Очерки по теории гражданского процесса. Монография

[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Сведения об авторах

Бутнев Виктор Вадимович – кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой гражданского права и процесса Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова.

Выпускник ЯрГУ 1976 г., окончил аспирантуру при кафедре гражданского права и процесса Ярославского государственного университета (научный руководитель – профессор П.Ф. Елисейкин). В 1981 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Гражданский процесс как одна из форм реализации юридической ответственности в эпоху развитого социализма».

Автор более 100 научных и научно-методических работ, в том числе: Реализация юридической ответственности в гражданском процессе. Ярославль, 1985; Гражданская процессуальная ответственность. Ярославль, 1999; Актуальные проблемы гражданского процессуального права. Ярославль, 2012 (в соавторстве с Н.Н. Тарусиной).

Ответственный редактор ежегодных кафедральных научных сборников «Проблемы защиты субъективных гражданских прав» (1990–2010 гг.), «Проблемы гражданского права и процесса» (выходит с 2011 г.).

Тарусина Надежда Николаевна – кандидат юридических наук, профессор, заведующая кафедрой социального и семейного законодательства, с 1992 г. – декан юридического факультета ЯрГУ им. П.Г. Демидова.

Выпускница ЯрГУ (1975 г.), окончила аспирантуру при кафедре гражданского процесса Ленинградского госуниверситета (научный руководитель – профессор Н.А. Чечина).

Заслуженный юрист РФ.

Автор более 200 научных и учебно-методических трудов, в том числе 11 монографий, 20 учебных пособий и глав в учебниках. Среди них: Семейное право. М.: Проспект, 2001; Семейное право. Очерки из классики и модерна. Ярославль, 2009; О судебном усмотрении: заметки семейноведа. Ярославль, 2011; Актуальные проблемы гражданского процессуального права. Ярославль, 2012 (в соавторстве с В.В. Бутневым); Семейное право в «оркестровке» суверенности и судебного усмотрения. М.: Проспект, 2014; Ребенок в пространстве семейного права. М.: Проспект, 2014; Гендер в законе. М.: Проспект, 2015 (в соавторстве с А.М. Лушниковым, М.В. Лушниковой).

К читателям

Предлагаемая вашему вниманию книга представляет собой собрание очерков о некоторых теоретических проблемах науки гражданско-процессуального права. Они являлись объектом внимания авторов в различные периоды их исследовательского пути, в том числе и в новейшее время. Подходы, предпосылки, стилистика отражают традиции ярославской юридической школы и, в частности, школы юридического процесса, созданной в ЯрГУ профессорами В.М. Горшеневым и П.Ф. Елисейкиным¹. Ее последователи с пристальным вниманием и уважением вчитываются в труды классиков процессуалистики, не открывая уже открытых ими «америк», опираются в собственных суждениях на обширную библиографию, адекватно оценивая свой скромный вклад в развитие процессуальной теории.

Очерки с первого по восьмой принадлежат перу В.В. Бутнева, с девятого по одиннадцатый – Н.Н. Тарусиной. Об этом, разумеется, можно догадаться по манере письма.

Надеемся, что «Очерки» окажутся полезными и интересными для молодых ученых, часть из которых чрезмерно ориентирована на электронные каталоги, в то время как информационное поле гораздо богаче: на нем произрастают не только однолетние, но и многолетние растения, в оные каталоги не занесенные.

Авторы

Ярославль. Ноябрь 2014 г.

Очерк 1
Организационные правоотношения, юридический процесс, гражданский процесс

Конституция РФ провозглашает нашу страну демократическим правовым социальным государством (ст. 1, 7 Конституции РФ), в котором человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2 Конституции РФ), разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную (ст. 10 Конституции РФ), верховенство закона и обязанность его соблюдения всеми государственными органами, должностными лицами, гражданами и их объединениями (ст. 15 Конституции РФ). Решение задач, стоящих перед обществом, во многом зависит от эффективности правового регулирования, совершенства правового механизма, соответствия его потребностям времени. Актуальной проблемой общей теории права и отраслевых юридических наук является исследование понятия механизма правового регулирования, его составных частей, взаимосвязи и взаимодействия отдельных «блоков» механизма правового регулирования и, как следствие и практический результат этого, – совершенствование системы законодательства. В этой связи очень важной представляется проблема соотношения «материальных» и «процессуальных» явлений в механизме правового регулирования, базовых и надстроечных, организационных и «организуемых» отношений, норм и отраслей права.

Исследование процессуальных проблем шло от уяснения общих черт в традиционных процессуальных отраслях – гражданском и уголовном процессе, – а затем и в административной юстиции. В 1920 г. в «Трудах профессоров Иркутского университета» были напечатаны очерки В.А. Рязановского «Единство процесса». В виде отдельной книги эта работа была переиздана в г. Харбине в 1924 г., однако долгое время была неизвестна большинству советских ученых. Только в 1996 г. благодаря усилиям преподавателей юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова его труд был переиздан в Москве².

В.А. Рязановский полагал, что «право на иск, направленное против государства в лице суда и вызывающее к деятельности судебную функцию государства, есть право публичное и гражданский процесс есть институт публичного права, а гражданское право есть право частное»³. Но граждане современного государства обладают не только субъективными гражданскими, но и субъективными публичными правами. «Последние также подвергаются нарушениям, как и первые. Так как в порядке пользования субъективными публичными правами граждане вступают в отношения главным образом с государственной властью, именно с административной функцией этой власти в лице различных органов, то и нарушения субъективных публичных прав имеют место обычно со стороны указанных органов государственной власти, т. е. со стороны администрации. Установление и охрана субъективных публичных прав также необходима, как установление и охрана субъективных гражданских прав. В этом и состоит основная задача административной юстиции»⁴. Признавая безусловную самостоятельность уголовного процесса по отношению к уголовному праву, В.А. Рязановский считал обвинение уголовным иском и делал общий вывод: «Право на иск, будет ли этот иск гражданским, уголовным или административным, имеет одну и ту же природу. Иск есть притязание, обращенное к государству в лице суда о постановлении объективно правильного судебного решения. Такое притязание может принадлежать частному лицу по поводу нарушения его субъективных гражданских прав другим частным лицом, по поводу нарушения его публичных прав органом государственной власти или самому государству по поводу нарушения правопорядка»⁵. Во всех этих случаях задача суда остается одной и той же – достижение материальной истины. «И суд должен быть поставлен в такое положение, чтобы он мог достичь этой цели, т. е. процесс должен быть организован соответствующим для достижения материальной истины образом, сохраняя при этом, конечно, важнейшее приобретение современного правового государства – права личности»⁶. Основные предпосылки, принципы судоустройства и судопроизводства процесса совпадают во всех трех его видах. Поэтому В.А. Рязановский считал, что «тенденции развития современного процесса (как в области судоустройства, так и судопроизводства), ведут к объединению различных его видов и к созданию единого процессуального или судебного права»⁷.

Основная идея В.А. Рязановского состоит в том, что в правовом государстве, в отличие от полицейского, разрешение конфликтов, возникающих при нарушении как гражданских, так и публичных субъективных прав, должно быть поручено суду, а не административному органу. При этом судебная деятельность должна строиться на некоторых общих принципах, позволяющих установить материальную (объективную) истину и защитить нарушенное право.

Интерес к проблеме в советской правовой науке возродился после переработки М.С. Строговичем, В.М. Савицким и А.А. Мельниковым неопубликованной книги Н.Н. Полянского и выхода в свет коллективной монографии «Проблемы судебного права»⁸, авторы которой попытались доказать существование комплексной отрасли судебного права, объединяющей судоустройство, гражданское и уголовное судопроизводство. Поскольку авторы монографии не могли опираться на доктрину правового государства, которая в то время считалась буржуазной, из их концепции выпал стержень – особая роль суда как посредника в разрешении конфликтов не только в отношениях между членами гражданского общества, но и между личностью и государством. Речь свелась к поиску общих черт, принципов и институтов гражданского и уголовно-процессуального права. Поскольку при этом игнорировались или затушевывались влияние свойств материальных отраслей права на процессуальные отрасли и, как следствие этого, особенности метода правового регулирования гражданского процессуального и уголовно-процессуального права, объединение двух процессуальных отраслей в комплексную отрасль судебного права выглядело искусственным. Данная теория не получила широкой поддержки в процессуальной науке.

Совершенно другие цели преследует теория «широкого» юридического процесса, активное обоснование которой относится к 60–80-м гг. ХХ в., а разработка концепции продолжается в настоящее время. Сторонники этой теории не ограничиваются исследованием роли суда в современном обществе, а стремятся определить общетеоретические понятия материального и процессуального права, выявить роль процессуальных норм в механизме правового регулирования общественных отношений в различных областях общественной жизни.

Ряд ученых обратил внимание на то, что в предмете правового регулирования любой отрасли можно выделить два пласта общественных отношений: «организуемые» общественные отношения, складывающиеся по поводу осуществления насущных потребностей людей во всех сферах жизни, и организационные отношения, направленные на упорядочение (нормализацию) процессов в организуемых отношениях⁹. Последние обладают относительной самостоятельностью и требуют самостоятельного правового регулирования. Их субъекты наделяются правами и обязанностями, отличными от прав и обязанностей, входящих в содержание «организуемых» правоотношений. Вследствие наличия самостоятельного предмета регулирования (организационных отношений) в праве выделяется особая разновидность норм – организационно-правовые нормы. Они определяют порядок и условия реализации как регулятивных, так и охранительных норм, и поэтому основанию могут быть разделены на организационно-регулятивные и организационно-охранительные нормы¹⁰.

Сторонники «широкого» процессуального права, опираясь на известные слова К. Маркса о том, что «… материальное право… имеет свои необходимые, присущие ему процессуальные формы»¹¹, полагают, что сфера процессуального права не ограничивается только «традиционными» отраслями – уголовным и гражданским процессом. Относительно же понятия юридического процесса и процессуальной формы между сторонниками этой теории имеются существенные разногласия.

Одни авторы считают юридическим процессом всякую правоприменительную деятельность¹², другие распространяют понятие процесса также и на правотворчество¹³, третьи отождествляют юридический процесс с процессом реализации материально-правовых предписаний¹⁴.

У авторов данной концепции трудно уловить различия в предметах регулирования материального и процессуального права. Соглашаясь с их мнением, пришлось бы почти все нормы материального права отнести к области процесса¹⁵.

«Не работает» образное обозначение различий между материальными и процессуальными нормами (материальная норма лишь называет право или обязанность, т. е. отвечает на вопрос «что делать?», процессуальная норма устанавливает порядок, условия реализации материальной нормы, отвечая на вопрос «как, каким образом, в каком порядке названные права и обязанности могут быть осуществлены»¹⁶) по той причине что, с одной стороны, любая норма материального права регулирует поведение людей (в бытовом неюридическом значении – определенный процесс¹⁷), т. е. говорит, как они должны вести себя в данной ситуации, а с другой стороны, процессуальная норма, как и любая норма права, регулирует общественные отношения путем наделения их субъектов правами и обязанностями, т. е. говорит им, что они вправе и обязаны делать в данной ситуации¹⁸.

Теория судебного права имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Ее сторонники стремятся выявить общие правила судебной подведомственности, организации и функционирования судебной власти, ее взаимодействия с законодательной и исполнительной ветвями государственной власти. Сторонникам теории «широкого» юридического процесса не удается определить критерии разграничения материального и процессуального в праве, сформулировать общие признаки юридического процесса, которые могут быть учтены законодателем при создании правовых процедур. Причина этого – в чрезвычайном разнообразии организационных норм в различных отраслях права.

Отчаявшись определить разграничительные линии между материально-правовыми и процессуальными явлениями, В.Н. Баландин и А.А. Павлушина признаются: «… ни с предельной, ни с какой-либо другой степенью четкости это сделать невозможно. Возьмем на себя смелость утверждать, что граница эта, если искать ее в конкретных правовых нормах, в принципе отсутствует. Деление права на материальное и процессуальной носит условный и, что особенно важно осознавать, относительный характер. В разных системах измерений одна и та же норма права может выступать и материальной, и процессуальной»¹⁹. Не выдерживает критики даваемое этими авторами определение юридического процесса как собирательного научного понятия, означающего форму превращения юридических идеальных моделей, закрепленных во внутреннем законодательстве и в международных нормах, в реальную систему правоотношений²⁰. Что в этом определении «процессуального»? Если «юридические идеальные модели, закрепленные в законодательстве» – нормы права, а это, видимо, так, то чем юридический процесс отличается от правового регулирования, от всякой реализации норм права? Авторы подтверждают это: «юридический процесс… – это собирательное научное понятие, означающее любую юридически значимую деятельность с ее процедурной стороны»²¹. Поскольку не ясно, чем юридически значимая деятельность отличается от реализации субъективных прав и юридических обязанностей и что такое процедурная сторона этой деятельности, следует признать, что авторам не удалось сформулировать научное определение юридического процесса.

Главный недостаток концепции «широкого» юридического процесса состоит в недооценке различий между разными способами реализации субъективных прав и юридических обязанностей. В любой отрасли материального права есть группа организационных норм, призванных упорядочить использование прав и исполнение обязанностей (о форме сделок, порядке заключения договора, созыва собрания акционеров и т. п.). Если считать их процессуальными, то следовало бы признать, что в большинстве отраслей права есть два процесса – судопроизводство и процесс, опосредствующий реализацию ненарушенного права²². К гражданским процессуальным пришлось бы отнести нормы закона о введении в действие гражданского кодекса, к уголовно-процессуальным – нормы закона о введении в действие уголовного кодекса.

Организационные отношения неоднородны. Они могут складываться как между самими участниками «организуемых» отношений (т. н. «горизонтальные» или «локальные» отношения), так и между заинтересованными лицами и органами государства (вертикальные отношения). Локальные организационные отношения никак не могут быть признаны процессуальными. Они регулируются с помощью того же метода, что и «организуемые» отношения и вместе с последними органически входят в предмет регулирования материальных отраслей. Это признавал и основоположник теории «широкого» юридического процесса В.М. Горшенев, относя к процессуальным только вертикальные организационные отношения²³.

Ряд ученых еще более сужает понятие юридического процесса. П.Ф. Елисейкин считал, что вертикальные организационные отношения не следует отождествлять с процессуальными, поскольку правоприменительная деятельность также неоднородна. Применение санкций правовых норм отличается от применения диспозиций тем, что рассчитано на случаи нарушения норм материального права. Поэтому правоохранительная деятельность нуждается в методах регулирования, отличных от методов регулирования правонаделения. Отсюда процессуальной можно назвать не всякую организационную норму права, а лишь такую, которая призвана упорядочить применение санкций материально-правовой нормы уполномоченным на то юрисдикционным органом²⁴. Недостатком позиции П.Ф. Елисейкина является то, что он не учитывает следующего. Санкции правовой нормы могут не только применяться правоохранительным органом, но и реализовываться в отношениях потерпевшего с правонарушителем без участия юрисдикционного органа (самозащита, добровольная реализация ответственности и т. п.). Порядок такой реализации санкций урегулирован нормами, которые к процессуальным не относятся. Поэтому большее значение имеет не то, какая норма реализуется (регулятивная или охранительная, диспозиция или санкция нормы), а правовой режим, в котором такая реализация осуществляется.

В.Н. Протасов разграничивает понятия «юридический процесс» и «правовая процедура». С его точки зрения «процедура как общесоциальное явление представляет собой систему, которая: а) ориентирована на достижение конкретного социального результата; б) состоит из последовательно сменяющих друг друга актов поведения и как деятельность внутренне структурирована целесообразными общественными отношениями; в) обладает моделью своего развития, предварительно установленной на нормативном или индивидуальном уровне; г) иерархически построена; д) постоянно находится в динамике, развитии; е) имеет служебный характер: выступает средством реализации основного, главного для нее общественного отношения»²⁵. Понятие «правовая процедура» – общее, родовое понятие. Суть той или иной разновидности процедуры и ее особенности определяются характером правового отношения, реализации которого данная разновидность процедуры служит, – основного правоотношения. По этому признаку юридическую процедуру В.Н. Протасов делит на материальную, процессуальную и правотворческую. Для материальной процедуры в качестве основного выступает материальное регулятивное правоотношение, в котором осуществляется обычное, позитивное поведение участников. Для процессуальной процедуры главным является материальное охранительное правоотношение, а для правотворческой – правоотношение, в рамках которого существует и реализуется специфическое юридическое «право на правотворчество»²⁶.

Критерием разграничения процесса и процедуры для В.Н. Протасова является характер обслуживаемых ими материальных правоотношений (для процедуры это регулятивное правоотношение, для процесса – охранительное). Поскольку определение процесса зависит от определения охранительного правоотношения, последнему в концепции В.Н. Протасова придается особое значение.

«Специфика процессуальной процедуры по сравнению с материально-правовой определяется особенностями охранительных правоотношений, которые являются для процесса основными и отличаются от регулятивных основаниями возникновения, нормативной базой, содержанием, целевым назначением. Смысл существования охранительных правоотношений в системе правового регулирования состоит в том, что в их рамках реализуется обязанность (и право) государства обеспечивать нормальное действие правового механизма. Этот момент приводит к обязательному присутствию в составе процесса властного субъекта.

Процесс выполняет служебную роль по отношению к охранительной правовой связи, цели последней для него стратегические, непосредственная же цель процесса состоит в выявлении охранительного правоотношения и его реализации. Поэтому место юридического процесса в правовой системе, его объем и задачи определяются содержанием охранительных правоотношений, которое характеризуется властным вмешательством компетентного органа в механизм реализации материальных регулятивных правоотношений для поддержания их функционирования»²⁷.

При оценке концепции В.Н. Протасова следует ответить на два главных вопроса: 1) возможна ли защита нарушенных прав и реализация юридической ответственности вне рамок охранительных правоотношений?; 2) верно ли, что обязательным субъектом таких правоотношений является государство?

Ответ на первый вопрос может быть только отрицательным. Современной правовой наукой доказано, что нарушение субъективных прав или законных интересов, регулятивных правоотношений порождает новые, до правонарушения не существовавшие охранительные правоотношения, в рамках которых происходит реализация мер защиты субъективных прав и мер юридической ответственности²⁸. На второй вопрос также следует ответить отрицательно. Государство является субъектом охранительных правоотношений в отраслях, относящихся к публичному праву, в которых общественный интерес выступает непосредственным объектом защиты. Защищая общественный интерес, государство косвенно защищает интересы отдельных членов общества. В частно-правовых отраслях механизм защиты иной. Реализация мер защиты и юридической ответственности в гражданском и родственных ему отраслях права приводит к защите интересов частного лица (непосредственный объект защиты), а тем самым защищаются интересы всего общества (косвенный объект защиты)²⁹. В этих отраслях права охранительные правоотношения складываются «по горизонтали», между субъектом нарушенного права или интереса и правонарушителем. Реализация мер защиты и ответственности возможна (и даже желательна) без участия государства. Государство является лишь гарантом защиты прав и интересов, государственное принуждение – резервное средство защиты, «последний довод» для правонарушителя, не желающего добровольно устранить последствия своего правонарушения. Для организации процесса реализации охранительного правоотношения законодатель предусматривает комплекс внутренне согласованных организационных мероприятий по защите субъективных прав в рамках единого правового режима (формы защиты субъективных прав). Защита права действиями самих субъектов охранительного правоотношения происходит в рамках локальных (неюрисдикционных) форм защиты. В последние годы ставится вопрос о необходимости расширения использования таких форм, повышения активности самих участников гражданского оборота в ликвидации конфликтов (досудебное разрешение спора сторонами, медиация и т. п.).

В.Н. Щеглов называл правоотношения, возникающие между субъектами гражданского оборота в результате правонарушения, регулятивными отношениями второго порядка³⁰. В.Н. Протасов также считает их «особыми регулятивными, но никак не охранительными (защитными), ибо… к осуществлению реальной защиты нарушенных гражданских прав они не способны»³¹. Это почему же? Способы защиты и меры юридической ответственности предусмотрены нормами материального права, право на защиту и обязанность восстановить нарушенное право возникает в момент правонарушения³², в случае добровольной реализации своей обязанности правонарушителем нарушенное право или интерес защищены (вещь возвращена собственнику, ущерб возмещен, ремонт сделан и т. п.). А реальной защиты нет? Видимо, она будет реальна только в случае обращения в суд, где будет заведено дело, которое будет рассматриваться несколько месяцев. Наконец, суд вынесет решение, начнется исполнительное производство. И еще не факт, что решение будет исполнено.

Утверждение В.Н. Протасова верно применительно к уголовному праву и процессу. Реализация уголовной ответственности происходит в рамках уголовного правоотношения «государство – преступник» и невозможна без использования уголовного процесса. Если преступник, осознав свою вину, добровольно удалится в пустошь, изолирует себя от общества, ограничит в потреблении материальных благ, то такой поступок будет означать акт покаяния, а не реализации уголовной ответственности, будет иметь моральное, но не юридическое значение. В цивилистических отраслях права способы защиты носят правовосстановительный характер для потерпевшего. Ответственность носит имущественный, компенсационный характер. Ее цели достигаются самим фактом претерпевания правонарушителем неблагоприятных материально-правовых последствий правонарушения. Государство заинтересовано в том, чтобы способы защиты (несомненно, инструменты охранительного характера) были реализованы максимально быстро, без доведения дела до суда. (Еще лучше, конечно, если регулятивные правоотношения вообще не будут нарушаться.)

Положительным в теории В.Н. Протасова является то, что он, в отличие от других сторонников «вертикальных» охранительных правоотношений, считает их обязательным субъектом государство, а не суд: «Суд, разумеется, – орган государства, однако в силу разделения властей и особого статуса суда в правовом государстве он как раз может и должен рассматриваться как «некая третья сторона» (сила), которая решает вопрос о праве государства наказать гражданина или (и) об обязанности государства оказать гражданину правовую защиту, а также о корреспондирующих правах и обязанностях граждан. Поэтому… властным субъектом в охранительном правоотношении всегда выступает в целом государство как таковое³³. А вопрос о конкретном органе, действующем от имени государства – это вопрос не материального охранительного правоотношения, а процесса. Например, конкретный судебный орган – фигура процессуальная, а не материальная»³⁴.

Поскольку охранительное правоотношение, вопреки мнению В.Н. Протасова, может быть реализовано вне судебного процесса, с помощью локальных организационных форм защиты, следует признать его попытку определить юридический процесс как процедуру, направленную на выявление и реализацию материального охранительного правоотношения, неудавшейся.

Таким образом, в настоящее время правовой наукой не сформулировано общеправовое понятие юридического процесса. Отсутствуют сколько-нибудь четкие критерии разграничения «материального» и «процессуального» в праве. Между тем такая потребность имеется. До сих пор не утратило актуальности следующее утверждение А.М. Васильева: «При любой позиции в вопросе понимания процессуальной формы нельзя, однако, отрицать того, что изучение роли правовых норм в механизме правового регулирования выявляет два основных типа нормативно-правовой регламентации. Первый обеспечивает непосредственную регламентацию существующих отношений и необходимо отправляется от их реального содержания, жестко им детерминирован. Фактическое, независимое от законодателя содержание общественных отношений составляет ту объективную основу, применительно к которой формулируются нормами права субъективные права и юридические обязанности участников регулируемых отношений и через такую форму юридической связи оказывает государственное воздействие на ход их развития. Второй не столь жестко связан содержанием регулируемых отношений, и амплитуда законодательного усмотрения здесь большая, ибо речь идет о нормах как бы второго порядка, создаваемых в качестве гарантий осуществления первых и потому указывающих на способы их реализации, условия защиты установленных субъективных прав и юридических обязанностей. Как бы терминологически ни обозначать («регулятивные и охранительные», «материальные и процессуальные» и т. д.) факт этого явления, оно зафиксировано наукой и получает свое отражение в выводах теории государства и права»³⁵.

Подводя итог короткому анализу точек зрения, следует прийти к тому выводу, что единого критерия для обозначения общественного явления «юридический процесс» выработать не удается. Для обозначения всего массива норм, носящих служебный, дополнительный характер, призванных содействовать реализации основных для любой отрасли права норм, целесообразно использовать термин «организационные нормы».

Организационные нормы чрезвычайно разнообразны. Они регламентируют порядок реализации как регулятивных (например, порядок заключения договора, созыва собрания акционеров), так и охранительных (порядок самозащиты, добровольной реализации ответственности правонарушителем, исполнения судебного решения) норм. В материальных отраслях законодательства организационные нормы могут быть неразрывно связаны с «организуемыми» или выделяться в виде обособленных, обладающих определенным единством комплексов. Таковы нормы, определяющие организацию и деятельность руководящих органов юридических лиц, различных комиссий (по трудовым спорам, коллегий судей, квалификационных комиссий адвокатов, комиссий по помилованию, комиссий по соблюдению требований к служебному поведению государственных гражданских служащих и т. п.). Нормы права определяют субъектный состав данных органов, порядок образования, процедуру деятельности, порядок обжалования их решений. В состав этих органов могут входить только члены организации (правление ТСЖ), представители работодателя и трудового коллектива (КТС), представители государственных органов и общественности (комиссии по помилованию). К компетенции указанных органов могут относиться вопросы как регулятивного, так и охранительного характера. Так, квалификационная коллегия адвокатской палаты создается для приема квалификационных экзаменов у лиц, претендующих на присвоение статуса адвоката, а также для рассмотрения жалоб на действия (бездействия) адвоката (ст. 33 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»). Решение комиссии может носить как рекомендательный, так и окончательный характер. Какого-либо критерия для объединения всех этих процедурных форм в рамках единого понятия не усматривается. Термины «организационные нормы», «организационные правоотношения» носят более широкий и менее обязывающий характер, чем «юридический процесс». Они подчеркивают принципиальное различие между организуемыми и организационными нормами и отношениями, не беря на себя обязательств по созданию конструкции какого-либо «организационного права».