Далее Капитонов переходит сразу к букве К и обнаруживает Капитонова.
У него все сжалось внутри. Этот снимок сделала жена два года назад, когда они ездили в Турцию. Как он мог попасть в брошюру? Но тут же вспомнил, что сам и посылал еще в декабре, когда к нему обращались из оргкомитета.
«Капитонов, Евгений Геннадьевич. Математик-менталист. Двузначные числа».
Он улыбнулся. «Математик-менталист» – оказывается, это так называется. А что должны подумать коллеги, прочтя: «двузначные числа»?
Он впервые их мыслит «коллегами», до сих пор они были для него элементами абстрактного множества. Он с интересом листает брошюру и узнает про «коллег». Большинство из них «микромаги». У некоторых указана специализация: «микромаг-спичечник», «микромаг-зарукавник»… Очень много магистров – просто «магистров», а также «магистров салонной магии» и им подобных. Несколько человек обозначены как «шулеры-виртуозы», причем двое из них тоже «магистры». Есть пара «гипернаперсточников». Кроме Архитектора Событий, Капитонов обнаруживает еще двух других «дистанционистов». Это некие Господин Некромант и Пожиратель Времени. Более человекоразмерных имен в их случае не приводится, зато в отличие от Архитектора Событий эти двое представлены фотографиями. Пожиратель Времени – болезненно худ, у него впалые щеки. Господин Некромант, он и похож на некроманта.
Звонок стационарного телефона заставляет Капитонова подняться с кровати.
– Как доехали, Евгений Геннадьевич? Водоёмов беспокоит. Не помешал?
– Добрый вечер, – отзывается Капитонов, не рискуя назвать Водоёмова по имени-отчеству (не уверен, что помнит…). – Спасибо, все хорошо.
– Настроение боевое? – спрашивает Водоёмов.
– Вполне, – отвечает Капитонов. – А что, предстоят сражения?
– Евгений Геннадьевич, я сижу внизу, в ресторане. Не хотите ли чашечку кофе? Покумекаем, познакомимся очно. А то что ж мы все так – по переписке?
– Да, конечно, спасибо, я приду.
Перед тем как выйти из номера, он обратился к реестру – нашел в брошюре Водоёмова: так и есть – Валентин Львович.
18:57
Нет, только не кофе, вот чай зеленый – пожалуй.
– Расстройство сна? – сразу же догадывается Водоёмов.
Сидят за столиком в гостиничном ресторане.
Капитонов не намерен распространяться о своей бессоннице.
– Вы, надеюсь, на меня не сердитесь за то, что выдернул вас из уютного номера? Вы, может, оперу хотели послушать? Ко второму действию успеваете, первое, считайте, уже пропустили.
– Нет, нет, я не ценитель опер.
Официантка принесла фарфоровый чайник.
Капитонов замечает: если чайник перевернуть крышкой вниз, донышком кверху, и обратить к себе носиком, лицо Водоёмова найдет с ним некоторое сходство. Унылый нос, округлые щеки, резкое завершение лба, словно Водоёмов стоял на голове целыми сутками. Волосяной покров головы представлен исключительно маленькими прямоугольными усиками, словно под нос Водоёмову приклеили кусочек изоленты. При этом у него очень живые глаза и цепкий взгляд.
Возможно, в бане голый Водоёмов мог бы сойти за массовика-затейника, но здесь в черном строгом костюме, бордовом жилете, под который заправлен узкий фиолетовый галстук, он выглядит почти лордом.
– Так все-таки, Евгений Геннадьевич, как оно все у вас? – интересуется Водоёмов. – Как успехи, Евгений?
– На успехи не жалуюсь, Валентин Львович. Все хорошо.
– Понятно. Не удивлены, что вас пригласили, Евгений Геннадьевич?
– Удивлен.
– Чернолес лично за вас был. Он настоял, а предложил я. Потому что мне о вашем номере Крупнов рассказал. Помните Крупнова?
– Да, он выступал на турбазе, мы там встретились в октябре.
– Он-то ладно, он-то с кольцами выступает. Ловкость рук, как говорится. А вы, значит, головой, мозгами непосредственно, так получается? Очень он был впечатлен. А нашего брата удивить трудно.
– Ну, там общий стол был, – вспоминает Капитонов прошлогодний эпизод. – Ваш Крупнов подсел к отдыхающим, я и показал фокус. Так, по-любительски.
– Профессионально, значит, не выступаете.
– Нет, конечно. Так, иногда в компании за столом.
– А за столом тоже профессионально можно. Это даже очень распространено сейчас. Микромагов на корпоративы только так приглашают. Именно за стол, в компанию.
– А, так это и есть «микромаги»? Раньше это как-то по-другому называлось…
– Престидижитаторы… Но что-то не привилось, похоже. А «микромаги» – само с языка прыгает. Молодым, знаете, не хочется престидижитаторами быть, не престижно, им и не выговорить такое, вон вы тоже слово забыли… а вот микромагами они все хотят. Это уже вовсю. Давно. Но мы ведь не только они, микромаги-престидижитаторы, мы-шире, шире… Так вы, значит, числа задуманные отгадываете?
– Двузначные.
– Вы ж математик?
– Так, читаю лекции гуманитариям… А что до фокуса, тут нет никакой особой математики.
– Как же нет, если номер математический? Или как? Вы мне покажите, продемонстрируйте. Можете сейчас?
– Легко. Число задумайте, двузначное.
– А трехзначное уже нельзя?
– Двузначное. С трехзначными не выходит. Можно еще до десяти, но тогда надо числа задумывать как телефонные номера – 07, 09… Двузначные проще, понятнее.
– Согласен. Задумал.
– Прибавьте девять.
– Секунду. Прибавил.
– Отнимите семь.
– Отнял.
– Вы задумали 36.
– Неплохо. Очень неплохо. А зачем складывать и отнимать? Впрочем, что я спрашиваю. Это ваш секрет.
– Да тут нет секрета, просто без этого не получается.
– Наверное, потому, что я с картами работаю. Вы же знаете, что мой основной профиль – игральные карты? Поэтому, да?
– Что – поэтому?
– 36. Потому что в обычной колоде 36 карт. Не я задумал 36, это у меня у самого задумалось.
– Мне никто не говорил, что вы с картами работаете. Откуда ж я знаю, с картами вы или с кроликом из цилиндра.
– В основном с картами. Кролики – это другой жанр. Хотя, знаете, я и с мышами работаю. У меня Зюзя все карты различает. Все до одной! Как-нибудь увидите Зюзю. Давайте еще разок. Я задумал.
– Прибавьте восемь.
– Ага, теперь уже восемь.
– Отнимите два.
– Отнял.
– 54.
– Потому что полная колода с двумя джокерами. Я опять подставился.
– Вы любое число к картам притянете.
– Черт! Это номер! Идеомоторика, все ясно.
– Да нет, тут что-то другое.
– Да у меня на лице все написано. Вы просто читать умеете. Буду за ширмой, и ничего не получится.
– Получится.
– А вот мы проверим… Договорились? Но… Ближе к делу, коллега. Я хочу, чтобы вы были с нами, а не с теми шаромыжниками, которые рвутся в гильдии к власти. Запомните: Чернолес, и никто другой. Держитесь его. Он – наша партия. И мы должны во что бы то ни стало избрать президентом нашего человека. Если придет к власти человек Юпитерского, нам всем конец. Это для гильдии катастрофа. Вы посмотрите, кого они наприглашали. Вы уже видели это? – он достал из чемоданчика брошюру со списком участников конференции. – Это же наперсточники! Вагонные шулеры! Читайте: «Мастер побеждает при любом раскладе карт»! Как вам нравится? «Мастер». Я сам с картами работаю, и я умею отличать шулера от иллюзиониста. И так во всем! Карманники переквалифицируются в микромаги-манипуляторы. И они еще претендуют на особые секции в нашей структуре! Знаете, как спустят корабль на воду, так он и поплывет. Как учредимся, так и заживем. Тут каждый голос важен. Вот почему я с вами здесь. Могу я на вас рассчитывать?
– Так у вас тут сложно все… Я даже не думал.
– И не думайте. Ваш конек – ментальная магия. Вам о ненужном думать не надо. За вас уже все продумано. Вы только меня держитесь и не верьте никому. Только мне, ну, и через меня – Чернолесу.
– Ментальная магия, говорите? Это так называется?
– Ну, а что же еще? Ментальная магия. А если подойдут и обрабатывать будут, с кем дружить, против кого голосовать, вспомните мои слова: никому здесь верить нельзя, только мне и через меня Чернолесу.
– Я посмотрел список делегатов. Есть необычные… мягко сказать.
– Как раз больше обычных. А кто необычные?
– Некромант какой-то…
– Господин Некромант, – уточняет Водоёмов. – Это как раз наш человек, он правильно проголосует…
– Пожиратель Времени…
– Ну, вы дистанционистов называете, – произносит Водоёмов, скривив рот набок. – Там еще третий есть, тоже сегодня приехал.
– А я его видел. Он отказался регистрироваться на ресепшн.
– Вы видели, куда он ушел?
– На улицу.
– А куда на улицу? Мы его потеряли.
– Не знаю, просто ушел.
– Моя креатура. Некоторым не нравится, что я их пригласил. Ну, и как он вам?
– По-моему, сумасшедший.
– Дистанционисты все с тараканами…
– Тоже микромаги?
– Наоборот, макро. Но мы все… и они, и вы, и я, и прочая наша братия… мы все нонстейджеры… Вы, конечно, знаете, кто такие нонстейджеры?..
– Кто?
– Не знаете?.. Приехали на конференцию нон-стейджеров и не знаете? Сами нонстейджер и не знаете?
– Так я еще и ноне… нонсенс… тей?..
– Нонстейджер. Кому надо минимум оборудования или вообще не надо – нонстейджеры. Микро- они или макромаги, не важно. Те же менталисты, например. Вот вам ведь не надо особого оборудования? Если, конечно, не иметь в виду черепную коробку?..
– Не уверен, что и черепная коробка нужна.
– Ну, мы с вами еще разберемся. Счет, пожалуйста, – позвал он официантку.
– А что у вас было с бомбой сегодня? – спрашивает Капитонов.
– Бомбы не было, а была противоправная попытка сорвать конференцию. Но мы легко не сдаемся. Кстати, после оперы будет ужин – лучше поздно, чем никогда. Так вы сходите ко второму акту, успеете. Прямо в гостинице представление. Уже поют, наверное.
– Что-то не слышу.
– В конференц-зале представление. Второй этаж.
– Мне бы поспать.
– Там и поспите.
– Хорошо бы. А вы пойдете?
– Нет, я в театр не хожу. И в цирк тоже.
– А как опера называется?
– «Калиостро».
– Не знаю такую.
– Камерная. Для участников конгресса.
– Так это конгресс или конференция?
– Какая разница. Вам не все ли равно?
– Это про того самого Калиостро?
– Наверное. А вы других знаете? Культурная программа не по моей части. Что-то тематическое. Все-таки наш человек.
Официантка, подойдя, не успевает положить папочку на стол – Водоёмов в мгновение ока папочку выхватывает у нее из руки и, не вынимая счета, что-то ловко отправляет под корочки, и тут же папочку возвращает.
Ошеломленная такой быстротой официантка несколько секунд стоит окаменело перед отвернувшимся от нее Водоёмовым – потом, спохватившись, поворачивается и уходит в сторону стойки.
– Послушайте, – говорит Капитонов, глядя в зеркало на удаляющуюся официантку, – почему здесь так много зеркал? У меня в номере – перебор.
– Один из владельцев отеля – концерн «Невский зеркальщик».
– Ах, вот оно что… Но все равно не понимаю, какой смысл в моем одном голосе? Или вы всех так… обрабатываете?
– Обрабатываю только вас, потому что вы последний. Остальные, кто надо, уже все обработаны.
Официантка с папочкой снова здесь, вид у нее обескураженный.
– Извините, – обращается она к Водоёмову, который, впрочем, на нее и не смотрит, – но тут не деньги…
– А что? – не поворачивая головы, спрашивает Водоёмов.
– Карта…
– Африки?
– Нет…
– Европы?
– Нет… игральная карта…
– Пики?.. Крести?.. Буби?..
– Шестерка червей… – лепечет официантка и показывает открытую папочку Капитонову, потому что Водоёмов по-прежнему глядит в сторону.
Капитонов действительно видит шестерку червей.
– Закройте, – нехотя произносит Водоёмов. – Дайте сюда. Это что?
Взвесив на ладони папочку, он кладет ее на стол, так и не открыв.
– Зачем вы меня за нос водите, – говорит Водоёмов, – там все как надо.
Официантка открывает папочку и видит вместо шестерки червей тысячу рублей одной бумажкой. Да и Капитонов, призванный в свидетели, видит то же самое.
– Без сдачи, – поднимается Водоёмов. – Идемте, коллега.
– Как это? – восхищенно спрашивает официантка.
19:55
В холле Водоёмов не торопится прощаться с Капитоновым. Он ведет его к стойке ресепшен. Выясняется, что Архитектор Событий так и не возвращался.
– Секундочку, – говорит Водоёмов и достает телефон. – Оленька, я тут внизу с Евгением Геннадьевичем Капитоновым, у него расстройство сна, а сосед у него за стенкой в номере сама знаешь кто. Вряд ли он выспится. С другой стороны, Архитектор наш так до сих пор и не оформился. Нельзя ли Евгения Геннадьевича перекинуть в номер Архитектора, это этажом ниже?.. Ну, почему же… Появится Архитектор, как-нибудь с ним разберетесь… Да?.. Неужели так сложно?..
Он с недовольным видом выслушивает какие-то возражения, потом говорит:
– Но мы можем Евгения Геннадьевича в компенсацию за все его страдания хотя бы отправить в Москву не поездом, а самолетом?.. А резервный фонд, Оля?.. Нет, я имею в виду черную коробочку… Так ты загляни… Нет, дорогая, ты сначала загляни, а потом говори, что пустая… Да, прямо сейчас.
Он убрал телефон.
– Пожиратель Времени и Архитектор Событий, к сожалению, не могут жить на одном этаже, но надеюсь, вы не боитесь летать самолетом?
Пожали друг другу руки. Водоёмов вышел на улицу.
20:01
20:01 показывает электронное табло над стойкой ресепшен. Капитонов пытается сообразить, откуда это Водоёмову известно о беспокойном соседе. Возвращаться в номер и слушать, как там за стенкой блюют, Капитонов и в самом деле не хочет. Между тем время – подходящее для антракта. А вдруг правда антракт?
Он поднимается на второй этаж и сразу же убеждается, что угадал: это антракт.
Двери в зал открыты, немногочисленная праздная публика бродит по холлу, поглядывая на рыбок в аквариумах и на то, что висит на стенах.
Капитонов, не долго думая, входит в зал.
От зала, который назван Большим, он ждал больших размеров, – тем заметнее, что большинством делегатов конференции культурное мероприятие бойкотируется. Капитонов садится с краю в последнем ряду, отсюда он видит только затылки уже разместившихся зрителей. Лица он видит лишь тех, кто входит в боковую дверь, – все-таки он не настолько хорошо рассматривал снимки в брошюре, чтобы теперь узнать хоть кого-нибудь из входящих в зал. Хотя почему же: вот определенно микромаг Астров, тот, чья улыбка на снимке нивелировалась его же надменным взглядом. Теперь лицо Астрова выражает покой и бесстрастность. И вообще они входят в зал с отрешенными лицами. То ли готовят себя к продолжению встречи с высоким искусством, то ли первое действие так их ошеломило.
Все расселись, и гаснет свет.
На сцене двое молодых людей в одеждах явно не восемнадцатого века. Он сидит на стуле и смотрит в зал, а она за его спиной щелкает ножницами, изображая завершение стрижки.
На ней короткая синяя юбка в белый горошек, футболка, и она босиком. А в чем он, Капитонов не обращает внимания – в чем-то серо-спортивном.
Она говорит:
– Ничего. Самой понравилось. Не бойся, я чуть-чуть. Теперь ты такой же, как месяц назад… ну, ты помнишь, когда…
Он отвечает:
– Если придерживаться устойчивой терминологии, можно сказать, что сегодня у нас завершается медовый месяц.
Она:
– Дурацкое название. И ничего не завершается…
Освободив его от простыни, заправленной за ворот, она говорит:
– Пойди посмотри в зеркало.
Он отвечает:
– Лишнее. Я тебе доверяю.
– Иди в ванную, – говорит она, – не ленись, посмотри в зеркало.
– Пойду и увижу протечку на потолке? Сегодня не такой день, чтобы наблюдать, как с потолка вода капает…
Однако встает и отходит в сторону, делая вид, что вошел в ванную посмотреть на себя в зеркало. Она тем временем набирает на старом телефонном аппарате номер и вызывает водопроводчика.
Никто не поет.
Не похоже на оперу.
– Во-до-про-вод-чик, – подает он голос как бы из ванной. – Нам это слово приелось, а ты послушай: оно звучит возвышенно, почти величественно: во-до-про-вод-чик!
Она ему говорит:
– У меня иногда появляется ощущение… что мы совершенно несамостоятельны… Будто принадлежим какому-то причудливому миру, кем-то придуманному…
Капитонов решает, что это современная опера. С элементами драмы. Еще запоют.
– Не знаю, как насчет самостоятельности, – задумчиво произносит герой, – но мы действительно в значительной мере придуманы. Ты придумываешь меня, я – тебя, нас – допустим, Гриша, которого в свою очередь придумала Ася… Мы все придумываем друг друга, воображаем. Это естественно. Мы, разумеется, есть, но главное не то, какие мы есть, а то, какими мы друг друга видим, воображаем…
– И в результате оказывается, ты плод воображения некоего водопроводчика.
Капитонов, чтобы посмотреть на чью-либо реакцию, оглядывается, забыв, что он на последнем ряду.
Между тем актеры на сцене говорят о любви. Она спрашивает:
– Почему, если влюблюсь, всегда авантюристом окажется?
А он ей объясняет, что дельце, которое он затеял (по-видимому, в первом акте), вовсе не авантюра. На это она говорит:
– А я иногда себя грабительницей банка представляю. Врываюсь в маске Санта-Клауса: всем стоять!.. Это ограбление!.. Лежать, кому сказано!.. Ни с места!
И он тогда тоже кричит, как бы включаясь в игру:
– Руки на затылок!.. Никому не двигаться!.. Убери руку от этой кнопки, твою мать, ненормальная!..
Никакой кнопки на сцене нет.
Капитонов, хоть лиц не видит зрителей, все же понимает, что они не испытывают беспокойства. Они видели первый акт, а Капитонов еще не врубился. Вполне возможно, еще запоют, и даже, наверняка, появится Калиостро.
Третий, постарше, появляется на сцене – явно не Калиостро. Он держит шахматную доску, он размышляет вслух:
– Сильный ход. Задачку надо обдумать…
Она:
– Господин музыкант!..
Он поправляет ее:
– Композитор.
– Господин композитор, хотите, я вас постригу?
Из дальнейшего Капитонов догадывается, что композитор живет у этих молодых людей, потому что потерял ключи. А сейчас он зачем-то направляется в садик.
Капитонов передвигается по ряду на два места и, наклонившись вперед, спрашивает у ближайшего зрителя:
– Это не опера?
Тот отвечает:
– И не балет.
Капитонов откидывается на спинку кресла. Ну-ну.
– Питаю глубокое уважение ко всем, кто теряет ключи, – говорит героиня. – Я отца уже забывать начинаю, мне семь было, когда он утонул. А с мамой у меня… ну не знаю, как назвать наши отношения… Идеальные. Просто идеальные какие-то. Даже самой иногда страшно становится, каку меня с ней все хорошо…
– Редкий случай… А что с ключами?
Капитонов закрывает глаза, потому что героиня явно собирается рассказать какую-то историю, а голос у нее обнадеживающе убаюкивающий.
– Меня вообще не должно быть на свете. Я благодаря случайности родилась. Если бы папаня не трескал водку с хорошими людьми в нужный час и не потерял бы ключи, тю-тю, не было бы на свете Ан-желиночки… Некоторых по пьяному делу зачинают, а меня по пьяному делу в мамкином животе сохранили. Я своим рожденьем папиной пьянке обязана. И потере ключей.
– Чёй-то загадками говоришь, – замечает ее партнер, повторяя невольную мысль Капитонова.
Далее Капитонов слышит с закрытыми глазами:
– Не хотели они меня, вот и вся загадка. Ну, не меня лично, а вообще… Со мной лично все в полном порядке оказалось… когда я родилась. А тогда мама в клинику легла, от меня избавляться. А к папе приятели пришли домой, стали они водку пить. Потом кто-то спрашивает: а где Алёна твоя, на работе, что ли? Ну, папа и сказал, на какой работе. В больнице – аборт делает. Мужички говорят, а на хрен ты ее в больницу отправил, пусть рожает, говорят. Зачем тебе аборт?.. Совсем охренел? Дети – цветы жизни, дети – это здорово!.. Забирай ее нахрен скорее!.. Он, ребята, поздно, говорит, поезд ушел. Да ничего не поздно, балда. Берем такси и поехали!.. Нет, говорит, надо было раньше. Давайте лучше выпьем за Алёнино здоровье и за вас, и за счастье всех существ на земле, и за тех, кто в море… и кто не в море… В общем, допили они все что было, стали приятели домой собираться, он с ними в дверях прощается, проводить хочет, и тут выясняется, что нет у него ключей. Потерял. Говорит, надо к Алёне за ее ключами ехать, а то как же я без ключей… Дядя Жора дома остался, подежурить. А дядя Петя и мой папаня поймали такси и поехали в клинику. Приехали в клинику, вызвали мамку мою вниз, она прямо в халате спускается. Что случилось, в чем дело? Они пьяненькие, задиристые. Ничего не случилось, ключи потеряли, дай твои. А потом переглянулись: это ж судьба. Ладно, все отменяется, мы за тобой. Раз дело такое. Хвать ее, в чем была, и в такси. Еще бы чуть-чуть, и было бы поздно. Вот и все. Домой привезли. А на другой день папаня мой в больницу за вещами ездил, уже протрезвевший. Ключи, кстати, в другой куртке лежали.
– Мама рассказала? – словно за Капитонова, спрашивает героиню ее партнер.
– Мне – мама, а ей – дядя Жора и дядя Петя, ну, и папаня мой… не дал соврать. Мне – когда мне семнадцать стукнуло, разоткровенничалась, поведала тайну рождения. От избытка чувств. Любит она меня очень. Не представляю жизни без тебя, доча. На самом деле мне надо не день рождения отмечать, а день спасения от аборта. День спасения. Я прикидывала, когда: где-то в конце апреля, весной. Это просто чудо, что я есть.
– Здорово.
– Я тоже думаю, здорово.
Ничего, ничего, неплохая история, думает Капитонов, чувствуя, что еще не спит и что вряд ли уснет, но, однако же, с закрытыми глазами продолжает по-прежнему слушать.
– Слушай… О чуде, – говорит герой и вдруг начинает заводиться со все возрастающей пылкостью. – Я иногда задумываюсь о своем возникновении – мурашки по коже!.. Отца в юности ножом пырнули. Дед воевал, ранен был в голову… Да и у каждого предка наверняка что-то было такое… Но я о другом, не о биографических обстоятельствах… А просто! Вот их сто миллионов. И все они устремляются к цели. А достигает только один. Один-единственный!..
– Ты про кого?
– Про сперматозоиды.
Капитонов открыл глаза.
Ничего нового. Двое на сцене. Они говорят.
Он – продолжая:
– И только благодаря этому конкретному сперматозоиду получаюсь исключительно я. Не кто-то еще, а именно я! Опереди его другой, любой из ста миллионов, был бы тогда мой двойник, ну как бы брат, с той же наследственностью… ну как бы если близнец – такой же, как я… но не я!..
– Опередил бы другой, и ты был бы не ты? Ты уверен, что не ты?
– Конечно. Смотри: пусть будет их два! – подняв руки, он показывает указательные пальцы. – Пусть оба достигли цели – одновременно, вместе… Получились у нас близнецы. Это Вася, это Боря, – он показывает на две чашки, вставленные одна в другую, подцепляет пальцами за ручки, разъединяет, ставит на стол по отдельности. – Они разные люди? Конечно, разные! А если первым пришел этот, – показывает левой рукой на левую чашку… – тогда получился только Боря, а Васи нет! А если того обогнал второй, – правой рукой показывает на правую чашку… – Кто получился? Вася! А Боря не получился!.. Значит, конкретный человек своим воплощением обязан успехам конкретного сперматозоида, верно? Допустим, зачатие все равно б состоялось, но какова вероятность того, что зачатым оказался бы я – не такой же, как я, а именно я?.. Ничтожнейшая вероятность!.. Ты поняла? Я на пальцах тебе объясняю.
– На сперматозоидах.
– Я уже молчу про яйцеклетку… Для того, чтобы образовался я, именно я, который перед тобою сейчас руками размахивает, должны были встретиться две определенные клетки, клеточки… фитюльки… фиговинки… только те две и никакие иные – из несметного числа им подобных!.. А если учесть то, о чем ты рассказывала… все эти биографические казусы… что же получается тогда?., что-то вообще немыслимое!.. Все эти войны, эпидемии, аборты, несчастные случаи… ранние смерти несостоявшихся родителей – это все против нас, все против нас, индивидов – реально воплощенных людей!.. Нам практически невозможно никому воплотиться!.. Понимаешь, Анжелинушка? Ты не возможна. И я не возможен.
– Но ведь мы родились. И все рождаются.
– То, что люди рождаются, это нормально, ничего в этом странного нет. Удивительно другое: то, что среди этих родившихся есть ты, есть я, есть, скажем, Ася, которая сейчас на лыжах съезжает с горы, есть Гриша, которому она вломила спинкой кресла и которого прогуливает в саду композитор… Легче холодильнику выпрыгнуть в окно, чем тебе или мне появиться на земле! Вероятность нашего появления – практически нуль! Чудо, натуральное чудо!
– А мы еще умудрились встретиться!.. – восклицает она.
У Капитонова волнуется телефон в беззвучном режиме. А тут вдруг музыка и какие-то вспышки на сцене. Выход рядом: Капитонов раз – и выходит в фойе.
Это Марина звонит.
20:42
– Женечка, здравствуй, родной, только не говори, пожалуйста, что ты не в Питере.
– Откуда ты знаешь, Марина?
– Да про ваш съезд весь день по новостям передают. Из-за вашей бомбы дурацкой… Это не ты учудил?
– Я?.. Я только вечером приехал, ничего еще сам не знаю. А кто тебе сказал, что я делегат?
– Сама догадалась.
– Нет, этого быть не может.
– Ну, тут вас перечисляли… по специализации… Сказали, что есть даже отгадыватель чисел. Я сразу решила, что ты.
– Отгадывателей и без меня много. Я еще вчера утром сам не знал, что поеду.
– Много или мало, но я оказалась права.
– Чудо какое-то. Тут как раз про чудо сейчас говорили… Слушай, так ты как живешь?
– Приезжай, увидишь. С мужем познакомлю. Ты где сейчас?
– А хрен его знает, где. На опере.
– В Мариинке?
– Да нет, в гостинице… Что-то камерное… клубное. На оперу не похоже. Говорят прозой и про сперматозоиды…
– Может, лекция?
– Нет, Марина, спектакль.
– Так ты все-таки где? Как гостиница называется?
Он сказал как. Назвал улицу.
– Ну, так тебе ехать совсем ничего.
Объясняет ему – куда и на чем.
– А ведь и не позвонил бы даже. И не вспомнил бы.
– Марина, я приехал только что, говорю же тебе…
– Ладно. Только не покупай ничего. Все есть.
Капитонов убрал телефон.
Оля-вторая (та самая) спускается по лестнице.
– Евгений Геннадьевич, как хорошо, что вы здесь. В Москву полетите самолетом. Билет на четырнадцать пятьдесят один в понедельник. Устраивает? Или хотите остаться?
– Нет, спасибо, во вторник мне на работу. Оля! Вы знаете! Что там показывают? Это же не опера «Калиостро»?
– Отменили. Спектакль «Чудо, что я» называется, драматический. Тоже про фокусы и чудеса… Вам не понравился?
– Мало видел, мне надо идти.
21:20
Выход на улицу закрыт, потому что с крыши сбивают сосульки. Выпущенный во двор Капитонов идет мимо котельной. Мотыльками снежинки мечутся под фонарем. Серый кот перебегает ему дорогу.
Место здесь определенно кошачье, здесь их кормят, дворовых. Пахнет чем-то варено-колбасным и почему-то капустой.
21:32
Вот Капитонов, и вот он едет в маршрутном такси. Сейчас в этом городе данный транспорт, узнал Капитонов, называется «тэшки» – в честь буквы Т, предваряющей номер маршрута. Не приживется. Раньше не так называлось, но это когда Капитонов был еще сам петербуржцем.
Окна замерзли. Догадаться по окнам, что там Петербург, трудно, но только тому, кто не знает, в каком городе едет.
Едва ли не каждый занят своей электронной игрушкой. Иные посредством этих устройств сообщаются с кем-то. Даже водитель говорит за рулем (он на своем языке), даже те, кто в проходе стоит, говорят, – говорит, и достаточно громко, почти половина автобуса. Так ведь та же картина в Москве.
Достает Капитонов мобильник: нет ли пропущенных сообщений? Спам в четырех образцах. Предлагается мебель, продажа квартир, приз поехать в Анталию, что-то еще. Отчего-то ему показалось, что обязательно будет от Аньки. Дочка молчит. Хорошо, и мы помолчим.
Рядом с ним, не обращая внимания на фактор живого соседа, громко щебечет, думать надо, студентка. Убеждает кого-то не верить их общей знакомой. Хочешь не хочешь, а не слышать нельзя:
– Вы с ума сошли! Не вздумайте верить, она всех обманет! Ни в чем ей не верьте. И тебя тоже обманет! Она же такая! Ты не знаешь, мы на осеннем выезде играли в «правду», короче… ну, и кто-то ее попросил назвать число. Короче, сколько было партнеров. Знаешь, сколько сказала? Тринадцать! Ну, ведь это ж смешно. Зачем так врать откровенно? Все же поняли, что она уменьшает. Нет, есть, конечно, для кого и такое ужас-ужас, я понимаю, но мы, мы же знаем ее, мы же все в теме. Короче, она поняла, что ей никто не поверил, ей стало стыдно, что так лажанулась, что поймали на лжи… так ты думаешь, она как повела? Созналась в обмане?.. Как же!.. Если б созналась, мы бы, может, простили вранье, так она же, короче, стала оправдываться… будто она чуть ли не в церковь ходит давно… В общем, стыдоба, просто стыдоба… Представляешь? Не надо ей верить. Обманет.
Капитонов встает и боком к проходу, и по проходу пробирается к двери.
22:09
– Евгений, – представляет Марина Капитонова мужу, а Капитонову – мужа: – Тодор.
И с наигранной гордостью:
– Настоящий бельгиец.
– Но не Пуаро, – показывает Тодор пальцем на отсутствие усов, щекоча себя под носом.
Капитонов не замечает акцента.
Настоящий бельгиец – крупный брюнет. Покойному Мухину противоположность.
– Моя мама болгарка, мой отец из Брюсселя. Штаб-квартира НАТО. Капуста. Кружево. Пиво. Моментально вспомнен контекст.
Надо ли Капитонову рассказывать о своих родителях?
– Короче, русский, – заключает Марина.
– Укороченный русский, – подхватывает Тодор.
– Почему это ты укороченный?
– Ну как же? Кто-то из ваших сказал: широк русский человек, надо укоротить.
– Там, по-моему, было «сузить».
– Неважно.
Болтовня продолжается в комнате.
– Женя тоже в Бюсте работал, – сообщает мужу Марина.
– В бюро статистики, – отзывается муж, давая понять Капитонову, что понимает жену.
(В Бюсте, вместе с Мухиным – тоже.)
Над чем работает он сам, Тодор начинает рассказывать, открывая бутылку болгарского красного (гость отказался от водки): он работает над… Но тут Капитонов уже не уверен, что за поприще это – пищевая промышленность, медицина, пиар? Задав по ходу рассказа вопрос, Капитонов понял, что лучше не спрашивать: настоящий бельгиец чересчур обстоятелен. Что-то связано с кисломолочным напитком, традиционно производимым в одном из горных районов Болгарии, где еще в позапрошлом веке было отмечено большое число долгожителей. В свое время этим кисломолочным напитком заинтересовался профессор Мечников, лауреат, между прочим, Нобелевской премии по медицине – большую часть исследований он провел в Париже, в Пастеровском институте, где, кстати, хранится урна с его прахом.
– За встречу, – предлагает Марина.
Когда рассказывает Тодор, она смотрит чуть в сторону, на ту часть стола, на которой салфетки в подставке, и лицо у нее ничего не выражает, кроме напряженного ожидания.
Русский Тодора настолько чист, что готов в нем выдать нерусского. Но возможно, Капитонов льстит себе, желая показаться самому себе проницательным.
Йогурт (с ударением на втором слоге в соответствии с новой нормой русского языка и исторически правильным (что Тодор умудрился, к слову, отметить) произношением), производимый на Западе, совсем не йогурт. Как и производимый в России по западным технологиям. Нельзя забывать, что писал Мечников о молочных микробах и их пользе. Мечникова интересовала проблема естественной смерти. Это когда у организма, пресыщенного жизнью, притупляется страх смерти, и тому в известной степени способствует правильное питание.