Кольцо

“Какой же он незнакомец теперь? Мы представились друг другу!” Шурочке стало стыдно перед самой собой, она перевернулась на другой бок и наткнулась глазами на его платок, лежащий на прикроватном столике. Она покраснела ещё больше и стала думать, представиться ли ей возможность вернуть сей предмет его владельцу?

Глава 5

Утро началось с того, что бабушка пыталась заставить кухарку Машку, пришедшую готовить еду, мести полы в прихожей. Женщина активно сопротивлялась.

– Вы мне платите только за готовку! Мести полы – не моё дело!

– Так ведь это временная оказия! Уже скоро я найду новую служанку.

– Ах, если бы всё было так просто! Сколько их уже сменилось? – упёрла руки в боки Машка. – Стешка проработала дольше всех. И вот уж у кого золотой характер! Верните Стешку, и не будете так убиваться. А я пошла курицу запекать.

Машка проскользнула на кухоньку мимо своей барыни, и та только развела руками.

– Да что ты будешь делать! Нынешняя прислуга совсем распоясалась! Чего стоишь, Шурочка? Ставь на стол приборы, да поторапливайся!

Девушке пришлось подчиниться и спешно доставать из шкафа тарелки и чашки. Она тяжко вздыхала, представляя, что теперь ей каждый день придётся выполнять Стешкину работу. Она застыла на месте. А ну как, бабушка захочет сэкономить на прислуге и заставит её, собственную внучку, мести полы? Сухие ветки яблонь грозно застучали в окно, и мороз пробежал по коже Шурочки. Ей даже показалось, что старая беседка ещё больше накренилась и вот-вот рухнет.

– Бабушка, не пора ли нам перестроить эту беседку или вовсе её снести? Кажется, она скоро рухнет, и хоть бы не на голову!

– Шурочка, мы так любили с твоим дедушкой пить там чай. А твой папенька в детстве всю её исчиркал гвоздиком, маленький проказник! Вот смотрю я на неё, и сердце моё радуется непрестанно. Эх, Степан Василич очень огорчился бы, услышав твои слова!

“Дедушка приказал бы починить беседку, а не глядел бы на неё с тоской из окна каждый день!”, – подумала Шурочка, и когда бабушка отвернулась, показала язык беседке через окно.

Настроения у Шурочки не было, поговорить ей было не с кем, и она только хотела отпроситься у бабушки на прогулку, когда остановилась возле лестницы, как громом поражённая. Бабушка облачилась в свою старую, но добротную меховую парку, надела широкополую чёрную шляпу с небольшой вуалью, руки облачила в тёплую большую муфту и явно собиралась куда-то отправиться. Но первой мыслью девушки было: “Бабушка сошла с ума!”

– Бабушка, кажется, вам лучше прилечь! Давайте я вас провожу до спальни!

Но Авдотья Семёновна решительно отвергла протянутую ей руку.

– Шурочка, ты, что же это, считаешь меня за полоумную? Если я никуда не хожу, значит, мне и в голову не может прийти куда-то направиться?

Шурочка потупила глаза и продолжала стоять столбом.

– Ты, деточка, ещё слишком молода, чтобы судить старших.

– Так куда же вы?

Бабушка не ответила и вышла на крыльцо. Шурочка с горячим любопытством припала к маленькому окошку в прихожей, с нетерпением ожидая увидеть, в какую же строну она направится и будет ли брать экипаж. Ей пришло в голову, что она сможет проследить за старушкой, если быстро соберётся и постарается остаться незамеченной. У бабушки плохое зрение, поэтому сомнительно, что она увидит Шурочку издали.

Девушка кусала губы, выглядывая из окна. Вот бабушка прошла по садовой дорожке, затем открыла калитку и вышла на дорогу. Постояла у ворот с полминуты, оглядываясь, а затем пересекла дорогу и направилась к дому Дуниной. И если бы не высокое чёрное перо на её шляпе, то Шурочка не смогла бы так легко определить её направление. Девушка ахнула – неужели бабушка собралась с визитом к соседке? Да она там лет десять не была! С тех пор, как потеряла мужа, а Дунина овдовела. После этого бабушка стал на всём экономить, а соседка – наоборот, тратить. И уж этого Авдотья Семёновна никак не могла ей простить. Любую неподтверждённую сплетню, назойливость прощала, а вот кружевные чепцы и лайковые перчатки – нет.

Шурочка в задумчивости села на стул. Стоит ли ей пойти за бабушкой и убедиться, что её намерения самые благие? В этом девушка сильно сомневалась, помятуя о том, как та отреагировала на новость об уходе Стешки. Нет, пусть разбираются сами! А лучше пусть с ними разбирается Стешка, ведь она заварила эту кашу.

Визит Авдотьи Семёновны стал настоящей неожиданностью для Евдокии Петровны. Мало того, что она пришла одна, да ещё в таком виде, словно собралась с визитом к губернатору! Дунина поправила кружева на чепце и пригласила гостью присесть. Авдотья Семёновна со знающим видом оглядывалась вокруг, пытаясь вспомнить, осталось ли всё на своих местах, как десять лет назад, или что-то поменялось.

– Ах, я помню этот чудесный экран у камина! Прекрасные цветы! – восхитилась Филиппова.

– Да Бог с вами, Авдотья Семёновна, ему и года нет. Заказала у немца из…

– Ох, а эта ваза с птицами всё ещё жива? Восхитительно! – она погладила рукой птиц на вазе.

– Нет…Мне сын подарил в прошлом году.

– Тогда ковёр тот же самый? Помню, мы со Степаном Василичем ходили по нему.

– Нет! Он тоже довольно новый. Я не держу старья, знаете ли…

Повисла долгая пауза, во время которой Дунина теребила рукав платья, а Филиппова, слегка покраснев, упёрлась взглядом в стену с новыми обоями. Она уже пожалела, что пришла.

– Знаете, Степанида мне сказала, как вы расстроились, и мне правда очень жаль…

– Что за Степанида? – удивилась Филиппова.

– Ваша девушка! – улыбнулась Дунина.

Бабушка замерла на стуле, с трудом осознавая, что Степанида – это её дурная Стешка.

– Я понимаю, почему вы пришли. Вы столько времени провели вместе с нею, конечно, вам захотелось узнать, как она сейчас. Степанида! Подойди сюда, пожалуйста, здесь кое-кто тебя спрашивает!

Явилась Стешка и кротко поздоровалась с бывшей своей барыней. Она принесла чайник, и, поставив его на стол, стала разливать чай.

– Так это, что же, ты, Степанида, что ли? – спросила её Филиппова.

– Да. Степанида Варфоломеевна Куцына, – ответила девушка.

Это стало открытием для бабушки, ведь Стешка всю жизнь была Стешкой, и никак иначе! А тут вдруг стала Степанидой Варфоломеевной! Как торжественно!

– Степанида, дорогая, прошу тебя, принеси из моей комнаты ту большую книжицу, будь добра, – обратилась к Стешке Дунина.

Такое уважительное обращение со служанкой стало также неприятным открытием, и Филиппова поморщилась. “Фамильярность до добра не доводит”, – подумала она. Вскоре девушка вернулась с огромной книжкой в руках и водрузила её возле хозяйки. Та ласково пригласила её присесть рядом.

– Вот, мы со Степанидой собираем гербарий. Смотрите, – Дунина раскрыла книжку и стала показывать соседке сухие литья клёнов, рябины и других красочных лиственных деревьев.

– Осеннее время очень благодатно для сбора разноцветных листьев, – со знанием дела сказала Стешка.

– И ты тоже стала этим заниматься? Весь день листья собираешь? – с укором спросила Авдотья Семёновна.

– Да, барыня. Это очень увлекательно занятие, попробуй ещё найди подходящий листок, чтобы он сочетался с другими в гербарии и составлял единую композицию. Весь день до обеда как раз и пройдёт.

– Ты всё верно говоришь, Степанидушка, хорошо усвоила наш урок. Вот только Авдотья Семёновна тебе больше не барыня.

Стешка покраснела и кивнула, соглашаясь со своей хозяйкой. А бабушке Шурочки было о чём призадуматься: “Значит, теперь вместо работы она листья собирает, сушит и раскладывает в книжке! Воистину полезное занятие и для общества, и для себя. Этак и спину надорвать можно, роясь в опавших листьях внаклонку!”

– Степанида очень способная девушка, и всё схватывает на лету. На самом деле, лучше компаньонки для меня и не сыскать! Так что вам нечего переживать за неё, она в надёжных руках.

Когда барыни распрощались, Стешка вышла в прихожую, чтобы проводить бывшую хозяйку, и та спросила, не удержавшись:

– Не жалеешь, что ушла от меня? Неужели тебе так по душе листья собирать?

– Да, уж получше будет, чем весь день полы мести. А платит она также, – был ответ служанки.

Филиппова хлопнула с силой дверью, и Стешка вздрогнула от неожиданности.

Всё оставшееся время до обеда бабушка была сама не своя, ругала Стешку, называла Дунину интриганкой, а Шурочке пришлось выслушивать все её сетования, укоры и возмущения. Она старалась сосредоточиться на вышивке, брошенной ею месяц назад. Если бы в доме была Стешка, то они вдвоём бы сейчас сидели на кухне, пили чай и обсуждали местные сплетни. Больше всего они любили гадать, за кого выйдут замуж губернаторские дочки. Стешка считала, что Марии подходит Хохлов, а Шурочка была убеждена, что для Елены лучшая партия – пухленький Иван Топчин. После этого они неудержимо смеялись, и бабушка непременно заходила в кухню, чтобы проучить их. Теперь Шурочке оставалось только вздыхать.

Неожиданно в дверь громко постучали, и женщины с удивлением переглянулись. Стук повторился, но открыть дверь было некому. Шурочка решительно отложила вышивку, но бабушка жестом усадила её обратно на стул, и сама направилась к двери.

– Если это Стешка, то я скажу ей, чтоб не приходила сюда больше. С глаз долой и…

Вскоре она появилась на пороге гостиной с двумя мужчинами.

– Это важные господа, Шурочка. Господин Тропинин с сыном, – сказала бабушка растерянно.

Пожилой мужчина поклонился девушке, и она сделала реверанс; его сын, слегка смутившись, поздоровался с нею, и она, бурно покраснев, еле слышно ему ответила. Когда все уселись, Шурочка почувствовала, что вышивание может быть спасительно, и ей стало легче. Она могла не смотреть по сторонам, а уткнуться в кусок ткани.

Оказалось, что Павел Михайлович Тропинин служит в Министерстве при Императрице и сопровождает с сыном её по России. Он сообщил, что от губернатора города они узнали, что Филипповы – глубокоуважаемая семья, Степана Василича так расхваливал сам губернатор, называя правой рукой своего отца, что Императрица пожелала, чтобы они вдвоём навестили вдову секретаря и его внучку. Эта легенда была принята бабушкой благосклонно, она смягчилась и в такт словам Тропинина качала головою. Но она не знала (и никто не смел ей сказать откровенно), что Императрица велела своему подданному поехать к Филипповой на смотрины невесты для сына. Она велела всё узнать о Филипповых, и ей донесли, что строгая бабушка не желает выдавать внучку замуж. Тогда она посоветовала Тропинину осторожно войти в доверие к Авдотье Семёновне, и если его сыну приглянется Шурочка, то непременно поженить их.

Императрица не терпела браки без любви и даже симпатии, она могла дать приданое для своей фрейлины, если родители жениха были против их брака, также считала, что скромный и молчаливый Андрей Тропинин может быть счастлив в браке только с девушкой, которую полюбит. Его часто пытались свести с девицами, приближёнными к Императрице, но всякий раз пары не получалось. Девушки жаловались своей наставнице, что от него нельзя добиться не то что весёлого анекдота, а даже шутки, что он может подолгу говорить только о книгах, а танцует и вовсе неуклюже. К тому же, внешность его не считалась слишком привлекательной, и девицы вскоре находили более словоохотливого и любезного ухажёра. Он почти не бывал на балах и приёмах, стесняясь своей неуклюжести и начитанности, предпочитая находиться дома среди книг и домашних растений.

Кошка Дуська с видом хозяйки дома вошла в гостиную и оглядела визитёров. Шурочка тихонько шикнула на неё, давая понять, что её присутствие нежелательно, но пушистому созданию не было дела до мнения девушки. Кошка осторожно обнюхала ноги Андрея, потёрлась о его брюки, и, мяукнув, запрыгнула ему на колени.

– Ой, Дуська! Слезай! – воскликнула Шурочка.

Кошка начала мурчать и удобно устраиваться на новом месте. Молодой человек осторожно погладил Дуську и улыбнулся девушке.

Прошло положенных двадцать минут для визита, и бабушка уже вдоволь поблагодарив Тропининых за приветы от Императрицы, собиралась встать и проводить их, как Павел Михайлович сказал:

– Я вижу, у вас такой чудесный сад, Авдотья Семёновна. Почему бы вашей внучке не показать его Андрею? Он любит всякие растения, деревья…

Шурочка покосилась в окно, сомневаясь, что он говорит именно об их саде. Суровый ветер, разбушевавшись сегодня не на шутку, гнул сухие ветки к земле, а стёкла возмущённо позвякивали в своих старых рамах. Но когда бабушка согласно кивнула и указала рукой ей на выход, то девушка, забыв о непогоде, быстро накинув шляпку и плащ, вышла из дома.

Некоторое время молодые люди шли по тропинке молча, кутаясь и пряча руки от пронизывающего ветра, пока Шурочка не решилась начать разговор первой. Она достала из кармана его платок, который собственноручно постирала и погладила тяжеленным утюгом.

– Возвращаю вам его. Ещё раз благодарю за оказанную помощь.

Он ответил, что благодарности излишни и спрятал платок в свой карман. Андрей оказался слишком деликатным, чтобы поинтересоваться у спутницы о её нахождении во дворце, а она слишком стыдилась себя и не могла решиться как-то толково объяснить ему их неожиданную прошлую встречу. Так эта тема и осталась без обсуждения.

Сильный ветер дул резкими порывами, и Шурочка уже подумывала о том, чтобы вернуться в дом, как, проходя мимо старой беседки, Андрей произнёс:

– Позвольте спросить, а что это за строение? Печально видеть, как увядает не только природа, но и деяния рук человеческих!

Последнюю фразу ему пришлось кричать, ибо ветер подул с такой силой, что голос его мог унестись вдаль вместе с порывами.

– Эту беседку строил ещё… – Шурочка придерживала шляпку, готовую сорваться с головы. – Строил ещё мой дед!

Тут ветер пронёсся так резко, что беседка наклонилась, заскрипела, и трухлявая крыша с грохотом рухнула на землю, и если бы Андрей вовремя не схватил Шурочку за руку и не притянул к себе, то она могла бы серьёзно пострадать.

– Опять вы меня… – произнесла девушка, краснея и держась руками за его плащ. “Неужели это он – обещанный Императрицей жених?”, – вдруг вспомнила она о словах своей покровительницы и невольно вздрогнула. Нет, в такой поворот событий она не могла никак поверить.

Молодой человек улыбнулся и освободил её из своих объятий. Тут они оба так смутились, что, не сговариваясь, быстрым шагом пошли к дому.

Когда Тропинины уехали, бабушка ещё долго изумлялась самому их визиту и осведомлённости о её делах, но более всего о том, что сама Императрица интересовалась ею. Шурочка была молчалива и задумчива, она часто поглядывала в окно на разрушенную беседку и вздыхала. “Ох, зачем же он явился?”, – сокрушалась она. “И сколько же я теперь буду о нём думать, пока не позабуду?”