000
ОтложитьЧитал
Она молится, он рядом, сгорбившись, слушает.
И вымолила сестра брата. Ни к каким врачам не обращались. Поправился, его тут же в апреле, будто ждали, в армию и забрили. Ведь сорок третий год шёл, войне мужики нужны. Определили не на передовую, при госпитале. «В Москву угадал», – рассказывала мама. Работящий мужик понравился начальству. Война кончилась, его не хотят отпускать. Только осенью 46-го в Турушево вернулся.
«Такой крендель пришёл, – вспоминала мама. – Здоровый, крепкий. Потом ходил в деревне маркитанил. Мужиков мало, так он скота резал, свиней, быков. Никаких отклонений с головой не было. Вымолила тётка Манефа. Лет двадцать потом жил, и никаких заскоков…»
«Не знаю, доченька, какие молитвы читала – каноны или акафисты? – отвечала мать на вопрос Ксении. – Спросить бы дуре, ведь она к нам приезжала. И я у неё гостила не раз. Да с этой жизнью непутёвой в голове только мирское было».
Тогда Ксения верила: знай те молитвы – смогла бы вымолить младенца, оживить плод.
Позже думала: ну, что бы она вымолила, что? Тётка Манефа богомолка настоящая. А она? Но ведь и тётка небезгрешная: мать-то с отцом она свела обманным путём…
***
Клирос запел «Отче наш…» Прихожане подхватили, запели беременная и дочь, при этом девочка взяла братика за руку – дескать, стой. Он послушался. Ксения в одном порыве с остальными выводила слова Господней молитвы. «Отче наш» всегда на литургии поётся на подъёме: служба подходит к концу, Бог дал выстоять, совершить для себя маленький радостный подвиг. Ксения вдруг подумала: её ребёнок сегодня был бы таким же, как этот мальчишечка. Как раз четыре года назад сделала аборт. Сейчас стоял бы в церкви вместе с ней…
В тот день Антонина Сергеевна сделала заключение: надо удалять яйцеклетку оперативным путём. Операцию Антонина Сергеевна делала под местным наркозом. Голова у пациентки «поехала». Но услышав: «Всё!» – Ксения попросила показать удалённое. Хотела своими глазами убедиться: в ней не осталось ничего. Антонина Сергеевна подняла пробирку с мутной вспененной кровью, и среди маленьких воздушных пузырьков Ксения увидела один – миллиметра три в диаметре, водянистый – плодное яйцо. Дома ревела и ревела…
***
Открылись Царские врата, вышел священник с Чашей, диакон возгласил: «Со страхом Божиим и верою приступите…» Священник прочитал молитву перед причастием. Мальчишечка без напоминания сложил крестообразно ручки на груди. «Не в первый раз», – решила Ксения. Беременная хотела поднять его к Чаше. Священник остановил, сам наклонился к малышу. Тот старательно раскрыл ротик, вытянув губки… Следом причастилась девочка…
Ксения вышла из храма, подошла нищенка: «Подайте Христа ради». Ксения достала из сумочки мелочь, протянула со словами: «Помяни раба Божия убиенного Петра». Нищенка взяла с поклоном и заспешила к дамочке в шляпке.
А Ксении вспомнилась нищенка Вея, тоже из двоедан. О ней мама рассказывала с теплотой. И сама грелась. «Веюшка», – говорила. Уменьшительно-нежными именами двоеданы нередко называли даже взрослых.
Вея жила в соседней деревне, замужняя, но бездетная и блаженненькая. Рассудком дитя дитём. Словно было определено ей оставаться разумом до конца жизни в наивной солнечной поре. Не замазаться злобой, не заразиться хитростью, не испакоститься воровством и подлостью, не запятнаться осуждением, а жить Божьей птахой, каким-то уроком для окружающих.
«Отес от у меня учитель», – с гордостью повторяла Вея.
И на самом деле «отес» был учителем по имени Илья. Года два жил в деревне. Потом уехал. Мать Веи без мужа четырёх дочек родила. Старшие – Ивановны, да не по отцам записаны, по деду, а Вея – та Ильинична.
Жила Вея подаянием, обходя деревни в округе. И не просто христарадничала, стуча в ворота. Руку не протягивала за милостыней…
«Зайдёт Веюшка в любой дом, – рассказывала мама, – и сразу к иконам, три поклона положит и начинает спасать».
«Спасать» – молиться за живых.
«Кто жил в доме, начиная со стариков и кончая всеми взрослыми, перечислит. Каждого по имени Веюшка знала. Сколь деревень в округе, всех до одного помнила. Нас-то, детей, не называла, родителей перечислит и добавит «с чадами». “Спаси, Господи, и помилуй рабы Своих (назовёт имена), избави от всякие скорби, гнева и нужды, от всякие болезни, душевные и телесные, прости им всякое согрешение, вольное и невольное”. «Кто умер, тоже до одного помнила. Поспасает, потом начинат покоить: “Покой, Господи, души усопших раб Своих (перечислит имена). Елика в житии сем, яко человек согреши, Ты же яко человеколюбец Бог, прости их и помилуй. Вечные муки избави. Небесному царствию причастники учини. Душам нашим полезное сотвори”. Никто её не гнал. Поспасает, попокоит, её за стол пригласят: ”Садись с нами, Вея Ильинична”. Покормят или хотя бы чаем напоят. С собой обязательно дадут – хлеб или картошку. По праздникам праздничное – пирожок какой, шаньгу. А Веюшка может на улицу выйти и тут же раздать детям: нате, ешьте».
«Мужа её Тихоном звали, – вспоминала мама, – ни разу с ней не ходил. Мы, ребятня, увидим Веюшку и хихикаем: Тиша послал Вею поскиляжничать кусочков».
Однажды мама ехала с бабонькой на санях. Весна, солнце вовсю, снег горит в полях. Небо яркое. Вея стоит на дороге, голову к солнцу подняла. Молилась ли, просто нежилась в пригревающих лучах…
***
Беременная вышла из церкви с детьми. Все трое повернулись лицом к храму, перекрестились. Мальчишечка кланялся, подрубленно роняя голову вперёд. Мать взяла его за руку, спустились по ступенькам, прошли мимо Ксении.
– Мама, – спросил мальчишечка, – у меня братик будет?
– Вот и не братик, – ехидно сказала, резко повернувшись к нему, сестра, – сестрёнка будет.
– Братик, братик! – успокоила сына мама. – Братик!
