Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой

Вечный юноша Яннис Николопулос

Сорок лет назад я познакомилась в Москве с Яннисом Николопулосом, тогда пресс-атташе Греческого посольства. Судьба свела нас по работе: в Москву, Ленинград и Киев привез выставку своих офортов выдающийся греческий художник Тасос, и его сопровождение было поручено Яннису. Меня же, только-только окончившую отделение классической филологии МГУ и благодаря московской Олимпиаде 1980 года сносно выучившую новогреческий язык, прикомандировали к Тасосу и его жене переводчиком. Янниса нельзя было не заметить и не полюбить. Он мало напоминал классического дипломатического работника, хотя, возможно, именно поэтому и был дипломатом высочайшего класса.

Не буду вдаваться в подробности нашей московской дружбы, а сразу перенесусь в Афины, где мы не только возобновили свое знакомство, но и, смею надеяться, стали близкими друзьями. В Афинах я еще раз убедилась в том, что подозревала с самого первого момента нашего знакомства: Яннис – человек без возраста, застывший в ранней молодости, когда люди горят, мечтают, дерзают, делают ошибки и глупости. Кто-то сказал, что старение неизбежно, а вот взросление – вопрос выбора. Это в точности подходит к Яннису Николопулосу.

Этот человек колоссальной эрудиции и богатейшего жизненного опыта, являлся знаковой фигурой в послевоенной истории Греции, Америки, России, несомненно, был другом или врагом сильных мира сего, что для биографии политика и чиновника однозначно ценно. Но по своему складу Яннис не был ни тем, ни другим. Он, скорее, Индиана Джонс, человек мира, человек всех языков и культур, без малейших признаков тщеславия, честолюбия или высокомерия.

Его богатство – это люди, книги и архивы. Материальные ценности малое место занимали и занимают в его жизни: он доказал, что одинаково активно и радостно может жить как в просторной московской квартире, так и в полуподвальной афинской малометражке, с книжными стеллажами от пола до потолка, с маленьким садиком за окнами. Разница только в том, сколько свободных метров ему остается для передвижения по жилой площади.

Идеи не перестают рождаться в его голове, причем «унаследовать» их может каждый: Яннис – чрезвычайно щедро ими делится. Мало того: направляет и помогает в их воплощении. При своем безупречном знании людей он практически всем дает шанс показать себя с лучшей стороны. И у всех действительно есть шанс стать лучше. Другое дело, что пользуются им далеко не все. Яннис – бездонный кладезь историй. Практически каждую беседу с ним хочется записывать, конспектировать и обрабатывать – либо как художественное произведение, либо как исторический материал.

Для меня Яннис Николопулос – неизменный авторитет в том, что касается политики: его не сбивают с толку ни телепередачи, ни газетные статьи, он читает между строк и выносит окончательный приговор. На моем веку он ни разу не ошибся.

Мне бы очень хотелось, чтобы Яннис был счастливее в личной жизни. Хотя не знаю, что значит для Янниса понятие личной жизни.

Его жизнь всегда была на виду. Он, как и его предок возможный Колумб, без устали бороздил океаны и материки – как в прямом, так и в переносном смысле. Ограничивать такого человека было бы преступлением. Да и сейчас, большую часть дня проводя в своем доме в Палио Психико, Яннис не перестает двигаться.

Ибо для него нет различия между внешним и внутренним движением. И это преимущество гениев.

Евгения Кричевская

декабрь 2021

На перекрестках дорог

Избранные судьбой дома встречаются на перекрестке, где пересекается множество путей и множество историй. Один такой был расположен в светло-сером здании конструктивистского стиля, построенном в 1927 году, на тихой улочке неподалеку от Новоспасского монастыря и Крутицкого подворья – памятника XIII века. Здесь на четвертом этаже была квартира, заполненная книгами, картинами, фотографиями, растениями, картами, зеркалами и прочими уникальными антикварными предметами, накопленными за целую жизнь. Здесь разные культуры, разные поколения, люди всех возможных идеологических настроений встречались, чтобы пообщаться, перекусить и выпить, коротая время долгими московскими зимними вечерами. Здесь собирались диссиденты и государственники, академики, актеры, писатели, издатели и бизнесмены. Однажды в 2002 году здесь спасались и переживали за жертв теракта в Театральном центре на Дубровке.

В центре этого салона сидел его шаман Яннис. Он коллекционировал мириады историй, рассказанных ему, передавая их своей семье и гостям всегда с веселой искоркой во взгляде. Если Яннис был рассказчиком, то прежде всего потому, что он знал, как слушать, а любили его, потому что он слушал, никого не осуждая и принимая каждую историю и каждого человека на его собственных условиях. Из слушателей выходят хорошие журналисты и еще лучшие историки.

Мне Яннис достался в наследство от моих родителей, друживших с ним со времени диктатуры полковников, узурпировавших власть и позоривших Грецию. Яннис, живший тогда в США, был среди тех, кто выступал против несправедливости и его роль как пресс-секретаря Греческого посольства в Вашингтоне в то время была особенно важна, ведь он имел доступ к американской прессе. Поскольку США оказывали поддержку Хунте, именно в американских СМИ развернулась борьба за американское общественное мнение. В знак протеста перед своей отставкой Яннис дал просочиться в прессу важным документам. Он продолжал борьбу за свободу, преподавая историю России в ряде американских университетов. Его школьный друг Теодорос Колумбис помнит дни, которые они провели вместе, когда преподавали в Американском университете в Вашингтоне, прежде чем Яннис переехал в Нью-Йорк, и описывает Янниса как «блестящего», «немного сумасшедшего» и «по-настоящему многогранного» человека. После падения диктатуры Яннис был назначен пресс-атташе в Греческом посольстве Нью-Йорка. Последствия недемократического правления к тому времени были слишком очевидны, особенно после развернувшейся трагедии на Кипре. Яннис на собственном опыте испытал совет, который дал нобелевский лауреат Йоргос Сеферис: «Начало любого диктаторкого режима может показаться легким, но в конце неизбежно наступает трагедия».

Я сам встретил Янниса случайно, если мне не изменяет память, на прогулке с родителями неподалеку от нашего дома в Афинах. Но Яннису суждено было сыграть большую роль в моем становлении, не только потому что он поддержал меня в решении стать историком по греческо-русским отношениям, но и потому что он направил меня непосредственно в архив греков Нежина (этот архив находится сегодня в Чернигове) – неизученный и очень важный источник, раскрывающий роль греков в Российской империи XVIII и XIX века.

По сути, как мне предстояло узнать, Яннис активно способствовал многочисленным исследованиям и поддерживал многих ученых. Наряду с Паносом Стаму и Михалисом Лигносом он сыграл важную роль в создании Центра греко-российских исторических исследований, который организовал большое количество конференций и опубликовал десятки важных монографий о греко-российских отношениях на греческом языке. Если греки ознакомилисть с целым рядом работ Григория Арша («украшением» российской исторической науки, по словам Янниса), то это во многом благодаря Центру. Яннис поддерживал и множество других проектов: из текущих примеров можно назвать исследование Лилии Габдрафиковой, Бахтияра Исмаилова и Радика Салихова по экономической истории греческих заводов на Урале.

Исторические труды самого Янниса отличает высокая степень оригинальности, как видно по его книге о греках и России с XVII по XX век. Она охватывает политическую, военную, а также интеллектуальную историю, включая ведущих греческих деятелей эпохи Просвещения в России, таких как Ивана Мелиссиноса и его семью. Другой впечатляющий вклад в современную историческую мысль – это работа Янниса о феномене ожидания, что именно Россия принесет освобождение, о способах его проникновения в христианское население османского мира на протяжении XVIII и XIX веков. Это исследование во многом способствует объяснению свершения Греческой революции 1821 года, а также закладывает основу для понимания идеологии греческого населения после обретения независимости.

Я бы сказал, что мысль Янниса отражает его диаспоральную личность. Рано пережив смерть своего отца-журналиста, он был отправлен в США, и с тех пор его жизнь была многоплановой, разворачиваясь на трех континентах. Даже его увлечение Россией было вызвано переехавшими русскими эмигрантами, с которыми он познакомился во время учебы в Колледже Помона в Калифорнии. Яннис видел в переездах и миграции больше, чем просто дезорганизацию и дезориентацию, для него они воплощались в полном творческом и проницательном потенциале. У людей, постоянно меняющих место жительства, есть множество обличий которыми они открываются миру, и утверждение что есть только одно повествование, только от единственного лица и только одно имя (так, Яннис использует эквивалент Джон, когда пишет на английском языке) не соответствует многогранности жизненного опыта.

Греция была всегда для Янниса рядом, даже если физически он в ней не находился. Я навсегда запомню его рассказ о путешествии съемочной группы греческого телеканала ET-3 в одну греческую деревушку в Нагорном Карабахе, где журналисты встретили несколько женщин, которые потеряли своих мужей и сыновей на войне – на их грустных, но светлых лицах отразилась вся их жизнь. Эти женщины приготовили курицу в честь неожиданных гостей. Подобные люди были для Янниса родственными душами, а такие деревеньки были его Грецией. Мысль его не преследует цель распределить все на категории. Скорее, он освещает сам объект исследования неким сиянием, меняющим восприятие читателя.

Жизнь и работа для Янниса неразрывно связаны, поэтому его работе свойствен особый стиль, этос, который преодолевает разрыв между академической наукой и журналистикой в ее лучшем проявлении. Удивительные вещи случаются на судьбоносных перекрестках дорог, и те, кто продолжит читать, узнают об этом еще больше.

Яннис Каррас, декабрь 2021

От литературного редактора

О Яннисе Николопулосе знают все, кто занимается Грецией или греко-российскими культурными связями. И пишут о нем как о незаурядном человеке неординарной судьбы. Независимо от того, согласен ли автор со всем, что написано о нем другими людьми, сейчас о своей жизни высказался он сам. Итак, главные слова сказаны, характер описан, точка в работе поставлена. Хочу коротко сказать о трех вещах, которые были важны для меня как литературного редактора и близкого человека, делившего последние двадцать лет жизни с Яннисом Николопулосом и помогавшего ему писать эту книгу.

Во-первых, для меня было очень важно, чтобы события жизни автора прозвучали на широком социально-историческом фоне послевоенного мира – фоне, который объясняет, почему он выбрал для себя именно такую жизнь, такое отношение к людям и такие идеи, взгляды и личные приоритеты.

Во-вторых, у Янниса редкие по включенности в общественную жизнь биография и опыт жизни в трех странах, столь разных и непохожих друг на друга, как Греция, США и Россия. Я даже не знаю, есть ли на земле еще кто-то с подобной судьбой. Двадцать пять лет в Греции, тридцать в Америке и тридцать в России – это редкие обстоятельства жизни человека мира, поистине умевшего раздвигать границы между странами и народами. Яннис – один из немногих людей, кто имеет возможность и готов всем своим опытом поделиться. И щедро делился со мной и раньше, и пока мы писали эту книгу, и теперь со всеми, кто готов ее прочитать.

Наконец, в-третьих, где бы он ни жил и в каком бы качестве ни работал, Яннис Николопулос служил своей Родине, Греции, то есть был и остается ее безусловным патриотом. При этом он всегда был максимально открыт другим культурам, с которыми он соприкасался, и воспринимает мир как единое целое, давая нам ценный урок патриотизма без ксенофобии и враждебности, без нетерпимости и утверждения исключительности привычного для себя порядка вещей.

Я благодарна судьбе за то, что время и пространство соединились в наших с Яннисом жизнях таким образом, что наша встреча стала возможной. И я горжусь тем, что помогала ему писать книгу его жизни.

Мемуары пишутся по-разному. Бывает, что автор садится за письменный стол и относительно быстро кладет на бумагу то повествование, которое уже сложилось в его или ее голове. Бывает, что автор нанимает помощников и они записывают воспоминания под диктовку или даже просто пишут книги в мемуарном или биографическом жанре, опрашивая людей, знавших автора на протяжении жизни.

В нашем случае было так: я начала записывать выборочные воспоминания Янниса с его слов лет тринадцать или пятнадцать назад, потом в нашей работе случилась пауза, и Яннис надиктовал часть материала Ольге Кессиди, жене человека, которого он называет своим русским ментором и сравнивает с Вергилием. Эти материалы потом были частично использованы мной в главах, связанных с военным детством Янниса и особенно с его пребыванием в России.

Около десяти лет назад мы с Яннисом возобновили нашу совместную работу над книгой и вели ее в Афинах и в Москве. Яннис рассказывал мне о событиях своей жизни, в основном по-английски, и я потом записывала их и давала читать автору, проверяя правильность и точность записанного. По ходу дела я задавала моему другу много вопросов, в основном касавшихся описания того самого социально-исторического фона, которое мне как неспециалисту по Греции, но при этом политологу и американисту, казалось необходимым для привлечения внимания к книге среднестатистического российского читателя. Я надеюсь, что получилось интересно.

В работе над мемуарами нам помогали несколько человек, которых и Яннису, и мне хотелось бы искренне и от души поблагодарить.

Огромное спасибо Ольге Кессиди за работу по записи эпизодов жизни Янниса, в том числе отрывков, вошедших в мемуары. Эта работа требовала внимания и тщательности, которые Ольга проявила в полной мере. Сердечно благодарим также Евгению Кричевскую за ее полное симпатии и дружбы введение к книге воспоминаний. Оно было очень важным для Янниса, да и для меня тоже.

Мы также искренне признательны Теодоре Яницци за предоставленную автору возможность еще раз осмыслить пережитое и рассказать о нем на заочной встрече, организованной Греческим культурным центром в Москве в серии «Встречи с замечательными людьми».

Большое спасибо детям Янниса: Яннису-младшему, Георгию и Вере Николопулосам, оказавшим большую помощь в отборе фотографий и приведении книги в окончательную готовность. Мы также выражаем свою благодарность нашему издателю Игорю Савкину, проявившему профессиональное и человеческое понимание и терпеливо ожидавшему окончания нашей работы, а также все время верившему в успех нашего дела.

Татьяна Жданова декабрь 2021

Моей матери Розе Протекдикос посвящается

Глава первая
Некоторые сведения о моей семье. Мои детские и школьные годы. Греция в период Второй мировой и гражданской войн (1940–1944, 1944–1945, 1947–1949 гг.)

1. Семейная мифология

В нашей семье из поколения в поколение передается несколько занимательных легенд. Начну с наиболее яркой. О ней, в частности, упоминается в небольшой статье о моей деятельности в России, опубликованной в 1995 году журналом «Новое время»: «Кто бы мог подумать, что потомок великого мореплавателя Христофора Колумба, завершившего эпоху Средневековья открытием Нового Света, обитает в России? Известный греческий журналист Яннис Николопулос действительно ведет свой род от знаменитого генуэзца»^[1].

Откуда идут корни этой легенды? Дело в том, что моя мама принадлежала по бабушке к многочисленному генуэзскому роду Коломбо, один из членов которого в XV веке сделал выдающуюся карьеру в Испании. В качестве «адмирала Великого океана» он открыл Новый Свет и водрузил там испанский флаг. Наследники Колумба составили две партии – испанскую и генуэзскую, – между которыми шли длительные распри и судебные разбирательства из-за наследства великого мореплавателя. В итоге победу одержала испанская партия – ей достались почетные звания и открытые Колумбом земли на американском континенте. Генуэзцам же осталась только слава. Вот из этой-то семьи и вышла моя прабабушка, разъезжавшая по улицам города-порта Триеста в карете с фамильным гербом Колумбов. Там же, в Триесте, она вышла замуж за греческого судовладельца Константина Протеджико, или в греческой транскрипции Протекдикоса, – моего прадеда^[2].

В упомянутой мной статье приводится ссылка и еще на одну, не менее колоритную легенду: «…его (Янниса Николопулоса. – прим. авт.) корни восходят к эгейскому пирату, женившемуся на русской красавице»^[3].

Что же это за «русская красавица»? Напомню читателю, что в конце XVIII века греки принимали активное участие в русско-турецких войнах в качестве корсаров, захватывавших турецкие корабли. Семейная легенда уточняет, что в одной из таких операций предок нашего триестинского Константина Протеджико на своем корабле захватил в Эгейском море турецкое судно, перевозившее невольников из Константинополя в Александрию. Большинство невольников составляли русские люди, которых турки собирались продать в рабство в Египте. Эта работорговля была организована давно, еще в Средние века, крымскими татарами, периодически бравшими в плен мужчин и женщин в южнорусских землях. Обнаружив на захваченном турецком судне «живой груз», мой предок, как было принято в то время, перерезал экипаж и сбросил тела в море. Затем собрал добычу и поделил ее между членами своей команды. Капитану досталась самая красивая русская пленница, которая таким образом стала моей прапрабабушкой.

Свою жену мой предок-пират поселил на острове Кеа, где она родила ему семерых детей. Похоже, что, помимо красоты, эта женщина обладала еще и склонностью к авантюризму. Она без промедления объявила себя русской княжной. Не исключено, что она действовала по примеру княжны Таракановой, красивой авантюристки, утверждавшей, что она родом из царской семьи. Забавная могла быть интрига: сама Тараканова – «псевдокняжна», а моя покойная прапрабабушка – «псевдотараканова». И хотя ее княжеское происхождение до сих пор в семье никто не оспаривал, я лично полагаю, что прабабушка, скорее всего, была шустрой украинкой, создавшей о себе романтическую легенду. Она благополучно закончила свою жизнь на Кеа, а ее потомки, как истинные греки, бесстрашно покоряли разные моря. Одна их ветвь и поселилась в Триесте.

А вот еще одна история – уже не легенда. Мой прадед по отцу Антониос Леонардос жил на полуострове Пелопоннес в Аркадии, в большой горной деревне под названием Каритена. Деревня располагалась на склонах горы при входе в ущелье, где протекает река Алфей. Однажды Антониос, из-за своей крайней вспыльчивости и общей свирепости известный всей Аркадии под кличкой «Туркандонис» (буквально – «Андонис-турок», или «злой Андонис»), не поделил с соседом речную воду и в припадке ярости убил его. Совершив это тяжкое преступление, мой прадед был вынужден покинуть деревню и стать изгоем-скитальцем. Думаю, что в горы он бежал не только из-за угрозы кровной мести и стремления избежать ареста. Туркандонис хорошо усвоил культурные традиции горного Пелопоннеса, наделявшие, между прочим, таких «абреков» героическими чертами и популяризировавшие их как защитников бедных. Сейчас мы знаем, что это были обычные разбойники, получавшие дань с местных землевладельцев и коммерсантов. Последние разбойничьи банды такого типа исчезли в Греции только во время Второй мировой войны. В эти годы почти все они – как, например, известная банда Караливаноса – из бандитов переквалифицировались в примитивных повстанцев и влились в отряды партизан-коммунистов, сражавшихся против немцев.

Как бы то ни было, у Туркандониса имелась любимая дочь Элени. Учитывая криминальную историю отца, девушка вряд ли могла рассчитывать на хорошую партию, и отец выдал ее замуж за местного вдовца по фамилии Николопулос, жившего с несколькими детьми. Впоследствии эта пара каритенцев стала моими бабушкой и дедушкой. В приданое бабушка получила тот самый участок земли с водяной мельницей, из-за которого ее отец вынужденно стал местным изгоем.

Элени воспитала пятерых детей своего мужа и родила еще шестерых. Двое из них, в том числе мой отец, выросли и прожили свою жизнь на исторической Родине, в Греции. Остальные дети Иоанниса и Элени и большинство многочисленных отпрысков этих детей были в разное время рассеяны обстоятельствами по странам Европы и Америки. Так что за пределами Греции сейчас живет большая «диаспора» Николопулосов, в которой рождаются и вступают в жизнь все новые поколения нашего не вполне ординарного рода.

Одна из бабушкиных правнучек, сделавшая прекрасную оперную карьеру в США и ставшая лауреатом нескольких престижных международных конкурсов вокалистов, лет десять назад наведалась в Каритену^[4].

Там она просила показать ей место под названием «Кавия» («Пещера»), на котором и по сей день стоят разрушенная мельница и церквушка – историческое напоминание о местных нравах и горячей крови наших общих предков.