000
ОтложитьЧитал
По пути в общежитие рассказывала о себе, посмеиваясь, посчитала, особист подкатил издалека, дабы продолжить свой допрос. Оказалось – всё серьёзнее. Вечером следующего дня Надежда выходит из больницы, а Пётр у крыльца курит.
– Протокол будем вести? – не без ехидства спросила Надежда, когда Пётр задал первый свой вопрос.
– Не, опять без протокола, – не смутился особист.
Несколько таких встреч и гуляний «без протокола» закончились тем, что ухажёр признался: в жизни подобных женщин не встречал, предположить не мог, что такие могут быть. И очень ему хочется рядом с сильной и бесстрашной Надеждой пройти семейный путь, детей воспитать и состариться вместе. Всю жизненную программу изложил в двух фразах. Надежда не стала долго раздумывать, тут же согласилась с предложенной программой и отдала своё сердце Петру.
Всё получилось, как договорились они в далёком послевоенном сорок шестом. Состарились вместе, успев родить и вырастить двоих сыновей и троих внуков. Умерли друг за другом. Сначала Пётр, а через несколько месяцев – Надежда. Похоронив мужа, Надежда осталась одна в квартире, сыновья давно отделились. Однажды утром не вышла, как обычно, на лавочку у парадной. Галя Сокол забила тревогу: вызвала старшего сына надежды. Квартиру открыли и нашли хозяйку в собственной кровати без признаков жизни. Лежала, когда-то бравая фронтовичка-медичка, как спала: на чистой простыни, под одеялом, в опрятной ночной рубашке. Сухонькая и маленькая, а губы в улыбке. Что ей приснилось с последним вздохом? Может, Пётр явился во сне, верный и любимый особист…
После похорон Ленка подъехала к сыновьям Надежды и Петра, дескать, как вступите в наследство, я готова купить квартиру родителей.
Так и получилось в итоге.
А вскоре умерла Галя Сокол, что жила через стенку. Лена и эту квартиру прибрала к рукам. Купила у Галиной дочери Марины, той самой, за которую благодарил ректор Галю: «Спасибо, мать, за дочь!». Марина решила перебраться в новый микрорайон Городка.
Ленка посчитала, что в случае надобности можно из двух квартир одну сделать. А пока квартиры сдавала. Голова у неё, не отягощённая высшим образованием, мыслила очень даже трезво в направлении материальной выгоды. Пусть родители мужа обеспеченные люди, муж хорошие деньги зарабатывает, но своего Ленка упустить не могла. Вот тебе и лентяйка, вот тебе и неуч. Как тут не скажешь: другие времена, другие нравы, другие песни и другие звёзды взошли в нашей парадной.
Лида Яркова и Боголюбская
Продолжает наш дом свой путь во времени. Вася Сокол называл дом на Гоголя, 15 кораблём. Возвращаясь «на базу» подшофе, мог спросить сидящих у парадной:
– Ну что, балтийцы, идём полным курсом? Пробоин нет? В трюмах сухо? Бунта на корабле не предвидится? Тогда свистать всех наверх не будем, лично я следую курсом в свою каюту.
Умер Вася, упокоилась его Галя. Многие пополнили помянник Лиды Ярковой из «третьей» квартиры. Она аккуратно записывает в него почивших «матросов». Заказывая в родительские дни панихиду по своим самым близким, Лида всякий раз сожалеет, что по финансовым соображениям не может всех бывших соседей вписать. Но, когда батюшка начинает громко перечислять рабов Божиих, Лида раскрывает свой помянник и читает про себя внесённые в него имена. И проплывают перед внутренним взором Галя и Вася Сокол, Дуся Саморезова и её когда-то крепко выпивающий муж Гена, первая жена Славика-трубача Груша, медичка Надежда и особист Пётр Банниковы, Даша Тютнева, бабаягинского нрава, и её золотого характера муж Александр, другие соседи, переселившиеся из нашего дома на кладбище…
Лида Яркова – старожил парадной. Вселилась в дом в числе первых в 1965 году. Работала воспитателем в детском садике. Была, как узнали соседи позже, человеком верующим. В советское время крестик носила, но не на шее, в лифчик зашивала. В трудные жизненные периоды отправлялась на Смоленское кладбище к святой блаженной Ксении Петербуржской – помолиться, поплакать, записки «Ксенюшке» оставить. Лишь выйдя на пенсию, стала ездить в храм, не таясь.
Родом была из Ульяновской области. Воцерковление началось на русской печке. Отец на фронте, мать в колхозе или на рытье окопов, в первые месяцы войны гоняли женщин строить линию обороны или на лесозаготовках. Дети оставались дома с ветхим дедушкой Игнатом. Он малышам сказки рассказывал, жития святых читал, учил молитвам «Отче наш», «Богородица», «Царю Небесный», «Живый в помощи Вышняго».
И ещё обещал после войны сводить в церковь в районное село на празднование чудотворной иконы Божьей Матери «Боголюбивая». Обещание не выполнил по причине смерти – не дожил до Победы. Однако Лида в паломничество к иконе сходила. Любила рассказывать о нём соседкам по парадной. Кто-то слушал с недоверием, кто-то с удивлением, впервые узнавая о мире ангелов и демонов.
– Тётка меня с двоюродной сестрой Ниной, нам лет по десять было, взяла с собой, – рассказывала Лида. – Сорок километров идти. Тётка чуть рассвело, растолкала: айдате. Первые пять километров на бортовой машине ехали, рабочих в лес на деляну везли и нас подбросили. Я из деревни сроду никуда не выезжала, тут целый мир передо мной. Едем по лесу, а на полянке два журавля стоят – длинноногие, важные. До того красивые… По сей день та картина перед глазами…
Память образа Божьей Матери «Боголюбивая» первого июля. Лето в самой поре – благодать. На праздник вся округа сходилась. Тридцать с лишком лет советской власти миновало, а всё одно народ знал икону, чтил её. С соседних и дальних сёл шёл и ехал честной люд. Больных везли на телегах. Даже из Ульяновска и Чебоксар приезжали паломники.
В храм все не вмещались. Икону выносили из церкви на специальных носилках, ставили в церковном дворе, дабы дать возможность всем паломникам приложиться к святыне, благоговейно пройти под образом, сгибаясь до земли.
На всю жизнь запомнила девочка Лида, как женщина мучилась, стараясь поднырнуть под икону. Ни пройти, ни перекреститься на образ не получалось. Поднимет руку крест на себя наложить, да будто невидимыми вожжами кто-то захлестнёт руку и держит в воздухе. Силится бедняжка коснуться пальцами лба, а рука будто вмёрзла в воздух. Пот по лицу… Взмолилась:
– Зачем я туда ходила? Зачем это делала? Прости, Матушка Богородица!
В толпе сказали: к ворожеям ходила – рогатый и взял власть над ней…
Ещё одна женщина в пляс пустилась с частушкой. Икону из церкви вынесли и сначала на паперть поставили. Лида с сестрой на поленницу дров забрались – сверху хорошо видно.
Прямо у поленницы женщина стояла, яркая косынка на голове, платье лёгкое, рукава фонариками. Вынесли икону, женщина как давай креститься да частить поклонами. Крестится, как обмахивается, а кланяется, будто нырки делает. Соседей одёргивает: не мешайте молиться, плохо видно из-за вас. И вся-то какая-то не такая – на нервном взводе, будто закипает у неё что-то внутри, того гляди – выплеснется. Народ расступился. А когда икону понесли с паперти по ступенькам, сорвало женщину навстречу святыне с частушкой:
Раздайся, народ,
Меня пляска берёт!
Маленькие чертятки,
Хватают за пятки!
И точно, будто пятки защекотало, бьёт каблуками, как заведённая, щекотку в землю вколачивает… В один момент двое мужчин подхватили её под руки, увели.
В толпе сказали: это братья, которые её к чудотворной иконе привезли.
Лида с сестрой Ниной всюду поспевали. Перед выносом иконы девчонки стали свидетелями – батюшка бесноватую отчитывал. Накрыл епитрахилью… В памяти у Лиды осталось: батюшка богатырски большой, плечи могучие, рыжая борода на всю грудь. Накрыл женщину епитрахилью, читает над ней молитву. Вдруг из-под епитрахили грубый мужской голос. Лида к сестре прижалась. Страшно, хоть и народу кругом полно. Женщина заговорила жутким, как из бочки, голосом. Сначала он насмехался: «Зря стараешься, не выйду!» Потом принялся жаловаться: «Дурно мне, дурно! Всё равно не уйду! Не выгонишь!» Наконец взмолился: «Скажи, куда уйти? В лес дремучий? В яичную скорлупу? В игольное ушко?»
– Когда читаю Евангелие о гадаринском бесноватом, – говорила соседкам по парадной Лида, – всегда ту женщину вспоминаю. Батюшка продолжает молиться, а у неё пена изо рта. Рядом стояла женщина, как говорили, сестра её, бросилась вытирать рот. Тут-то взрослые заметили нас и нагнали: «Ну-ка, марш отсюда, любопытные Варвары! Не полезно вам такое смотреть! Хотите, чтобы вышел бес из неё да в вас вселился?!» Нас как ветром сдуло. Конечно – не хотели мы.
Лида Яркова стала в парадной главным консультантом по духовным вопросам. Соседи спрашивали, каким святым ставить свечи в том или ином случае, как записки подавать. Открывала глаза на сектантов: рериховцев, иеговистов, пятидесятников, кришнаитов, которые не миновали Городок навязчивым миссионерством.
Открыли в Городке церковь, Лида сделалась активной прихожанкой. В парадной начала вести миссионерскую работу, призывая крестить детей и внуков. Ленка-шалава одной из первых откликнулась, понесла крестить своих чад. Обрадованная такой победой, Лида тут же подкатила к Ленке с венчанием, дескать, как хорошо будет вам с Мишей церковным браком укрепить семью. Получился, говоря словами той же Ленки, облом. Венчаться Ленка не захотела:
– Тётя Лида, пожалуйста, не морщь мне мозги своей церковью.
Категорично Лиду отшила.
– Детки хотя бы крещёные, – вздыхала Лида, рассказывая о неудаче с венчанием, – и то хорошо.
Однако планировала, выждав паузу, снова подкатить к Ленке с церковным браком.
Что интересно, Калерия Ивановна своего кавалера, в прошлом полковника, тоже заставила принять таинство крещения. Как-то подозвала Лиду, мол, древнего старичка батюшка может окрестить или имеется возрастной ценз?
– Живу в одной квартире с нехристем! – жаловалась Калерия Ивановна. – Поставлю ему вопрос ребром: если не покрестится, пусть забирает свой двухтумбовый гроб вместе с холодильником и проваливает на все четыре стороны!
– Может, вас заодно и повенчать? – предложила Лида.
– Ты чё, Лида, рехнулась?! Нашла, понимаешь, «тили-тили тесто жених и невеста»!
– Живёте в грехе.
– Кашу что ли в грехе едим?
Полковник было закочевряжился: я в партии состоял. Да не на ту напал. Калерия Ивановна провела жёсткую агитационную работу, и полковник от «вопроса ребром» поднял руки вверх. Но с одним условием: креститься готов только дома, то бишь в квартире Калерии Ивановны, в храм не пойдёт ни за какие коврижки.
Когда Валя Дубок из «четырнадцатой» узнала о предстоящем крещении полковника, решила, пусть заодно священник и её с Веней окрестит. В далёком детстве испорченные полиомиелитом Венины ноги к тому времени совсем отказали, до церкви он бы не дошёл. Священник в просьбе не отказал, всех желающих окрестил. А через полгода Веню отпел.
Васю Сокола заочно отпел. Однажды Галя Сокол пожаловалась Лиде: муж часто снится. И раньше являлся в сновидениях, но изредка, раз в полгода, тут едва не каждую ночь стал.
– Наверное, к себе зовёт, – вытирала платочком уголки глаз Галя.
– Отпеть надо, – сказала Лида. – Мается Васина душа, помощи просит. Отпоёшь, потом будешь панихиды заказывать, записки на проскомидии подавать. Ему и легче станет.
Галя так и сделала. А Лиде наперёд наказала:
– Проследи, чтобы меня сразу отпели, не откладывали на потом.
Я девчонкам своим, конечно, накажу строго-настрого, но ты всё одно проконтролируй.
Лида просьбу подруги выполнила.
Славик-трубач не реже Лиды бывает в церкви, даже чаще. Директор клуба, при котором много лет состоял духовой оркестр Славика, стал иереем – отцом Иоанном, настоятелем церкви Городка, а руководитель оркестра Данилыч, его мы однажды вскользь упоминали, – регентом в том же храме. Данилыч позвал Славика на клирос. У Славика скромный баритональный бас, да как известно в храмах с небольшими приходами извечный дефицит мужских голосов, а Славик с его музыкальным образованием на лету всё схватывал и вскорости начал петь, будто с детства в клирошанах состоял. На клиросе размещается басящей глыбой во втором ряду. Впереди бабульки в белых платочках, за ними Славик на две головы всех выше, с могучим разворотом плеч.
Когда-то Славик старательно играл у нашей парадной похоронный марш Шопена, теперь поёт преставившимся соседям «Вечную память». Помните, подвыпив, обещал, если что – их оркестр на похоронах для своих постарается. Теперь в подобных ситуациях Славик уверяет знакомых: батюшка Иоанн в случае чего отпоёт в лучшем виде.
Надо отметить, хор под управлением Данилыча проникновенно и вдохновенно исполняет «Вечную память», не каждый монастырский так сможет.
Однако Славик больше любит участвовать в венчании. Но, к его печали, таинство брака в церкви Городка совершается значительно реже, чем отпевание.
***
В оформлении обложки использован рисунок художника Владимира Чупилко
