила, и они потеряли друг друга из вида. Все свои жизненные радости и горести они порознь разделили с другими.
Уже в обеих семьях росли дети, когда судьба случайно забросила Ивана в тот район, где они вместе работали и бродили по вечерам. Иван вспоминал знакомые места, и нелепая щемящая мысль ему пришла: «Хорошо бы встретить её здесь». А следом – более реальная: «Зачем? И что ей сказать: “Здравствуйте, Надя. Как вас теперь называть?”» А потом понял, что не её он хочет встретить, а просто, вспоминая, прислушивается он к странному томительному чувству внутри.
Глава 81
Прошли десятилетия. После долгих лет безвестья встретились и сидели в кафе две школьные подруги: Надежда Васильевна и Тамара Сергеевна. Были они в том возрасте, когда большую лужу без возгласа «Оп-па» преодолеть уже сложно, но друг для друга они по-прежнему были Надюшка и Томочка.
После вскриков радости и обрывочных фраз без продолжения перешли на самое дорогое для женщин – на детей: «Как там Георгий, уж, верно, женился… Чем занимается?.. Да, а что так?..» – «Ну а твоя Катенька как?.. С тобой живёт?.. Всё-таки поступила? Умница!» Когда немного улеглись первые эмоции, заговорили о себе.
– Тома, а почему ты с мужем рассталась?
– С мамой моей, Царство ей небесное, мы ужиться не смогли: всё она нос совала и жизни учила. В общем, уехали мы на Дальний Восток и Катеньку взяли: не захотела я её маменьке оставить, хотя она просила… – Тома задумалась и молчала.
– И что потом? – робко спросила Надя.
– Потом?.. Денег нет, работы нормальной нет… Ну и посадили его на два года… Воротился он совершенно другим, не смогли мы больше вместе. И приехали мы с Катенькой назад к маме, в первый класс она уже здесь пошла.
– А ты так больше никого и не встретила?
– Почему, встречались, но не задерживались… Мама всё так же советы давала: кто годится мне в мужья, а кто – нет. Я уж говорю ей: «Позволь мне свои ошибки самой совершить, не лезь». Но нет – она не учить не могла. В итоге ушла я, стали мы с дочкой к ней только в гости приходить… Личная жизнь так и не сложилась. Всё больше по домам отдыха ездила, каждый раз самой противно было, а потом всё равно снова ехала мимолётное счастье поймать. Так и прошли годы. Теперь вся жизнь в Катеньке.
– Она замуж не собирается?
– Ой, что спрашиваешь, разве сама не знаешь: какая сейчас молодёжь… Я совсем ничего не понимаю. А главное – весь наш жизненный опыт абсолютно бесполезен. Я даже не знаю, чем мы можем помочь или хотя бы что сказать тем, кто сегодня смотрит «Дом-2».
– А сама-то смотрела?
– Смотрела и не раз, но дольше нескольких минут не выдерживаю. Однажды решила: всё, досмотрю до конца… Ну чтобы понять, что их там так притягивает? Нет, не смогла: только семь минут продержалась. Сплошная залакированная похоть и реклама суррогата любви – такая гадость! Просто неприкрытое оскорбление женщин!
– Я думаю, что здесь оскорбление не только женщин, здесь – оскорбление человека.
– Что, и мужиков тоже? Ну не знаю… – усомнилась Тамара Сергеевна, потом снова вернулась к дочке: – Боюсь я за неё.
– Она у тебя самостоятельная: работает, второе образование получает…
– Я ей всё это говорила: второй диплом будет – точно не пропадёшь, а сама не верю, что это – главное. Самый важный и самый страшный для женщины вопрос – вопрос возможного одиночества. Одиночество – это такое паскудство!..
Женщины замолчали, они сидели в тишине, нарушаемой лёгкой музыкой, и почти одни: народу в полдень было ещё совсем мало. Бутылку «Мартини» они лишь слегка начали. Надя ждала, потом Томочка продолжила:
– Мне многие говорили, что я неправильно воспитываю: только всё для неё и делаю, из сил выбиваюсь, чтобы у неё было не хуже, чем у других. Может, они и правы, но пойми и меня: кроме неё у меня никого… Не знаю, можешь ли ты это понять – не теоретически, а кожей ощутить. У тебя и дети, и муж, и сестра, и родители, слава Богу, живы, а у меня только дочь…
– Вот Катенька тебе внуков нарожает, и опять у тебя жизнь закрутится заботами и радостью.
– Не знаю. Мне иногда дикая мысль приходит, что нельзя жить только для детей: для них это вредно. Вообще, жить по чувству долга, жить по чужим лекалам, жить только для других – глупо. Мать, бросающая своего ребёнка, мне непонятна и неприятна. Но жизнь даётся человеку только раз, чтобы он прожил её для себя… А я – то маму боялась расстроить, то ребёнка ущемить. Я разрывалась между своим счастьем и дочерью, я жертвовала собой ради неё, а теперь вот прихожу к мысли, что одинокая женщина – неполноценная мать.
– Не наговаривай на себя, ты – хорошая мать: одна дочку подняла, да ещё в какие тяжёлые годы. Но в чём я согласна с тобой, так это в том, что чрезмерное чувство долга может быть разрушительным. Встречала я, очень давно, такого субъекта с гипертрофированным чувством.
Так бывает, что разговаривают два человека, всё слышат, но откликаются особенно остро только на то, с чем перекликаются их собственные воспоминания. А Тамара снова вернулась к своей боли:
– Я помню, как мама с благими целями беспардонно вмешивалась в мою жизнь, поэтому я не хочу вести себя с дочерью так же. А как помочь, не вмешиваясь, я не знаю… После выпускного бала она казалась мне такой чистой и наивной, что мне было непонятно, почему она тянется к парням, которые ногой открывают двери, которые притягивают взоры наглым поведением и от которых все шарахаются.
– Извечная проблема восторженных женщин: душа стремится ввысь к светлому и чистому, а тело тянется к земному.
– Как ты деликатно выразилась. А если проще, то будет точнее: ждёт принца, а льнёт к самцам… Она по-прежнему ласковая и добрая, но стала насмешливо-циничной. А главное – в её цинизме нет злобы, а есть безразличие.
– Тамара, не знаю, что тебе сказать. У меня и сестры всё по-другому, а суть одна: мы тоже многого не понимаем в своих детях. Мы с Таней часто говорим – поговорим, поговорим, да так ни к чему и не придём.
За окном уже смеркалось. Тамара столько всего сокровенного открыла подруге, что у Нади возникло сложное чувство: и благодарность за доверие, и неловкость от проникновения в семейные тайны, и чувство какой-то виноватости за то, что у неё всё хорошо, а у Тамары всё не так. И это сложное чувство породило желание встречной откровенности. Тамара же, выплеснув все свои тревоги и облегчив перед подругой душу, решила переключить разговор:
– Надя, ты – молодец: это я рано замуж выскочила, а ты торопиться не стала и дождалась своего счастья.
– Сама-то я так не считаю. Да, у меня всё хорошо, как хорошо у всех, у кого хорошо, но могло быть как в сказке, но опоздала я с замужеством – надо было задолго до тебя…
– Как задолго?.. Ты же в те годы вовсе не собиралась.
– Да, не собиралась. Я прошла мимо своей сказки, а когда вернулась, дверь уже закрылась.
Тамара внимательно посмотрела на подругу, но ничего не поняла. Немного подумав, она повторила свои сомнения:
– Но в те годы, насколько я помню, у тебя и мыслей таких не было.
В её словах сквозили удивление и вопрос, но Надя не отвечала, а только отпила от бокала, тогда Тамара решилась ещё спросить:
– А что, был претендент на твою руку?
– Не просто на руку, а на всю мою жизнь…
– Я его знаю? Или ты нам его не показывала?
– Нет, не показывала.
– Боялась, что лучшие подруги уведут? – рассмеялась Тамара. – Впрочем, у такой, как Надюшка, разве уведёшь!
– Нет, не боялась: все мои знакомые по нему лишь бы небрежным взглядом скользнули, его надо долго изучать.
– И сколько ты его изучала?
– Три года… почти.
Тамара с недоверием посмотрела на Надю, потом посмотрела на бутылку – сколько оттуда махнула Надюшка, потом, расплывшись в улыбке, вкрадчиво спросила:
– За три года, поди, столько всего было… А ну-ка расскажи.
– Так много всего было… и не было ничего.
– Это как?..
– Это – когда ничего не было, а всю жизнь это «ничего» вспоминаешь.
– Но ведь что-то было, если ты до сих пор вспоминаешь: верно, столько событий, страстей и измен! Что же так запомнилось на всю жизнь?
Надя ответила не сразу, вероятно, что-то долго перебирала в памяти, наконец сказала:
– Его признание в любви и единственная ночь с ним.
Тамара на несколько секунд замерла от неожиданных слов, затем изумлённым голосом произнесла:
– Надя, или я ничего не понимаю, или ты… притворялась раньше – я столько раз в те далёкие годы слышала твои требования к мужчинам, что никак не могу искусство в постели поставить в один ряд с теми достоинствами, которыми, по твоим словам, должен был обладать твой избранник.
– Если я расскажу тебе про эту удивительную ночь, ты всё равно не поверишь и скажешь, что такого не бывает, или сочтёшь меня… – Надя запнулась и не знала, как закончить.
– Ну ладно, а что за объяснение в любви было? Как в песне: миллион алых роз? Или он спел серенаду?
– Не было ни роз, ни серенады… Не мучь меня: я не смогу найти таких слов, чтобы объяснить: для этого надо рассказать все три года, а вспоминать всё мне уже не по силам.
– Как вы расстались? Опять какие-нибудь чудеса?
– Нет, всё банально просто: я отвлеклась ненадолго и его увела другая.
– Мужика без пригляда оставлять нельзя – слизнут в момент… А что с ним потом стало?
– Не знаю: я с ним больше не встречалась… никогда.
– А хотела бы?
– Нет, наверное. Вернуть ничего нельзя… Посидеть напротив и с комком в горле посмотреть друг другу в глаза? Зачем? Сказанные слова давно сказаны, а несказанные – сказаны мысленно и передуманы сотни раз. Теперь слова нам не нужны: наши давние поступки и ошибки нам обоим ясны без слов. Вот в замочную скважину посмотреть – мы бы согласились.
– Мне непонятно – почему ты говоришь за двоих?
– Люди, одинаково чувствующие окружающий мир, думают и поступают одинаково.
Возникла пауза, Тамара молча пожала плечами, но ничего не говорила, но потом всё же решила:
– Надя, извини, но я не понимаю тебя: от добра добра не ищут, миллион баб тебе позавидовать могут, а ты зачем-то ворошишь прошлое… Давай лучше выпьем.
– Давай! За что?
– Чтобы нам никогда больше не терять друг друга из вида: знаешь, иногда так хочется кому-нибудь поплакаться в жилетку.
– Томочка, я согласна, – Надя улыбнулась и добавила: – Вот только не я ворошу прошлое, а прошлое ворошит мою память… Даже этой последней фразой про жилетку… Эти слова когда-то давно я сама говорила…
25.07.2016