Мечи булатны, стрелы остры у варягов,
Наносят смерть они без промаха врагу,
Отважны люди стран полночных,
Велик их Один бог, угрюмо море.
(Песнь варяжского гостя)
Глава 1. Посад
Стояла весна. От побережья Варяжского до Студеного моря* под высоким небом, с плывущими на нем облаками, тянулись дремучие леса. В них голубели пятнами озера, туманились болота и змеились реки.
У истока одной такой, широкой и блестящей на солнце, впадающей в озеро Ильмень, под стенами деревянного посада* шумело торжище. То была широкая луговина, окаймленная с боков сосновым бором и невысоким холмом, со свайными причалами, уходящими в воду. У них стояли морские ладьи и кочи*, а на мелкой ряби покачивались пара десятков барж и плоскодонных лодок.
Весь берег был уставлен палатками с шалашами и возами, у которых продавались всевозможные товары. Здесь были рожь, ячмень и овес в рогожных мешках, душистый бортный мед в кадках, воск, сушеная рыба и битая дичина; меха со шкурами, домотканое полотно и лен, гончарные, кузнечные и прочие изделия. Тут и там дымили костры, в казанах варилась мясная и рыбная похлебка. Разносчики предлагали квас, мед и хмельную брагу.
Между всем этим толкались многочисленные покупатели с продавцами. Слышался окающий говор ильменских словен, певучий – кривичей, цокающий – мерян и вепсов*. К ним добавлялся свейский и варяжский с готским*. Мелькали смуглые греческие, булгарские и раскосые хазарские лица.
– Да, сколько же тут мира! – удивленно поцокал языком высокий нескладный подросток. Был он сероглаз с прямым носом и длинными русыми волосами, в посконной до колен, шитой по вороту рубахе. У пояса висел короткий нож, на ногах высокие сапоги из воловьей кожи. Звали отрока Велибор, ему исполнилось тринадцать лет, но выглядел на все пятнадцать. На Волхове был впервые.
– Это што, – прогудел идущий рядом, богатырь в синем кафтане нараспашку и таких же высоких сапогах. – В стольном граде Киеве торжище много больше, как и гостей с товарами.
То был отец Велибора Деян. Много лет назад он бежал из Киева не желая платить виру за убитого в кулачном бою людина* и обосновался в Мезени на берегу Студеного моря, взяв в жены дочь местного старосты. Позже туда пришли два его брата, вместе занялись промыслом морского зверя и теперь имели свой коч с командой.
– А по мне, в наших краях самый лучший, – сказал косолапо шагавший рядом средний брат, звавшийся Путята, кряжистый с широченными плечами. Младший – Годимир, худощавый и с ястребиными глазами, молча шел позади с племянником.
Прошлым днем они выгодно продали местному купцу груз шкур и зуба морского зверя, купив взамен нужное для промысла, три десятка мешков ржи с ячменем, пеньку, воск и железную, в коробах, руду. Теперь старшие присматривали гостинцы женам с детишками, а еще не женатый Годимир – подарок невесте.
Потолкавшись с час, купили все, что требовалось, а когда проталкивались назад, в гул людских голосов вплелся гнусавый звук рога с воды. Многие обернулись на него и увидели в солнечных лучах идущую из озера к причалам ладью со снятой мачтой. Ее высокий нос венчала голова дракона, по кромке смоленого корпуса висели круглые щиты, десяток длинных весел с каждого борта равномерно пенили воду. На приподнятой корме стояли трое.
Когда до ближайшего причала оставалось совсем немного, ворочавший правилом что-то громко прокричал. В тот же миг весла поднялись вровень с бортами и замерли, один из трех, ступив на последнее, ловко пробежал до первого.
На берегу раздались восторженные крики и свист, зрелище понравилось.
Ладья между тем довернула к причалу, весла втянулись внутрь, с носа и кормы на сосновые доски спрыгнули двое с канатами.
– Это кто такие, тятя? – блестя глазами, подергал Велибор отца за рукав кафтана.
– Варяги сынок, – огладил тот густую бороду.– Морские люди из полуночных стран.
– А почему у них ладья с таким чудищем на носу?
– Она для боя и зовется драккар племяш,– взъерошил Велибору голову Путята.
– Так они что, приплыли воевать?
– Да нет, торговать, но в море им лучше не попадаться.
Между тем, бежавший по веслам сошел с причала на землю, и довольно оглядел торжище. Был он средних лет, жилистый и с короткой рыжею бородою. Одет в черного сукна кафтан, низкую, с красной полосой валяную шапку, на груди золотая цепь с подвеской, на боку короткий меч.
– Ну ладно, – обернулся Деян к братьям.– Вы давайте на коч, а мы сходим к Тишиле.
Тишила был тот самый купец, которому продали товар, просил зайти по делу.
Когда братья с гостинцами исчезли в толпе, отец с сыном протолкались к посаду. Он был обширным и окружен глубоким, заполненным водой рвом, за которым поднимался земляной вал с тянущимся поверху в три людских роста частоколом. Со стороны торжища в стену была врублена сторожевая башня, на которой маячил ратник, на семь венцов ниже темнели распахнутые, из дубовых плах, ворота.
Перейдя по бревенчатому мосту ров, вошли на обширную территорию. По другую сторону частокола вдоль него тянулись жилые избы, подклети, хлева и крытые дворы, образую несколько мощеных плахами улиц, по которым степенно ходили жители, гнали скотину, а ребятишки играли в салки. За второй оградой, на взгорке, высился шатровой крышей детинец*.
– Нам сюда, – сказал Деян, подойдя к одному из богатых дворов, и забрякал железным кольцом в тесовые ворота. Через минуту в ней приоткрылась калитка, наружу выглянул купецкий приказчик – чего надо?
– К Тишиле, – прогудел мезенец. – Мы званы.
– Проходите.
Впустив гостей, приказчик загремел кованым запором и провел их меж двух складов в большой дом, откуда поднялись в светлицу. Встретил сам купец. Был он дороден, годами как Деян, одет в красного атласа рубаху и сафьяновые сапоги, пригласил садиться.
Опустившись на лавку, Велибор с интересом оглядывал светлицу. В ней было чисто и просторно, на полу золотилась пятнистая шкура неведомого зверя, в углу стоял заморский поставец с тремя зажженными в шандалах свечами, блестела цветной росписью вычурная печь.
– Вот какое у меня к тебе дело, Деянушка, – взяв с поставца небольшую шкатулку из кости, уселся напротив купец. Открыл крышку и подвинул охотнику. Внутри мягким светом серебрились зерна, размером с горошину.
– Тот взял одно, повертел в пальцах (брызнуло искрами).
– Видал такие, баловство, – вернул на место.
– Где? – подался вперед Тишила.
– У нас на Мезени чудь белоглазая* носит их как украшения. А находят такой горох в реках, от них слышал.
– Ведаешь, сколь он стоит? – показал хозяин глазами на шкатулку.
– Нет, – пожал плечами.
– Гривна серебром, – положил руку на крышку.
– Чего? – выпучил Деян глаза, а сын открыл рот.
– Вот тебе и чего, – усмехнулся купец, а ты «баловство», понимать надо.
«Это ж надо, за меру блескучих зерен целая гривна» – думал Велибор. Чтобы заробить такую, им надо добывать морского зверя полный сезон. Вчера, к примеру, Тишила заплатил им за добычу тридцать кун, это составляло половину гривны.
– Значится так, Деян, – убрал шкатулку купец,– следующим разом привези мне таких зерен, зовутся жемчуг. Дам хорошую цену.
– А шкур морского зверя? – скрипнул тот лавкой.
– Их тоже и поболе зуба, отвезу на продажу в стольный град Киев.
Оба встав, распрощались с хозяином, и стоявший за дверьми подручный, вывел их со двора.
– А ну-ка поглядим, что привезли варяги, – выйдя из ворота посада, сказал охотник сыну. Потолкавшись в толпе, нашли их палатку, устроенную из паруса, недалеко от драккара. В ней два варяга играли в кости, у входа на бочонке сидел еще один, кривой, рядом стоял в ошейнике и грязной овчине раб, сбоку подбоченился тот, что бегал по веслам.
На холстине поверх травы лежал десяток мечей, столько же боевых топоров -секир и блестели мелкими кольцами две кольчуги. С третьей, затолкав в лубяной пестерь*, отходил купивший ее булгарин.
– Ну-ка, поглядим, – взяв в руки приглянувшийся меч Деян, внимательно осмотрел и дважды со свистом рассек воздух. – Доброе железо, сколько просишь? – спросил у кривого.
– Десять ваших кун, – хрипло ответил тот. Языки словен и варягов были похожи.
– Пять.
– Нет,– повертел тот головой.
– Ну, на нет и суда нет, – нагнувшись, положил оружие на место.
Стоявший сбоку варяг не спеша подошел к Деяну, оглядел его и сказал, – я ярл Эндульф. Если оборешь моего воина, отдам тебе меч даром (хитро блеснул глазами).
– Это можно, – шевельнул плечами богатырь, а Велибор заулыбался. Отцову силу он знал и был в нем уверен. Кривой что-то приказал рабу, тот замелькал черными пятками к причалу и спрыгнул в драккар. Ярл призывно махнул рукой, предлагая следовать за собой, группа направилась туда же.
Меж тем на причал с судна выбрались два варяга, за ним на цепи косолапил большой медведь с рыжей шерстью.
– Какой же то воин? – ступив на настил, обернулся Деян к ярлу.
– Самый настоящий, – играя подвеской на груди, – усмехнулся Эндульф. – Охраняет драккар и ходит с нами в бой, когда прикажут.
– Ну, коли так, будем бороться – начал мезенец стягивать кафтан.
Медведя тоже готовили: один варяг снял с него ошейник с цепью и тихо посвистел (зверь встал на задние лапы), второй натянул на передние с кривыми когтями рукавицы, затянув кожаные завязки. А у причала уже собралась толпа зевак, всем было интересно поглядеть забаву. Такие на торжище порой устраивали скоморохи, но в этом году они еще не появлялись.
– Держи, – протянул кафтан сыну охотник и, растопырив длинные руки, чуть пригнувшись, пошел на зверя.
В тот же миг варяг рядом с тем пронзительно свистнул, топтыга, взъерошив загривок и морща нос, двинулся навстречу. Был он на голову выше человека, под густой шерстью бугрились мышцы. Не дойдя шаг друг до друга бойцы остановились, а потом, зверь, рыкнув, прыгнул вперед, сцепились друг с другом. Сначала подался медведь, а потом человек, заключенный в стальные объятия.
Шумно сопя и скаля желтые клыки, зверь сжимал их все крепче стараясь сломать противнику хребет, тот багровея лицом, не сдавался. В следующий миг ловко подсек нижнюю лапу медведя задником сапога, он, потеряв равновесие, ослабил хватку. У длинной морды мелькнули две руки, Деян с хрустом разорвал медвежью пасть.
Воздух огласил дикий рев, зверь, отскочив вбок, сорвался с настила в воду и, кровавя ее, помчался на махах вдоль берега к лесу.
– А-а-а! восторженно заулюлюкала толпа, швыряя вверх шапки. – Знай наших!
Утерев рукавом рубахи вспотевшее лицо, Деян принял у сына кафтан и натянул на плечи, а все это время молча стоявший ярл, подошел к охотнику.
– Ты достойный воин, предлагаю вступить ко мне в команду. В бою и промысле будешь иметь двойную долю.
– Благодарствую князь, – приложил Деян к груди руку. – Не могу. У меня своя команда.
– Жаль, – нахмурился Эндульф, затем вчетвером прошли к палатке (зеваки потеснились), где ярл вручил победителю меч.
– Держи, от меня подарок,– передал тот оружие сыну. – А теперь айда домой.
Когда майское солнце опустилось за дальними лесами, и наступила светлая ночь, торжище, успокоившись, отшумело, в разных его местах зажглись костры. У одного такого, горевшего неподалеку от коча, с побулькивающим на тагане котлом, сидела на расстеленном парусе его команда – дюжина мезенских мужиков.
Еще крепкий старик Сварг помешивал деревянным уполовником наваристую уху из наловленной по дороге озерной рыбы, Деян, лежа на боку и подперев рукой голову, задумчиво глядел в огонь, остальные рассматривали новый меч. В них понимали – у себя на Студеном море не только били рогатиной морского зверя, но бывало, схватывались на топорах и мечах с лихими людьми.
– Да, знатное железо, не иначе свейское*, – полюбовавшись тяжелым, отливавшим синевой клинком, – передал его носатый Зван лохматому соседу по имени Кий.
– А он уже бывал в деле,– провел тот заскорузлым пальцем вдоль лезвия, – есть пара малых щербин.
– Видать варяги захватили в набеге, – широко зевнул Путята. – О чем задумался Деян? (обернулся к брату).
– Медведя жалко, – шумно вздохнул тот. – Окалечил топтыгу.
– Ништо, – подув в ложку, попробовал варево Сварг. – В лесу найдет лечебную траву и будет здоров. Зато теперь на свободе.
Чуть позже, усевшись вокруг снятого с тагана котла, все дружно хлебали горячую уху, вприкуску со свежим ржаным хлебом и молодою черемшой. Сверху помигивая, глядели звезды. Насытившись, отвалились от посудины, спать не хотелось. Где-то в озерных камышах вскрякивала утка, изредка вверху мелькала тень летучей мыши, в траве пели сверчки.
– Дедко, расскажи про варягов – попросил Велибор сидевшего рядом Сварга. Тот в молодости ходил из «варяг в греки»*, много чего повидал и знал. Пошевелив хворостиной рубиновые угли в гаснувшем костре, старик, помолчав, начал сказ.
– Они сходное со словенами племя. Живут по берегам Дышачего моря*, что от нашего к полуночи. Земли там мало, чуть лесов, болота и скалы, зима много длинней. Вот и ищут они для себя новую, много плавают по свету, воюют другие народы и их грабят.
– А как же те, которые здесь? – удивился отрок.
– Порой и торгуют, – согласился Сварг, – добычей, что привозят из походов.
– На словен тоже нападают?
– Бывает. Но наши всегда дают отпор.
– Какие они в бою? – отмахнул комара Ропша, большой любитель драки.
– То у варягов главное дело наряду с морским, обучаются сызмальства и весьма искусны. Бьются стеной щитов и кабаньей головой. Смерть в бою для них большая честь. Главный бог у варягов – Один и его старший сын Тор, которому молятся и почитают. Многие носят на груди его божественный знак – молот. Из кости, серебра, а то и злата.
При этих словах Велибор вспомнил подвеску на цепи ярла. Имелась похожая метка и у него. На левой стороне груди в виде родимого пятна. Беседа шла до полуночи, а когда в небе взошла желтая луна, все спали. Где-то в лесу разливал звонкие трели соловей.
Рано поутру отплыли. По реке клубился туман, на востоке занималась заря, шли на веслах. Затем потянуло зябким ветерком, убрав их, вздели парус, за бортами весело зажурчала вода. Стоявший на корме Деян шевельнул правилом, коч послушно покатил влево и вошел из истока в Волхов. Судно пошло быстрее.
Дорога предстояла дальняя: по реке до озера Нево, из него по Свири в Онегу, а оттуда к Студеному морю, где на берегу залива стоял Мезенский погост.
К полудню Ильмень остался далеко позади, река стала чуть уже, а поросшие лесом берега выше. Ветер и течение ходко несли судно, с неба пригревало солнышко. Деяна у кормила сменил Путята, остальные занимались кто чем: Сварг, орудуя шилом, чинил прохудившийся сапог, Зван насаживал на древко новую острогу, Ропша с Кием играли в фишки, прочие, сняв кафтаны с рубахами, загорали.
Велибор, устроившись на носу коча, правил на точильном камне меч. Он был и так остер, хотелось еще лучше. Ратному делу отец обучал сына с шести лет. От младшего дяди Годимира тот слышал, в Киеве родитель был княжьим дружинником и прибил не простого людина, почему и сбежал.
Теперь отрок умел метко метать стрелы и копье, неплохо рубился на секирах и мечах, но своего до поры не имел. Закончив дело, он убрал камень и выплеснул за борт мутную воду из плошки, аккуратно завернул оружие в холстину и унес в трюм. Затем поднялся наверх, пройдя на корму к Путяте.
– Хочешь к правилу? – покосился на него тот и передал дубовую рукоять. Отрок уже мог поднимать с другими парус, грести тяжелым веслом, иногда, в спокойной воде, допускался управлять кочем. Через дерево руки почувствовали силу реки, послушность судна, сердце наполнилось радостью. Из всего, что умел, Велибор больше всего любил управлять судном, мечтая когда-нибудь это делать, как отец или дядя.
Широкая река была пустынной, изредка встречались небольшие, поросшие соснами песчаные острова, лес по берегам становился выше и темнее, над водой мелькали чайки, изредка выхватывая рыбу. Дважды по пути на речных косах встречались небольшие селения, окруженные тыном.
Когда сюда пришли люди никто не ведал. Жили они племенами, родами и большими семьями в посадах, на огнищах и починках*, занимаясь охотой, хлебопашеством, бортничеством да рыбной ловлей. Места были богатые: в лесах водилось множество лосей с оленями и медведи, в чащобах таились волки, рыси-пардус и росомахи, имелась тьма пушного зверя и всяческой иной дичины; в реках с озерами жировала рыба, стаями кормились пернатые. И чем дальше, людей становилось меньше, всего остального больше.
В Студеном же море кроме рыбьих косяков, в изобилии водился морской зверь – морж, нерпа, тюлень, а еще встречалось чудище по прозванию кит, громадное и пускавшее фонтаны. Порою местные племена и роды воевали меж собой за охотничьи угодья, а после замерялись. И так шло испокон веков.
Рекой шли четыре полных дня, останавливаясь к ночи на стоянки, утром пятого впереди открылось Нево. Было оно много больше Ильменя, берега терялись в серебристом мареве, вода за бортом стала прозрачней. Тут и там всплескивала рыба, за которой гонялась стая озерных нерп, светлых и меньших нежели морские.
Поплыли, держась западного побережья, отличного от ильменьского. Там оно было низменным и пологим, здесь – высились поросшие соснами скалы с густым подлеском, куда вдавались многочисленные заливы. Рыжели песчаные отмели с громадными валунами, загроможденные сухим плавником и вывороченными с корнями деревами.
– Не попасть бы в бурю, – приложив к глазам ладонь, оглядывал далекий горизонт, Сварг, костями чуявший непогоду. Там клубились тучи, ветер посвежел, воду тронула рябь. Нево было неспокойным озером, с частыми штормами и грозами, подымавшими валы не меньше чем на море.
– Думаю успеем, – налегая на правило, откликнулся Деян. Скоро должны были войти в Свирь и подниматься выше.
А тучи уже наползли ближе, по воде пошли волны с белой пеной, потемневшее небо расколола молния, ударил раскат грома, косо хлынул дождь. Упруго надувшийся парус повлек коч еще быстрее, позади ревел ветер.
В новом слепучем блеске, за поворотом, меж двух скал, открылся широкий проход, кормчий навалился на руль, судно, клонясь бортом, скользнуло в реку. Тут было тише, встречное течение замедлило ход, все с облегчением вздохнули. Буря пролетела стороной, небо посветлело, дождь кончился, в небе проглянуло солнце.
– Спасибо тебе, Нево-батюшка, – глядя назад, поклонился Сварг, остальные сделали то же самое.
На закате пристали к речной косе, за которой темнел все тот же лес, разбили становище. На ней запылал костер из плавника, в котел с водой на тагане засыпали овсяного толокна и посекли кус сала, добавив выварной соли.
Похлебав горячей каши, часть команды отправилась спать на коч, остальные, улеглись на овчины у костра, выставив сторожевого. Места кругом были дикие, а еще в них проживали воинственные племена чуди, ижоры и лопарей, не терпевших в своих землях незваных гостей и часто на тех нападая.
Костер, куда уложили осохшую лесину, горел всю ночь, отпугивая зверье, леших и кикимор. Менявшиеся сторожевые с рогатинами, чутко прислушивались к звуками и не дремали.
Утро встретило веселым щебетом птиц, цоканьем белок и дробным стуком дятла в чаще. На траве блестела роса, по реке слался туман, было сыро и зябко. Проснувшаяся команда помолилась на восток, где вставало Бог-Солнце, ополоснув лица в реке, утерлась подолами рубах и подкрепилась вяленой треской с сухарями, запивая водой.
Спустя короткое время коч отвалил от косы, ветра не было, дальше пошли на веслах. Гребли дружно и размерено, четыре пары весел толкали судно вперед. Тихо скрипели уключины, широкие спины клонились вперед и назад, загребные задавали тон, остальные не отставали. На последнем левом весле сидел Велибор, спуску ему не давали. Потом вверху потянуло ветерком, вздели парус.
– Убирай грЕби! – пробасил с кормы Деян. – Ветрило само потянет!
Весла втянули на борт, ход чуть уменьшился, но судно держало курс.
По Свири, одолевая течение, поднимались девять дней. На десятый, к полудню, вошли в Онего. День был ветреный и серый, шли ходко. Озерные берега низкие и топкие, с многочисленными валунами и каменьями, за которыми, насколько видел глаз, синели леса.
Тут находилась страна Биармия. Про нее мезенцы знали, там, вплоть до Студеного моря обитает многолюдное, не знавшее железа племя, занимающееся охотой с рыбной ловлей и колдовством, поскольку могло приручать оленей. Тоже воинственное и жестокое, приносящее своим богам жертвы и не допускающее в их земли чужаков.
Неожиданно из ближайшего залива справа, навстречу кочу вышли две больших, обтянутых кожей лодки, полные людей, над озером пронесся вой. Биармы (а это были они), потрясали копьями и дубинами, в судно полетели стрелы.
– Половина на греби, остальным к бою! – рявкнул с кормы Деян.
Воду вспучили три пары весел, у борта встали шестеро, прислонив рядом топоры с рогатинами и сайдаки. Захлестнув петли тетив на луках, наложили стрелы и застыли в ожидании.
Когда первая из лодок подошла ближе, Деян взмахнул рукой, – бей!
Луки со скрипом, натянулись – щелкнули тетивы, трое нападавших свалились в воду, завопили раненые. Видя столь точный бой, лодка отвернула в сторону, вторая приближалась.
Теперь в нее! – последовала команда и гребцам,– навались!
Снова вжикнули каленые стрелы, коч рванулся вперед и на полном ходу смял оставшуюся. Хрупнула деревянная основа, в стороны полетели весла, сзади поплавками прыгали головы.
– Будут знать, как нападать на мезенцев, – харкнул за борт Годимир, а Ропша выдернул из плеча стрелу с костяным наконечником. Стянув с мужика кафтан, рану залили медвежьим жиром, и Сварг перетянул ее лентой полотна, – до свадьбы заживет, – хлопнул по спине широкой ладонью.
Велибор, с раскрасневшимся лицом, сняв с клееного лука тетиву, взбежал на корму к отцу, – я тоже одного уцелил.
– Загребного, я видал, – кивнул в ответ родитель.
Дальше Онего прошли без приключений и на его северной оконечности вошли в Черную реку, отличную от всех прочих. Вода в ней была темной и на вкус железистой, а пригодной для водного пути, становилась только весной и летом после таяния снегов. Катила свои воды до Студеного моря, а осенью мелела.
Спустя еще две недели, судно вошло в залив, где на низком берегу темнел Мезенский погост*. Его окружал крепкий заостренный тын, на сторожевой башне ударили в било, к причалу у которого качались лодки, повалил народ. С коча приняли канаты, закрепив на настиле, первым на землю ступил Деян, за ним команда.
Впереди встречавших стоял погостный староста и его тесть Колояр. Был он в куньей шапке, с длинными усами и бородой, держал в руке посох. За ним теснились насельники*– мужики, бабы и ребятня, повиливали хвостами собаки.
Остановившись в двух шагах от старосты, Деян поклонился, тот ответно, – как сходили?
– Слава Перуну, удачно. После этих слов те и другие смешались, пожимая друг другу руки, послышались веселые голоса и смех. К Деяну подошла жена Веселина (обнялись), затем облобызала сына. Мужики помогли команде разгрузить судно, все вместе двинулись к воротам. Внутри погоста все было устроено так, как в посаде, не было только детинца и всего одна улица. Груз разгрузили, поместив в общественный амбар, команда прихватила гостинцы, все разошлись.
Вечером по случаю благополучного возвращения коча, учинили пир. На поляне перед домом старосты зажарили на вертеле быка и накрыли общие столы с дичиной, свежей и копченой рыбой, моченой клюквой, хмельной брагой и пивом. Кузнец с подмастерьем заиграли на рожках, шорник ударил в бубен, началось веселье. Длилось оно, пока все не съели и выпили, а потом стихло.
Над бескрайним уснувшим морем, в светлом небе бродило незакатное солнце, и стояла вселенская тишина.
Глава 2. Плавание на Грумант. Шторм
Поутру ватажники с родней собрались у амбара, получив каждый свое от продажи. Оно составляло доли: у Деяна две, его братьев полторы, остальным причиталось по одной. Все что было, разнесли по дворам, а затем вместе с другими насельниками потащили плетеные короба с рудой к низине за погостом. Руда черная с краснотой, горсть тяжелей речного песка. В низине стояли кузница и сарай, куда сложили груз, а напротив две домницы.
Были те высотой по плечи мужику, толщиной в три обхвата, сложены из дикого камня на растворе глины. Варили железо два живших на погосте кузнеца с подмастерьями. Они же ковали из него топоры с насадками для рогатин и острог, лемехи для плугов, заступы и ножи, а также другую справу.
Дел на погосте хватало: те, кто не бил морского зверя, ловили в заливе рыбу, добывали в лесах мясо и пушнину, работали на земле. Пшеница в этих местах не родила, сеяли рожь с ячменем, репу, капусту да морковь. А еще зимой мезенцы добывали соль. В долбленые корыта заливали морскую воду, давали замерзнуть, а потом счищали соляную корку. Пресный лед выбрасывали и все повторяли снова. Соль была в цене, ее тоже продавали.
На следующий день ватажники занялись кочем.
Для начала сняли мачту, выгрузили свернутый парус и якорь с веслами. Положили обочь пристани катки из бревен, а затем с помощью сородичей, захлестнув нос канатом и помогая вагами, вытащили на берег. Там опустили на бок – трое стали счищать с борта наросшую тину. Остальные развели неподалеку костер, прикатили из амбара два бочонка ворвани и, доставив котел, стали ее топить. К следующему вечеру, очистив оба борта, судно заново проконопатили и просмолили, оставив сохнуть.
После ужина Велибор отпросившись у отца, вместе с младшим братишкой Жданом и другими ребятами отправились за погост к домницам. Там кузнецы варили железо, обоим было интересно. Успели как раз вовремя. Обе плавильни дозревали, над ними дрожал горячий воздух.
Старший из мастеров Тихомир с длинными, перетянутыми ремешком волосами ощупал свод одной, потянув носом – дух острый и сухой.
– Теперь бросай дмать, – махнул рукой подручным, качавшим меха. Те исполнили.
Внизу домницы был вмазан большой камень, спекшуюся в пазах глину отбили ломом – изнутри пыхнуло нестерпимым жаром.
Другой кузнец помоложе, Рат, в кожаных рукавицах запустил туда длинные клещи, выдернул спекшуюся алую крицу величиной с каравай и, оторачивая лицо, опустил на наковальню. В тот же миг по ней, выбивая искры, заухали молоты двух подручных. Вскоре удары превратили железо в шар, который Рат снова уцепил клещами и шмякнул в сторону. Из такого, если ковать, к примеру, насадки для рогатин, получится десяток. Или четыре топора. Или лемех.
Таким же путем мастера опростали вторую домницу, отроки наблюдали, открыв рты. Иногда кузнецы разрешали Велибору помахать молотом, удивляясь его немалой силе.
Когда спустя три дня коч осох, впитав в себя смолу, его скатили обратно в воду, установив мачту и все остальное. А затем стали готовить к плаванию, загрузив сети, три куля ржи, столько же соли, две головы воска, короб наконечников для стрел и дюжину пустых бочек. Деян собирался на Северную Двину к чуди за жемчугом, а еще хотел наловить там красной рыбы – осетров и семги.
Ранним утром отплыли. На море стоял полный штиль, где-то кричала гагара, и розовел восток, пошли на веслах. Четыре пары лопастей размерено поднимались и опускались, вдалеке пускал высокий фонтан кит. Они порой заходили в Мезенскую губу, но в основном гуляли на просторе. Иногда погощане артельно охотились на исполинов, с промысловых лодок. Били тяжелыми гарпунами, а потом тащили к берегу, где разделывали, получая жир для ворвани и освещения, ремни на канаты, а еще мясо для ездовых и охотничьих собак, которого хватало до нового сезона.
Веслами гребли час вдоль обрывистого берега к северу, а когда с запада налетел ветер, подняли парус. Ближе к полудню оказались в открытом море, (впереди открылся большой остров с лежбищами нерп), от него взяли на восток, повернули и вошли в Двинскую губу.
Здесь было теплей, чем на Мезени, по высоким и тоже обрывистым берегам росли красно ствольные сосновые леса. По мере продвижения вперед берега становились ниже, вода светлее, показалась дельта Двины: разветвленная, с множеством рукавов и зеленых островов на них. Кормчий направил судно в самый широкий и спокойный, начали на веслах подниматься вверх. По мере продвижения берега становились ниже, леса отодвинулись по сторонам, к воде опускались старицы* в самом низу желтели песчаные косы, от которых доносились крики птичьих стай.
За очередным поворотом открылся речной залив, на опушке которого раскинулся чудский стан. Полукругом стояли в две сажени высотой округлые палатки, крытые шкурами и берестой, за ними на столбах лабазы*. Сбоку, на ветерке, тянулись вешала, на которых сушилась рыба, у уреза воды приткнулись большие и малые, обтянутые лодки.
Весла взлетели последний раз, коч пристал рядом, за борт с плеском упал якорь. А от стана, взлаивая, уже неслась стая собак, за ней спешила толпа жителей. Одеты они были в кожу и меха, впереди вразвалку шагал, рослый здоровяк.
Он первым поприветствовал сошедших на берег ватажников. Звали чудина Гард, с Деяном были давно знакомы. Речной народ чем-то походил на ильменьцев – такой же рослый, светловолосый, но с прозрачными глазами. Речь была схожей.
Для начала Гарду (он был местный старшина) вручили подарки – насадку для остроги, топор и круг воска, а потом все вместе пошли к стану. Там Деян с братьями уселись на бревно у горящего костра, Гард и трое соплеменников – напротив, прочие остались стоять.
– С чем пожаловали? – спросил старшина. Деян рассказал, и тот рассмеялся. Ценности речной жемчуг для них не имел. Когда же гость сообщил, что они готовы щедро заплатить, посерьезнел.
– И сколько вам нужно этого зерна?
– Все что есть, – отмахнул рукой дым Путята.
– У нас его собирают только женщины и дети, для украшений.
– И как это делают?
– Айога, – подозвал старшина одну из женщин, на груди которой блестела нить жемчуга.
Та вышла вперед и рассказала, что водяное зерно они находят летом на малых реках, впадающих в Двину. Растет оно на мелководье в двухстворчатых раковинах и то не в каждой. На малой глубине собирают руками или пальцами ног. Если больше, опускают с лодки в открытую створку тонкий поводок, та закрывается и вынимают.
– Сколько дашь за такую меру? – взял старшина из руки стоявшей сбоку девчушки берестяной туесок с голубикой (был он с ковшик для воды).
– Три куля ржи, два соли, голову воска и короб наконечников для стрел.
– Гард покосился на сидевших с ним рядом соплеменников, те молча кивнули.
– Ну, вот и сговорились, – прогудел Деян.
Шестеро ватажников тут же сходили на коч и вернулись с платой, уложив ее перед старостой. Что чудины сдержат обещание, можно было не сомневаться. Те никогда не обманывали.
По знаку Гарду молодые парни унесли груз в ближайший лабаз на сваях, а затем хозяева начали потчевать гостей на лужайке. Их угостили стерляжьей ухой и вареной олениной, печеными рябчиками и грибами с моченой морошкой. За едой завязался разговор, а когда хозяева узнали, что гости желают добыть красной рыбы, тут же согласились.