Убийственная страсть

© Антонова Н.Н., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

Андриана Карлсоновна, владелица детективного агентства «Шведское варенье», лежала обнажённая на шёлковой простыне золотисто-песочного цвета и вспоминала свой давний отдых в Паланге и, конечно, женский пляж с его прогретым солнцем песком, где все дамы, независимо от возраста, загорали нагими.

Ей вспомнилась особа бальзаковского возраста, которая, для того чтобы загорели все складочки в труднодоступных местах, широко раздвинула ноги навстречу солнечным лучам.

– Так можно и зачать непорочно от Ярилы, – пошутил кто-то.

– Скорее уж от их Сауле.

– От какого есаула? – удивилась третья из присутствующих дам.

– Не есаула, а Сауле, это их бог солнца.

Особа же, в чью сторону были направлены эти словесные стрелы, и глазом не моргнула.

* * *

 
Льётся музыка танго.
С неба светит луна,
Белые пляжи Паланги.
Я без тебя! Одна.
Ты – далеко-далече,
Не дарованный мне судьбой.
Мысленно в этот вечер
Я танго танцую с тобой.
Пусть никогда не встречу
Больше твой любящий взор,
Танго вдвоём каждый вечер
Мы танцуем в мечтах до сих пор.
 

(Муза, которая мимо пролетала.)

Глава 1

За железной дверью одной из квартир уже несколько дней стояла зловещая тишина. Не цокали весело каблучки, приближаясь ко входу, не щёлкал то и дело замок. Но кому какое до этого дело? Люди в наше время живут замкнуто, каждый за своей железной дверью. Советское добрососедство, когда и дверь, и душа были нараспашку, сменилось суровым англосаксонским – «мой дом – моя крепость». И принято это было буквально. Теперь даже соседи, живущие на одной площадке, не знают друг друга в лицо, и двери даже сотрудникам управляющих компаний открываются не всегда, а если и открываются, то весьма неохотно. Так что безмолвием одной из квартир никто не интересовался до поры до времени.

Первой встревожилась Лулу – воспитанная блондинка пепельного окраса. Сначала она пару раз вздохнула возле запертой квартиры, потом потянула носом воздух, встревоженно взвизгнула и нервно замахала роскошным хвостом. Почему хвостом? Потому что ничем другим махать Лулу не умела. Разве что ушами время от времени встряхивала. Лулу была жизнерадостной и очень приветливой болонкой, живущей в квартире напротив. Услышав повизгивание своей любимицы, на площадку вышла жена профессора Черинского, Изольда Ростиславовна Черинская.

– Что случилось, Лулу? – спросила она, оглядываясь на порог своей квартиры. Её муж, Эдуард Леопольдович, уже три дня как был на симпозиуме в Париже. Изольда Ростиславовна на этот раз отказалась ехать вместе с ним. «Чего я там не видела, в этом Париже», – заявила она снисходительно. На самом же деле Черинская не захотела ехать за границу из-за царящей в мире неспокойной обстановки. В прежние стабильные годы она с удовольствием путешествовала с мужем по всему миру. Изольда Ростиславовна обожала своего мужа и без него чувствовала себя неуютно. «Если бы не Лулу», – подумала она и оборвала свои мысли, снова обратившись к собаке: – Милая, что там?

Лулу виновато замахала хвостом. Ей жаль было тревожить хозяйку. Но истина дороже. Болонка точно знала, что там, за железной дверью, что-то не так. Тем временем Изольда Ростиславовна подошла поближе и точно так же, как её любимица, втянула носом воздух.

– Чем это так противно пахнет? – проговорила она вслух. Подошла ещё ближе и нажала на кнопку звонка. Дверь ей никто не открыл.

Черинская хорошо знала хозяина этой квартиры, Севастьяна Павловича Игнатьева. Знала она и его покойную жену, Марину Геннадьевну, и их дочку, Глашу. Теперь уже Аглаю Севастьяновну, в замужестве Ипполитову. Но теперь в квартире обитали посторонние люди. После смерти жены Севастьян Павлович переехал жить к дочери, благо зять не возражал, а внуки были рады деду. Квартиру же Игнатьев сдавал.

И вот теперь, стоя на площадке в лёгком шёлковом халатике и переминаясь с ноги на ногу, Черинская представления не имела, что делать. «Как это неудобно, – подумала она, – что мужа нет рядом. Эдик всегда точно знает, что нужно делать в том или ином случае».

– Лулу, – с беспомощным выражением лица обратилась она к собаке.

Та тихо гавкнула и побежала вниз по лестнице. Спустившись на следующую площадку, собака подбежала к двери квартиры, которая находилась под квартирой Игнатьева.

– Лулу, ты гений! – обрадовалась хозяйка и спустилась вслед за собакой. Она подошла к двери и нажала на звонок.

В этой квартире жила Ираида Матвеевна Ключевская. Долгое время она была ректором университета. И теперь, несмотря на свой преклонный возраст, всё ещё читала лекции по российской истории. Коллеги и руководство, но главное – студенты, называли Ираиду Матвеевну уникумом. Негласно считалось, что с её уходом для исторического факультета завершится целая эпоха. Её фамилия в глазах многих только подчёркивала значительность Ключевской как преподавателя, который, казалось, держал в гараже машину времени и умудрился лично побывать во всех эпохах, побеседовав конфиденциально практически со всеми заметными историческими личностями.

Дверь открылась не сразу, и Изольда Ростиславовна, занервничав, спросила собаку:

– Лулу, как ты думаешь, Ираида Матвеевна сегодня не уехала в университет?

Лулу ободряюще гавкнула и посмотрела на хозяйку выразительным взглядом, как бы говоря: спокойствие, только спокойствие.

– Что же, тебе лучше знать, – вздохнула Черинская, полностью доверявшая чутью своей собаки. Нередко Изольда Ростиславовна думала о том, что Лулу такая же умная, как и её муж, профессор Черинский.

Вот и на этот раз Лулу оказалась права. Дверь хоть и с опозданием, но распахнулась.

– Это вы, девочки?! – радостно воскликнула Ираида Матвеевна. – Заходите. Тебя, Изольдочка, я угощу чудесным печеньем, которое мне вчера презентовал профессор Мирский. Впрочем, и Лулу, наверное, можно дать кусочек.

– Ираида Матвеевна! Мы с удовольствием, но в другой раз, – встревоженно проговорила Черинская и, посмотрев на собаку, проговорила: – Лулу кажется, что в квартире над вами что-то неладное случилось. Да, Лулу?

Собака подтверждающе гавкнула.

– Что там могло случиться? – недоумённо отозвалась Ключевская.

– Нам кажется, – ответила Черинская, снова бросив взгляд на собаку, ища у неё поддержки, – что рядом с дверью неприятно пахнет.

– Ах ты, боже мой, – всплеснула руками Ираида Матвеевна, – хорошо, пойдёмте, понюхаем. Эдик ещё не вернулся? – спросила она Изольду Ростиславовну.

– Нет, он приедет только через неделю, – ответила Черинская и пожаловалась: – Мы с Лулу так одиноко чувствуем себя без него.

Собака подняла ухо, делая вид, что задумалась, но не издала ни звука в ответ, решив не расхолаживать хозяйку. Ведь узнав, что и Лулу чувствует себя без хозяина беспомощной, она могла вообще опустить руки. А допустить этого Лулу не могла.

Подойдя к двери, вызвавшей подозрение у Лулу, Ключевская нажала на звонок.

– Я уже звонила, – тихо сказала Черинская.

Ираида Матвеевна принюхалась и проговорила:

– Да, девочки, боюсь, что вы правы, запах из-под двери идёт, мягко говоря, неприятный.

– Что же делать? – испуганно округлила глаза Изольда Ростиславовна.

– Звонить в полицию! – отрезала Ключевская.

– А может, сначала Севастьяну Павловичу? – просительно проговорила Черинская.

– Ему параллельно! – отрезала преподавательница истории.

– Как это параллельно? – совсем растерялась жена профессора Черинского.

– Я позвоню в полицию, а вы звоните Игнатьеву. У вас есть его телефон?

– Нет, – покачала головой Изольда Ростиславовна, – Эдик где-то записывал, но я не интересовалась где.

– И как он только вас одну оставил? – вырвалось в сердцах у Ключевской.

– Я сама не захотела поехать, – жалобно проговорила жена профессора.

– Зря! – категорично заявила Ираида Матвеевна.

– Теперь и сама вижу, что зря, – вздохнула женщина и добавила: – Если бы не Лулу…

Но Ключевская её не дослушала.

– Идёмте ко мне. У вас мобильник с собой?

– Сейчас возьму, – Изольда Ростиславовна метнулась было в прихожую, но увидела, что Лулу уже держит её сотовый в зубах.

– Молодец, девочка! – похвалила Ключевская собаку.

Все трое спустились вниз. Ираида Матвеевна быстро нашла номер телефона Игнатьева, сунула его под нос соседке сверху – звони! Сама позвонила в полицию и коротко изложила ситуацию.

Изольда Ростиславовна тем временем всё ещё объяснялась с Игнатьевым. Севастьян Павлович никак не мог понять, чего именно от него хочет соседка.

Ираида Матвеевна решительно взяла мобильник из холёных рук профессорши и проговорила:

– Сева! Ты меня слушаешь?

– Ира? – удивился Игнатьев. – Что у вас там случилось?

– Случилось что-то в твоей квартире! Не разглагольствуй! Бери ноги в руки и дуй сюда! Понял?

– Понял! Еду, – отозвался Игнатьев.

– Мы будем у Изольды, – сказала Ираида Матвеевна и отключила связь.

Но уйти в квартиру Черинских они не успели. У кого-то внизу сработал домофон. Дверь в подъезд распахнулась, и по лестнице загромыхали шаги сразу нескольких ног.

– Полиция приехала, – сказала Ключевская и оказалась права.

Первым на лестничную площадку ступил молодой широкоплечий мужчина.

– Капитан Турусов Виталий Сергеевич, – представился он. Его тёмно-карие глаза внимательно осмотрели женщин.

– Я Ираида Матвеевна Ключевская, а это Изольда Ростиславовна Черинская, это Лулу, – машинально представила она и собаку, – мы соседи.

– Что тут у вас произошло? – спросил Турусов обеих женщин сразу.

Лулу громко тявкнула, вероятно, хотела сообщить, что это именно она подняла тревогу. Но капитан проигнорировал собаку, ответила ему Ключевская.

– Вот из этой квартиры, – она указала на дверь рукой, – идёт подозрительный запах.

– Кто хозяин квартиры?

– Севастьян Павлович Игнатьев.

– Он живёт один?

– Он не живёт! – внезапно выкрикнула Изольда Ростиславовна.

Суровый римский нос капитана повернулся в сторону профессорской жены.

– Что? – спросил он несколько недоумённо.

– Я хотела сказать, что Севастьян Павлович сейчас не живёт в этой квартире, – стушевалась Изольда Ростиславовна.

– Кто же здесь живёт? – На этот раз капитан почему-то посмотрел на Лулу.

Но собака отвернулась, оскорблённая до глубины собачьей души первоначальным невниманием полицейского к её особе.

– Этого мы не знаем, – вступила в разговор Ираида Матвеевна, – Игнатьев сдаёт квартиру. Кому именно, нам неизвестно.

– У вас есть его телефон? Адрес проживания?

– Есть. Мы уже позвонили ему, и он сейчас подъедет.

– Хорошо, не будем пока вскрывать квартиру, подождём. Но недолго, – предупредил Турусов и добавил: – Вы обе будете понятыми.

Обе женщины закивали. Лицо Ключевской при этом ничего не выражало: ни волнения, ни любопытства. А Черинская выглядела испуганной и машинально придвинулась поближе к Лулу.

В это время зазвонил телефон Турусова.

– Слушаю, – мгновенно отозвался он. Помолчав, проговорил тоном, каким информируют начальство: – Мы на месте. Здесь подозрительная квартира. Соседи, вернее, соседки, вызвали полицию. – Вероятно, его перебили, потому что он замолчал, выслушал собеседника и пояснил: – Квартира принадлежит пенсионеру. Он её сдаёт. Скоро должен подъехать. Вскрывать квартиру не стали, к чему лишний шум поднимать. – Снова пауза, после которой капитан отрапортовал: – Понял, – и отключил связь.

– Итак, барышни, – сказал он, повернувшись к женщинам.

От удовольствия взвизгнула только Лулу. Ираида Матвеевна посмотрела на него строго-осуждающе, а по лицу профессорской жены было видно, что она чувствует себя оскорблённой.

– Прошу извинить меня, – проговорил капитан, – я лишь хотел сказать, что хозяин квартиры задерживается.

– Он же не на ковре-самолёте летит, – ответила Ираида Матвеевна.

– Согласен, – ответил капитан, – но полиция не может дневать и ночевать на лестничной площадке в вашем подъезде. – Не удержавшись, он добавил: – Даже в обществе таких обаятельных дам, как вы.

Ираида Матвеевна фыркнула, а Изольда Ростиславовна слегка зарумянилась, подумав при этом про себя: «Ах, какой шалун».

И только Лулу не проявила на этот раз никаких эмоций. Видно, что ей больше понравилось обращение «барышни». Ведь она по сути своей была ещё юной девушкой, хоть и собакой, а значит, как ни крути, барышней.

Капитан уже хотел послать одного из своих сотрудников за слесарем, как дверь подъезда открылась, и кто-то стал торопливо подниматься по лестнице. Вскоре на лестничной площадке возник запыхавшийся мужчина преклонного возраста.

– Что случилось? – закричал он, обводя взглядом всех присутствующих.

Не дав ответить ни одной из женщин, капитан спросил:

– Вам принадлежит эта квартира? – он кивнул в сторону квартиры Игнатьева.

– Моя! Чья же ещё! – ответил тот несколько невпопад.

– Ваши соседки вызвали полицию. Я Турусов Виталий Сергеевич, – капитан развернул перед глазами пенсионера своё удостоверение и попросил: – Представьтесь, пожалуйста.

– В чём, собственно, дело? – начал возмущаться Игнатьев, но потом махнул рукой и назвал себя: – Севастьян Павлович Игнатьев.

– А теперь откройте, пожалуйста, квартиру, – попросил капитан.

– Но… – начал пенсионер.

– Севастьян Павлович, – на этот раз сердито прервала его Ключевская, – принюхайся сам! Из-под двери твоей квартиры несёт скотобойней!

Игнатьев вскинул брови, и присутствующим показалось, что пенсионер сейчас произнесёт возмущённо: «В моём доме попрошу не выражаться». Но он снова только махнул рукой, полез за ключами и открыл дверь. И когда она распахнулась, одуряющий запах хлынул на площадку волной. Даже ко всему привыкшие сотрудники полиции стали прикрывать нос кто чем мог. Жена профессора достала из бюстгальтера надушенный шёлковый платочек и закрыла им почти всё лицо.

– Понятые, – проговорил Турусов, когда опергруппа уже шагнула в квартиру.

Неожиданно для капитана Ключевская подбежала к лестнице и стала подниматься вверх.

– Вы куда, гражданочка?! – крикнул он.

– Я сейчас Даню приведу. Он живёт над квартирой Игнатьева. Будет понятым.

– Двоих достаточно! – попытался остановить её капитан.

– Вы на Изольду посмотрите!

И капитан посмотрел. Изольда Ростиславовна, белая как мел, кажется, собиралась упасть в обморок. Усатый участковый опередил кинувшегося было к ней капитана и подхватил её на руки.

– Куда мне теперь девать дамочку? – растерянно спросил он, держа на руках профессорскую жену.

К этому времени успела вернуться Ключевская.

– За вашей спиной её квартира, дверь открыта, просто толкните её плечом и внесите Изольду.

– А дальше? – спросил участковый.

– Степаныч, да брось ты там её на какую-нибудь мягкую мебель! – выкрикнул кто-то из оперов.

– Понял. Но она вроде без сознания, – с сомнением проговорил жалостливый участковый.

– Полежит и очухается, – сказал капитан. – А если хочешь, вылей на неё стакан!

– Стакан он лучше в себя выльет, – пошутил кто-то.

– Шутники выискались, – прикрикнул капитан, – я имел в виду стакан воды!

Но Степаныч уже скрылся за дверью.

Вслед за Ключевской на лестничную площадку спустился долговязый парень лет двадцати двух или чуть больше.

– Это Даня, – сказала она, – студент-медик. В обморок не упадёт.

– Да уж постараюсь, – невесело улыбнулся парень и представился: – Даниил Александрович Мишин.

– Я бы вам сказал, очень приятно, – пробормотал капитан, – но не при этих обстоятельствах.

– Оно и понятно, – кивнул студент.

Лулу хотела было проскользнуть в квартиру Игнатьева вместе с полицейскими, но вовремя остановилась, вспомнив про свой собачий долг, и поспешила домой приводить в чувство и утешать собственную хозяйку.

Глава 2

Понятых попросили только взглянуть на труп. Ключевская держалась молодцом, Даниил тоже, хотя и побледнел слегка. Оба они ни разу не видели этого человека.

Хозяина квартиры пришлось отпаивать на кухне валерьянкой, он клялся и божился, что впервые видит этого гражданина. Он не отрицал того, что квартиру сдавал. Но приличной женщине-пенсионерке, правда, она сказала, что снимает её для своей племянницы, молодой женщины из маленького городка. Пенсионерка объяснила, что родственница свалилась ей как снег на голову.

– И что? – не сразу понял капитан. – Квартиру-то она зачем сняла?

– Я тоже так же у неё спросил, – ответил, утирая пот со лба, хозяин квартиры. – Она мне ответила, мол, на улицу родню не выгонишь, а жить вместе я не могу.

– Почему же это? – не унимался Турусов.

– Сказала, что привыкла жить одна.

– И вас это не насторожило? – уточнил капитан.

– Нисколько. Мало ли какие у кого в голове тараканы, – уже спокойнее заговорил пенсионер, – если у человека есть лишние деньги, то добро пожаловать. Тем более что она дала задаток и потом платила всегда исправно.

– И долго она снимала у вас квартиру?

– Третий год пошёл.

– А племянницу, которая стала жить в вашей квартире, вы видели?

– Нет, – покачал головой Игнатьев, – зачем мне на неё глядеть. Деньги мне на карточку приходили.

– Ну дела, – раздражённо проговорил капитан. – У вас хоть данные этой пенсионерки есть?

– Конечно! Она предъявила свой паспорт. Всё чин-чинарём.

Турусов вырвал из записной книжки листок, сунул его Игнатьеву под нос.

– Пишите.

– Что писать-то? – удивился Севастьян Павлович.

– Имя, отчество фамилию, телефон, адрес этой самой вашей пенсионерки.

– Да пожалуйста, – сердито ответил мужчина, – Лилия Вадимовна Арефьева она.

– Вы пишите!

– Пишу, – пробурчал Игнатьев и начал писать.

Капитан вышел из кухни. Судмедэксперт уже произвёл первичный осмотр.

– Ну что? – спросил Турусов.

– Зарезали ножом. Вернее, перерезали горло.

По лицу капитана пробежали тени.

– Хочешь посмотреть? – спросил судмедэксперт.

– Нет, я верю тебе на слово, – ответил Турусов быстрее, чем ему хотелось бы. Подходить к полуразложившемуся трупу без острой необходимости ему не хотелось.

Судмедэксперт одарил его снисходительным взглядом.

– И он не сопротивлялся? – спросил капитан.

– Судя по всему, нет.

– То есть не ожидал нападения? Или даже знал убитого?

– Это не моя забота, – ответил судмедэксперт.

– Орудие убийства нашли?

– Никак нет, – ответил один из оперативников.

– Что же, убийца его с собой унёс?

– Не исключено, – ответил криминалист.

И капитан сразу переключился на него:

– И что там у нас с пальчиками?

– Пальчиков хватает.

– Не пропустите ничего.

– Учи учёного, – пробормотал криминалист себе под нос, но так, чтобы капитан услышал. Однако Турусов счёл за лучшее притвориться глухим.

Один из оперативников протянул Турусову паспорт:

– Нашли у убитого в кармане.

Капитан развернул его – Морозов Евгений Юрьевич. Местный. Не женат.

– Чёрт, – вырвалось у капитана, – парню всего тридцать восемь лет.

– Вы поглядите на фото, – посоветовал оперативник, – какой был красавец.

– По трупу этого не скажешь, – обронил Турусов.

– Так он уже дня четыре пролежал как минимум, – предположил оперативник.

– Правда? – обратился капитан к судмедэксперту.

– Что-то около того, – отозвался тот, – но все уточнения после вскрытия.

– И так всегда, – с некоторой грустью констатировал капитан.

– А что ты хотел, – пожал плечами судмедэксперт.

– Чего я хотел, – сыронизировал капитан, – чтобы у него в кармане лежала записка с именем, фамилией и адресом убийцы.

– Или хотя бы визитная карточка преступника, – вздохнул лейтенант Уваров. Парень не так давно был на оперативной работе и всё ещё не мог понять, является ли служба в полиции его призванием. Не то чтобы работа отталкивала его или он боялся трудностей, просто ещё не был уверен в своих силах.

Турусов понимал внутреннее смятение своего сотрудника и при случае его поддерживал. Вот и теперь, едва улыбнувшись краешком рта, он заметил:

– Чего, Дмитрий Михайлович, нос повесил? Не боись, мы и без визитки его найдём.

– Так точно, товарищ капитан, – бодро отчеканил Уваров.

– Молодец! Так держать.

Когда увезли труп, квартиру опечатали, хозяина отпустили, попросив не уезжать из города.

– Куда мне ехать-то? – ответил подавленный свалившимся на него печальным событием Игнатьев.

– Мало ли, – ухмыльнулся участковый, – я, например, повидал на своём веку немало любителей намылиться и смыться.

Севастьян Павлович, погружённый в свои мрачные мысли, ничего ему не ответил и побрел к лестнице, забыв попрощаться с соседями.

– Бедный дед, – пожалел старика студент Мишин.

– Ничего, он крепкий, справится, – ответила ему Ираида Матвеевна Ключевская.

Оперативники к тому времени начали проводить поквартирный опрос. Выходило как всегда – не знаю, не видел, моя хата с краю.

– Дьявол бы их всех побрал, – ругался сквозь зубы капитан Турусов.

Но всё-таки в двух квартирах оперативникам повезло. На первом этаже лейтенанту Уварову открыла дверь старенькая бабулька.

– Заходи, милок, – пригласила она его без предисловий.

– Чего же это вы, – решил повоспитывать старушку оперативник, – распахиваете дверь первому встречному, даже не спросив, зачем он пришёл.

– А чего мне тебя спрашивать, – хитро прищурилась она, – и так уже весь подъезд знает, что вы тут ходите.

– Кто – вы?

– Полиция, вестимо.

Уваров думал, что она по привычке скажет – милиция. Но нет, то ли народ начал привыкать к переименованию, то ли бабулька ему попалась продвинутая.

– Тебя как звать-то? – между тем спросила старая женщина.

«Ёлы-палы, – подумал про себя лейтенант, – забыл представиться».

– Дмитрий Михайлович Уваров, – отрапортовал он.

– Дима, значит, – кивнула старушка, – а я Валентина Кузьминична, можно просто баба Валя или Кузьминична.

– А по фамилии? – спросил лейтенант.

– Зачем тебе моя фамилия? – удивилась старушка.

– Так положено, – произнёс оперативник суровым голосом.

– Ну, если положено, – улыбнулась Кузьминична, – то пиши – Гаврилова.

– Вы постоянно здесь проживаете?

– Последние семьдесят пять лет да, – гордо кивнула баба Валя и просветила лейтенанта: – А до этого мы с родителями жили в бараке.

– Сколько же вам лет? – вырвалось у оперативника.

– Ты что, жениться на мне, что ли, собрался? – хихикнула старушка.

– В смысле? – растерялся Уваров.

– В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.

– Так я для протокола, – нахмурился лейтенант.

– Ну, если только для протокола, то пиши – восемьдесят пять.

– Ого! – присвистнул лейтенант.

– Чего свистишь-то, – теперь нахмурилась Кузьминична, – денег не будет.

– Так это у меня от восторга вырвалось, – начал смущённо оправдываться он.

– Если от восторга, тогда ладно, – махнула рукой старушка, – люблю, когда мной восторгаются. – Она внимательно посмотрела на него и добавила: – Небось думаешь, что старая в маразм впала.

– Ничего я такого не думаю.

– И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.

– Валентина Кузьминична, – жалобно проговорил лейтенант, – давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.

– Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.

– Мне-то не жалко, – вдохнул оперативник, – только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.

– Неужто оно у тебя такое строгое? – сделала вид, что не поверила, баба Валя.

– Очень, – заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

– Спрашивай, – великодушно разрешила баба Валя, – только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.

– Какую свиристёлку? – даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.

– Жиличку Севастьяна.

– Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? – уточнил он.

– Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.

– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.

– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!

– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.

– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?

– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.

– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!

– Кто доигрался?

– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?

– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.

– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?

– Кого?

– Убитого вашего?

– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.

Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.

– Чего напыжился-то, – ласково улыбнулась она, – спрашивай. Чего знаю, скажу.

– Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?

– Нет. Она мне не представлялась и по-соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.

– Понятно. Но она всё-таки вам знакома.

– Знакома или нет, суди сам. Кто-то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.

– Зачем? – удивился лейтенант.

– Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.

– Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?

– Что я могу о ней сказать, – задумалась Кузьминична. – Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.

– Как часто?

– Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.

– Одна?

– Когда одна, а когда и с мужчинами.

– С несколькими? – вытаращил глаза оперативник.

– Нет, что ты, милок! – рассмеялась старушка. – Зараз с одним!

– Так вы сказали, с мужчинами, – начал уточнять оперативник.

– Сказала, потому как мужчины были разными! Но каждый раз по одному она их приводила.

– А квартирантку Игнатьева вы описать можете?

– Могу. Хорошенькая блондинка, накрашенная, фигуристая. И разодета она всегда была в пух и прах! – прищёлкнула языком баба Валя. – Помню, зимой на ней шуба норковая была до земли. Я ещё думала, вот бы мне такую!

– Вам-то зачем? – отвисла челюсть у оперативника.

– Как зачем, – захихикала старушка, – для форсу! Чем я хуже её?

– Может, вы и лучше, – не подумав, брякнул лейтенант, – но она-то молодая!

– А я, по-твоему, старая?

– Не так чтобы очень, – проблеял он растерянно.

Баба Валя презрительно фыркнула и передразнила оперативника:

– Не так чтобы очень. Так вот, намотай себе на ус – интересующая тебя особа не так чтобы очень молода.

– Как так, – удивился лейтенант, – разве она не молоденькая?

– Для тебя точно нет, – рассмеялась старушка, – а если смотреть с высоты моего возраста, то она ещё девчонка.

– Так сколько же ей лет?

– От тридцати до сорока пяти. А может, и больше.

– Вот оно что, – пробормотал лейтенант и уточнил: – А вы хорошо её разглядели?

– Хорошо. Только при этом учти, что она сильно расписная.

– Что значит расписная?

– То и значит, что на ней пуд косметики.

– Может, ей всё-таки меньше тридцати, – продолжал упорствовать Уваров.

– Эх, милок, у меня зрение, как у орла! Дай тебе бог в моём возрасте видеть так же.

– Я столько не проживу, – буркнул Уваров.

– Куда ж ты денешься! – Старушка снова рассмеялась. – Медицина чешет и чешет семимильными шагами вперёд! Так что не боись, до ста лет доживёшь!

– Ладно, – сказал оперативник, – оставим пока в стороне вопрос о моём долгожительстве. Вы мне лучше скажите, эта женщина на машине или нет?

– Когда одна приходила, то не знаю, на чём добиралась. Машину во дворе не ставила, но ведь могла и оставить её на стоянке. А вот кавалеры её иной раз прямо чуть ли не у подъезда машины оставляли.

– Так, может, вы запомнили какую-нибудь из этих машин?

– Конечно, запомнила, – кивнула Кузьминична.

– Назовите марку и цвет автомобилей.

– Нет, – покачала головой старая женщина, – в машинах я ничего не понимаю. Могу только сказать, что все они нерусские.

– Мужчины? – не понял оперативник.

– Нет, машины, – хихикнула старушка.

– Может, номер запомнили?

Она задумалась, а потом ответила:

– Только цвет.

Оперативник вздохнул, цвет автомобиля мало чем мог помочь, но на всякий случай записал перечисленные колеры автомобилей и распрощался со словоохотливой старушкой.

Записи свои Уваров показал капитану. На что Турусов пробормотал:

– И чего ты суёшь мне под нос эту филькину грамоту?

– К сожалению, Виталий Сергеевич, старушка больше ничего не запомнила.

– Ты сказал, что у неё есть дочь, внуки, может, они что-то видели?

– Им сидеть у окна некогда, так что навряд ли они могут помочь, – почесал за ухом лейтенант.

– А ты всё ж таки расспроси их, – посоветовал капитан.

– На данный момент никого из них дома нет.

– Придётся приехать позднее.

– Придётся, – поскучнел оперативник. И неожиданно оживился: – Игнатьев говорил, что пенсионерка снимала у него квартиру для своей племянницы. Только вот племянница сама, по словам Валентины Кузьминичны Гавриловой, была немолода.

– То есть?

– Она точно указать её возраст не может. Но считает, что ей от тридцати до сорока пяти.

– Что-то интервал большой, – засомневался капитан.

– Может, из-за того, что эта дама, в смысле квартирантка, была сильно накрашена, – озадаченно произнёс оперативник.

– И что с того, что накрашена?

– Когда они намалюются, чёрта с два поймёшь, сколько им лет, – объяснил лейтенант.

Но капитану это объяснение показалось неубедительным:

– Иди ещё кого-нибудь поспрашивай.

Оперативник вздохнул и отправился поискать счастья вне подъезда. Гуляющие с детьми мамочки не смогли сказать ему ничего определённого, хотя изо всех сил старались помочь симпатичному лейтенанту.

– Какой красавчик, – шепнула одна другой на ухо.

– Ага, подтянутый, – ответила товарка, – а мой Вадик боров боровом.

– Зато твой Вадик денежки гребёт лопатой, – всё так же тихо парировала первая, – а у этого красавчика, поди, в кармане вошь да блоха на аркане. – Они обе захихикали.

– Девушки, о чём вы там шепчетесь? – спросил Уваров. – Посвятите меня в свои тайны.

– Никак нельзя, – ответила одна из женщин.

– Во всяком случае, напрягите свою память и окажите помощь следствию.

– Даже не знаем, что и сказать вам. Да, видели мы эту цыпу, но она даже не здоровалась, всегда спешила поскорее проскользнуть в подъезд и в квартиру.

– Почему вы назвали её цыпой?

– Очень уж одевалась она шикарно, – объяснила одна из женщин.

– Вы видели её с мужчинами?

– Бывало.

– То есть она, не прячась, приводила сюда своих знакомых?

– Точно, не прятала она своих мужиков.