Броненосец «Варяг»

Карл Петрович, стоя на мостике, и видя, что и “Удзи” вся в огне, без боевой рубки и без хода, отдал приказ стрелять по “Майе”. Контр-адмирала Иессена (второкурсника Бурлакова) стала забавлять, да и привлекать вся операция. Корабли маневрируют, стреляют, вывешивают флаги, устраивают войну, а всем руководит он – студент морской академии из далекого 2051 года. Адмиралу Ямаде – стоящему на мостике “Фудзи” было не до интереса. Русские топили его отряд один за другим, как котят. В начале боя они подожгли его флагман, как с носа, так и с кормы, лишь броня борта спасла корабль. Затем, русские пираты ушли в тыл его отряда, выстроившегося клином. Ямада наблюдал, как загорелся “Удзи” – небольшая серенькая канонерка. Горящий “Чокай” являлся ровесником русских канонерок типов “Кореец” и “Маньчжур”. Но, тот достойно ответил, корма одного русского крейсера расцвела цветком сакуры. «Но что делать?» – думал японский адмирал доли секунды и велел поднять приказ: “Правый поворот все вдруг!”

В результате выполнения данного приказа, как решил адмирал Ямада японские корабли образуют кильватерную колонну, которая сможет сконцентрировать огонь, хотя бы на одном русском крейсере, и вывести его из строя, а если удастся – потопить. Русские крейсера то же перестроились. Правда, чуть не произошло столкновение, вот такого в истории морских сражений не бывало, подумал Иессен, на виду у неприятеля два крейсера таранили друг друга, вот бы был конфуз. Корпуса “Богатыря” и “Громобоя” в какой-то момент створились, и этим не преминул воспользоваться неприятель. Дальность была примерно 20 кабельтовых, как определил дальномерщик броненосца “Фусо” и старый броненосец дал сигнал целеуказания другим кораблям 7-го отряда, потрепанного, но еще вполне боеспособного, и борта кораблей окрасились дымами выстрелов, как увидели все на Владивостокском отряде крейсеров.

Головной в японском отряде, перестроившимся из строя клина в кильватерную колонну, была канонерка “Майя”. Она была лишена брони, но вела огонь из 6-дм и 5-дм орудия. Вторым в линии японских кораблей, шел деревянный корвет “Цукуба” с мощным парусным вооружением и дымовой трубой. Он был вооружен четырьмя новейшими орудиями Армстронга калибром в 6-дм. Третьим в строю оказался, уже хорошо знакомый нам флагманский броненосец “Фусо”, на котором уцелели лишь тоже два 6-дм орудия с одного борта. За ним следовала канонерка “Такао”, с четырьмя 5-дм орудиями, из которых на один борт могли действовать только два. Замыкал строй 7-го отряда канонерка “Чокай”, с одним уцелевшим 8-дм орудием Круппа и лучшим канониром отряда, любящим побороться с зеленым змием, – Масо. Всего японцы выпустили по створившимся кораблям Иессена за три минуты, два восьмидюймовых, семьдесят шестидюймовых и семьдесят пятидюймовых снарядов. Причем, русские корабли были лишены возможности стрелять своим неудачным маневрированием, которое так лихо начиналось. И за такое кораблевождение Иессен сделал замечание своему начальнику штаба. Крейсера “Богатырь” и “Громобой” попали под накрытие, вода вокруг них закипела. В момент маневра “Громобой” практически был вынужден остановиться, а “Богатырь” подставить свой нос.

Канонир Масо тщательно прицеливался. Ему очень хотелось отомстить этим гайдзинам, за Порт-Артур, который японские войска уже взяли десять лет назад, силой и мужеством своих воинов, но подлые подковерные интриги, недостойные сынов Ямато, вынудили вернуть его русским. Там погиб отец Масо, и семья вынуждена была жить в впроголодь, а мать Масо стала проституткой, лишь бы вырастить троих детей. Всю свою ненависть он вложил в первый снаряд, и его поглотило море, видимо ненависть плохой помощник. Тогда Масо призвал дух отца и деда, как положено в синтоизме³³, взмолился им и тщательно прицелившись, выстрелил еще раз.

Снаряд весом в сто сорок килограммов был фугасным, и попал в кормовую надстройку крейсера, и штатно там разорвавшись, практически посередине корпуса. Огненный смерч прошелся и по расчетам 3-дм орудий, и по подносчикам боеприпасов, по лоткам со снарядами, уничтожен кормовой дальномерный пост, начался пожар. В общем, убыль была, как донесли командиру “Громобоя” Дабичу – пятнадцать убитых и двадцать два раненых члена экипажа. 6-дм снаряды попали в каземат носового орудия, но броня выдержала, и фугас пробил борт напротив машин. Аварийная команда кинулась устранять течь. Расчеты японских 5-дм орудий стреляли точнее, и снаряды шесть раз ударили в “Громобой”. У машин в борт ударил фугас и помог образующейся течи; в корму, где уже бушевал пожар; в третью дымовую трубу крейсера, и проделал в ней приличную дыру; во вторую дымовую трубу; в нос район ватерлинии, обшивка удар выдержала, но дюжину заклепок – срезало, и вода стала сочиться внутрь; фугас ударил в кормовую башню Гаврилы Юркина, ощущение было такое, как будто находишься внутри колокола, вспоминал он потом, к счастью все остались живы, благо снаряд был небольшой.

Флагманскому “Богатырю” досталось то же. 6-дм японский фугас ударил в каземат носового, правого орудия комендора Гаврилова, но броня и Николай Угодник спас расчет, затем удар пришелся в башню балагура Сагатовича, тут уже в живых остались все, но двое потеряли сознание, а четверо выползли оглушенные и с кровью из ушей. По приказанию старшего офицера Ширяева, расчет был немедленно заменен, снаряд попал в левую скулу и вырвал клок обшивки на средней палубе размером пару саженей³⁴, снаряд попал в носовую надстройку и уничтожил 3-дм орудие с расчетом, фугас прошил нос и ударился в трубу подачи на носовую башню. Изрядно всех тряхнуло, и у башни сломался механизм подачи боеприпасов, от удара и взрыва. 5-дм снарядов в русские крейсера попало только три. В правую скулу крейсера и была вмятина и срезанные заклепки, уничтожено носовое 3-фн орудие, “Богатырь” получил удар фугасом в надстройку, за башней главного калибра, там появилась новый проем для дверей. Стемман пошутил для поднятия духа, показывая в сторону японцев: “Вы и дверь будьте любезны прислать”. Но пришел лишь фугас в левую скулу крейсера, уже раскуроченную.

QF 3-фунтовый Hotchkiss (240 кг, 30 выстр/минута, снаряд 1,5-кг, дальность 5,9 км)

Русские крейсера перестроились в кильватерную колонну и стали отвечать японцам, а отвечать было чем. Упрямый “Богатырь” шедший головным, взял на прицел канонерку “Майя” 8-дм орудия, сделавшие три выстрела, успехов не добились, для 3-дм дистанция была великовата, а подчиненные плутонгового командира Васильева добились попадания фугасным снарядом в японскую канонерку и вывели из строя 5-дм орудие. Взрыв на “Майе” сопровождали криками «Ура» русских моряков!

Крейсер “Рюрик” отстрелялся фугасами по “Цукубе”, на этот раз отличился расчет носовой башни лейтенанта Берга (Берх – тоже немец, как щелкнуло в мозгу Бурлакова), в свои тридцать лет, он поднаторел в знании материальной части и искусстве прицеливания. Фугас с шестью фунтами тротила прямо в палубу, по центру деревянного корвета и не мог не вызвать пожар. 6-дм орудия плутонга лейтенанта Постельникова попали прямо в 6-дм орудие, обслуживаемое японскими моряками, и загорелись заряды готовые к стрельбе. Взорвались и несколько снарядов. От мощного взрыва отломилась часть борта корвета, а все вокруг усиленно горело. Капитан корвета Цутияма с грустью глядел на свой корабль, вставать в линию с новейшими и сильнейшими крейсерами мира было безрассудно, и раз его страна так поступает, вероятно, так угодно Богам? Второй 6-дм фугас ударил между двумя пожарами, и он слился в один неуправляемый.

Бронепалубный крейсер “Громобой”, который гордо шествовал третьим мателотом³⁵ в отряде и его орудия вели огонь по броненосцу “Фусо”, который порой скрывался из-за обилия всплесков у бортов. У броненосца, как видел капитан крейсера Дабич, не стреляли баковое³⁶ и ютовое³⁷ орудия, зато два бортовых вели огонь, как положено, до пяти раз в минуту. У “Громобоя” преуспела кормовая башня Гаврилы Юркина. В предыдущее время боя, его хоть и потрепало, приложило о броню, разбило приборы наведения, и комендор Протасов стал целиться “на глазок”, это дало наоборот, положительный результат. Русский фугас попал под грот мачту, в небронированный борт, над броневым поясом и взорвался в утробе старого броненосца. Образовался еще больший пожар. 6-дм батарея “Громобоя” Леонида Федотова, мощного и сильного залихватского³⁸ моряка и балагура³⁹ попала фугасом в полубак старого броненосца, разметав пожарный расчет крупными осколками, и вторым попаданием срезав саму грот мачту, с вантами и площадкой прожекторов. Но самое прискорбное для японцев, что “Фусо” лишился радио и возможности поднимать сигнальные флаги и руководить отрядом. Да, и сама не маленькая мачта, упала на палубу, натворив там немало бед. Дабич довольно сказал старшему артиллерийскому офицеру Владиславлеву: “молодцы наши артиллеристы, после боя всем по второй чарке”.

Замыкающий русский отряд крейсер “Россия” обстреливал носовым плутонгом артиллерии “Такао”, а кормовым плутонгом канонерку “Чокай”. Стрельба одним крейсером по двум мишеням была по всем законам мало эффективна. Но комендоры крейсера добились попадания 8-дм снарядом весом 87-кг в “Чокай”, в этом преуспел командир кормовой башни князь Щербатов, щеголь и франт в обычной жизни, и хладнокровный стрелок в бою. Фугас врезался в ватерлинию старой канонерки под грот мачтой и оглушительно взорвался, вырвав размером в квадратный сажень участок борта. В образовавшуюся пробоину сразу с ревом хлынула вода. Для маленького кораблика это было подобно смерти, так как на нем стояли огнетрубные котлы, и переборки практически не держали течь. Вода проникала в котельное отделение, и хотя кочегары начали тушить котлы, сделать это быстро им не удалось. Котлы от соприкосновения с соленой морской водой взорвались, прервав жизнь канонерки. 6-дм фугас, уже не требовался, он разнес в щепы одну из шлюпок “Чокая”. Благо три других шлюпки спускались и в них благополучно успели опустить портрет императора. Одними из последних, покинули канонерку канонир Масо и капитан 2-го ранга Усида.

В крейсер “Такао” попало два фугаса плутонга левого борта крейсера “Россия”, которым руководил лейтенант Плансон. Фугас врезался в канонерку в районе якорного клюза, оторвав цепь и бросив ее в море и попав в полубак вызвав небольшой пожар. Капитан Арнаутов оценил огонь кормовой башни своего крейсера и прокричал: “Браво Щербатов, браво!”.

Две обстреливающие друг друга эскадры стали отходить от порта в океан, и он встретил уже не волнением в два балла⁴⁰, а четырьмя баллами. Русским высокобортным крейсерам, спроектированным для крейсерства, это было малозначительно, а легким японским смерти подобно. Японцы делали все возможное и невозможное, для спасения седьмой дивизии императорской армии, расквартированной на берегу, от артиллерии Владивостокского отряда крейсеров. И не сговариваясь, первые три кораблика японцев сосредоточили огонь на “Богатыре”, а это в совокупности четыре 6-дм или двадцать четыре снаряда с шестью килограммами пороха каждый. Для бронепалубного крейсера попадание такого снаряда мощнейший удар. “Богатырь” получил один такой подарок напротив машинного отделения, прямо в ватерлинию. Пробоина была примерно метр на метр, с рваными краями, и вода стала затекать на бронепалубу и плескаться там, перетекая с борта на борт, грозя остойчивости крейсера. Крейсер “Такао” ответил “России” за потопление “Чокая” двумя десятками 5-дм фугасных снарядов, из которых в цель попал только один. Редко да метко так сказать, он поднырнул под бронепалубу, и взорвался в воде об обшивку крейсера, та разошлась от гидровзрыва и в машинное отделение стала поступать вода, а понять, откуда, машинный кондуктор Иван Потураев не мог, и вода стала прибывать.

10.40 Поврежденный крейсер “Богатырь” отстрелялся по “Майе”. Сергей Борисович Сагатович, – коренастый и крепкий бородатый командир носовой башни крейсера попал со злости японской канонерке фугасом в полубак, и оттуда не только полетело в сторону палубное 3-фн орудие и расчет в разные стороны, но и палубный настил. Подчиненные лейтенанта Васильева, в том числе и комендор Гаврилов, перешедший с правого борта на левый, попали фугасом еще и в борт под грот мачтой, разорвав корпус, куда стала наливаться вода на волнении, в четыре балла, так и снарядом под ватерлинию в отделение машинное. Снаряд не взорвался, зато как болванка влетела в машинное отделение, прошила котел, тот взорвался, а снаряд ударился во второй и упал на пол. Канонерка запарила и стала, кренясь сбавлять ход.

– Интересно наблюдать, – заметил Стемман старшему артиллерийскому офицеру Ширяеву, – нос и корма на японце огнем горят, а в центре пар идет. Ширяев ответил: «Прямо адская кухня какая-то».

Крейсер “Рюрик” временно задробил стрельбу⁴¹ орудиями среднего 6-дм калибра. Его визави деревянный корвет “Цукуба” уже к этому времени изрядно горел. Подойдя на три кабельтова к горящей канонерке “Удзи”, поливая ее огнем 3-дм и 3-фн орудий, был отдан приказ минеру прапорщику запаса Ярмештедту: «Выпустить мину из траверзного⁴² минного аппарата». Яков долго целился, смотрел то на самодвижущуюся мину, то на своих подчиненных, но видя, что должен попасть запустил ручкой пороховой заряд, и он вышиб мину из аппарата. Мина, чуть не погнув рули, была на волосок⁴³ от края, пошла на серую цель. Юркий крейсер “Рюрик” резко отвернул, снова становясь в кильватер “Богатырю”. Трусов и так опасался выволочки от Иессена, за самовольство, но получить Георгия за потопления вражеской канонерки очень хотелось, или сабли за храбрость. Мина вопреки всем несовершенствам техники, козням Нептуна и маневрам “Удзи” отработала штатно и при ударе в самую корму канонерки взорвалась. Корму “Удзи” буквально швырнуло вверх, причем руль и два винта полетели в стороны, а один винт полетел по гребням волн, как колесо от телеги. После этого канонерка погрузилась кормой по надстройку и стала сползать кормой в океан, и нос стал подниматься все выше и выше. Матросы высыпали на палубу, стали спускать шлюпки, коих было две, кто-то успел спастись, кто-то нет, но корабля быстро не стало. На “Рюрике” раздалось громогласное УРА!

Бронепалубный горящий “Громобой” отстрелялся по “Фусо”, промахнуться было трудно, даже на волнении и броненосец поймал много снарядов своим корпусом и надстройками. 8-дм бронебойные снаряды, изготовленные из закаленного чугуна, ухнули в носу, в районе полубака. Владиславлев рассудил, «зачем тратить против старого броненосца дефицитные⁴⁴ бронебойные стальные снаряды?» Чугунные фугасы калибром в 6-дм и весом в сто русских фунтов⁴⁵, ударили в борт под 6-дм орудие системы Армстронга, и воспламенил заряды, подающиеся к орудию и тут же, столп огня поднялся выше мачт, заряды и снаряды воспламенились, вызвав мощный взрыв, и даже плиты брони, полетели в океан. Холодная океанская вода стала вливаться в недра броненосца, как в погруженную под воду бочку, и затушила пожар в погребе, и стала растекаться по кораблю. У сынов Ниппона не было своего Макарова, который проверял отсеки путем налива в них воды, а старые помпы работали на пределе своих возможностей, как и японские моряки, которых пачками смывало за борт. Второй фугас сбил раструб системы подачи воздуха в котельные отделения. Каперанг Дабич видя взрыв на “Фусо” и видя взрыв на тонущей “Удзи” возликовал всей душой. Война на море начинала его радовать своей непредсказуемостью и благоволением фортуны⁴⁶.

Бронепалубный красавец – крейсер “Россия” отстрелялся по деревянному “Такао”. В этот раз отличилась носовая башня лейтенанта Дмитрия Федина, шебутной, но расторопный он требовал того же и от подчиненных. 8-дм фугас вошел в горящий полубак канонерки как нож в масло, и полубак стал весь охвачен огнем, к тому же и тушить его было особо некому, пожарный расчет был ополовинен. Плутонг мичмана Плансона добился двух попаданий в ватерлинию под грот мачтой и в среднюю из трех шлюпок правого борта, разнеся ее в щепы, и уничтожив надстройку за ней, где столовался весь экипаж, и вызвав пожар.

– Как будто у канонерки вторая дымовая труба появилась? – подумал Арнаутов и опросил старшего офицера Белинского внимательнее посмотреть, что же там, у японца происходит? не какое-то секретное изобретение выкатили супостаты⁴⁷.

Японский отряд испытывал агонию. Корвет “Цукуба” подобно вулкану взорвался, в лучших традициях сражений при Наварине и Синопе, подумал адмирал Иессен. Будет зрелищно художникам изобразить сию баталию, попросил флаг-офицера Егорьева сфотографировать потопление данных судов. Оставшиеся три корабля дали нестройные залпы по русским лебедям, попав лишь одним фугасом в “Богатырь”, но крайне неудачно для русских, отдаленных от своей базы на 500 миль, повредив рулевой привод, и никто особо еще это и не осознал, пока крейсер шел по прямой. В ответ обе 8-дюймовые башни Куницына и Сагатовича добились попаданий. Снаряд из кормовой башни ударил канонерскую лодку “Майю” в ют, и там загорелось. Комендор Сагатович превзойдя сам себя, попал снарядом закаленного чугуна в котельное отделение. Снаряд проник в него, слегка поднырнув у борта канонерки. Две стихии огонь и вода поспорили, кто заберет “Майю” себе и взрыв огнетрубного котла и затопления сквозь разрушенный борт стали крестом на ее судьбе. Канонерка разломилась на две части, словно две стихии ее разодрали на части, и растащили каждая себе по подарочку.

Бронепалубный крейсер “Рюрик” возобновил стрельбу по броненосцу “Фусо”, да и горящий “Громобой” стрелял по нему тоже. У “Фусо” отвечало лишь одно орудие, и русские крейсера подошли на пятнадцать кабельтовых. Командир “Громобоя” Дабич надеялся, что на этой дистанции, даже орудия в шесть дюймов, пробьют броню старого японского броненосца. У “Громобоя” отличилась носовая башня Владимира Требещенко, попавший как белке в глаз, в траверзный аппарат для пуска самодвижущихся мин, который здорово детонировал, и так в горевшем носу, а тут еще и часть борта разворотил силой взрыва. У красавицы крейсера “России”, шедшей в кильватере “Громобоя”, отличился командир кормовой башни – князь Щербатов. Направленный им снаряд угодил в кормовую надстройку старого японского броненосца. 6-дм снаряды на такой небольшой дистанции, по медленно идущему и не маневрирующему противнику обрушились стальным самумом⁴⁸. Причем все были бронебойными с половиной килограмма взрывчатки. Первый ухнул в трюме перед котельным отделением, второй попал в боевую рубку и все находящиеся там офицеры, а также адмирал Ямада и капитан Кокити ощутили себя в колоколе, третий снаряд взорвался рядом с броневой рубкой и силу своего взрыва направил на поддержание пожара, бушевавшего неподалеку. Следующий снаряд попал опять с недолетом, под главный бронепояс, в котельное отделение; пробив борт, пробил стенку двух котлов, обварил всех кочегаров и взорвался. Еще один снаряд поставил крест на судьбе корабля, попав в машинное отделение, и вызвав течь и пробив машину насквозь и взорвавшись в ней. Который из плутонгов Плансона или Федотова добился успеха, было не разобрать. Три подводных попадания много для любого корабля, а для старого броненосца особенно. Думая отомстить северным варварам, единственное орудие “Фусо” правого борта мичмана Ямадзаки, стреляло с особенным остервенением и из десятка снарядов выпущенными японцами, по два попали в русские крейсера. Причем на “Громобое” свалило среднюю дымовую трубу и порвало надводный борт под фок-мачтой⁴⁹, а на “России” снаряд разорвал борт под клюзом⁵⁰, и под третьей дымовой трубой. Что сделало из мореходных крейсеров, канонерки с низким бортом, опасающихся выходить в море.

Капитан 2-го ранга Ясиро – капитан канонерки “Такао” не испытывал иллюзий на счет исхода сегодняшнего боя, особенно когда видел гибель уже четырех японских кораблей. Офицеров и матросов с данных кораблей, он прекрасно знал и неоднократно пил с офицерами саке. Он тоже встретится сегодня с Богами, и от этого он внутренне ликовал, и оба орудия в бортовом залпе работают, а если довернуть на противника, эскадры, то все равно нет, можно задействовать всю артиллерию и дороже продать свою жизнь. Горящий “Такао” довернул, и оказался всего в десяти кабельтов, от русских крейсеров, и орудия левого борта развернулись на “Громобой”, а правого на “Россию”. По двадцать снарядов с каждого борта было выпущено за минуту, по три попали в русские корабли. “Громобой” в корму, выбито второе с носа трехдюймовое орудие левого борта, и второй снаряд ударил рядом, поранил уже заменяемый старшим офицером расчет. Изящная “Россия” схлопотала фугас в третью дымовую трубу, хлопок в корме на палубе убил часового Федотова на палубе у флага, и опять в борт напротив машинного отделения. Ответ русских был страшен. Дюжина трехдюймовых орудий с двух кораблей выпустила полторы сотни снарядов в канонерку и тридцать пятикилограммовых снарядов попали в нее, разбив все что можно, трубы, орудия, шлюпки, лебедки, дымоходы, трапы, прожектора. Восьмидюймовые снаряды на такой дальности не промахиваются и если кормовое орудие с “России” попало в надстройку на юте, то носовое с “России” Дмитрия Федина попало под водой в артиллерийский погреб кормового орудия, и мощный хлопок над морем, испустил последний дух древний броненосец, возвестил об окончании боя. К этому времени и старичок “Фусо” уже заваливался на правый борт, словно устал и ложился отдохнуть. Все четыре крейсера задробили стрельбу, и стали докладывать Иессену о повреждениях, чинить, что можно и выкидывать за борт то, что чинить уже нельзя.

Ситуация, представшая перед контр-адмиралом и для русского отряда, была неоднозначна. На “Богатыре” поврежден надводный борт напротив машинного отделения, туда захлестывает вода, которая гуляет по палубе, уничтожено одно шестидюймовое орудие, многочисленные повреждения полубака, повреждено рулевое управление. На “России”, по докладу старшего офицера Белинского, вода сочится в машинное отделение, непонятно откуда, да и присутствуют несколько попаданий в полубак. На “Громобое” ситуация очень сложная, вся корма в огне была и сейчас сильно дымилась, пахло паленым мясом, средняя труба снесена за борт, третья на половину торчит, есть попадания в надводный борт. Крейсер “Рюрик”, а также подошедшие “Полкан” и “Витязь” не пострадали, а по отчету их капитанов израсходовали порядка трехсот снарядов каждый, в основном сегментных и картечных по пехоте на берегу, и когда вообще никого не получалось разглядеть, присоединились к основному отряду.

Контр-адмирал Иессен обдумывал ситуацию, сидя в своей адмиральской каюте и попивая кофе, принесенный денщиком, а вместе с ним и Николай Бурлаков.

«С одной стороны, – рассуждает Иессен, – половина его отряда серьезно повреждена, и им бы дойти пятьсот миль до Владивостока».

«Но с другой стороны 7-я дивизия вся грузится на этой неделе на корабли, – рассуждает, проникшийся ответственностью, Бурлаков. – Если здесь в Отару мы им всю загрузку сорвали, то наверняка все силы этой дивизии будут перенаправлены в порт Муроран. Он находиться на отдалении по сухопутным дорогам всего на шестьдесят миль, а если плыть до него, то миль триста».

«С другой стороны, наши крейсера будут там уже завтра, – опытный Карл Петрович рассуждал, как надо, – а пехоте противника не успеть погрузиться на транспорты».

«Но идти в пасть к дьяволу⁵¹ половиной отряда безумство, с другой стороны, размышляет опять Бурлаков, – наши крейсера очень быстроходны, и в случае встречи с превосходящим противником могут наверняка уйти, а более слабые корабли все потопить, как это случилось в бою при Отару».

«Решено, – подумал Карл Петрович, – перебираюсь на “Рюрик”, а три поврежденных крейсера отправляю во Владивосток».

Об этом решении, он доложил командирам крейсеров, срочно им вызванных. Карл Петрович поблагодарил за службу и верность отечеству Дабича и Арнаутова, не хотел расставаться со Стемманом, но сказал: “Главное мы сделали, а на трех неповрежденных крейсерах прогуляюсь до южного японского порта, да потопим, что возможно, и домой. Вам же, предстоит непростая задача, довести свои израненные корабли до родной гавани”.

Тут же подозвал флаг-офицера Егорьева, и велел переместить немногочисленный штаб, с “Богатыря”, на “Рюрик”. У Стеммана Александра Федоровича, в душе закралась легкая обида, по той причине, что: «Карл Петрович воевать выходит на лучшем крейсере, а как тот получил повреждения, меняет его, будто лошадь под полководцем, и идет дальше Георгия и Станислава зарабатывать, а ты, значит, иди – чинись». Но вслух каперанг ничего не сказал. Выпил со всеми офицерами “Шустовский”. Коньяк обжег пустой желудок и слегка ударил в голову. Стемман обменялся мнением с Арнаутовым Андреем Порфирьевичем – назначенным, опять же, по непонятным основаниям главным в отряде, из трех поврежденных крейсеров. Русские бронепалубники сгрызли отряд японских канонерок, во главе со старым броненосцем, словно дельфины на охоте. Афалины⁵², как знал Стемман, баламутят воду вокруг косяка рыб, а затем, когда рыба думает, что попала в пещеру и не знает куда плыть, охотники сквозь пелену песка выпрыгивают и съедают рыб, одну за другой.

Дабич Николай Дмитриевич, дымящий сигарой, капитан “Громобоя” отметил точность сравнения сегодняшнего боя, с поведением черноморских дельфинов.

После импровизированного фуршета Иессен и офицеры его штаба на паровых катерах перебрались на крейсер ”Рюрик”, который тотчас поднял контр-адмиральский штандарт. Флагманский крейсер стал расцвечиваться флагами, приказывающими крейсерам ”Полкан” и ”Витязь” следовать за ним. Израненный бронепалубный крейсер ”Россия”, уводил не менее поврежденных ”Богатыря” и ”Громобоя”, через сильно волнующееся море, на ремонт во Владивосток.