Они что, все слепые? Потому что иначе я никак не могла объяснить тот факт, что семья и соседи будто сговорились не замечать ненормальное поведение этой якобы чудесной няни. Возможно, с возрастом происходит какое-то размягчение мозгов и теряется не только вкус к жизни, но и способность различать очевидное, но я-то всё видела и, как последняя дурочка, переживала за левого младенца, толком и не рассмотренного из-за вороха зимней одёжки.
Сегодня я пораньше сбежала с уроков и теперь таращилась на курносую молодую женщину в светлом пуховике и с глазами невинной овцы, битый час с коляской наворачивающую идеально ровные круги по парку, аккуратно избегая слякоть и лужи. Няня хмуро и безразлично смотрела прямо перед собой, но, когда её окликали другие мамаши, тут же нацепляла приторную маску радушия и отбывала положенный номер, обмениваясь бессмысленными детскими новостями и ритмично кивая в ответ. Мамаши не замечали, как неестественно застывала нянина физиономия, превращаясь в подобие каменной маски, стоило ей распрощаться и продолжить выверенный маршрут.
Жуть, но не это было самым странным.
Тот самый момент я не пропустила, потому что уже заранее знала, чего ждать. Няня с бесстрастным лицом достала из сумки заготовленную бутылочку и ловко вылила содержимое в ближайшую урну, а потом вынула из-за пазухи другую, как две капли воды похожую на первую, но теперь вроде бы пустую на вид, и сунула ребёнку, устроив того на руках. Мне было очень любопытно, как выглядит бедный малыш, но, как я не тянула шею, не могла ничего разглядеть, няня будто бы случайно закрывала обзор, заботливо поднимая края мехового конверта.
Нет, я не очень-то сильна по части младенцев и всех этих штучек, но ведь им полагается иногда орать, разве нет? Так вот, этот молчал всю дорогу, даже во время фальшивой кормёжки. Няня с остервенением таскала его по парку два часа, а потом исчезала в подъезде, и ни разу ни единого вскрика! Ни писка, ни всхлипывания, совсем ничего, я бы точно услышала, потому что постоянно ёрзала поблизости. В смысле, так же не должно быть?
Вот только я пока понятия не имела, что делать со своими подозрениями. Полиция? Бред. Пойти к родителям ребёнка? Да они меня пошлют куда подальше, кто будет слушать советы от сопливого соседского подростка? Сказать моей маме? Ни за что. Мать нипочём не поймёт моего горячего интереса к чужим семейным делам и зарядит часовую и необыкновенно нудную лекцию о правилах поведения юных леди, как будто я похожа на придуманную ею послушную куклу.
Единственный, кто мгновенно согласился обсудить подозрительные делишки соседской няни, был Виталик. О, я прекрасно знала, что этот застенчивый дуралей влюблён в меня ещё с третьего класса, но нахально игнорировала сие печальное обстоятельство ради нашей замечательной и несокрушимой дружбы. Любовь и прочая романтика – это не по моей части, а вот друг был мне ой как нужен, так что приходилось чем-то жертвовать. Например, его так называемыми чувствами, которые когда-нибудь точно пройдут, как это всегда случается.
Виталик был рядом и преданно сопел за спиной, стараясь не прикасаться носом к растрепавшимся от усердной слежки кудряшкам, торчащим из-под моей шапки во все чёртовы стороны.
– Ну что, теперь видел? Вот, смотри внимательнее! – я ткнула пальцем в няню, как раз склонившую голову к ребёнку с таким выражением, словно она собиралась выпытать у несмышлёного малыша военную тайну. Она резко отняла бутылочку и спрятала обратно в пуховик, а потом так же зло сунула абсолютно бесшумный кулёк в коляску.
– Ей что, сегодня зарплату забыли заплатить? Это же нянька Горюновых, да? Я её раньше здесь видел, но как-то особо не присматривался. Чего она такая злобная?
– Вот это я и хочу выяснить. Слежу за ней уже неделю и чем дальше, тем удивительнее. Что происходит, как думаешь? Может быть, нам стоит рассказать об этом кому-нибудь…
– Нет, плохая идея, – он вдруг стал таким взрослым и серьёзным, – надо собрать побольше данных, чтобы бить наверняка, а то мы выйдем из зоны доверия и уже никогда не получим второй шанс на спасение мелкого.
Изначально план был хорош. Минут пятнадцать мы подслушивали под дверью, а потом, вроде бы убедившись, что внутри нет семейного сборища, я требовательно позвонила в дверь – дважды – и поджала губы, стараясь казаться старше.
Спустя вечность няня открыла и уставилась неприязненно, явно ожидая каких-то слов, но у меня перехватило дыхание от того, насколько безумно старыми показались её почти прозрачные, светло-серые глаза на фоне свежего и явно молодого личика с веснушками и забавно вздёрнутым кончиком носа. Раньше я так близко к ней не подбиралась и теперь потеряла дар речи от глубины поджидающей меня бездны, в которую я сама и совершенно добровольно собиралась прыгнуть. Да ещё и по глупости, разумеется, зачем же ещё.
– Хозяев дома нет, – она моргнула и пугающее наваждение исчезло, оставляя лишь лёгкое чувство головокружения.
– Я пришла к Диме, – струсить и отступить прямо сейчас было бы позорно, так что я придерживалась «гениальной» задумки.
– Его тоже нет, – в её глазах что-то вспыхнуло при упоминании имени старшего сына Горюновых, но тут же погасло. Няня хотела захлопнуть дверь у меня перед носом, но я быстро протиснула внутрь носок обуви и растянула улыбку до ушей.
– А я его тут подожду, мы с ним договорились, – няня смерила меня недоумевающим взглядом, так что я вздёрнула повыше брови и заговорщицки прибавила, – Дима такой нетерпеливый.
– Это шутка такая, да? Тебе хоть сколько лет? – няня внезапно рассердилась. – Шла бы ты лучше домой, девочка.
Меня захлестнуло понимание провала – легенда была ошибкой, если эта нянька крутит шашни с их сынком, но сдаваться не в моём стиле, так что я приосанилась и гордо заявила:
– Почти восемнадцать и он мой парень, на минуточку, так что я сама решу, куда и когда мне идти.
– Ну, как хочешь, дело твоё, – она широко распахнула дверь, теперь уже не мешая зайти.
Воздух в огромной квартире был неожиданно затхлый и чуточку кисловатый, словно они тут специально разводили сырость, так что я громко закашлялась, а няня равнодушно развернулась и ушла через боковой коридор, предоставив меня самой себе.
Прикинув, что она отправилась в детскую или в комнату няни, я попыталась угадать назначение остальных помещений и отчаянно прислушалась, чтобы разобрать хотя бы отдалённое кряхтение только что переодетого с прогулки младенца, но вокруг – лишь неприятная, ощутимо сгустившаяся тишина. Даже как-то слишком. Похоже, Горюновы сделали такую звукоизоляцию, что снаружи не доносилось ни звука, а ведь с той стороны окна выходили на Кутузовский проспект.
Я шагнула наугад, надеясь, что найду хоть что-нибудь интересное, и попала в комнату с прямо-таки неприлично гигантской кроватью и разбросанными повсюду листами со старинными городскими картами или планировками зданий. Плотные портьеры почти закрывали свет и я наклонилась, чтобы подобрать один из них, и упёрлась в заинтересованный взгляд сидящего на полу за этой самой кроватью молодого человека.
Немедленный порыв сбежать был пресечён молниеносно перехваченной им кистью, так что я так и застыла на полусогнутых, испуганно выпучив глаза из орбит. Кошмар. Просто кошмар.
– Куда собралась? – голос его тягучий и почему-то хищный, и я как никогда почувствовала себя безмозглой канарейкой, залезшей в клетку с тигром.
– Э-э-э… Пойду домой.
– Почему так быстро? Я же твой парень, забыла? – он всё еще не выпускал мою руку и насмешливо и даже нагло рассматривал с ног до головы. – Это же я, Дима. А тебя как звать, милое создание, признавайся, раз уж мы так близки?
– Полина, – я выдернула руку и попятилась назад.
– Прекрасно, – он мягко даже не встал, а перетёк на ноги и шагнул, вопреки опасениям, не ко мне, а к окну, раздвинув портьеры и впуская целое море дневного света.
– Ну-с, Полина, а ты у нас хорошенькая. Может быть, расскажешь, что это было, или придётся сначала тебя помучить?
Судорожно сглотнув, я со всей безнадёжностью признала, что заигралась и просто сбежать на своих двоих теперь уже не получится – Дима умудрялся двигаться плавно и стремительно, как крупный зверь, унюхавший настолько лёгкую добычу, что не грех и поиграть. Он очень медленно приблизил ко мне своё лицо и когда я почти что решилась огреть его бесцеремонную персону массивным торшером, вроде бы стоявшим где-то справа, в комнату заглянула его сестрёнка, Оля Горюнова.
Даже в этот момент я невольно отметила, насколько они оба похожи – тонкие и гибкие, Горюновы даже в старшем поколении напоминали представителей семейства кошачьих, а уж молодёжь обладала какой-то необыкновенной притягательностью и дала бы фору любому.
Оля округлила глаза и нараспев протянула:
– Димка, ты вконец башку потерял? Это же дочка прокурорского зама. И школьница, между прочим. Найди себе девчонку постарше, – она подошла вплотную и я уловила сладкий пряничный запах, – а эту я забираю.
Мои веки вдруг стали невыносимо тяжёлыми, а ноги ватными, и я покорно позволила бы увести себя прочь, если бы Дима не подмигнул мне и не состроил страшную рожицу, приложив при этом палец к губам и непринуждённо сказав:
– Оля, остынь, мы с ней просто хорошие друзья и у нас разговор не для твоих любознательных ушей, так что будь добра, отвали, а? Полина с тобой не пойдёт.
Оля хмыкнула, но покинула нас, странновато облизнувшись у порога и плотно прикрыв за собой дверь, а вместе с её уходом развеялся дурман, заполнявший сознание непреодолимой дрёмой.
– Никогда не ходи с ней, поняла? – Дима бережно усадил меня на край кровати и я почувствовала совсем уж неуместное облегчение от его спокойного и безмятежного взгляда. – И всё-таки, зачем ты тут?
– Я… Мне… Это было на спор. История довольно дурацкая, но в итоге я должна была прийти к тебе домой и сказать, что ты мне нравишься, иначе как минимум половина дуралеев в школе сочли бы меня неудачницей.
– А! – он смешно почесал кончик носа. – Я так понимаю, тебя бы это не устроило? Не хочу говорить очевидное, но пока именно ты пляшешь под их дудку.
– И что это меняет? Трусихой быть тоже отстой.
– Ты кто угодно, но не трусиха. Хочешь, чтобы я изобразил твоего парня перед половиной школы? Маленький триумф для смелой Полины?
– А ты бы согласился? – только что я собиралась долбануть его чем-нибудь тяжёлым и в панике свалить, а теперь практически флиртую? Но устоять перед возможностью получить доступ к этому дому я не могла, так что захлопала ресницами как можно натуральнее, подражая маминому фирменному убийственному взгляду и несколько поздновато вспомнив о перцовом баллончике в моей сумке.
От моих усилий Дима прыснул и откинулся назад, не постеснявшись оскорбительно весело сообщить:
– Да, дорогая, но только давай без вот этих глупостей. Актриса из тебя никудышная, так что предлагаю побольше естественности и поменьше я-старше-чем-кажется. Тебе не идёт. Так когда я нужен для нашего спектакля?
Я разинула рот, не веря, что так он так легко повёлся, и деловито начала:
– Давай прямо завтра после уроков, сможешь меня забрать? В три возле шестьдесят седьмой школы.
– Без проблем, крошка. Цветы?
– Обойдёмся без цветов, но мне нужно побольше данных о твоей семье, типа мы с тобой разговорились и ты излил душу такой доброй и отзывчивой девочке, как я. Для правдоподобности. Например, кто у вас вообще родился, младший братик или сестра?
Его лицо исказила злоба, но он справился с собой быстрее, чем я успела дёрнуться.
– Девочка.
– А чего ты так напрягся, не любишь сестру? – червячок сомнения буквально вытачивал внутри меня целые лабиринты.
– Знаешь, тебе пора. Завтра увидимся.
– А как хоть её зовут?
– Родители пока не дали ей имя, – Дима встал и недвусмысленно открыл дверь.
– Постой, но ей же уже месяца три?
Без комментариев он вытолкал меня из квартиры, не дав опомниться, и через минуту я уже стояла у лифта, запыхавшаяся и растерянная.
Виталик возник из ниоткуда и с тревогой схватил за плечи:
– Да на тебе лица нет! Что там было? Почему ты так дышишь?
Виталик смотрелся героем – глаза горят, кулаки уже намылены на драку, но я сама сердито накинулась на лучшего друга, обвиняя в том, как нелепо вляпалась и как теперь буду выкручиваться из цепких лап этого умника, Димы Горюнова, явно вздумавшего поиграть со мной.
– Ты же сказал, что проверил их машины! Почему старшие дети Горюновых были дома?
– Не может быть, их места на парковке точно были пустые и я оббегал весь двор на всякий пожарный, – от неожиданности он даже бросился оправдываться. – И что ты им сказала? Как выкрутилась?
– А ты угадай! – знала, что взбесится, когда поймёт, что Дима взялся изображать моего парня, и напирала чуть больше, чем следует. – Пришлось врать, что я пришла подружиться с ним.
– В каком смысле… подружиться? – у Виталика аж голос сел от волнения.
– В прямом! Типа на спор пришла сказать, что он мне нравится, а он в ответ предложил посодействовать в розыгрыше. Да не смотри ты так, он просто будет подыгрывать моей легенде, а я смогу заходить в гости и разведывать обстановку. Это же круто! – но даже я не верила в то, что плела.
– И что же ты узнала сегодня? – он обижен, конечно. – Наверняка много, ведь тебя не было целый час!
– Какой час, что ты несёшь? Да я минут пять там проторчала.
Вместо ответа Виталик сунул под нос часы и я ахнула – прошло даже больше, и вот теперь так проняло, что даже майка взмокла. Пришлось громко втягивать внезапно закончившийся воздух и в ужасе мять сдавивший горло шарф. Виталик молча забрал сумку и поволок меня к дому, а я лишь надеялась, что мы не застанем там маму.
Она встретила в прихожей и мельком оглянулась на Виталика, подпихнувшего меня под бока для пущей устойчивости, чтобы я не брякнулась на пол перед её изумлёнными очами. Виталика маман не ставила ни на грош, считая бесперспективным женихом для её драгоценной дочери и, следовательно, нулём без палочки, но снисходительно позволяла тому играть роль мальчика на побегушках.
– Нагулялась? – она освежала помаду и не сводила глаз с зеркала, так что мы имели шанс проскользнуть без нравоучений. – Будете уроки делать? А что ты?…
Мама проводила нас слегка удивлённым взглядом, но не стала врываться, когда Виталик очень интеллигентно прикрыл дверь в мою комнату. Я чуть-чуть отдышалась и выложила всё, что вспомнила, и заодно родила новый план – в другой раз тайком снимать на камеру, чтобы исключить провалы в памяти, от которых у меня неприятно холодела спина.
– Но ты же там не спала? Не отключалась? Как такое возможно?
– Да не знаю я! Вот и проверим.
– Ты туда больше не пойдёшь, и наплевать на всех детей, а заодно и нянь во всём мире, – Виталик был настроен серьёзно, но мне теперь уже под хвост попала вожжа и бросить дело я не могла, хоть ты тресни. Мы даже повздорили и он ушёл весь в претензиях, что не командует парадом. Ничего, к утру остынет.
За ужином мать задумчиво осмотрела меня и неожиданно мягко спросила:
– Ты с ним поругалась? Завтра прибежит, не сомневайся.
– Мама!
– А что, я же имею опыт в таких вещах!
– Да дело не в этом… У меня вроде как парень, вот он и психует.
– Что за парень? – она с трудом сдержала блеск в глазах и вся подалась вперёд.
– Да так, знаешь Диму Горюнова? Вот он, – я лениво ковыряла салат вилкой и не поднимала ресницы, провоцируя её атаковать.
– Горюнов? А он не слишком взрослый для тебя? Впрочем, если ты не будешь глупить, то семья у них очень хорошая. Ты же соображаешь, что делаешь?
– А что ты про них знаешь? – по её мнению, я никогда этого не соображала, так что поспешно изобразила робость и мысленно шлёпнула себя по губам, чтобы не спалиться.
– Ну, Полина, деньги у них водятся немалые и брак, судя по всему, крепкий. Воспитанные дети-студенты, никаких особых тусовок… Кажется, у них ювелирный бизнес.
– Но точно ты не знаешь?
– Милая, о таких вещах не принято спрашивать мимоходом во дворе, но слухи ходят позитивные. А почему ты сама не спросишь у своего ухажёра? Может быть, нам их пригласить?
– Мама! Погоди! Я просто спросила, вдруг ты в теме. А что про малыша?
– Малыш с няней, – она чуть приподняла брови, – а почему ты интересуешься?
– Ну, мне просто показалось, что с ним что-то не так…
– Тогда тебе не стоит лезть, куда не просят. Впрочем, няня там немного ку-ку, ты представляешь, однажды я поздно вернулась домой, около часа ночи, так эта девица выскочила из подъезда с коляской и рванула, как на пожар.
Иллюзий насчёт маминых приоритетов я не строила и собиралась технично спрыгнуть с обсуждения, пока не завезло ни в ту степь, но она вдруг аккуратно положила приборы на тарелку и чуть-чуть помедлила, прежде чем набралась храбрости на откровенность:
– Полина, а тебе папа ничего такого не говорил?
Чего я точно не ожидала во всей этой кутерьме, так это папиного фортеля.
Насторожилась – прикрывать интрижки отца вошло в привычку ещё с началки, когда он покупал мне лишнее мороженое и очень забавно, почти в шутку просил не проболтаться про наш маленький секрет, а я по-детски глупо радовалась возможности оправдать доверие. В старших классах пришло понимание, что мужья далеко не всегда так же хороши, как отцы, и что задержки на работе необязательно связаны с ночными совещаниями, но я продолжила. Ради мира во всём мире.
Вслух мы с ним это не обсуждали – было бы по меньшей мере неловко, проще притворяться слепой и глухой, когда надо. Самое смешное, что я не могла вспомнить, было ли что-то сомнительное в опоздании отца на сегодняшний милый домашний вечер, и на всякий случай внимательно изучала рисунок на посуде.
Мать не дождалась внятной реакции и продолжила сеанс пугающей честности:
– Это странно, но в ту ночь видела твоего отца с этой ненормальной. Не могу выбросить из головы ту сцену.
– И что они делали? Ночью? Во дворе? С коляской?
– По сути, они просто… ругались? – мамино лицо стало беззащитным. – Я хотела окликнуть его, но они так горячо спорили, что я осталась в тени и понаблюдала. После красочной перепалки она вытащила младенца и размахивала им, как флагом, а папа тряс головой и отнекивался. Это ведь странно, да?
– А ты его спрашивала об этом? – очень осторожно уточнила я.
– Нет, конечно, – мама вздёрнула подбородок. – Но это же может быть что угодно. Например, она свидетель. Или она просила о чём-то. Он же прокурор, мало ли…
Щелчок проворачивающегося замка вывел меня из ступора – папа шумно ввалился в прихожую и атмосфера в доме сразу стала суетливой и праздничной, как это всегда бывало при его появлении. Мама бросилась заново накрывать на стол, а я попыталась уловить, не пахнет ли женскими духами. На это раз всё было чисто, а папа шутливо пихнул меня кулаком в плечо, с недоумением посматривая на натянутую как струна хозяйку, с остервенением накладывающую ему огромную гору салата.
Конечно, мама не могла упустить шанс поделиться горячими новостями обо мне – понятие девчачьих тем ей принципиально незнакомо. Известие о парне из семейки Горюновых вызвало долгую паузу, мама даже забеспокоилась, не ляпнула ли что-то не то.
– Ты что-нибудь скажешь?
Папа рассматривал меня минуты три, а потом опомнился и нацепил жутко неестественную улыбку:
– У тебя с ним как, серьёзно?
– Издеваешься? Мы только недавно… Ну ты понял.
– Как отнесёшься к родительскому совету? Со свойственной юности горячностью или сделаешь поправку на чужие знания и опыт?
– Валяй. Рискни.
– Тебе нельзя с ним встречаться.
– Почему это? Что с ним не так?
В последнюю очередь я бы впутывала отца-прокурора в нашу слежку за Горюновыми. Его ищейки испортят всё веселье, даже если он и поверит в тот бред, что я расскажу. Особенно про потерю памяти – да мне после такого на пушечный выстрел не подойти к заколдованной квартире. Нет, это – крайняя мера, а пока у нас сбор данных.
– На слово поверишь? Вижу, что нет. Давай так – няня их ребёнка, Аня Уварова, рассказала кое-что, что мне не понравилось. История мутная и нуждается в проверке, но пока я не получил законченный отчёт, держись от них подальше. Мы договорились, Полина?
– Только если ты признаешься, в чём их обвиняют.
– Да ни в чём! – он с досадой оттолкнул солонку и та покатилась, рассыпаясь по обеденному столу в широкую извилистую полоску. – Скорее всего, сама барышня водит всех за нос, но твёрдых фактов пока нет. Ладно. Аня утверждает, что её сестра тайно выносила младенца Горюновых и пропала. По документам это чушь, конечно, ребёнок свой, но её сводная сестра действительно исчезла. Надеюсь, не надо объяснять, что тебе нельзя болтать об этом направо и налево?
– Я умею хранить секреты, папа, – вызов я и не скрывала, – и не могу прекратить встречаться с понравившемся мне парнем по твоей прихоти. Все знают, кто ты, они меня и пальцем не тронут.
Боже мой, как бы не заржать от слащавости! Но я почти выжимаю слёзы и он вроде бы смягчается.
– Я знаю, дочка. Просто будь очень-очень осторожна.
Ощущение духоты заполнило лёгкие и я мучительно рванулась, чтобы сесть на кровати, отдирая от горла сжимавшую его пятерню. Фонарь за окном высветил абсолютно пустую комнату, в которой ни одна живая душа спрятаться не могла, разве что под моей кроватью. Презирая себя за некстати разыгравшуюся фантазию, я кое-как преодолела страх, сантиметр за сантиметром свесившись и заглянув туда… Не найдя никого и ничего, кроме завалившегося учебника и пары фантиков. Очень мило. Я встала и прижалась лбом к ледяному оконному стеклу, чтобы хоть капельку успокоиться, а потом решительно направилась на кухню, чтобы попить.
Стараясь не шуметь – мама спит очень чутко, а я не хочу объяснять, с чего вдруг шастаю среди ночи по квартире в таком растрёпанном и перепуганном состоянии – я достала стакан, между делом отметив, что рука уже почти не трясётся от неслабого всплеска адреналина.
Да уж, а нервишки-то шалят. Я жадно выпила всю воду из стакана и потянулась, чтобы поставить его на стол, как вдруг почувствовала, как чья-то рука легла на мою талию. Только чудом не заорала, а резко развернулась, думая упереться ладонями в неведомого гостя.
Это был он – Дима Горюнов. Он смотрел сквозь меня, но глаза его горели так, что можно было бы подпалить солому, если поднести достаточно близко. Оттолкнула его и забежала за стол, словно это преграда могла хоть как-то защитить меня, и чуть не вырвала кусок столешницы, когда ухватилась за его край.
Дима чуть сдвинулся вправо, чтобы зажать меня между столом и холодильником, но застонал и опустил голову, рассматривая что-то прямо под ногами. Рефлекторно я тоже опустила взгляд и с изумлением разглядела мелкие крупинки соли, накануне рассыпанные отцом. На маму это не похоже – оставить бардак на ночь, но соли было не так уж и много, она могла и не заметить кристаллы, искрившиеся теперь в лунных лучах.
И сейчас Дима пытался поднять ногу, чтобы шагнуть ко мне, и не мог.
Повинуясь скорее животным инстинктам, чем остаткам разума, я почти нырнула через стол, сцапала солонку и щедро плеснула её содержимым в гостя. Он зашипел, вернее, даже не так – он издал такие чудовищные звуки, что на секунду мне показалось, что на нашей кухне содрогнулся и теперь извергается вулкан размером с человека.
А потом за моей спиной хлопнула фрамуга и одновременно темнота сгустилась, впитывая и стирая мужской силуэт.
И вот тогда я отчаянно, безудержно закричала.
Меня разбудила тряска – сразу оба ошалевших родителя немилосердно трясли за плечи, не отрывая безумных глаз.
– Полина, что с тобой? Ты так кричала! Что-то болит?! Где болит?! Что случилось? – они засыпали меня обрывками вопросов, колоколом звучавших в их головах, а я спросонья никак не могла скинуть муть, залившую меня сверху донизу, и только стучала зубами, безмолвно таращась на них.
Наконец папа принял решение – рванул к телефону, явно намереваясь вызвать врача или что-то ещё, такое же неуместное, и эта перспектива вернула способность соображать. Я громко сглотнула и умоляюще выдавила:
– Папа, не надо! Мне просто приснился сон. Кошмар, – добавила я, потому что они не поверили в то, что я говорю правду. Видимо, орала я чересчур убедительно для простого или даже для очень плохого сна.
Пришлось битый час уговаривать их перестать украдкой гладить мои волосы и смотреть, как я пытаюсь заснуть, но когда они покинули комнату и вроде бы утихли у себя в спальне, я на цыпочках пробралась на кухню и воровато схватила килограммовый пакет с солью, крепко прижала к себе и шмыгнула обратно, пока не застукали.
Врешь, не обманешь! Может быть, ты мне и приснился, Дима Горюнов, но то, что ты боишься соли, даёт мне определённую власть в нашей ситуации, не правда ли? С этой мыслью я и уснула, обнимая заветную картонную коробку.
С утра всё было уже не так радужно, но не насколько плохо, как предвидела. Позавтракала, пытаясь безмятежно улыбаться в ответ на встревоженные взгляды, которые всё ещё бросали оба родителя. Клянусь, у них даже был порыв проводить до школы, но я избежала позорища, чмокнув их обоих и чуть не кубарем слетев по лестнице вниз, радуясь свежему воздуху и солнцу, встретившему за дверью подъезда.
На улице всё превратилось в глупость, о которой вполне можно и забыть, и я бодро направилась на учёбу.
Приподнятое настроение мигом улетучилось, когда я наткнулась на насупленного и разобиженного Виталика. Он хмуро проводил меня взглядом, преувеличенно тяжко вздохнув, но после звонка на урок соизволил бросить рюкзак под парту и угрюмо плюхнуться рядом. В эту игру можно играть вдвоём – я сделала вид, что ужасно интересуюсь плакатами, развешанными над доской, и вот тогда услышала его сердитый шёпот:
– Какие планы на сегодня?
– Тебя интересует, буду ли я после уроков встречаться с Димой? Если честно, сильно сомневаюсь, что он вообще рискнёт появиться, – тон резковатый, но я всего лишь хотела успокоить его.
– Почему? – Виталик озадаченно наморщил лоб, а я спохватилась – не выкладывать же подробности ночного происшествия прямо сейчас, когда наш занудный математик вошёл в класс и выискивает, кого бы из болтунов вызвать к доске.
Скорчила рожицу, обозначающую «объясню позже», и в очередной раз проверила, не исчез ли из сумки аварийный запас соли. На перемене пулей рванула в укромное место под лестницей и судорожно принялась распихивать имеющуюся соль по пакетикам, рассовывая уже готовые «снаряды» по всем карманам. Виталик какое-то время с недоумением наблюдал за этим процессом, а потом тихо спросил:
– Я чего-то не знаю?
– Ага. На, держи, – и положила на его раскрытую ладонь несколько узелков с солью, – можешь считать меня дурочкой, но пока это реально единственное, что работает против этих существ.
– Откуда узнала? – он деловито придвинулся ближе и я сразу вспомнила, почему мы когда-то подружились. Виталику никогда не нужно было разжёвывать такие вещи, он схватывал на лету, так что я мысленно поблагодарила его за это и ещё за то, что он больше не настаивал на немедленном прекращении моего маленького расследования.
Впрочем, в последнем я ой как заблуждалась, потому что признание о ночном визите повергло его в такой шок, что я всерьёз испугалась, что Виталик размажет меня об стенку – так яростно сверкнул он глазами, до боли сжав мои кисти. Конечно, выпустил пар он иначе – ударил костяшками пальцев по стене и даже не взвыл, а я покачала головой, поражаясь его горячности. Нет, тут дело явно не только в заботе о моей безопасности, мы с ним в бытность подростками всякое проделывали, от чего родители пришли бы в полный ужас, тут другое.
Он ревнует, ясно как божий день.
Оставшиеся до конца уроков часы Виталик потратил на отчаянные попытки убедить меня сдаться, разбавленные прожиганием гневными взглядами дыры на левой половине моего лица.
После школы я окончательно поверила, что всё мне приснилось, и вприпрыжку покинула здание. Дима Горюнов стоял у ворот, скрестив руки на груди, и уже привлёк внимание стайки любопытных школьниц. Узнав меня, он ослепительно улыбнулся и облизал губы, оттолкнувшись от столба и вальяжно направившись ко мне.
Я икнула и нащупала в кармане спасительную соль, по инерции шагая дальше на одеревеневших ногах, и буквально кожей почувствовала, как Виталика захлестнула волна ненависти к этому красивому и хищному молодому человеку.
Дима в два счёта оказался рядом.
– Ты что, боишься меня, птенчик? – он легонько клюнул меня в щёку и по-хозяйски обнял за талию, развернув к дороге, ведущей прочь от наших домов.
– Конечно, нет! – я разве что не плюнула ему в физиономию, но послушно следовала за «своим парнем», поддерживая дурацкий спектакль, придуманный мной же.
– Нет, серьёзно, в чём дело? – он внимательно изучал моей профиль, постепенно замедляя ход, пока не остановился возле дерева за углом ограды.
– А ты сам не знаешь?! – я почти готова была расцарапать его щёки от пережитого ночью кошмара, но на проверку слишком сомневалась в своих впечатлениях.
– Вообще-то нет, – он поправил мои волосы и чуть сильнее прижал к себе, – скорее наоборот. Полина, я что-то не успеваю за расписанием твоих манёвров. Разве не ты просила меня прийти сюда ещё вчера? Почему же сегодня ты такая злая? Я чего-то не знаю?
Последний вопрос прозвучал настолько похоже на утреннее приветствие Виталика, что я растерялась. Нельзя же вот так гениально врать в лицо? То есть можно, конечно, но почему это было настолько чертовски убедительно?
– Спасибо, что выручил, – примирительно выпалила я и сменила тему, – а куда мы идём, кстати, дом же не там?
– Свидание со мной должно быть чем-то большим, чем простое провожание девушки до подъезда, я же должен следить за репутацией. Не волнуйся, безопасность полностью гарантирована, так что расслабься, детка. Всё под контролем.
Я шла рядом и с недоверием косилась на довольное и где-то даже счастливое лицо, пытаясь соединить с отчётливо впаявшейся в мозг картиной, как этот же самый человек напал вчера ночью на кухне, а потом загадочно испарился. Дима поймал меня на подглядывании и подмигнул, снова прижимая поближе, я мне вдруг очень сильно захотелось, чтобы весь ужастик с няней, младенцем и навязчивыми призраками оказался дурным сном, а этот парень – настоящим.
Поняв, что он притащил меня в парк, в это время дня заполненный чинно прогуливающимися мамашами, бабушками и их малышнёй, я испытала нечто вроде разочарования от такого скучного поворота событий на нашем «свидании», но шедшая вдалеке знакомая фигура с коляской подействовала, как холодный душ. Я зябко поёжилась, пытаясь сбросить некстати нахлынувший липкий страх, и сунула пальцы в карман, нащупав соль.
Дима резко остановился и повернул моё напрягшееся тело к себе, вероятнее всего намереваясь продолжить расспросы о причинах странного поведения фальшивой подружки, а я поддалась импульсу – подняла стиснутые пальцы и разорвала кулёк, неловко засыпав кончик его носа, подбородок и – не так уж удачно – куртку солью.